Бесплатный фрагмент - Антология страха

Белый конь

Я родился и рос в деревне и с детства привык к домашнему скоту, особенно мне нравились лошади. Грациозные и сильные создания — я всегда ими восхищался. В деревне практически все работали на конюшне. Мы с моим лучшим другом часто бегали на пастбища.

Однажды мы, как всегда, прибежали на поле и увидели мирно пасущегося белоснежного коня. Он будто светился чистотой, это было необычное зрелище: таких лошадей в конюшне не было. Любопытство подталкивало нас к белоснежному животному.

Мой друг с ходу запрыгнул коню на спину, ухватившись за гриву, а я провёл ладонью по длинной шее, переходя на бок. Поглаживая мягкую шерсть, я вдруг застыл, поняв, что не почувствовал привычного стука сильного сердца. Холодок прошёл через мою ладонь и пробрал до самых пяток, я хотел было оторвать руку, но не смог.

Посмотрев на руку, я увидел, что она приклеена к боку коня чёрной смолой. Холод сковал мои мышцы, но я посмотрел на коня — и это была моя ошибка. Повернув шею под странным углом, от чего позвонки лезли сквозь тонкую кожу, конь смотрел на меня глазами-блюдцами. Белыми, невидящими, вылезшими из орбит, с красными прожилками — буквально прожигал меня. Зелёно-чёрная кожа обтянула череп, пасть исказилась кривым оскалом с острыми, похожими на лезвия ножей, жёлтыми зубами. Вывалившийся длинный язык источал зловоние.

Истошный крик моего друга оторвал меня от лицезрения этой маски ужаса. Чёрная смола облепила его ноги и подбиралась к груди. Он вопил, как свинья, когда её забивают. Я сталкивался с этим и знаю этот крик смерти. Я не помню, кажется, я тоже что-то кричал, пытаясь оторвать руку от уже не белого бока. Ноги стали ватными, когда я услышал булькающие звуки, издаваемыми монстром, звук был похож на смех.

В ту же секунду конь сорвался с места, и меня поволочило по земле с такой скоростью и силой, что показалось: сейчас у меня оторвётся рука. Но я был бы рад этому. Крики друга резали слух и заглушали грохот копыт, конь нёс нас к неглубокому пруду, куда приходили на водопой лошади. Я вспомнил про нож у себя в джинсах, как вдруг в лицо ударил зловонный холод.

Конь с огромной скоростью тащил нас на глубину. Его тело было как скелет, вместо задних ног вырос хвост, шея стала длинной, бока ввалились, а вместо шерсти стала сочиться чёрная смола. Я слышал, как друг, тратя последний воздух, вопил, выпуская столпы пузырей. Выхватив нож, я стал бить коня лезвием, но он будто этого и не замечал, утаскивая нас в темноту.

Стиснув зубы, я вонзил нож в сустав, где соединялось предплечье с кистью. Теряя силы, я продолжал наносить удары, дробя хрящи и разрезая мышцы. Вскоре рука сдалась, и, порвав последние связки, я оказался на свободе. Однако, кинувшись на помощь другу, я понял, что остался один в темноте и холоде. Последнее, что я видел, — искажённое ужасом лицо своего лучшего друга.

Не помню, как я выбрался на берег, но меня тут же подхватили взрослые. Я пытался объяснить, что произошло, но взрослые не поверили, посчитав всё фантазией испуганного ребёнка. В нашем районе часто случались нападения волков, и происшествие списали на них. Несколько недель я провалялся в бесчувственном состоянии, а друга или хотя бы его тело так и не нашли.

Спустя много лет моя культя зажила, и по иронии судьбы я занялся разведением лошадей. По ночам мне снятся кошмары про белого коня и моего друга, а утром, заправившись крепким алкоголем, я иду в конюшню — с замиранием сердца и молитвой, чтобы не встретить белого коня.

Корабль-монстр

Сапфировый океан искрился от лучей яркого солнца. Лёгкий ветерок наполнял белые паруса с огромным красным крестом на них. Морской бриз обдувал сухую и загорелую кожу матросов — в этот безмятежный час они занимались своими делами. По палубе не спеша прогуливался тучный человек в расшитом золотом камзоле, его голову покрывала широкополая шляпа, украшенная огромным плюмажем. Он горделиво проходил мимо моряков, изредка поглядывая на вздымающиеся волны. Кричащие чайки, планирующие на потоках ветра, держались рядом с кораблями: вдруг удастся выхватить у зеваки краюшку хлеба?

Человек с плюмажем всякий раз вздрагивал от крика птиц, но, крутя головой по сторонам, широко улыбался. Улыбку вызывали сопровождавшие его торговые суда — чуть ли не хорошо вооружённая армада. Тут были четыре линкора, три фрегата, пара бригов, множество канонерок. С такой защитой можно было не бояться ходить по водам, кишевшим пиратами. Только полностью безумный капитан посмеет посягнуть на столь серьёзный конвой.

Богатый торговец улыбнулся ещё шире, когда представил, как линейные корабли своими ядрами разрывают на щепки судёнышки этих жалких пиратов.

Снова раздался крик, но то был не крик чаек, кричал вперёдсмотрящий. Торговец тут же задрал голову, чтобы увидеть, куда показывает матрос, и его роскошную шляпу сорвал налетевший ветер. Тщетными были попытки вырвать у дикого ветра шляпу короткими ручонками. Гоняясь за «вором» по всей палубе, торговец в отчаянии бросался туда и сюда, но в пухлых пальцах остался только обрывок пера — теперь со шляпой играло море. Однако улетевшая потеря стала меньшим из зол.

Прямо в лоб на конвой под чёрными парусами двигалось с десяток судов. Нагло и бесстрашно они шли на верную смерть. Линейные ускорились, выдвигаясь вперёд, чтобы защитить вверенный им груз. Канонерки, как туча мошкары, полетели на добычу. Пираты вступили в бой, точно отбивались от кусающего гнуса. Охрана решила просто смести наглецов, похоронив их в море. Оставив торговые суда практически без защиты, они ринулись в бой, предвкушая лёгкую победу.

Но вдруг оставшиеся фрегаты были обстреляны зажигательными ядрами, огонь быстро распространялся по деревянным конструкциям. Пираты были не безрассудны, они выманивали хорошо вооружённые силы. Оставив грузовым кораблям минимум охраны, торговый конвой позволил пиратам зайти к ним в тыл, совершив непростительную ошибку. Заметив огонь, линейные начали закладывать на обратный курс, вальяжно разворачивая свои мощные тела, оставляя мелким судам добить противника, но не тут-то было: уцелевшие пираты начали быстро покидать свои корабли, перепрыгивая на массивный фрегат, что, прорвав кольцо, начал быстро отступать. Пираты покинули свои корабли, захватив корабли противников и взорвав свои.

Оставленные без команды шхуны и бриги одни за другими взрывались, разбрасывая тысячи свинцовых пуль, картечь вгрызалась в плоть кораблей и матросов, разрывая их на части. План пиратов увенчался успехом: разделяй и властвуй. И уже можно было бы делить добычу, но оставались три целых и один повреждённый линейные корабли, да ещё пара фрегатов пытались держать оборону. Раненый линейный с пробоиной на левый борт и рваными парусами обстреливал проходящих мимо пиратов, но те не обращали на него внимания, двигаясь к цели, только канониры в насмешку обстреляли пробитые борта. Пираты окружили оставшиеся корабли. Будто акулы, они сужали круг, обстреливая своих жертв. Фрегаты были взяты на абордаж, и в ход пошли сабли и мушкеты. Захватив управление, пираты на полном ходу врезались в противников, столкнувшиеся корабли не могли маневрировать, попадая под град ядерного залпа. Голубые воды стали рубиновыми от пролитой крови, чайки дождались своей трапезы, морские обитатели поспешили на зов свежей крови… И не только они.

Там, где взорвались пиратские корабли и воды бурлили от кишащих голодных рыб, совершенно неожиданно поднялись волны, вода будто вскипела, образуя водоворот. Он рос, как огромная чёрная пасть, и вот она извергла чудовищно огромный корабль. Он, ударившись о воду, создал ещё большую волну. Его видели только те, что остались вне боя, а сражавшиеся не замечали ничего, кроме друг друга.

Разбухшие от воды доски покрывал слой прилипшего к ним серого ила. Увидевшие это судно моряки седели на глазах. Сломанные доски превратили нос корабля в некое подобие оскала, борта были выгнуты, будто рёбра кита, и вообще казалось, что судно дышало, что туман, плывший за ним следом, был чередой его выдохов. В рваных парусах на трёх мачтах, затянутых зелёными водорослями, играл ветер, но корабль будто бы мог двигаться без силы стихии. Он шёл, издавая скрежет, похожий на стон, точно сотни призраков создавали этот шум своими искалеченными телами и звоном цепей на кандалах.

Самые стойкие моряки бросились к орудиям, чтобы встретить нового противника в боевой готовности и дать ему отпор. Когда корабль оказался в зоне обстрела и фитили зажглись, те, кто сохранил рассудок, попрыгали за борт. Перед кораблём-монстром не все смогли устоять, а те, кто смог, — бросились к пушкам. Бывалые моряки застыли при виде ужасающей картины. На мостике и палубе вражеского корабля никого не было. Резким движением, словно огромная живая акула, а не деревянное судно, он бросился на раненый линейный и перекусил корпус огромной зубастой пастью.

Те, кто оставался на линкоре, погибли, но тех, кто покинул его, ждала не менее ужасная участь. Погрузившись под воду, моряки не смогли всплыть на поверхность — их хватали длинные щупальца осьминога с головками на концах, усеянные зубами, будто лепестками цветов. Открывшие глаза матросы в ужасе выпускали столбы пузырей, а некоторые умирали на месте и втягивались в расщепления в дне корабля. Увиденное под водой повергло матросов в ужас, и они погибали, пожираемые голодными до плоти щупальцами.

Капитан, закалённый в боях, боролся со схватившим его щупальцем, ловко орудуя наградной шпагой. Он практически освободил себя, но было слишком поздно: он оказался в темноте, и боль пронзила всё его тело, в него будто впился целый рой пчёл. Однако даже тогда капитан с криками размахивал шпагой, пока она просто не выпала из высохшей, высосанной монстром руки. Храбрый воин принял смерть в брюхе чудовища, исторгнутого самой морской пучиной.

Поглотив добычу, корабль издал довольный рык. Разинув свою пасть и оголив множество острых зубов, чудовище затем её сомкнуло, лязгнув челюстями, и, словно ядро, вылетевшее из пушки, понеслось к сражающимся. На полном ходу оно врезалось в ближайший корабль, бугшпритом, как рогом, распороло борт пиратского фрегата, щупальцами хватая и пожирая экипаж, мощными челюстями разламывая доски, превращая их в щепки, пожирая всех, кто попадался на пути.

Видавшие всякое моряки застыли, разинув рты, будто юнцы, впервые увидевшие морских тварей. Эту тварь доселе не видел никто.

Не успев сожрать фрегат, монстр щупальцами впивался в другие ближайшие корабли, пожирая и палубу, и всех, кто был на ней. Перед лицом такого врага былая вражда была забыта и заключён негласный союз. Теперь речь шла не о защите груза, а о спасении собственной жизни.

Линейные корабли, как единый организм, манёврами уходили от вездесущих щупалец, чтобы зайти на залп трёхрядных орудий. Корабли пиратов, лавируя, обстреливали чудище, давая линейным выйти на расстояние выстрела. Им удалось удержать противника, и тогда раздался оглушительный залп из более чем трёхсот корабельных пушек, включая и канонерские. Стреляли всем, чем успели зарядить: в чудище полетели ядра, зажигательные, разрывные и даже цепы. Снаряды вгрызались в гнилую деревянную обшивку корабля-монстра, она лопалась, как сухая кожа, извергая зелёный гной, доски не горели, а тлели, источая вонь горелого мяса.

Чудище издало такой ужасный крик, что кровь застыла в жилах моряков. Закрыв уши, они упали на колени, ноги их стали ватными, сердце оборвалось. Страх сковал экипаж кораблей. Монстр, истошно вопя, бился в агонии, молотя рыбьим хвостом по поверхности воды. Подняв волны, он начал тонуть, извергая тошнотворную жижу красно-жёлтого цвета.

Чудовище было повержено, и моряки праздновали победу, вода сомкнулась на мачте, унося в пучину порождение преисподней.

А что же делать дальше? Продолжить бой или разойтись в разные стороны? Эти вопросы отпали, когда один из линейных кораблей взмыл в воздух. Чудище вернулось, атаковав из-под воды. Держа огромное судно в мощных челюстях, монстр начал падать вниз, прямо на пиратские бриги, гигантской тушей раздавив боевые корабли, как спички. Перекусив линейный корабль, он пожрал всё, что было внутри, а щупальца тащили останки внутрь дыр в корпусе монстра. В брюхе перемалывалось всё: пушки, обшивка, люди.

Когда волны улеглись, глазам выживших предстал невообразимой красоты корабль: будто только что с верфи, он блестел лакированными бортами, широкой кормой и носовой частью, украшенной белым рогом нарвала. Прекрасные барельефы в виде голубых щупалец обрамляли бока.

Любоваться явно нечеловеческой работой можно было бы вечно, если бы не крики боли и мучений, раздававшиеся с трёх изящных мачт. Паруса корабля не имели цвета и были сшиты не из ткани, а из лоскутов человеческой кожи. Лица, застывшие в ужасе с раскрытыми ртами, издававшими тонкий стон… чернеющие пустые глазницы, как десятки тлеющих угольков, взирали на живой экипаж.

Тут искусно выточенная пасть на носу корабля словно лопнула. Сами собой открылись пушечные гнёзда, грохот и вой снарядов разорвали гробовую тишину. Ядра с яростью кромсали обшивку и деревянные перегородки, ломали мачты и кости экипажа. Ещё один залп, и чудище снова пошло в атаку, щёлкая зубами, разрывая попадавшиеся на пути фрегаты и бриги, оставляя на закуску линкоры.

Командир линейных отдал приказ на очередной залп, но только меньшая часть команды смогла подчиниться. С дикими воплями боцманы приводили в сознание матросов хорошей затрещиной или пинком. Кое-как, но пушки готовы были стрелять. Капитан поднял руку со шпагой, но опустить уже не смог — её откусило щупальце с отростком в виде пасти. Закричав от боли и отчаяния, капитан дал команду, и бомбардиры открыли огонь, но лишь ещё больше разозлили чудище.

Щупальца обвили линейный корабль, смещая корму и ломая мачты. Пока монстр разрывал корму на части, его огромный хвост переломил надвое корабль, пришедший на помощь товарищу. Боевые корабли с превосходным и закалённым в боях экипажем пали смертью храбрых и будут похоронены в брюхе кровожадного монстра.

Не дожидаясь расправы, торговые суда на полных парусах уходили далеко от места схватки. Тучный торговец, забившись под дубовый стол, молился и каялся, прося спасения от дьявольской бестии. Но молитвы зажиточного купца не были услышаны. В его каюту ворвались склизкие голубые щупальца. И как бы ни отбивался толстяк, его настигла та же участь, что и экипаж охранявших его судов. Обматывая его короткие ручки и ножки, щупальца медленно подбирались к голове. Торговец вопил, как резаная свинья. Но вот пара тонких щупалец залезла в его рот, чтобы затем выйти через нос и глаз, и под булькающие звуки тело торговца разорвалось на части.

Затем в пасть угодили все торговые суда, а набитый в трюмы товар мирно пошёл ко дну, чтобы покрыться тиной и илом и стать прибежищем для морских рыб.

Серый снег

Всё случилось так быстро и стремительно, что мозг просто не смог переварить и выдать результат, чтобы отдать приказ. Наш маршрут пролегал через сосновый лес. Возвращаясь с задания, мы попали в авиакатастрофу.

Был спокойный полёт в мрачном небе. Один из моих людей заметил внизу огромное тёмное пятно, по его мнению, похожее на живое чёрное озеро. Более любопытные подчинённые решили посмотреть. В этот момент самолёт тряхнуло, будто налетел на что-то. От удара повредило крыло, и из него полилось горючие.
Взрыв топлива разворотил фюзеляж, лейтенанта Смита и сержанта Андерсона выбросило за борт, остальных прижало к потолку. Пилоты пытались выровнять нос, но падение продолжалось.

Самолёт пузом скользнул по соснам, сделал попытку подняться, но металл разорвал огромные деревья, и потянули вниз. Падение было неизбежно, нужно было готовиться к жёсткой посадке. Падал он, ломал крылья, разрывая обшивку, в фюзеляже зияла дыра.
Врезавшись в огромную сосну, самолет раскололся на двое, пилоты погибли, хвост отвалился и, сделав кувырок, рухнул на землю.
Небольшая контузия не позволяла мне различить звуки, я оказался лицом в мягкой подушке мха, но щекой чувствовал липкое и тёплое. Постепенно звук вернулся, до меня доносился скрежет металла и скрип огромного ствола, раскачивающегося под тяжестью куска железа, что был некогда фюзеляжем военного самолёта. Перевернувшись на спину, я увидел всю катастрофу: искорёженный металл буквально сросся со стволом дерева вместе с телами пилотов.
Но нужно было волноваться о живых, если такие остались. Сделав ещё переворот, я смог подняться, ещё немного посидел, приводя голову в порядок. Сквозь шум я услышал крики помощи — это был голос единственной в нашей команде женщины, офицера первой категории Кристал. Ещё шатаясь, я смог дойти до хвоста, откуда раздавались крики. Кристал кричала на капрала Купера, что сидел над истекающим кровью вторым лейтенантом Такером. Девушка рылась в аптечке, требуя, чтобы молодой ещё для таких дел парень крепко сжимал артерию на ноге, а другой рукой удерживал тампон на животе, из которого торчала сосновая ветка. К его уважению Купер с ужасом в глазах, но руки держался стойко.

Спустя час Такера удалось остановить кровь и вытащить «занозу». Также наложили шину на сломанную ногу капрала. Ещё столько же, может, больше времени ушло на то, чтобы попытаться вызвать помощь, но высота сосен не пропускала, наверное, даже сигнал спутника, поэтому мы похоронили павших бойцов — чисто символически, так как найти их было невозможно.

Купер сообщил, что видел недалеко скопление домов, и поэтому стоит направиться туда, пока небо вконец не заволокло тучами уходящего дня. Решение было принято единогласно. Сделав носилки-сани, которые мы с Кристал смогли тащить, и забрав всё, что могло пригодиться, отправились вслед за хромающим Купером.

Я потерял хороших людей, прекрасных товарищей, и это давило на мои плечи тяжелее полной выкладки и рюкзака. Такер тихо постанывал, когда нам приходилось перетаскивать его через кочки и брёвна, но он стойко держался, не показывая слабость. Чем дальше мы уходили от места крушения, тем плотнее и темнее становился лес, будто сосны толпились вокруг нас, как забор из свежего частокола.

По пути к деревне нам пришлось остановиться на привал, чтобы проверить раны и перекусить — перекусить отвратительный армейский сухой паёк, который трудно прожевать, проглотить и ещё сложнее труднее.

Заев усталость, мы двинулись дальше. Несмотря на мой приказ соблюдать тишину, капрал Купер болтал без умолку, наверное, пытаясь разрядить гнетущую обстановку. Я не мог винить его за это, наоборот — был благодарен за его силы, в отличии, наверное, от моих.
Какое-то время мы бродили по лесу, и, когда силы были на исходе, вдалеке показался чёрный шпиль колокольни, наверное, прилегавший к церкви, вот только шпиль не имел креста. Тогда это было не важно, так как там виднелись струйки дыма. Прибавив шаг, мы, наконец, вошли в деревню. Стойким запахом сырости ударил в нос. Широкая улица и несколько скособоченных домиков, нависших над ней., стоявших друг напротив друга, образовывали деревеньку, что скрывалась в тени холма, на котором красовалась старая церковь с колокольней. Что больше приковывало внимание, так это крыши домов и маленькая главная площадь с колодцем из серого камня — всё было покрыто снегом, снегом серого как пепел цвета. Он не скрипел под ногами, даже не лип к ботинкам, снег был как песок, только лёгкий, от шага он вздымался, как пух.

На улице никого не было, а массивные деревянные ставни были плотно закрыты, но чувство, будто на нас смотрят пристально и внимательно, не покидало мою спину, холодок не оставлял хребет. Казалось, что деревенька давно вымерла, но чужое присутствие ощущалось, и нужно было срочно кого-нибудь найти. Этот ужасный запах забивал нос и осадком оставался на язык. К нам вышел большой мохнатый человек, но было трудно сказать наверняка. Заросший бородой мужчина был одет в длинное грязную овчинную шкуру, в его руках были вилы.
Осмотрев нас, он прищурил глаза и махнул мозолистой рукой, прося следовать за ним. Мужчина привёл нас к двухэтажному дому некогда жёлтого цвета. Внутри запах сырости стал меньше, но морозь пробирала до костей. Пока мы возились, укладывая раненого на кожаную кушетку, мужчина исчез.
Было решено обыскать дом. Оставив Купера охранять Такера, мы с Кристал разошлись по комнатам. Дом был в запустенье, пол покрывал толстый слой пыли, а стены увешаны огромными паутинами. Быстро осматривая каждую комнату, я находил только пустые комнаты и пыль. Нос резал стойкий запах гниения. Всё это наводило мысль, что это какая-та деревня призраков, но мистику и негативное влияние я старался гнать от себя куда дальше. Купер громко позвал вернуться в гостиную. Я был последним, кто прибежал, и кто увидел высокого худого мужчину в чёрной одежде. Камзол средневекового лекаря. Мужчина, говорил монотонно, без эмоций. «Врач» заверил, что сможет поставить Такера на ноги, а затем осмотрит ногу Купера.
Почему я тогда согласился на его заверения, я не могу сказать, и даже сейчас я не знаю, почему поддался на это предложение. Я до сих пор не могу себе это простить.
«Врач» уверил, что мы можем отдохнуть и не беспокоиться. Бородатый проводил нас на второй этаж, и всё это бы как под гипнозом. Комнаты находились в конце длинного мрачного коридора. Купер настоял на том, что вахту первым будет нести он. Расселив нас, бородатый исчез, как по волшебству.
Сумерки быстро сменились наступившей тьмой, будто нечто огромное поглотило деревню. И эту тьму я видел из окна своей комнаты. Спать или отдыхать, во всяком случае, лёжа, не хотел и брезговал, хотя по долгу службы бывал в местах и похуже. Придвинув кожаное кресло ближе к двери, осмотрев автомат и пистолет, я, держал их под рукой, но почему-то отключился. Когда пытался проснуться, голова начинала ужасно болеть. Меня будто не отпускали, я слышал шёпот, проникающий прямо в мозг.
По моим ощущениям, прошло много чалов, я очнулся от того, что меня тормошит Кристал, она вывел меня из транса. Открыв глаза, я испугался виду девушки. Впервые вижу боевого офицера такой бледно. Она была испугана, и не на шутку. Кристал рассказала, что в голову закрадываются странные мысли, будто кто-то нашёптывает, стоя за спиной.

Я не успел сказать, что у меня было тоже самое, как услышали выстрелы. Очередь из автомата. Нужно было бежать, но встать на ноги было непросто — голову будто накачали свинцом. По бледному лицу Кристал я понял, что она чувствует себя так же. Мы смоли спуститься по лестнице, и где-то на середине спуска попался ковыляющий перепуганный Купер пытался объяснить, что Такера утащила косматая тварь. Он пытал помешать, но всё произошло слишком быстро.

Мы бросились в погоню, следы волочения привели нас к колодцу. Теперь же он был окружён уходящей вниз винтовой лестницей. Оставив капрала Купера и отдав по автоматной обойме, мы с Кристал включили фонари на автоматах и, держа под рукой фаеры, отправились вниз. Капрал остался прикрывать наш тыл, но это оказалось плохим решением.
Спуск был ужасно долгим, я много раз смотрел на часы, но ощущения и реальность сильно расходились. Стены колодца покрывал слой липких водорослей, кое-где их покрывала корка льда, перил у лестницы не было, и один неверный шаг мог отправить вниз. Чем глубже мы спускались, тем темнее становилось — даже фонари не могли пробиться сквозь плотную тьму, сгустившуюся вокруг нас. Свет выхватывал небольшие кусочки, всего на пару ступенек, а потом обрывался, будто упирался в стену. Брошенный вниз фаер исчез через пару метров, на красном огне сомкнулась пасть тьмы.
Наверное, спустя несколько часов мы достигли дна, где нас встречала догорающая фаер. Часы же показывали, что мы спускались всего несколько минут, даже компас не показывал север, стрелка вертелась как сумасшедшая; что касалось других электронных приборов — они просто не работали, наши локальные рации и те выдавали плотные помехи. Вся надежда была на спутниковый телефон, но для этого необходимо было взобраться на колокольню, только сперва нужно было найти при этом Такера и выбраться из катакомб. Весь путь Кристал жаловалась на голос в голове, и он становился сильнее. Я посоветовал принять пару таблеток, хотя сам страдал от щёкота.
Лестница заканчивалась длинным низким коридором. В какой-то момент коридор начал уходить вниз, а уклон с каждым шагом погружал ноги в холодную воду. Вскоре вода стала по колено, и иди было трудно из-за липкого ила на дне. Туннель оканчивался бело-голубым свечением. Шум, похожий на грубое гортанное пение, заставил нас двигаться быстрее.

Держа автоматы наготове, мы вошли в свет. Глаза долго не могли привыкнуть к такому, щурясь, я смог различить высокие фигуры, ходящие по кругу, синхронно вздымающие руки вверх и опускающие их. Голоса стали сильнее от чего кружилась голова и сильно мутило. Когда же глаза привыкли к яркому свету, я чуть не выдавил из себя сухпаёк, чего не скажешь о Кристал — её же вывернуло наизнанку. Девушка пыталась сдержаться, но, схватившись за живот, упала на колени и зажмурилась. Я не мог пошевелиться и оторвать глаз — я смотрел, как чересчур длинные люди в чёрных одеждах ходят по кругу, танцуя в такт своему устрашающему пению, похожему на завывания ветра в трубе. Много кругов, много людей, и у всех были неестественно вытянуты руки и ноги — в несколько раз длиннее обычной человеческой длины. Их ритуал сбивал с толку. Скажу так, было ощущение, как от свето-шумовой гранаты.
Пещера, в которой происходил обряд, походила на зеркальный шар — только зеркала находились внутри, от них веяло холодом. Три плотных кольца ходили вокруг белого пьедестала с вырезанными на нём загадочными орнаментами каких-то фигур и надписей. Пьедестал украшала большая овальная чаша; дна я не видел, перед чашей возвышался белый обелиск, на котором был прикован Такер.
Это было ужасно, он был ещё жив, когда, с него срезала кожу обнажённая высокая девушка с очень длинными чёрными волосами. Я видел, что он кричал, но крик заглушали песнопения; видел, как он бился в агонии, испытывая мучительную пытку. Девушка срезала с него кожу игриво и незатейливо, будто это было для неё обычным делом, как чистка картошки. Короткий острый нож с крюком на конце легко снимал сразу все слои кожи, оголяя мышцы и нервы. Кровь струилась по телу и стекала по вырезанным узорам, заполняя их. Мой боевой товарищ мучился, а я не мог и пальцем пошевелить… Я просто смотрел.

Всякий раз перед тем, как делать надрез, девушка опускала нож в какой-то сосуд, а когда вынимала, то его лезвие покрывала фиолетовая жижа, медленно стекающая по клинку. Затем — плавное движение руки, и очередной лоскут кожи был срезан и отправлен в гладкую перламутровую чашу. На нас никто не обращал внимание, все были заняты мерзким ритуалом. Боковым зрением я увидел Кристал, схватившись за голову, мотает ей из стороны в сторону, сдирая ногтями кожу и волосы. В какой-то момент, а именно когда «жрица» срезала большой кусок кожи с торса и паховой области, Кристал заорала так, будто это её сейчас режут. Такой истошный крик вернул мне способность двигаться. Девушка с длинными чёрными волосами обернулась, показав своё лицо. Это лицо я буду видеть в кошмарах и наяву.
Пара горящих жёлтых глаз со змеиным разрезом дополнялись ещё двумя парами красных на лбу, вытянутая нижняя челюсть, открытая, её украшали пара десятков острых, как иглы, зубов. Длинный змеиный язык нервно дёргался. Она кричала что-то и указывала на нас пальцем. Змеиная девушка рванула на мощном длинном хвосте.
Выстрелив из подствольного гранатомёта толпу и, подхватив Кристал под руку, побежал прочь. Я, бросил ручную гранату у входа, через который мы пришли, и увидел, как ледяные стены начинает трескаться, а сквозь трещины бежит чёрная как смола вода.

Кристал всё никак не могла прийти в себя, и поэтому пришлось сбросить часть амуниции, оставив растяжку преследователя, и взять на спину раненого бойца. Ещё один взрыв прогремел позади, накрыв нас липкой, смолянистой водой, но я не останавливался. Меня подгоняли крики и вопли, я вскочил на лестницу, перепрыгивая через ступеньки.
Когда же я выбрался из тьмы, Купера окликнув капрала, но вместо ответа этого со всех сторон раздавались гневные возгласы, мало чем похожие на человеческую речь. Услышав выстрелы, я бросился туда, таща Кристал на плече. Прячась за каменными заборами, я пытался найти источник выстрелов. Осмотревшись по сторонам, было так темно, что будто мы и вправду внутри какого-то монстра. Глянув на бледное лицо Кристал, к своему ужасу, понял, она не дышит.

Благо разум смог взять вверх над паникой, выхватив из подсумка шприц, я вколол его Кристал. Шприц адреналина вернув мне напарницу. Кристал вскрикнула и резко вскочила, пытаясь ухватиться за что-нибудь руками, этим что-то были мои плечи и шея, я крепко обнял её, чтобы помочь успокоиться и прийти в себя.
Но времени на нежности не было — нужно было найти Купера и выбираться из этого места. Этот момент в доме напротив прогремел взрывы, освещая деревню ярким оранжевым светом. Я видел, как Капрал яростно расстреливал одичавшую толпу. Огонь начал разгораться сильнее, легко пожирая старые доски. Выбравшись из укрытия, мы открыли огонь по толпе. Разорвав ещё одну гранату, Купер начал отступать под прикрытием нашего огня.
Внезапно из пожарища вырвалось сильное пламя, поглотив Капрала. Когда пламя отхлынуло я увидел, как Купера схватила девушка-змея. Обвив его двойным хвостом, она выворачивала ему руки, что всё ещё крепко держали оружие. Купер орал от боли и пытался вырваться, но это делало его пытки ещё болезненными. Я прицелился и выстрелил, но ствол автомата схватили, и пуля не попала в цель. Ударив схватившего автомат, руку пронзила боль будто ударил в стену, перед мной стоял живой Такер, но мгновение заминки, и я получил сильнейший удар в лицо.

Пока я, приходя в себя после удара, Такер напал на Кристал, схватив её за шею. Мой солдат был покрыт блестящей змеиной кожей и казался намного крупнее чем прежде. Выхватив пистолет и, разредил его в своего бывшего товарища, я освободил сержанта от мёртвой хватки. Такер был ранен, но всё ещё на ногах. Кристал оправившись, она швырнула в толпу гранаты и открыла огонь по Такеру. Взглянул на Купера, я невольно отвернулся. Эта тварь распотрошила его, как цыплёнка, закричав я расстрелял автоматную обойму в змею, пули разорвали её тело и голову. Всё змееподобное тело содрогнулось в конвульсиях, отпустив уже мёртвого Купера, что упал в серый снег.

Хвосты выворачивались кольцами, тело девушки выгибалось в агонии смерти. Не дожидаясь, пока она прекратит свой предсмертный танец, я схватил Кристал за руку и поволок к церкви. Такер тоже был мёртв. Нужно было вызвать сюда уже не помощь, а бомбардировку — это единственное, о чём сейчас я мог думать. Пробивая дорогу к церкви, я не переставал думать — вернее, пытался думать о том, что делаю и что должен делать, поэтому сейчас я стараюсь проговорить всё увиденное и сделанное мной за эти сутки.

Пробивая путь сквозь деревенских жителей, я заметил, что их лица напоминали восковые маски, обвисшие и склизкие, как расплавленные свечи. Мы с трудом прорвались к воротам, оставляя за собой тела мёртвых людей, но их не становилось меньше. Кристал всю дорогу тормозила, падала и спотыкалась, автомат она потеряла, держась за голову и громко стонала.
Минуя сломанные ржавые ворота, мы смогли взобраться на холм, а там забежали в старую церковь и забаррикадировали дверь скамьями. Толпа подпёрла снаружи, тарабаня в дверь, пытаясь сломать её. С таким упрямством и напором вскоре ветхое дерево не выдержит. Несмотря на усталость, я быстро поднимался на колокольню, в отличии от Кристал, измождена и еле передвигала ноги, но шла за мной следом. Она постоянно кашляла и жаловалась на сильную головную боль, и слабость во всём теле, а ещё голос, что всё громче говорил в голове. Ничего не оставалось, кроме как сделать привал и осмотреть напарницу. Лицо Кристал было не просто белым, а имело синеватый оттенок, сквозь кожу пульсировали вздутые вены. Она была холодной, как лёд, но утверждала, что её мучает жар. Дав ей обезболивающее, я взял её на руки и побрёл вверх. Лестница кончалась люком с обитым железом. Распахнув его, мы выбрались на воздух. Уложив Кристал у стены, я закрыл тяжёлую задвижку и хотел перевести дух, а потом попытаться вызвать штаб.

Холодный осенний ветер дал вздохнуть полной грудью, тут не чувствовался смрад деревни и думать было легче. Осмотрев деревню с высоты, я увидел то чёрное озеро, которое первым заметил Купер. Это озеро действительно будто шевелилось, и это были не волны; оно нагоняло страх вперемешку с трепетом. Пытаясь перевести взгляд, я посмотрел на бесконечное море зелёного соснового леса, кругом одни деревья и ничего больше. Посмотрев вниз, я увидел копошащихся людей — они были как муравьи, и муравьи яростно хотели покарать того, кто убил их королеву.

Сказав Кристал, что нужно наладить связь, я посмотрел на напарницу и только успел закрыться рукой, чтобы она не вонзила свои почему-то ставшие длинными и острыми зубы мне в лицо. Рука была прокушена насквозь. Уперев ногу в живот Кристал, я пытался не дать ей порвать меня, длинными когтями. Она смогла повалить меня и разорвала грудь когтями, оттолкнув Кристал ногой, я смог перекинуть обезумевшую напарницу через себя, и она перелетела через невысокие перила, а поскольку зубы всё ещё были в моей руке, потащила меня за собой.

Рука хрустнула, в глазах потемнело, но я выдержал. Заняв устойчивую позицию, уперев ноги в перила и достав пистолет, нацелился, но нажать на спусковой крючок не смог. Моё замешательство стоило мне дыры в животе Кристал воткнула когти, и я выстрелил ей в лицо. Пуля вошла в плоть, я не открывал глаза, и поэтому слышал, как хрипит смертельно раненая девушка. Руке стало легче, я поднял её, там были длинные, почти прозрачные клыки, как у какой-то хищной рыбы.
Вниз я не стал смотреть, сел и, облокотившись на холодную стену, потом просто смотрел на чёрное небо и выковыривал клыки. Немного залатав себя, но так и не остановив кровь, я сейчас диктую весь свой рассказ надеясь, что спутниковый сигнал дойдёт из этого проклятого места.

— Я капитан Раин Ленокс — единственный из группы моих людей, кто выжил. Пускай не по уставу, но я постарался описать всё, что произошло за эти часы, чтобы вы знали с чем нам пришлось нам столкнуться и вот почему нужно уничтожить это место.

— Мы слышали тебя сынок… -Раздался голос на той стороне.

— Спасибо. Капитан Раин Ленокс доклад закончил…

***
Раненый солдат прикрыл глаза, отдавшись холодному верту, безумная толпа ворвалась в церковь и уже неслась по лестнице. В небо устремились тонкие струйки дыма; они поднимались буквально из каждого дома. Пожар уже догорел, оставив после себя чёрное пепелище, что резко контрастировало с серым снегом. Дым поднимал, сливаясь со свинцовыми облаками, а те выдавали пушистые хлопья снега. Теряя остатки сил солдат, смотрел как серый снег обретает ужасающую форму. Это была последняя капля, солдат увидев существо закрыл глаза.

После доклада Раиона Ленокса, у генерала разболелась голова и он покинул командный пункт, так и не отдав приказ о бомбардировке.

Статуэтка

Поезд — то место, где незнакомым людям приходится проводить долгое время вместе. Так произошло и с Дуаном Хертом, молодым учителем. Он несколько дней назад окончил университет и, попав под распределение, отправился в путь до места работы. Молодой человек, полный энергии и энтузиазма, сел в поезд с мечтами о будущем. Несколько дней он был в купе совершенно один и потому шатался по немногочисленным вагонам в поисках интересных бесед. Он не был разговорчивым, но любил слушать, поэтому всегда искал собеседника. За пару дней пути Дуан перезнакомился со всеми пассажирами и порядком им надоел: люди начали сторониться его неуёмного любопытства.

Тогда юноша решил бросить своё рвение на великолепное произведение инженерной мысли, на котором ехал, на этого огромного стального зверя на паровой тяге, без устали несущегося вперёд с неимоверной скоростью. На одной из станции Херт очень долго рассматривал большие колёса, блестящие цилиндры, мощные поршни, что под действием пара заставляли бежать паровоз вперёд, зубастые шестерни, видневшиеся из-под металлических кожухов. Дуана даже чуть не ошпарило сброшенным излишком пара. Величественный бак блестел на осеннем солнце, отбрасывая яркие блики и ослепляя всех, кто осмелиться посмотреть на него. Херт так увлёкся осмотром чудо-машины, что едва не опоздал, когда поезд начал отправление.

Но даже в пути Дуан не оставлял попыток больше узнать о поезде. Сделал пару вылазок к машинисту, правда, не смог преодолеть грузового вагона с углём, даже чуть не сорвался на землю. Он бросил это дело только после ясного намёка одного из служащего поезда, чтобы пора наконец угомониться.

Херт был огорчён и больше не выходил из купе: читал книги, смотрел в окно, любуясь пейзажами. Они сменялись один за другим, как картины в галерее, и были настолько красочны, что Дуан отложил книгу и стал описывать то, что видит.

Стояла середина осени, деревья меняли свою одежду на более пёструю. Учитель одержимо описывал деревья — жёлтые, красные, оранжевые, делая их золотыми, рубиновыми и янтарными. Красочными фразами он пытался передать красоту яркого листопада, иногда перерастающего в вихрь. Скорость поезда позволяла запечатлеть на бумаге переодевание природы в осенние краски.

Он был так увлечён делом, что не заметил, как на очередной станции в купе вошёл мужчина средних лет, слегка плотного телосложения и с большими пшеничными бакенбардами: это была, наверное, единственная яркая в его внешности черта. Правда, и тот не обратил на попутчика внимания, его больше интересовало, куда положить большой обшарпанный чемодан из коричневой кожи.

Наконец, забросил чемодан на верхнюю полку и, сняв кожаный плащ, завесил им свою поклажу. Управившись с другими сумками, он заметил уткнувшегося в бумаги молодого человека. Кашлянув, он привлёк внимание попутчика и добродушно протянул ему руку. Кашель отвлёк Дуана, и тот от неожиданности вскочил, ударившись о светильник головой, а потом растерянно в свою очередь протянул руку. Нового знакомого звали Лутер Форд.

Вскоре формальное знакомство переросло в жаркую дружескую беседу, речь плавно перетекла от обсуждения живописи в спор о мистическом. Соседи разговаривали почти до рассвета. Лутер рассказывал о существах, способных переселить свой разум в тело других людей и управлять ими, он говорил о многих весьма страшных вещах и был настолько убедителен, что стойкий скептик, правда, с богатой фантазией, начал живо представлять себе все эти описываемые ритуалы и ужасных существ.

Дуан очнулся от громкого шёпота, похожего на шипение. Подняв голову, он осмотрел купе: оно было пусто, даже Форда не было, его постель была нетронута или идеально заправлена. Солнце высоко висело в небе, догоняя поезд ярками лучами, а по духоте в купе можно было понять, что уже полдень. Открыв дверь, Херт впустил в купе свежий воздух и глубоко вздохнул. Вчера он не заметил, как уснул, и после странного разговора болела голова.

Выйдя в коридор, Дуан высунулся в открытое окно, проветривая голову. Вот только он не обнаружил того пейзажа, что хотел увидеть: деревья утратили свои пёстрые наряды, приобретя болотного цвета голые ветки, покрытые серым висячим лишайником, тут и там вздымались кочки, будто сама земля дышала, а небо сливалось с землёй в тошнотворном тёмно-зелёном цвете.

Херт был так испуган, что отскочил от окна и упал в купе между койками. Через силу молодой человек поднял голову: его ослепило яркое солнце, всё было нормально. После некоторого раздумья учитель направился в вагон-ресторан. Там, к своему удивлению, он обнаружил Форда в обнимку с початой бутылкой виски. Когда Дуан поприветствовал разговорчивого соседа, тот посмотрел на него остекленевшим взглядом: он не узнавал Дуана и вообще смотрел через него. Несмотря на это, Лутер предложил ему выпить, и тот не стал отказываться, так как хотел стереть из памяти то, что видел в окне.

Дуан очнулся поздно ночью, у него раскалывалась голова ещё больше, чем с утра, в купе стоял запах алкоголя, на соседней кровати храпел Форд, на столе и на полу валялось много пустых и недопитых бутылок. Пришлось открыть окно, чтобы глотнуть свежего воздуха.

В купе ворвался обжигающе холодный ветер, лицо сразу начало гореть, но Херт не стал закрывать окно снова, а, закутавшись в одеяло, начал вспоминать прошедший день. Он вспомнил, что попутчик в пьяном бреду говорил про какую-то жуткую статуэтку, которую он нашёл при раскопках в Северной Африке, по описанию она напоминала клубок сплетённых змей. Статуэтка была живо представлена воспалённой фантазией. Дуан вздрогнул вновь, вспомнив шипящий клубок.

После нескольких часов алкоголь окончательно выветрился из головы. Закрыв окно, Херт закутался в одеяло с головой, попытался согреться и уснуть. Сон пришёл вместе с теплом, поглотив трепещущее сознание, как рыба наживку.

Утром, точнее, уже днём, Дуан Херт очнулся. Голова гудела, будто колокол, соседа не было в купе, и в затхлом воздухе снова стоял тошнотворный смрад перегара. Нужно было срочно вздохнуть, поэтому он бегом вылетел из душегубки и растянулся на полу.

В коридоре было свежо, даже прохладно, но валяться долго на узорчатом мягком ковре было стыдно, а если бы кто увидел? Вскочив, Дуан поправил одежду и, приведя себя в порядок, пошёл в вагон-ресторан. В этот момент поезд сбавил ход, а затем и вовсе остановился на станции.

Учитель не особо удивился, увидев пьяного соседа на том же месте, но пока Херт думал подойти к попутчику, в вагоне появились люди в чёрных костюмах. Всё случилось быстро, но Дуану показалось, что люди были похожи друг на друга. Они заметили Форда, и времени на раздумья не осталось, так как люди напали на Лутера, пытаясь силой его увести. Недолго думая, Херт бросился отбивать друга. В пылу драки он ударил одного преследователя в лицо и ужаснулся: нос, верхняя губа и щека вмялись внутрь, как будто он ударил в мокрую глину. Замешательство дало время противнику ответить на удар, он уложил учителя на пол, а дальше Дуан наблюдал возню, в которую вмешались вдруг откуда ни возьмись полицейские.

Лутер Форд был спасён, странные люди исчезли так же быстро, как и появились. После недолгих расспросов археолога отпустили, и поезд тронулся дальше.

Форд заперся в купе и пустил Дуана только после долгих уговоров. Внутри царило такое напряжение, что можно было резать ножом. Сосед сидел перед столом, сложив пальцы в замок, он бил о кулаки лбом и что-то бормотал себе под нос. Херт, обеспокоенный душевным состоянием друга, пытался его растормошить, но всё тщетно — тот не реагировал, только громче бубнил. Учитель даже смог разобрать несколько незнакомых слов, похожих на заклинание. Так продолжалось до самого вечера, а когда наступили сумерки, Форд замолчал и с горящим, бешеным взглядом бросился на дремлющего соседа. Он кричал, пытаясь что-то объяснить, хватая его за плечи. Дуан не на шутку испугался; закрывая руками голову, со всей силы пнул нападавшего в живот. Мужчина отлетел, ударившись о верхнюю полку головой, и затих. А когда пришёл в себя, извинился за свой безумный поступок, попросил выслушать его и не перебивать.

Археолог говорил много часов о весьма ужасных вещах, которые ему довелось испытать. Информацию будто насильно впихивали в голову. Не понимая большинства терминов, Херт старательно слушал, хоть и не по своей воле. Будто Лутер старательно избавлялся от каких-то улик посредством ушей учителя. В итоге Дуан не помнил, как заснул, и очнулся от слепящего яркого солнца. Вскочив, он огляделся: купе было пусто, а вещи соседа разбросаны. Херт нашёл вагонного, попросил убраться в купе, а сам, приведя себя в порядок, отправился по привычному маршруту: позавтракать и увидеть своего соседа.

Но в этот раз на прежнем месте не было Форда, его вообще нигде не было. Даже начальник поезда не знал, куда делся пассажир. Сначала возник большой переполох, но вскоре утих, и поезд пошёл как обычно.

Без Лутера стало совсем тихо, спокойно и даже скучно. Пару дней Херт пытался описывать природу за окном, вот только на листке бумаги вместо красивых слов о деревьях и крутых холмах вырисовывались рассказы о кровавых ритуалах с разными уродами и змееподобными людьми, пляшущими вокруг зелёно-синего пламени. Он исписывал лист за листом, и описания были всё страшнее и страшнее, пока рукопись не переросла в мерзкие картинки, которые были смяты и отправились в открытое окно. Дуан не заметил, как пришла ночь, а за ней и сон, весьма красочный и беспокойный. Херт, будучи крайне впечатлительным и с богатым воображением человеком, ясно видел всё, что ему рассказал Форд, будто попав в мир из рассказа археолога.

Тёмное пятно занимало место солнца на зелёном небе. Серые облака плыли над головой, под ногами земля ходила ходуном, вздымая кочки, как батут в приезжем цирке в далёком детстве Дуана. Тёплый ветер приносил запах тухлых яиц и тихое пение где-то издалека. Херт, как заворожённый, шёл на это пение. Жуткие деревья, покрытые лишайником, не могли остановить ведомого любопытством молодого человека, шаг за шагом Дуан углублялся в лес. Становилось всё темнее, а песня громче. Лес сгущался, стало трудно пробираться сквозь кривые ветки, они, как костлявые руки, цеплялись за одежду и тело. Херт упрямо полз к своей цели, именно полз, потому что не мог идти прямо. Уставший и измотанный, он выбрался из леса и перед его взглядом открылась зелёная поляна с ядовитого цвета травой. Но что поистине привлекало внимание, так это идеально белый обелиск. Монолит величественно светился чистотой, возвышаясь над мрачным и скудным пейзажем. Учитель, восхищённый этой красотой, пожалел, что у него нет под рукой бумаги и карандаша. Не отрываясь от обелиска, он пошёл к нему, а песня становилась сильнее. Чем ближе подходил Херт, тем разборчивее становились вырезанные на обелиске письмена на неизвестном языке, ниже располагалась чаша, на ней изображались танцующие фигуры. Подойдя к чаше, Дуан заглянул в неё: там была рубиновая жидкость, но по металлическому запаху было понятно, что это не вино. Скривив лицо, Херт отвернулся, краем глаза заметив что-то тёмное на дне чаши. Закатав рукава, он, ведомый любопытством, опустил руки в жидкость. Сразу же поднялась багровая муть, вот только предмет был слишком глубоко, и ничего не оставалось, кроме как перевалиться через край.

Дуан погрузился в алую жидкость, и металлический запах ударил в нос и отпечатался на языке, но предмет был пойман. Херт вынырнул, отплёвываясь от жижи. Только сейчас он задал себе вопрос, зачем он это сделал. Одежда промокла и неприятно липла к телу, по лицу стекала красная зловонная жидкость, но при всём этом улыбка расползлась до ушей. Дуан внимательно смотрел на шарик, спокойно умещавшийся в ладони. Это был клубок белых сплетённых шнурков в палец толщиной, но, когда эти «шнурки» начали двигаться и шипеть, перепуганный молодой человек хотел было бросить клубок в чашу и бежать прочь. Стоило ему швырнуть шарик, его схватили за руку, а когда он поднял глаза, из чаши на него набросилась девушка с длинными спутанными волосами и одним рывком утащила за собой.

Дуан вскочил, держась за клокочущее сердце, его била мелкая дрожь, холодный пот заливал глаза, он тяжело дышал, осматриваясь по сторонам. Проснулся он в своём купе. Здесь приятно пахло и в окно не по-осеннему ярко светило солнце. Всё было хорошо, за исключением промокших до нитки пижамы и постельного белья, а самое главное — Херта не покидало чувство, что его до сих пор крепко держит за запястье черноволосая девушка. Для успокоения он закатал рукав, но тут его бросило в жар: на запястье виднелись синяки в виде пяти пальцев.

Горячий душ отогнал дурные мысли, а крепкий кофе и вкусный завтрак приободрили и прибавили сил. Дуан с удовольствием поедал яичницу, но стоило ему поднять голову, как он понял, что все, кто находился в вагоне-ресторане, странно на него смотрят, будто у него на лице горчица от сэндвича. Херт растерянно улыбнулся и стал вытирать губы и щёки салфеткой, правда, это не возымело эффекта, люди по-прежнему пялились на него, хоть и пытались это скрыть. Смутившись, Дуан встал из-за стола и быстрым шагом направился в уборную.

Глянув в зеркало, Херт осел на пол, ведь отражение было не его, а покойного молодого человека, очень на него похожего. Под глазами образовались огромные чёрные мешки, кожа приобрела молочный оттенок, проступили скулы, кожа сильно обтянула череп, а виски подёрнулись серебром. Это было неприятное, если не сказать страшное, зрелище.

Так не закончив завтрака, Дуан заперся в купе и практически не выходил из него до своей станции. Он старался не спать, выпивая по несколько чашек кофе, от чего выглядел ещё более разбитым. Покинув поезд в спешке, Херт старался скрыть свой облик от окружающих, натянув серую кепку и отогнув воротник чёрного короткого пальто.

Железнодорожный вокзал — людской муравейник, впускающий и выпускающий людей столько, что хватило бы на приличных размеров город. Тут были благородного вида дамы в роскошных, дорогих платьях, не очень подходивших для поездок, таких обычно сопровождали гувернантки с маленькими собачками, вереницей чемоданов и гурьбой носильщиков, идущих за ними хвостом. И пожилые банкиры в модных брюках в тонкую полоску и лаковых штиблетах с белыми гамашами поверх них. Смотрелось это не слишком уместно в сочетании с вечерним фраком или френчем, но как понять молодившихся стариков? Рядом с этими путниками сновали сутулые худые молодые люди в очках с такими линзами, что можно разглядеть камешки на луне, — секретари или казначеи, в зависимости от возраста и угла наклона спины. Простые люди носили туда-сюда свои обшарпанные большие коричневые чемоданы — наверняка храня там все свои пожитки. В небогатой одежде, зачастую очень потасканной, они искали в разных уголках страны лучшую жизнь и, скопив денег на билет, верили, что простая бумажка со штампом и отрывным язычком дарует им чудо. Рабочие слонялись по площади, делали вид, что что-то делают. Полисмены сильно выделялись из всей этой пёстрой массы. Но главными тут были мальчишки. Босые, в лохмотьях, доставшихся им от старших братьев или отцов, они шастали, как воробьи, и выхватывали у зазевавшихся людей карманные часы, дорогие ручки с золотым пером или, если очень повезёт, портмоне. Над скоплением разномастного люда высился сам вокзал. Он совместил в себе чугунную узорчатую старину в виде литых лестниц, переходов со спиральными перилами, украшенными коваными розами, ограждения новаторского дизайна и стеклянную крышу, сквозь которую виднелось серо-голубое небо. Чудесное сочетание уходящего парового века и подступающего века электрического, а главным символом стал поезд, уходящий и приходящий чуть ли не каждую минуту.

Херт ошалело влетел в толпу и потерялся в ней, как иголка в стоге сена. Его толкали, пихали, наступали на ноги… Но из этого водоворота его выхватила чья-то сильная рука. Она принадлежала встречавшему его водителю, который был прислан из небольшого городка, где молодой человек намеревался преподавать. Водитель был упитанным мужчиной средних лет, с мягкой рукой, пышными усами и добрыми, весёлыми глазами. Крепко пожав руку новому учителю, он улыбнулся, представившись Джоном, фамилию не назвал, даже когда Херт попросил. Забрав чемоданы, Джон погрузил их в багажник старенького, испачканного грязью «форда» и, пригласив немного растерянного учителя сесть рядом на пассажирское место, тронулся в путь. Джон или вежливо не заметил, или просто не обратил внимания на странный вид попутчика и всю дорогу болтал без умолку, рассказывая о месте, где прожил всю свою жизнь.

Дуан слушал водителя вполуха, он всё думал о Форде и о его находке. Вскоре городской пейзаж сменился бесконечными полями и редкими фермерскими домиками, воздух стал чище и свежее, ласковый ветерок приободрил вялого Херта и унёс плохие мысли прочь. Как творческий человек, Дуан мгновенно увлёкся пейзажами, что будто переносили его в средневековье. Он даже представлял на месте разбросанных по жёлтому полю камней старинный замок со рвом, подъёмными воротами, смотровой башней — и солдат в доспехах, несущих свой дозор. И всё же чувство, что за ним кто-то пристально наблюдает, не покидало Херта.

Рьяное увлечение книгами, в особенности жанрами фантастики и только зарождавшегося фэнтези, сделали его вечно летающим в облаках. Он быстро переключался от одного дела к другому, так и не закончив предыдущее. И сейчас Дуан занялся фантазиями о рыцарях, магических существах и неприступных замках, совершенно забыв про своего попутчика и страшный сон. Может быть, эта черта и спасала его от апатии.

Спустя три часа «форд» прибыл в городок N, где будет жить и работать в школе учитель классической литературы Дуан Херт. Город был относительно небольшим, всего три улицы и три перекрёстка, на которых дежурили постовые и плохо работали уличные огни. Водитель объяснил это тем, что здесь часто бывают перебои с электричеством из-за старой гидроэлектростанции, рассчитанной как минимум на село, но не на город, и посоветовал запастись свечками. Он остановил машину у жёлтого здания в два этажа, по форме напоминавшего кирпич или чемодан. Дом стоял впритирку к остальным, но имел хорошо заметный окрас жёлтого цвета, тогда как другие были серыми с примесью белых камешков.

Джон выгружал чемоданы, не позволив выгрузить их Дуану самостоятельно и дав возможность осмотреть город. Где-то строился дом, похожий на тот, у которого они остановились; пахло свежим асфальтом; где-то недалеко укатывали дорогу; трое мужчин в синих комбинезонах устанавливали уличный фонарь тёмно-зелёного цвета, фонарь имел четыре ответвления под плафоны, что лежали на тротуаре. Рассмотреть форму Херту не дал оклик Джона. Он приглашал его следовать за ним для знакомства с хозяйкой пансиона. Город был молодым и буквально вырос из пары домиков, когда неподалёку нашли нефтяные залежи и сюда хлынул народ с друзьями и семьями. Поэтому всё в спешном порядке пришлось обустраивать, кое-что ещё работало в штатном порядке, но люди ехали за деньгами, за новой жизнью, за острыми ощущениями.

На пороге жёлтого дома уже встречала путников хозяйка пансиона. Немолодая женщина приятно улыбалась, а когда Дуан и Джон поднялись на ступени, сделала реверанс по всем правилам этикета: взяла тремя пальцами подол серого платья с белым передником и, отодвинув его в стороны, немного приподняла, а потом поклонилась. Мужчины сняли головные уборы, вытянулись по струнке и тоже низко поклонились. Хозяйка ещё раз улыбнулась и представилась миссис Айдой. Она пригласила войти внутрь, пропуская мужчин вперёд.

Внутри здание соответствовало своей пёстрой по сравнению с остальными домами внешности. Красный ковёр, слегка выцветший, простирался по всему длинному коридору, а другой такой же поднимался вверх по лестнице, что примыкала к стене и начиналась практически на пороге. Почти все стены были увешаны картинами разных размеров и на всех изображались цветы в вазах или без, в букете и россыпью, на полях или на клумбах. Между собой их объединяли массивные рамки, которые не всегда были к месту и попросту портили картины, отвлекая от самого главного. Но картины были не столь любопытны для Дуана, он приметил над самой дверью большую голову кабана с двумя похожими на кривые индийские кинжалы клыками. Хозяйка заметила, что молодой человек увлёкся чучелом и совершенно её не слушает, поэтому громко кашлянула, привлекая внимание, и пообещала рассказать историю, как её брат — прославленный охотник — убил этого монстра, что разорял поля и держал в страхе жителей африканских деревень.

Херт смутился и постарался больше не отвлекаться, когда миссис Айда инструктировала его. Из весьма долгой лекции Дуан извлёк одно: ни в коем случае не попадаться на глаза миссис Айды, даже если это будет невежливо. Джону повезло, он воспользовался предлогом, что ему нужно занести вещи и ехать дальше по поручению директора школы. Когда новоявленный постоялец выслушал все правила и получил ключи от комнаты, у неё его уже дожидался Джон со своей широкой улыбкой. Посмеявшись над сбитым с толку и переваривающим лекцию учителем, он сообщил, что завтра в семь утра заедет за ним и проведёт небольшую экскурсию по городу, а потом отвезёт в школу для знакомства с коллективом. А пока можно отдохнуть с дороги. Попрощавшись, Джон хлопнул Дуана по плечу и быстро ушёл. Перед этим сказал: «Гляди в оба». Херт искренне не понимал, предупреждение это или совет, но решил не особо забивать голову, и без того уже забитую ненужными, как он считал, правилами.

Отперев замок, Дуан очень обрадовался, что комната просторная и имеет пару окон: одно выходило на улицу, где всё ещё рабочие-электрики возились с фонарём, а второе — на соседний дом, правда, практически вплотную на его окна, поэтому он решил не открывать шторки. В комнате было всё для удобства постояльца, в том числе и ванная комната, хоть и совмещённая с уборной. Также имелись письменный стол, стул, комод, шкаф и большая кровать почти у самого окна. Всё просто, без излишеств, но, покинув родительский дом и скитаясь по общежитиям, Херт не имел и такого. И даже такая комната казалась ему уютнее, чем дворцовые покои, где он, правда, ни разу не бывал, только живо представлял, когда читал о них в очередной книге.

Почти не разбирая вещей, Дуан набрал ванну горячей воды. Погрузившись в неё, он наконец смог расслабиться, и сон не заставил себя ждать. Однако, закрыв глаза, Херт тут же их открыл, потому что вода стала ледяная. Выскочив из ванны, Дуан закутался в полотенце, ошарашенно глядя на тонкую кромку льда. Изо рта вырывались клубы пара, как зимой.

Его обуяла паника, он не понимал, что происходит, но то, что он замерзает, было хорошо ощутимо. С каждым вдохом и выдохом тело теряло часть тепла, а внутри всё наполнялось холодом. Ноги не слушались, а разлитая по полу вода осколками острого стекла врезалась в кожу, делая шаги очень болезненными. Херт пошёл к двери в спальню, может быть, там его спасение. Надежда давала ему силы преодолевать изнеможение и боль. Рука, покрытая инеем, тянулась к спасительной ручке. Трясущимися пальцами Дуан обхватил круглый блестящий шарик и, напрягая последние силы, повернул. И надежда окоченела вместе с его пальцами.

Очнувшись, Херт закричал, хватаясь за обмороженную руку, пальцы которой застыли на воображаемой дверной ручке. Крик стих внезапно, когда пришло понимание, что вода горячая, а рука цела и все пальцы на месте. В горячей ванне не было ни намёка на лёд. Было тепло, приятно и тихо, но расслабиться уже не получалось, Дуан вздрагивал от каждого шороха и закрывать глаза жутко боялся, однако просидел в ванне добрых два часа, каждый раз добавляя горячей воды, как только налитая остывала.

Дуан разобрал только один свой чемодан, решив оставить остальные на потом. Переодевшись, он забрался под одеяло, но сон не шёл, вернее, Херт боялся закрыть глаза на долгое время, поэтому пытался думать о чём-нибудь. Представляя, как будет входить в класс, он заснул.

Разбудил его громкий стук в дверь, от которого Дуан рухнул с кровати, стаскивая за собой одеяло и подушку. Это был водитель Джон. Найдя в кармане пижамы часы, Дуан открыл крышку, сонными глазами посмотрел на циферблат. Стрелки показывали половину седьмого, на полчаса раньше намеченного пробуждения, но учитель был благодарен доброму усачу.

Крикнув в ответ, что уже собирается, Дуан бегом начал приводить себя в порядок и даже успел принять душ. Около семи Херт спускался с небольшим кожаным чемоданчиком, где лежали документы и некоторые учебники из собственной библиотеки. Поприветствовал хозяйку, что странным образом оказалась за спиной в тот момент, когда он направился к входной двери.

Миссис Айда была обеспокоена вчерашним криком, но Херт уверил, что всё хорошо, и отшутился про стабильность горячей воды. Шутка была принята поднятой бровью хозяйки и удивлённым взглядом. Дуан быстро откланялся и вылетел за дверь на свежий осенний ветерок, который быстро сменился запахом копоти строящегося города.

На тротуаре, подняв воротник клетчатого пальто, стоял добродушный толстяк, а когда он услышал шаги, то с улыбкой поприветствовал молодого человека. Дуан постарался выдавить из себя ответную улыбку, тоже пожелав спутнику доброго утра.

Ознакомительная экскурсия заняла как минимум полчаса, возможно, все сорок минут. Херт с трудом следил за временем, полностью погрузившись в красочный рассказ Джона. Он начал со времён, когда был мальчишкой, тогда в их небольшом городке ради эксперимента построили внизу в ущелье гидроэлектростанцию и был большой праздник. Джон подкреплял рассказ фактами по местным сооружениям, делая ответвление для истории того или иного здания, когда они проходили мимо него. Он успевал показать магазины, рассказывал, что можно в них купить, также указал на пару баров, небольшой театр, в котором часто крутят кино, и на увеселительное заведение. «Так, на всякий случай», — толкнул он в бок Дуана и, громко рассмеявшись, повёл его дальше.

Херт старался уловить необходимые ему для жизни факты, но всякий раз терялся в дебрях местной истории. Как грибник, погнавшись за ценным грибом и заблудившись, вновь выходит на знакомую тропинку, так и Дуан пытался в памяти воспроизводить нужные места. Что-то удавалось запомнить, что-то нет, но Дуан Херт рассчитывал быстро освоиться в городе, который он вскоре мог бы назвать своим домом.

Экскурсию завершала школа. Небольшое двухэтажное здание походило на бревенчатую солдатскую казарму, о которой Дуан в подробностях читал в одной книге, только школа напоминала несколько казарм, поставленных друг на друга. Из треугольной скатной крыши торчало несколько кривых тонких труб; наверное, во время перебоя с электричеством в зимнее время разжигались печи. «Предусмотрительно», — подумал Дуан.

Джон отвёл Херта к кабинету директора, располагавшемуся на первом этаже рядом с лестницей, и, пожелав удачи и быстро распрощавшись, ушёл. Дуан некоторое время стоял в одиночестве и не знал, как ему поступить, но всё же постучался и тут же получил приглашение войти.

Открыв дверь, Херт сделал пару шагов и легко поклонился мужчине, сидящему за массивным столом. Из-за своего поклона Дуан не смог толком осмотреть кабинет, но думал, почтительно ли он поступил, сделав поклон, или нужно было просто поздороваться и представиться. Молодому человеку эта запоздалая мысль показалась хорошей и была тут же исполнена, вот только он вогнал себя в ещё большую неловкость, заговорив вместе с суровым на вид мужчиной. Покраснев, как рак, Дуан хотел провалиться сквозь землю. Но напряжение было снято здоровым смехом директора, который быстро подошёл и, похлопав Дуана по плечу, признался, что тоже очень волновался, когда пришёл сюда молодым учителем, и так же растерялся перед основателем и директором школы, портрет которого висел на стене рядом с портретом королевы.

С портрета на Дуана смотрел строгим взглядом мужчина с большой бородой, её украшали так же, как и волосы, пряди серебра. Глубокие морщины делали из почтенного старца закалённого в боях ярла северных морей, про которых одно время зачитывался молодой учитель. Бывший директор, будто живой, испепелял Херта своими чёрными бездонными глазами, оценивая нового учителя. Ещё один хлопок по плечу оторвал Дуана от мысленного самобичевания перед этим могущественным человеком. Директор наконец тоже решил представиться. Назвался он мистером Панкрасом и предложил показать школу, чтобы сгладить все острые углы. Небольшая школа вмещала всего несколько просторных классов для разных лет обучения и спортивный зал, он же актовый, где убирались специальным механизмом. Панкрас очень живо описывал свои владения, и это могло продолжаться весьма долго, если бы его со всем почтением не окликнул женский голос.

Это была молодая белокурая девушка, наверное, её можно было спутать с ученицей старших классов, если бы не строгая длинная чёрная юбка и белая блузка, застёгнутая на все пуговицы. Молодая леди поприветствовала мужчин лёгким реверансом и обратилась к директору, Дуан отошёл, чтобы не мешать, но краем уха слышал, что речь шла о подстанции и возможном отключении. После этого мистер Панкрас, убегая, попросил девушку, которую он назвал мисс Зои, показать новичку остальную школу и проводить до класса.

Девушка покраснела, взглянув на молодого человека, который смутился, но вежливо поклонился. Дуан быстро представился и вновь поклонился, в ответ девушка сделала реверанс и назвалась Невилл Зои.

Воцарилось неловкое молчание. Херт улыбнулся и напомнил о просьбе директора. Молодая леди ойкнула, поспешив обогнуть молодого человека и стуча каблуками по деревянному полу. Мисс Зои рассказала, как могла, некоторые важные школьные тонкости. Правда, она заикалась через каждое слово, наверное, её смущало или сильно волновало нахождение рядом с молодым человеком.

Девушка проводила Дуана до класса, где он должен был преподавать, и быстро убежала, забыв сказать, что сегодня занятий не будет. Об этом Херт узнал через несколько часов, слоняясь по классу. Зато он изучил помещение в мелочах и нарисовал на доске мелом замки на скале и спящего в долине дракона, свернувшегося калачиком, как домашний кот на подушке. И много ещё чего, пока доска не кончилась. Потом он принялся за свои записи, но так как ночью плохо спал, да ещё и рано встал, его быстро сморило. Сам того не желая, Дуан заснул.

Крышка стола стала шершавой и даже колючей, лежать на ней было невыносимо больно, и Херт вскочил, почёсывая раненую руку. Следующее потрясение было куда сильнее. Класс превратился в пещеру со сталагмитами и сталактитами, по каменным сосулькам стекали зелёные капли. Они скатывались вниз и с чавкающим звукам падали, создавая новый сталагмит, бусинками раскатывались по мягкой, покрытой мхом почве.

Дуан в ужасе сделал пару шагов по мягкому полу и вернулся к «столу». Ему так хотелось быстрее проснуться, поэтому он сделал то, чего сам не ожидал. Размахнувшись, ударил о колючий «стол» ладонью, боль сковала всю руку, током ударила в мозг. Херт сполз на пол, зажимая кровоточащую руку, но так и не проснулся.

Молодой человек боялся даже пошевелиться, но сон не кончался. Ещё немного посидев, Дуан побрёл по зелёной пещере. Мох скрипел под ботинками, выдавливая из-под подошвы тёмную воду, издавая неприятный чавкающий звук. Херт шёл, оглядываясь и всматриваясь в полумрак: повсюду слышались посторонние звуки, мешали слушать. Вдруг за углом его ждёт один из монстров, про которых рассказывал Форд? Но за углом никого не было, так же, как и за следующим, вот только коридор с каждым шагом сужался. Вскоре потолок уже касался макушки, позже пришлось нагибаться, а потом Дуан вообще полз, боясь вновь разорвать одежду и пораниться. Брюки и рукава пиджака промокли, пропитавшись зловонной жижей, но Херт полз дальше. Теперь вернуться обратно можно было только ползком назад.

Туннель, к большому разочарованию Дуана, не кончился светом, он кончился стеной — мокрой, чёрной, жирной, земляной. Светящийся голубым лишайник на стенах хорошо показывал финал пути — и начало накатившего на Херта ужаса. Его затрясло от осознания конца, руками обхватив голову, он бормотал что-то себе под нос. Затем закричал и начал руками рыть землю, откидывая почву за спину.

Он копал и копал, углубляясь всё дальше, и уже неважно было, испачкается он или поранится, это было ничто в сравнении с ужасом, который обуял молодого человека. Пальцы натолкнулись на что-то твёрдое, и яркий лучик света ударил в глаза, надежда трепетной птахой забилась в сердце. Но свет внезапно погас, а запястье Дуана обожгли тонкие холодные пальцы и с силой потянули в дыру.

Рука онемела от боли, Херт заорал, вскочив из-за стола и сильно перепугав молодую леди. Мисс Зои чуть не упала, выронив из рук кипу бумаг, что разлетелись по классу. Дуан же, перепуганный, держался за онемевшую руку, будто она была отрублена или превратилась в клешню монстра. Но, увидев бледную от страха молодую леди, Херт замер как вкопанный и смотрел на учительницу, не отрывая глаз.

Оба застыли, как статуи, не мигая, смотрели друг на друга, но первый шаг сделала всё же молодая леди. Она негромко захихикала, прикрывая губы рукой. Херт пересилил себя, чтобы хотя бы улыбнуться. Заметив, что девушка всё ещё крепко держит уже пустую картонную папку, а вокруг неё разбросаны бумаги, он быстро сложил все факты и бросился собирать потерянное, извиняясь за то, что напугал.

Зои же ойкнула, запрыгнув на парту, когда молодой человек неожиданно бросился собирать бумаги. В свою очередь, мисс Невилл тоже начала извиняться, посчитав, что напугала спящего Херта, и так же встала на колени, чтобы помочь собрать бумаги. Только вот это получилось это весьма неуклюже: она случайно придавила коленом пальцы руки, на которую опирался Дуан, да ещё и получила от него удар затылком в подбородок.

И хоть обоим было больно, они рассмеялись от души. Так произошло знакомство двух коллег. Херт уговорил Зои, чтобы она позволила ему ей помочь с накопившимися бумагами, так как мисс Невилл ещё исполняла роль секретаря, пока школа не укомплектуется полным составом служащих.

Закончив ближе к сумеркам, пара молодых преподавателей попрощалась с директором и вышла на опустевшую улицу. Херту стоило больших усилий попросить Зои проводить её до дома, этим он вогнал леди в краску, но всё же она согласилась.

Дуан то ли от волнения, то ли пытаясь произвести впечатление на молодую и очаровательную особу, болтал без умолку, что было на него совсем не похоже. Он даже забыл зайти в галантерейную лавку за свечками и был очень удивлён, когда мисс Невилл сказала, что они пришли. Оказалось, за разговором Херт и не заметил, как проводил леди Зои до пансиона, где жил сам.

Мисс Невилл тоже удивилась, что они с Дуаном не только коллеги, но ещё и соседи. Кокетливо распрощавшись, она попросила его об услуге, и он без вопросов согласился. Просьба заключалась в том, что Зои войдёт первой, а её спутник, досчитав до пятидесяти, войдёт следом и никому не скажет, что провожал её, особенно госпоже Айде. Дуан беспрекословно выполнил эту просьбу, ему самому не хотелось встречаться с по-своему милой, но почему-то пугающей хозяйкой. На цыпочках он поднялся по лестнице и прокрался к себе в комнату. Какое он почувствовал облегчение, когда остался один. Книгочея Дуана пугало и одновременно влекло к новому человеку, особенно противоположного пола. В нём бушевали противоречащие чувства, смешиваясь в бурлящую однородную массу, он даже забыл про страшный сон и про неразобранные чемоданы. Будучи под сильным впечатлением, Херт порхал, как бабочка, напевая какую-то песенку. Умывшись, переодевшись в пижаму, он закутался в одеяло и уснул крепким сном.

Шло время, и Дуан Херт вполне освоился со своей новой жизнью, привык к частому отключению электричества, засыпал с надеждой провести больше времени с мисс Невилл. Иногда в голову к нему закрадывалась мысль, что он околдован молодой учительницей, но долго он об этом не думал. Учитель литературы зарекомендовал себя прекрасным преподавателем и хорошим человеком среди немногочисленных учителей и детей, среди взрослых и маленьких. Херт настолько увлёкся своей работой и молодой леди, что разобрал свои чемоданы только спустя месяц, они даже покрылись слоем пыли. Дуан запретил мисс Айде убираться в своей комнате и убирался сам. Наступил час икс для чемоданов, когда Херт запнулся о них ночью: ему приснилось, что его зовут, и голос был похож на тихий и мелодичный голос мисс Зои.

Всю ночь под светом свечи он разбирал чемоданы, старался раскладывать вещи, но его всё время что-то отвлекало, будто музыкальная шкатулка играла где-то далеко-далеко.

Солнце медленно поднималось над металлическим скелетом недостроенной буровой вышки, одной из трёх, что стояли вдалеке от города, но всякий раз бросали жуткие тени на небольшой молодой городок, как будто костлявые руки тянулись к лицу спящего ребёнка. Но вот серые дома окрашивались в нежно-розовый и уже не казались такими мрачными, как днём. Затем они впитали оранжевые цвета, город начинал потихоньку просыпаться, улицы наполнились людьми, дома снова стали серыми, как гранитные плиты. Херт на дне чемодана нашёл бархатный мешочек чёрного цвета, но не обратил внимания, положил его к остальным вещам и побежал в школу.

Целый день Дуан был на взводе, рассеян и невнимателен. Сославшись на плохой сон, он кое-как довёл уроки и с извинениями покинул школу второпях. Он едва добрался до своей комнаты и даже не обратил внимания на пресное приветствие хозяйки и её волну претензий по поводу шума и неприятного запаха из его комнаты. Молодой человек, зажимая нос, открыл окна настежь, несмотря на жуткий холодный ветер. Комната наполнилась холодом, но всё равно Дуан раскладывал вещи — в шкаф, в комод, а когда остался бархатный мешочек, Херт застыл, будто замороженный. Его обуяла волна ужаса и апатии, но при этом сильно тянуло заглянуть в мешочек. С трясущимися руками и пульсацией в висках Херт развязал шёлковый белый шнурок и, засунув руку в него, осел на пол.

Рука ощутила гладкий круглый предмет, похожий на клубок ниток, только гладких. Несколько минут Херт просто стоял, не вынимая руки из мешка, а лишь гладил и крутил между пальцами. Потом в голове раздался приказ, свирепый и беспрекословный. Дуан мгновенно вытащил шарик. Сидя на полу, он поднял предмет так, чтобы он заблестел в заходящем солнце. Это были не нитки, не металл изящной мастерской работы, это был клубок белых змеек, что красными глазами-рубинами смотрели на него, смотрели пристально и властно.

Несколько дней Дуан Херт не появлялся в школе, и никто не знал, где он, комната была закрыта и даже запасной ключ хозяйки не мог отпереть дверь. Зои упросила Джона, чтобы он помог ей найти пропавшего Дуана, они колесили по городу и обыскивали библиотеки, клубы, потом дошло дело до баров и кабаков для строителей и нефтяников. Даже мистер Панкрас попросил помощи полисменов в поисках молодого учителя, но всё было тщетно.

Херт очнулся в собственной комнате, ветер трепал занавески, как паруса, вот только он был не холодным осенним, а тёплым, со стойким запахом болота. Дуан поднялся, крепко сжимая кулак, ему было приятно ощущать тепло, исходящее от клубка. По виду комната была в удручённом состоянии. Паутина свисала с потолка, в углах виднелись целые узоры, сотканные старательными пауками, везде стоял запах пыли и плесени, и Херт закашлял, закрывая рот и нос рукой. Выбежав на улицу, он старался не смотреть по сторонам и чуть не убился, наступив на прохудившуюся ступеньку. Кубарем скатился вниз, ударившись о входную дверь, подняв облака пыли.

На улице Херт чуть не задохнулся от нахлынувших чувств, увиденное превосходило все фантазии заядлого книгочея. Город стоял на своём месте, но был покрыт зелёными кустарниками, будто не бетонные стены вокруг были, а плодородный чернозём. Где-то даже цвели большие алые цветы, похожие на маки. На крышах росли большие ветвистые деревья, с них красивыми лентами свисали маленькие белые цветочки, рядом мельтешили насекомые, но, внимательно присмотревшись, Херт понял, что это птицы. Крохотные блестящие птички — наверное, меньше колибри, нужно было хорошо напрячь зрение, чтобы разглядеть порхание этих существ. Тусклое тёмно-зелёное солнце освещало тротуары и дороги, вернее, то, что теперь было вместо них — траву, почему-то примятую. Херт под впечатлением спустился вниз, на тротуар. Трава приятно ласкала руки. Подойдя ближе к дереву, что было огромным и покрывало одно из зданий своими ветвями, Дуан услышал тихое пение. Пели маленькие птички, они были слишком заняты собиранием нектара цветов, чтобы обращать внимание на подошедшего близко человека. Херт, заворожённый, слушал прекрасное пение. Сильный грохот разом прекратил пение и разогнал птиц. Дуан понял это слишком поздно, и второй толчок повалил его на землю, и вот третий был уже совсем близко. Молодой человек полуполз, полубежал, чтобы спрятаться, забиться в яму или канаву, только убраться с дороги.

Удача была на стороне Дуана, и он скатился в разрушенный ливнеотвод. Ещё один сильный толчок осыпал штукатурку и кирпичи со зданий, завалив Херта ветками и листьями. Любопытство взяло своё: молодой человек осторожно повернулся в своём укрытии и посмотрел, что могло вызывать такие толчки. Он закричал бы, если бы не закрыл рот рукой. Землетрясение создавала огромная лягушка или жаба, какие не встречались в природе.

Огромное земноводное имело не только хвост, но ещё и длинную змеиную шею, которой крутило по сторонам, раздувая большие ноздри, тараща глаза-конусы, вертевшиеся независимо друг от друга. Тело чудовища покрывал блестящий хитиновый панцирь, похожий на мелкие перья тёмно-зелёного цвета. Жаба топталась на месте, медленно поворачивая змеиную голову, втягивая воздух ноздрями. Лягушка была метров пять высотой и три или четыре в ширину, снизу было не всё видно, но очень хорошо — длинную, метра два-три, шею со змеиной тупой мордой и глазами как у хамелеона. Дуан задержал дыхание, когда морда чудовища склонилась над его укрытием: пасть, усыпанная острыми как ножи зубами. Морда проплыла прямо над Хертом, он почувствовал зловоние из пасти монстра. Это был запах жуткой смерти. Дуан с ужасом наблюдал за движениями жабы, и всё же ему было очень жаль, что он не может более подробно рассмотреть это необычное, величественное и устрашающее существо. Повернув несколько раз голову, жаба подняла её, и Херт увидел, как напряглись мышцы существа, буграми поднимая кожу; как пружины-лапы распрямились, отправляя лягушку в полёт, а затем земля содрогнулась где-то вдалеке. Пускай чудовище ушло, Дуан не торопился покидать укрытия.

Когда толчки стихли, Херт с опаской вылез. Осмотревшись, пополз под прикрытием зданий-садов, вставать и идти в полный рост было всё ещё страшно, но любопытство подталкивало его вперёд.

Заброшенный город был прекрасен и ужасен одновременно, он пугал и восхищал. Херт наблюдал за сказочными существами, маленькими и большими. Он сделал вывод, что всех их объединяют змеиные корни: чешуя, хвосты, вертикальные зрачки, тупые морды и раздвоенные языки. Дуан с любопытством рассматривал фауну. Херт будто попал в мир своих книг, чудесный и страшный. Всё это время он сжимал статуэтку, она согревала его и толкала вперёд, к цели, которой он не знал.

Херт бродил сквозь заросли, трогая странные чудесные растения, одно ему очень понравилось. Оно напоминало земной папоротник, только в сотню раз больше и выше, но разительное отличие состояло в том, что растение имело большие голубые цветы с длинными загнутыми лепестками, а жёлтые пестики походили на маленькие колокольчики. А когда к цветку или листьям прикасались, ветка и ближайшие к ней сворачивались в рулет и меняли цвет с тёмно-зелёного на ядовито-фиолетовый. Дуан, как ребёнок, играл так добрых полчаса. За игрой он не сразу услышал, что к нему подкрались. Рычание сообщило ему об опасности, но было поздно.

Обернувшись, Дуан начал пятиться от окруживших его — это были три существа, напоминавшие собак или волков. Они рычали, ощетинивая капюшоны, в пастях трепетали раздвоенные языки, а острые зубы были покрыты зелёным налётом. Тёмно-зелёная шерсть-чешуя вздыбилась, и это означало только одно: сказочный мир хочет сожрать его.

Херт, расставив руки, двигался задом, змеи-волки наступали, шипя, и царапали длинными когтями землю, с зубов капала зелёная слюна. Дуан понимал, что не сможет убежать, сердце билось как сумасшедшее, разгоняя по телу адреналин.

Внезапно один из волков кинулся на него, но Херту удалось увернуться, это дало ему шанс на побег. Практически на карачках он побежал, как мог, огибая огромный цветок, понёсся прочь по улице, но буквально через минуту почувствовал, что его уже догнали и кусают за пятки.

Хищники догоняли, а силы кончались, для книгочея бегать было страшнее смерти, но перестать бежать означало верную смерть, поэтому приходилось бежать, бежать изо всех сил.

Херт увидел открытую дверь одного из дома и, рискнув, бросился наперерез преследователям. Удача была на его стороне. Забежав на ступеньки и влетев в дверной проём, Дуан попытался закрыть дверь, но один из волков успел следом. Херт прижал его дверью, не давая хищнику прорваться внутрь. Дикое голодное существо клацало зубами, скребло по дереву; зло рычало, только бы ворваться к своей жертве.

С силой ударив ногой дверь, волк заскулил и ослабил напор, что дало Херту время убежать. Пробежав по длинному коридору, Дуан ломился во все двери, но они были заперты или завалены, путей к отступлению становилось всё меньше. В конце коридора спряталась сломанная у основания лестница — единственная надежда на спасение, правда, она оборвалась, когда зубы сомкнулись на щиколотке Дуана. Он растянулся на полу.

От сильного повреждения Херта спасли высокие кожаные ботинки: зубы разорвали толстую кожу, но не достали до цели. Врезав волку свободной ногой, Дуан пополз прочь. Он даже не понял, что шарик, зажатый в кулаке, сильно жжёт ладонь.

Боль взяла своё, и статуэтка выпала из руки и, стуча, покатилась к хищникам. Волки начали отступать, огрызаясь и щёлкая челюстями.

Херт в растерянности и ужасе схватил клубок змей, бросившись на лестницу. Вскарабкавшись по доскам, он взглянул вниз на рычавших хищников, они пытались запрыгнуть наверх, но их попытки были тщетны. Теперь Дуан был в безопасности; прижавшись к холодной стене, он сполз по ней на пол. Закрыв глаза, Херт вспомнил рассказы Форда, теперь это не походило на бредни пьяного: Лутер был в этом ужасном месте, но главный вопрос состоял в том, как он выбрался отсюда.

Дело было в маленькой статуэтке, напоминавшей клубок белых змей с рубиновыми глазами: она пульсировала, будто гады были живыми. Вертя её в трясущихся руках, Херт пытался разгадать, в чём её сила. Посильнее надавив на одну из голов, Дуан смог сдвинуть её: она выгнулась, открыв пасть, и укусила потревожившую её руку. Белая чешуя окрасилась в алый, контрастно выделив змейку из общей массы.

Херт отдёрнул укушенный палец, взял его в рот и начал лихорадочно отсасывать яд, сплёвывая на пол. От страха Дуан готов был высосать из себя всю кровь, но вскоре голова закружилась, по телу растеклось тепло, и сердце начало биться медленней, а веки наливались свинцом.

Херта разбудило тихое мелодичное пение, с каждой нотой оно возрастало. Дуан с трудом открыл глаза и сразу посмотрел вниз: волков уже не было, но пение осталось, и оно будто звало его, звало идти куда-то. Как в трансе, молодой человек спрыгнул вниз, будто до пола было не два метра, а ступенька в шаг высотой. Дуан двигался уверенно и быстро, за несколько минут преодолел несколько кварталов, а затем уже стоял у ржавых покосившихся вышек. Металл покрывали плетистые растения, опутав ржавые остовы цветущей зеленью.

Песня усиливалась, Херт шёл вперёд, несмотря на вязкую грязь под ногами, в которой он увязал по щиколотку. Уже упираясь руками, Дуан упрямо полз к своей цели. В одной из вышек рос огромный цветок, грязно-белые лепестки плотно смыкались внутри металлической конструкции. Цветок источал ужасно приторный аромат в смеси со стойким запахом железа, что горечью оставалась на языке. Выбравшись из грязи, Херт, хлюпая мокрыми башмаками, вблизи смог рассмотреть каждую жилку на белых лепестках, на тёмно-зелёных листьях и даже на торчащем из земли ярко-жёлтом корне, и эти жилки напоминали синие веточки капилляров под кожей человека, только они имели красный цвет и особенно хорошо выделялись на белых лепестках. Даже в трансе Дуан смог оценить ужасающую красоту этого растения, похожего на водяную лилию, готовую вот-вот распуститься.

Прикоснувшись к бутону, Херт тут же отдёрнул руку, так как лепесток был тёплым и пульсировал, будто за сложенными створками билось сердце. Туман в мгновение ока выветрился из головы молодого человека, его заменил страх, и этот страх приковал к земле.

Запах усилился, а из медленно открывающегося бутона начала вылетать крупная пыльца, похожая на хлопья снега. Белые лёгкие комочки распространились вокруг, закрывая небо и землю, заключая пришельца и бутон в некий купол.

Огромные лепестки раскрылись, обдав Херта жаром и сбивающим с ног приторным ароматом. Если бы не примесь железа, его можно было бы сравнить с запахом духов или свежесделанного повидла. Распахнувшийся бутон явил белое, почти прозрачное тело, тонкость и изящество куклы, которая явно принадлежала к прекрасной части человечества. А почему куклы? Потому что только руки мастера могли создать столь совершенное, красивое и хрупкое существо. Любая девушка казалась бы рядом с ней деревенской дурнушкой. Но эта «кукла» не имела лица, только контуры глаз и носа, рот отсутствовал. Будто мастер, ужаснувшись своего творения, не смог закончить начатую работу. Но не прекрасные изгибы и формы поразили Дуана — он наяву наблюдал за своей мучительницей из жутких кошмаров. Необычайно длинные, блестящие как шёлк волосы выдавали девушку, превратившую прекрасные сны мечтательного молодого человека в холодящие кровь кошмары.

Пальцы, а затем и руки «куклы» начали двигаться, и вот она, неуклюже переставляя ноги, будто пользовалась ими впервые, пошла на Херта. В страхе Дуан отшатнулся на пару шагов, но это была только мысль, пролетевшая у него в голове, на самом же деле он остался стоять, как вкопанный в землю столб. «Кукла» скользнула к нему, и щёки обожгли ледяные нежные ладони. Херт стеклянными глазами, в которых застыли слёзы, смотрел на безликую, а потом она поцеловала его.

Поцелуй был одновременно робким и настойчивым, как если бы она целовалась впервые, но очень этого желала. Пусть губ у неё не было, Дуан отчётливо ощутил мягкость и сладкий вкус, в голове пение сменялось словами, успокаивая бешено колотившееся сердце, а поцелуй утягивал в безмятежность и покой. И вот уже он понял, что проводит пальцами по бархатной коже спины, сводя руки для объятий. Голос продолжал нашёптывать приятные сердцу слова, в то время как тело бросало то в жар, то в холод, и молодой учитель начал понемногу растворяться в этой сладкой нирване.

Дуану внезапно захотелось спать, силы покидали его, словно вода утекала из продырявленной ножом бочки. Он уже ничего не видел, хотя и старался не закрывать глаз, даже на путешествия по телу «куклы» сил не было. Руки повисли, как виноградные плети под тяжестью налитых соком ягод, только кулак по-прежнему крепко сжимал змеиный клубок. Как вдруг будто молния ударила в ясном небе, песню прервал крик, и не простой: его кто-то звал по имени, сильно и настойчиво, не жалея голосовых связок. Ещё раз и ещё, а затем долго, протягивая каждую букву.

Сети пелены начали ослабевать, и Дуан узнал голос, зовущий его. Это была мисс Зои. Стоило узнать голос девушка, как тут же перед глазами встал образ милой и доброй знакомой, он же и разрушил весь кокон: транс, подавление чувств и ментальную связь.

Херт оттолкнул «куклу», пытавшуюся вернуть контроль, а когда она довольно живо отпрыгнула от него, её лицо начало приобретать человеческие черты, и они походили на образ Зои. Вот только времени рассматривать и подтверждать у Дуана не было, с сознанием пришло самое сильное чувство — чувство страха, и оно заставило его нестись со всех ног прочь от цветка и, главное, от «куклы». Херт бежал, несмотря на грязь, порой проваливаясь. За ним почему-то не было погони, но он хорошо ощущал присутствие кого-то незримого у себя за спиной. Он бежал и бежал, пока, оступившись, не рухнул куда-то…

Дуана Херта нашли рабочие-нефтяники, они вытащили его из ямы с буровым раствором, он лишь чудом не погиб, утонув или задохнувшись вредными парами.

Херта доставили в местный госпиталь, где он долго не приходил в сознание. Дуан не получил серьёзных повреждений, у него оказались только лёгкие ожоги от раствора, пару ушибов, несколько порезов, синяков и ссадин и неглубокая рваная рана на ноге, но всех волновало его душевное состояние. Когда молодой человек пришёл в себя, он был очень агрессивным, бросался на всех и сумбурно пытался что-то рассказать. Местный врач, высокий худощавый старичок, заверил, что это всего лишь стресс от напряжённой работы и нового места жительства, скоро всё пройдёт, главное — покой и забота, поэтому запер его в отдельной палате.

Посидев некоторое время в одиночестве, Дуан смог собраться с мыслями и понять, что с такими речами его упекут в дом для душевнобольных. Заметив улучшения в состоянии пациента, ему разрешили посещения близких. Первым посетителем стала Зои, на девушке не было лица, её привычную бледность дополняли тёмные мешки под глазами, красные жилки вокруг зрачков свидетельствовали о бессонных слёзных ночах, проведённых в поисках молодого учителя. Херт рассчитывал, что близкий по духу человек сможет понять его. Он начал рассказывать о знакомстве с Фордом, о странных происшествиях, подробно пересказал последний разговор с археологом. Древняя раса, живущая на земле ещё до эпохи динозавров, выжила и после масштабной катастрофы благодаря способности переносить свой разум даже на расстоянии и практически в любое разумное существо. Змеиные люди (так их назвал Форд) всегда присутствовали в жизни землян, скрываясь в параллельном мире в чертогах разума каждого существа. Там они и прятались, а выходили по потребности, чтобы завербовать нужного им или повлиять на что-то нужное. Существа тысячи лет влияли на людей, но с каждым годом, веком люди становились всё сильнее и сильнее и уже не так просто стало на них влиять. Змеиные люди забылись, но не исчезли. Форд находил множество упоминаний в разных культурах. И всё, что было связано со змеиными людьми, — это боль, страх и бесконечные предупреждения всячески избегать контакта с ними. Ужасные чудовища сопровождали этот древний народ, наводя страх и ужас на землян. Змеелюдям нужны были физические тела, и они не упускали шанса захватить сломленных разумом людей, но их тела были недолговечны, в отличие от настоящих змеиных. Серьёзное упоминание о змеелюдях нашлось в источниках Древнего Египта, там они захватили власть и правили много веков, пока их идиллию не нарушила очередная катастрофа. Война уничтожила трудно завоёванный рай. Им пришлось снова уйти в тень, и они уже не могли укрепиться на современной земле…

Так закончился рассказ Лутера, вернее, Херт не стал рассказывать дальше, посчитав продолжение полнейшим бредом, во всяком случае для слушательницы.

Затем, захлёбываясь, Дуан начал рассказ о своём путешествии. Зои молча слушала, но внутри неё клокотал гнев: рассказ молодого человека походил на бред сумасшедшего или буйную фантазию ребёнка, но, как и полагалась леди, она не показывала виду.

Закончив рассказ, Дуан показал кулак, который, как ржавая металлическая рукавица, со скрипом разжался, явив клубок белых змей с одной красной. Мисс Невилл испуганно вскочила с кровати, но, недолго думая, выхватила статуэтку и подбежала к окну. Распахнув раму, девушка что есть сил швырнула клубок куда-то вдаль. Статуэтка скрылась в изумрудных лапах сосен, а дальше, скользя по мокрой траве, скатилась вниз по склону и плюхнулась в тёмную воду реки, питающую гидроэлектростанцию. Сделав это, Зои почувствовала боль в указательном пальце и быстро обхватила губами кровоточащую ранку. Она смущённо откланялась и сбежала, оставив Дуана одного. Херт был даже рад, что Зои сделала то, что он сам не мог сделать. Выбросив статуэтку, она будто убрала тяжёлый камень с его груди.

Были и ещё посетители — мистер Панкрас, Джон, но Зои ходила к Дуану каждый день, окружив его заботой и даже любовью. Испытывая жалость, она позволила Дуану Херту приблизиться к себе и начала принимать его ухаживания.

Дуана выписали, он зажил обычной жизнью, счастливым и влюблённым. Кошмары больше не приходили: их заменила ванильная красочная фантазия заядлого книгочея. Осень подходила к концу, и погода становилась всё хуже. Ночью мог идти пушистый снег, а наутро всё утопало в грязи под проливным дождём. Мисс Зои стала для Херта другом и любовницей — и готовилась стать невестой, но так думал только Дуан…

Как-то утром необычно ярко светило зимнее солнце, на улице был лёгкий морозец, от чего настроение Херта стало приподнятым. Спускаясь вниз из комнаты, он, как всегда, поздоровался со встречавшей его миссис Айдой, вот только вместо привычной улыбки и пожеланий хорошего дня был пригвождён к стене каминными клещами. Металлический обруч крепко сомкнулся вокруг шеи Херта, у миссис Айды оказалась необычайная сила для хрупкой женщины. Когда хозяйка убедилась, что крепко держит молодого человека, то начала обвинять его в том, что он задурил её племяннице голову и обесчестил до свадьбы. Дуан узнал о себе и о Зои много нового, а также то, что мисс Невилл обручена, а её жених — богатый и уважаемый американец, который ждёт её за океаном. Угрожая расправой, миссис Айда отпустила Херта восвояси.

Настроение упало ниже уровня пробурённой скважины; погода, наверное, ощущая гнетущий, клокочущий гнев и обиду Дуана Херта, начала сгонять над городом свинцовый купол. Всю дорогу к школе расстроенный молодой человек хотел первым делом найти мисс Зои и серьёзно с ней поговорить, но первым, кого он встретил, был директор.

Мистер Панкрас попросил заменить мисс Невилл, так как у неё возникли неотлагательные дела в администрации. Пришлось согласиться, уроки Херт вёл абы как, всё думая о словах миссис Айды. Он не хотел верить. Рабочий день подошёл к концу, а мисс Зои так и не появилась.

Херт собрался уходить, чтобы найти мисс Невилл, но и тут мистер Панкрас снова поменял его планы. Директор попросил выполнить его личную просьбу и найти Джона, так как тот уже несколько дней не появлялся на работе. Весельчак Джон с трудом переживал смерть жены, о чём мало кто знал, и поэтому сильно пил. Дуан не мог отказать своему руководителю, а, услышав печальную историю, решил помочь другу выбраться из этой ямы. Мистер Панкрас посоветовал начать поиски с паба «Четырёхлистник».

Дуан быстро нашёл паб, но заходить туда не торопился. Изнутри доносились пьяные крики и песни. Набрав побольше воздуха, Херт распахнул двери. В лицо ударила тёплая затхлость, а нос обжёг табачный и алкогольный перегар.

В полумраке веселилась пьяная компания, и никто не обратил внимания на вошедшего молодого человека. Дуан искал глазами знакомое лицо и нашёл его в дальнем углу весёлого паба. Джон сидел, наливая рюмку, которая и так уже была полна, янтарного цвета напиток разливался по лакированному столу.

Херт пробрался через гуляк и поднял бутылку, поставив её на стол. Джон поднял голову и широко улыбнулся, хотя по глазам было видно, что он не узнал друга. Дуан сел напротив, тут же был налит стакан.

Джон настойчиво предложил Херту выпить, в противном случае разговора не будет. Херт посчитал, что от одного стакана ничего с ним не сделается, зато он уважит друга и сам сможет немного отдохнуть от гнетущих мыслей. И так стакан за стаканом, бар за баром — Херт очнулся от смеха и весёлой музыки. Разлепив глаза, он увидел пьяные компании и вульгарно одетых или полуодетых девушек. Встрепенувшись, Дуан огляделся.

Большая круглая комната, обшитая красным бархатом с золотыми крупными пуговицами. Вместо окон — длинные шёлковые занавески до пола, которые становились дорожками, огороженными блестящими золотыми стержнями, скреплёнными тёмно-красными сплетёнными канатами. В центре находилась сцена, где танцевали несколько девушек, высоко задиравшие пышные кружевные юбки.

Херт не сразу нашёл Джона. Мужчина крутился у сцены и выкрикивал комплименты танцующим девушкам, будто бы забыв про свою печаль. Такое зрелище угнетало Херта, и он начал искать выход. Пока Дуан бродил по залу в поисках выхода и шарахаясь от девиц, пытавшихся приставать к нему, свет погас, и всех посетителей начали усаживать на свои места. Прожекторы свелись на сцене, и ласковый женский голос объявил выход актрисы.

Зрители захлопали, приветствуя выступавшую. Заиграла медленная музыка, из-за занавеса появилась стройная женская ножка, а затем и вся девушка. Она закрывала себя двумя большими ажурными веерами, грациозно двигалась, медленно передвигая веера, открывая свои пикантные места, но по-прежнему закрывая лицо. Единственное, что было видно, — так это её чёрные блестящие волосы, доходившие до низа спины.

Дуан поначалу старался не смотреть на девушку и пытался уговорить Джона уйти, но вскоре тоже не смог оторваться от гипнотизирующего танца. Веер открыл прекрасные округлости, плечо и часть лица с соблазнительной, почти хищной улыбкой пухлых губок. Глаза Херта расширились, когда он увидел хорошо ему знакомую родинку в виде трёх ромбиков, расположенных треугольником, их грани соединялись между собой. Его возлюбленная очень стеснялась этого и всегда прятала эту метку под одеждой, но ему показала.

Дуан уже ничего не понимал, он мчался к сцене со всех ног. У него перед глазами стояло обнажённое плечо с меткой. Приблизившись к сцене, Херт попытался влезть на неё, но был схвачен охранной. Крепкие мужики скрутили руки Дуана, а он упрямо рвался к танцовщице, та же, заметив возню, игриво улыбнулась, и тут погасли прожекторы, погрузив зал во тьму.

Дуан почувствовал, что хватка охранников ослабла, и напал на них. Завязалась драка, а потом раздался звук разбившейся бутылки, Херта схватили за руку и поволокли прочь. Тусклый свет прорывавшейся сквозь тучи луны ослеплял, словно яркое солнце.

Морозный запах был чудесен, как стакан ледяной воды в пустыне. Город чёрными тенями встал над головой Дуана, тёмно-серый потолок бетонной плитой давил на него. Сильный удар в спину вернул его в реальность, смеясь, Джон навалился на молодого человека. И оба побрели по домам, о чём-то разговаривая, но после пары кварталов Джон пропал, оставив Херта одного среди теней. Ползущие по небу тучи закрыли и без того бледный свет, будто зацепившись за серп молодого месяца, разодрав тонкую ткань воображаемого бурдюка, обрушив на землю поток воды.

Одежда Дуана мгновенно промокла, поэтому молодой человек не торопился где-то укрыться, он просто шёл, уставившись в лужи, отражавшие размытое изображение прохожего: перед глазами стояла ехидная улыбка девушки. Херт трясущимися от холода губами произносил вслух, что это не может быть Зои. Это была ужасная мысль, но она, словно долото бурильной установки, засела глубоко внутри.

Не заметив льда под водой, Херт поскользнулся, сев в лужу и сильно ударившись головой. Держась за разбитый затылок, молодой человек сел, но не стал вставать на ноги. Ладонь была вся в крови, а капли дождя щипали открытую рану. Дуан, несмотря на холод, пробравший его до костей, продолжал сидеть в луже и смотреть, как ливень быстро смывает кровь с ладони.

Уронив руку в лужу, Херт почувствовал что-то тёплое. Сжав пальцы в кулак, он почувствовал привычную округлость. Подняв руку к глазам, сквозь грязь он увидел белый клубок, который теперь приобрёл ещё один красный шнурок.

Дуан вздрогнул от своей находки, но даже не попытался выбросить злосчастную статуэтку. Сунув клубок в карман, он встал и отправился к дому. Он шлёпал по ковру и оставлял пятна грязи, его встретила хозяйка, но Дуан не ответил на её возмущённые вопросы, а грозно одарил женщину горящим жгучим взглядом и молча поднялся наверх, скрывшись за дверью своей квартиры.

Наполнив ванну горячей водой, он прямо в одежде залез в неё и погрузился с головой. Херт закрыл глаза, отправившись в чудесный и прекрасный, но ужасный мир своих фантазий.

Сон унёс его в жаркие пески на бархатные золотые дюны. Ботинки увязали в песке, песок проникал внутрь, от чего ботинки становились тяжелее. Пришлось снять их и идти босиком. Песок был горячим, но не обжигающим. Тёплый ветер ласкал кожу и приносил запах воды. Связав шнурки и закинув их за плечо, Херт брёл по пескам, ведомый лёгким бризом, в руке был белый клубок. Дуан уже было взобрался на очередной песчаный холм, увидел внизу ядовито-зелёную листву, небольшое озерцо с водопадом голубой воды…

Сделав шаг, он открыл глаза. Он смотрел в потолок ванной комнаты, лакированные тёмно-коричневые балки были будто шпалы на железной дороге. Выдохнув, Херт выбрался из холодной воды. Скинув мокрую одежду и переодевшись, он отправился в школу с твёрдой уверенностью поставить все точки над i.

Первым, кто встретил Дуана, оказался Джон, он улыбался и крепко пожал ему руку, а потом позвал «поправить здоровье», но молодой человек вежливо отказался.

Херт с трудом нашёл мисс Невилл, он отвёл её в сторону и сделал это весьма грубо. Рассказав всё, что знал, Херт ожидал и даже надеялся услышать отрицательный ответ, но Зои не опровергла слова своей тёти, она пыталась объяснить, что это было давно и что это выбор родителей, а не её. Вот только Дуан уже ничего не хотел слышать, он обвинял Зои в том, что она танцовщица и вообще распутная особа. В ответ на такие обвинения Херт получил жгучую пощёчину. У Зои оказалась тяжёлая рука, от которой Дуан осел на пол, сильно ударившись головой. Он практически потерял сознание, и статуэтка выпала из расслабленных пальцев.

Мисс Невилл была в ярости, но страх взял верх. Испугавшись за молодого человека, она присела, пытаясь привести его в чувство, но, увидев белую рубашку испачканной свежей кровью, запаниковала ещё больше.

Херт снова оказался в госпитале, на этот раз с острой болью в затылке и рвотными позывами. Он стиснул зубы, пытаясь прийти в себя. В этот раз его никто не навещал, даже врачи и Зои, он пребывал в палате в гордом одиночестве.

В окне проплывали свинцовые тучи — казалось, будто они вот-вот заплывут в открытое окно. В воздухе хорошо ощущалось напряжение, точно электрические разряды в маленьком стеклянном шаре. Потряси его, и увидишь молнии, разрывающие тучи на части, освещающие мрачный шарик.

Херт внезапно обнаружил, что в его руке нет статуэтки, и страх обуял молодого человека, он начал шарить везде, но нигде не нашёл белого клубка змей.

Между тем белокурая девушка, кутаясь от порывистого ветра в чёрное пальто, тихо шла к пансионату. Хрупкую фигуру сдувало, но молодая леди стойко двигалась через улицу, иногда хватаясь за что-нибудь, чтобы сопротивляться порывам стихии. Ветер с силой срывал хлопья снега и бросал их на землю, мешая с серой липкой грязью.

Зайдя в квартиру и заперев дверь, мисс Невилл разжала пальцы, жадно облизнув сухие губы. Блестящими глазами она смотрела на клубок белых змей. Зои весь день проносила статуэтку в кармане пиджака, а теперь не могла расстаться с этой вещицей. В голове звучала приятная мелодия, от которой хотелось спать. Мисс Невилл песня напомнила мелодию из механической шкатулки с танцующей балериной.

Сняв с себя одежду, девушка на цыпочках прошла в ванную. Открыв воду, она села в ещё пустую ванную. Медленно тепло окутывало обнажённое тело девушки, погружая её в глубокий сон. Перебирая пальцами статуэтку, мисс Невилл хищно улыбалась.

Вода уже полностью покрыла Зои с головой, на поверхности ванны не виднелось ни единой ряби. Как зеркало, она отражала яркие звёзды, висящие в чистом зелёно-сером небе. Вода колыхнулась, и к звёздам взметнулась рука, а затем вторая, по ним стекала густая чёрная жижа. Миловидное, почти кукольное лицо вынырнуло из жижи, и его обладательница полностью встала, показав звёздам своё прекрасное обнажённое тело, а её блестящие чёрные волосы ловили весь свет, падавший на землю. Теперь это была не Зои.

Босыми ножками девушка ступила на серый песок, грациозно ступая, а с её белой кожи стекали остатки липкой чёрной жижи. Девушка шагала, качая бёдрами, её улыбка была счастливой, ей очень нравилось такое состояние. Она была свободна, без рамок, без ограничений, без проблем и забот, без всего её обременяющего. Она была обнажена не только телом, но и душой, это было прекрасно.

Тёплый ветерок ласкал её чёрные как смола волосы, они не стали белыми, как прежде, даже ночное небо не могло сравниться с глубиной их цвета. Белая нежная кожа практически сливалась с песком, но в то же время буквально светилась и переливалась под звёздами, будто множество алмазов покрывали её.

Молодая луна освещала пески, циклопические строения, величественные статуи, куда и направлялась девушка. Уже ближе к постройкам из песка выступила чёрная блестящая дорожка гладких камней, словно выловленных из быстрого потока горной речки.

Наступив на камень, девушка вздрогнула: они были холодными. Захихикав, она продолжила идти по камням до построек. Величественные здания закрывали свет луны, отбрасывая огромные тени, делавшие воздух намного холоднее.

Девушка выдыхала облачка пара, а гладкая кожа покрылась мурашками. Несмотря на холод, она прошла вглубь двора, огороженного торчащими из песка каменными конусами, скрещенными между собой так, что получалась непроходимая ограда. Но для девушки они разошлись в стороны, пропуская её.

Во дворе царила кромешная тьма, и только тусклое зелёное пламя выхватывало дорожку света, по ней и двигалась обнажённая леди, а её тень белой змеёй текла за ней, разрезая тьму.

Девушка, напевая тихую песню, подошла к каменной чаше, где плясало изумрудное пламя, без страха и сомнения сунула руку с зажатой в кулаке статуэткой в огонь. Языки жадно лизали руку девушки, ей не было больно, она улыбалась, напевая грустную мелодию.

Погружённая рука начала чернеть, чернота медленно продвигалась по нежной коже. Когда она подошла к шее и пошла дальше, девушка начала преображаться. Волосы стали намного длиннее и уже доходили ей до пят, кожа кое-где покрылась чешуйками тёмно-зелёного цвета, ноги начали вытягиваться и срастаться между собой, обрастая оранжевыми и зелёными чешуйками. Большой змеиный хвост поднимал девушку над землёй, делая её величественной и грозной, она обзавелась второй парой рук, и в них полыхало изумрудное пламя, улыбка обнажила острые клыки.

Луна залилась ярко-зелёным цветом, будто в стакан налили абсента, зелёный свет залил белый песок, окрашивая его изумрудными красками, каждая крупинка обернулась зёрнышком, из которого на свободу вырвались зелёные ростки. Они стремительно росли, заполняя всё вокруг, пока пески не превратились в буйные зелёные луга. В чаше уже бурлила кристально чистая вода, а зелёный огонь оставался лишь на руках девушки, покрывая их, словно перчатки.

Вода заливала зелёные луга, воды было настолько много, что луга превратились в дышащее жизнью болото. Приближался рассвет, окрашивая всё вокруг в яркие краски прекрасного утра новой жизни. Трава быстро росла, листья и стебли сворачивались воедино, образуя крепкие, ещё молодые стволы, которые стремились в утреннее небо, обращаясь в величественные деревья с густой кроной. И так, одно за одним, лиственные деревья покрыли всё вокруг за горизонт и дальше.

Буйная зелень быстро поглотила огромные строения, превратив пустыню во влажные ядовито-зелёные джунгли.

Довольная своей работой, девушка громко рассмеялась, разведя руки в стороны. Огонь по-прежнему плясал у неё на руках, но не был губителен для растительности, он ласкал листья так же нежно, как ласкали их пальчики девушки.

Зои очнулась в ванной, полной горячей воды, что уже давно лилась на коричневый кафельный пол. Мисс Невилл широко улыбалась, вертя в руке статуэтку. Её волосы цвета утреннего солнца стали ночным шёлком лунного мира, молодая леди словно преобразилась, стала более взрослой и статной, в глазах читались уверенность и огонёк, которых раньше не было.

Ночь была в самом разгаре, несмотря на то что уже был создан целый маленький зелёный мир. Надев самое вычурное, что у неё было, Зои вышла в ночь, даже не обсохнув и не высушив волосы.

Утром мисс Невилл вскочила с кровати вся в холодном поту. Перед глазами стояли мерзкие ухмыляющиеся рожи, грязные руки лапали её тело. Зои бросилась в ванную. Усевшись на дно, начала мочалкой тереть нежную кожу до кровавых подтёков, та лоскутами слезала с тела. Зои рыдала, стиснув зубы от невыносимой боли, но продолжала сдирать кожу до самого мяса. Кровь капала, окрашивая белую эмаль в алый.

Девушку нашла миссис Айда. Перепуганная до полусмерти хозяйка всё же смогла остановить кровь, обработать и перебинтовать многочисленные раны. Зои несколько суток не приходила в себя.

Вскоре об этом узнал всё ещё лежавший в госпитале Херт. Он сбежал, отправившись прямиком к Зои. Он догадывался, в чём причина психоза молодой леди, но не мог объяснить это миссис Айде, которая, как Цербер, охраняла покой своей протеже, обещала даже вызвать полисменов, что и попыталась сделать.

Хозяйка с криками бросилась на улицу, но Херт успел схватить женщину за пышный ворот и с силой ударил её по голове, а потом сорвал со стены одну из картин в массивной раме и нанёс мисс Айде несколько ударов, пока не брызнула кровь. Женщина рухнула на пол, залив кровью узорчатый ковёр.

Херт нашёл девушку на втором этаже в комнате хозяйки, обыскав квартиру. Вжавшись в угол чулана, она походила на запуганную, раненую зверюшку. Увидев силуэт в свете ламп, мисс Невилл вжалась в стену ещё больше, стараясь свернуться в комок.

Дуан грубо схватил Зои и выволок на свет. Девушка брыкалась, царапалась и даже пару раз укусила молодого человека. Херт ударил девушку, и та затихла, тихо всхлипывая. Дуан обнял её, прижав к себе и слушая, как колотится её сердце.

С большим трудом Херт разжал пальцы Зои, чтобы забрать причину её страданий, но как только он коснулся статуэтки, в глазах потемнело.

Открыв глаза, Дуан увидел зелёную поляну с уже знакомыми ему обелиском и чашей, но вот только теперь внутри чаши была Зои. Со всех ног он бросился вниз, спотыкаясь и путаясь, приблизился к обелиску, но тут же взмыл в воздух и с силой был опущен на землю.

Херт был связан по рукам и ногам, словно на средневековой дыбе, он мог только видеть лежащую на алтаре-чаше Зои. Его щёку обожгло льдом. Вскоре он увидел хозяина, вернее, хозяйку, это была точная копия мисс Невилл, только с чёрными длинными волосами. Девушка ласково провела ладонью по щеке Херта и с улыбкой пошла к Зои, а следом за ней, скованный какими-то корнями, двигался Дуан. Сделав так, чтобы он всё видел, хозяйка грациозно запрыгнула на плиту и нависла над Зои. Хищно посмотрев на Дуана, черноволосая обратилась к своей жертве.

Облизав её щёку длинным языком, она начала рвать белую ткань ночной рубашки, оголяя её тело. Херт хотел закрыть глаза, но не мог этого сделать, ему пришлось наблюдать, как демоница издевалась и насиловала дорогую для него девушку.

Зои кричала и пыталась вырваться, рьяно сопротивляясь пыткам, а когда увидела смотрящего на неё Дуана, совсем истошно завопила, вырываясь из оков, причиняя себе ещё больше боли.

Демоницу заводили крики девушки, и она работала острыми когтями ещё быстрее, сдирая с неё кожу, и ритмично двигала бёдрами, доставляя Зои страдания, боль и одновременно наслаждение. Невилл уже не могла сопротивляться подступавшему экстазу, язык вывалился из-за её рта, она больше не кричала, только стонала и плакала. Боль и наслаждение смешивались в голове, окончательно сводя её с ума.

Участь Херта была не лучше: он всё видел, но не мог ничего сделать, чтобы спасти Зои, как бы он ни рвался, разрезая руки и ноги об острые корни. Он кричал, умолял, проклинал демоницу, просил, чтобы она забрала его и отпустила Зои. Черноволосой девушке это всё, очевидно, нравилось.

Кровь из ран Херта, словно масло, смазала оковы, и он смог вырваться, пожертвовав сломанным большим пальцем и выбитым из сустава плечом. Несмотря на жуткую боль, он бросился к алтарю.

Демоница быстро отреагировала, только вовремя выставленная рука помогла Херту не лишиться головы, острые когти пробили плоть и вышли у предплечья с другой стороны. Закричав от боли и гнева, Херт схватил её здоровой рукой за волосы и потащил за собой.

Они кубарем покатились вниз по склону, демоница резала и кусала Дуана, но он был сильнее и оказался сверху. Мужские пальцы сомкнулись на тонкой шее девушки, он изо всех сил пытался сломать шею демонице или задушить её, но милое лицо Зои не давало Дуану закончить начатое, воспоминания о любимой не давали хладнокровно убить так похожую на неё. Девушка не сопротивлялась, а улыбалась, будто молодой человек её щекотал.

Тонкая шея, наконец, сдалась, раздался хруст, тело черноволосой обмякло, но улыбка не сходила с её бледного лица. Разжав пальцы, Дуан поднялся и пополз на холм, а мёртвая погрузилась в зелёную мутную воду.

На алтаре, вся перепачканная кровью, без сознания лежала Зои. Если бы не тяжёлые оковы, она свернулась бы в калачик. Херт освободил мисс Невилл. Взяв её на руки, он начал спускаться и не сразу понял, что под ногами уже не зелёная трава, а сухой сыпучий жёлтый песок.

Оазис с голубой водой и сочной зеленью перестал существовать, вместо него на километры простирались золотые пески. Оставляя алый след, Херт шёл, не понимая куда. Но ему нужно было спасти любимую, и эта мысль затмевала все остальные.

С каждым шагом Зои становилась всё тяжелее, и в итоге Дуан уронил её, сам упав рядом. Он умирал от жажды и сильной потери крови. Херт протянул руку, чтобы в последний раз увидеть лицо своей возлюбленной. Убрав её волосы, молодой человек ужаснулся: Зои широко улыбалась, глядя на него горящими чёрными глазами.

Херт увидел яркий свет и ощутил знакомое тепло. Он рванул руку, вырвав статуэтку из сильно сжатых холодных пальцев. Статуэтка приятно легла в руку. Разжав ладонь, Дуан увидел, что змейки больше не белые, они окрасились в алые и багровые цвета.

Внезапно лежавшая без дыхания Зои бросилась на него, вцепившись в горло, и пыталась вырвать статуэтку из рук. Она рычала, как дикий зверь, кусала его, царапала, только бы добраться до клубка змеек. Дуан, отбиваясь, ударил девушку кулаком по рёбрам, но та в ответ вырвала кусок мяса из его предплечья.

Так они боролись, как дикие звери, рвали, грызли, били друг друга. Херт с трудом смог оттолкнуть Зои и, повалив её, начав душить, крепко сжимая пальцы на шее. Мисс Невилл клацала зубами, пытаясь глотать воздух, и, умирая, ударила Дуана в грудь. Кровь залила её бледное лицо.

Трое полицейских вместе с врачом, мистером Панкрасом и Джоном ворвались в пансион. Опешив, они увидели распростёртую на ковре миссис Айду. Обыскав первый этаж, они поднялись на второй.

По следам крови на блестящем паркете полицейские быстро отыскали нужную комнату, но зайти в открытую дверь никто не решался. Комната была пропитана запахом крови, жуткий металлический аромат бил в нос.

Самый смелый из группы, Джон вошёл в комнату, но даже он с трудом удерживал рвотные позывы. Кровь была повсюду, будто тут рубили мясо. Даже волки терзают свою жертву менее кровожадно.

Пробираясь по островкам между лужами крови, Джон добрался до источника этой реки.

У стены сидело тело, в нём было очень трудно узнать некогда счастливого и жизнерадостного парнишку, что радовался каждому дню и с удовольствием рассказывал детям невероятные истории из классической литературы. Этим обескровленным, растерзанным телом был Дуан Херт, молодой учитель.

Херт был сильно изувечен, на теле было множество рваных и резаных ран, но главное — в груди, на месте сердца, зияла дыра размером с ладонь. Лицо исказилось в гримасе боли и страданий, щёки впали, показав острые скулы, челюсть безвольно отвисла, белый язык вывалился наружу, глаза запали, показав белки. Дуан был похож на скелет: из него будто высосали всю кровь и разлили по квартире.

Провели вскрытие тела умершего и заключили, что молодой человек покончил с собой на фоне сильного психологического расстройства. А дальше Херт был забыт так же быстро, как и вошёл в жизни горожан. Зои Невилл так и не получилось найти, маленькие следы, ведущие к окну, там же и исчезали.

Тело Дуана Херта отправилось в обратный путь на величественном изобретении — самоходной паровой машине. Поезд рассекал белую гладь чистого, блестящего на ярком солнце бесконечного снега. И никто из пассажиров не знал, что в нескольких метрах от него едет мертвец — в деревянном ящике, внутри которого находится гроб.

Через несколько дней поезд прибыл в назначенный пункт, его встречало множество людей, в том числе чета Хертов. Забрав тело, они хотели как можно быстрее похоронить его, чтобы никто не узнал тайну его смерти.

В тихое холодное утро похорон над заснеженным кладбищем прозвучал женский крик. Гроб открылся, когда его случайно уронили на землю, и оказался пустым. Дуан Херт исчез…

Золотой и белый песок смешивались в интересных узорах, и дуновение ветерка легко меняло их, создавая всё новые и новые узоры. За барханами простирались бесконечные ярко-зелёные леса, заросли из сказочных растений, которые переплетались друг с другом, борясь между собой за место под солнцем. Огромные листы протыкались твёрдыми стеблями, которые оплетались гибкими жёлтыми лианами. И этот живой лабиринт скрывал в своём сердце прекрасный белый обелиск с глубокой чашей-алтарём, где были спрятаны самые жестокие человеческие страхи.

Последователи

Редкий человек знает о своих корнях, а ещё меньше людей изучало их, чтобы добраться до сути.

Если вы читаете моё послание этому миру и у вас хватит терпения дочитать до конца и сил понять все мои объяснения, то знайте: за мной скоро придут. Останутся только эти строки.

Я из тех людей, что не помнил и не знал не то что своих корней, я не знал даже дерево, что выпустили молодую ветку на свет. Смешно признаться, но у меня не было ни имени, ни фамилии. Над фамилией особо не думали и написали самую распространённую — «Смит», а вот имя мне подбирали всем миром: Дадда — потому что я был завёрнут в штормовку (длинный рыбацкий плащ), Джесси — потому что подкидыш-подарок, Бемби — потому что это означало «ребёнок», Кейденс — потому что, когда меня нашли, был сильный ливень и на улицах разлились реки. Можно до бесконечности перечислять фантазии собравшихся в ту ночь, но финальным стало имя Дарнелл, что означало «скрытый».

Я Дарнелл Смит, родился и вырос в детском доме Святой Анны. Рос очень любопытным и не обделённым интеллектом парнем, в арсенале имел упрямство, харизму, пытливость ума. Читая много книг, приобрёл красноречие, огромный словарный запас. Оперируя всем этим, я стал лучшим учеником в школе при церкви, из-за чего заработал много завистников и врагов. Пускай большую часть времени я проводил за книгами, тяжёлой работой нас тоже не обделяли, поэтому я мог постоять за себя, хоть и не всегда.

Повзрослев и с отличием выучившись на филолога, я официально стал работать репортёром в небольшой «жёлтой» газете. Это дело мне безумно нравилось: выискивать, расспрашивать, искать истину даже там, где её и быть не должно. Но главной моей целью стало найти родителей, хоть какую-нибудь ниточку.

Я жил в тёмное время, во время страданий бедных людей и радостей тех, кто на них наживался: спекулянты, торгующие необходимым из-под полы и толкающие его втридорога, барыги, продающие краденые вещи, мошенники, готовые пойти на всё, чтобы вытянуть последние деньги, шарлатаны, что прикидываются медиумами, гадалками и наживаются на людском горе.

Многих я разоблачил, и многие хотели не только мне намять бока, но и отправить к праотцам.

Взявшись за дело, я с головой ушёл в мистику, всевозможные обряды, обзавёлся кучей талисманов и бесконечным числом жизней, которые мне сулили шарлатаны. От всей этой псевдомагии голова шла кругом. Не скрою, трудно не поверить в сверхъестественные способности таких людей, когда они так стараются одурманить твой разум всевозможными благовониями, настойками и чаями, без которых таинство обрядов не может быть возможным, приходилось защищать всевозможными таблетками и микстурами от интоксикации организма.

Продолжая копать под одного из крупнейших шарлатанов по кличке «Око света», я забрёл в один цирк, что располагался в доках. Там всё так пестрило, что впору было надеть солнечные очки, но из всех аттракционов, представлений и множества другой ерунды для зевак меня интересовала гадалка по имени «Мадам Тень». О ней ходило много слухов, и каждый страннее предыдущего. Я зашёл к ней в шатёр с лицом, полным скептицизма.

Там приятно пахло сиренью, что настораживало с самого начала. Но никаких странных вещей, которые я видел у других: ни черепов, ни засушенных обезьян, висящих на верёвках, как гирлянды. Здесь не было ничего, кроме большого круглого стола, двух массивных стульев, на одном из которых восседала Мадам Тень, и хрустального шара с мутным содержимым, будто это был новогодний шар со снегом.

Мадам Тень выглядела вполне обычно, не считая цыганских пёстрых одежд и разных золотых украшений, что звякали всякий раз, когда она шевелилась. Женщина средних лет, очень привлекательной наружности. Большие чёрные глаза горели огнём и блестели, как рубины на ожерелье, чёрные вьющиеся волосы доходили до спины, в них были вплетены золотые украшения с камешками и маленькими колокольчиками. Я бы сравнил её с женщиной, перед которой хочется преклоняться, такая по щелчку пальцев стала бы королевой… Трудно было избавиться от этого ощущения, но, совладав с собой, я прошёл вглубь шатра.

Не успел я представиться, как она попросила меня сесть за стол, назвав моё имя, причём настоящее, а не то, которое я хотел назвать. Что же делать, подыграю, подумал я и сделал, как она просила. Голос у неё был мягким, можно сказать, приторным, говорила она уверенно и со знанием дела.

Рассказывала всё, что происходило со мной за последние годы, я слушал внимательно и не смел перебивать, будто она читала мою любимую книгу, также она указывала на мои ошибки и пути, которыми я ходил. Когда она дошла до настоящего, то замолчала, вскинув руки, громыхнув при этом всем своим золотом. Звук был такой, будто звонил колокол на церковной башне, у меня пересохло в горле. Гадалка распростёрла руки с очень длинными алыми ногтями над хрустальным шаром, и там начали всплывать картинки. Поначалу я хотел рассмеяться, так как видел эти фокусы с проектором не раз, но на картинках был я сам, в каком-то сосновом лесу. Надо мной возвышались столетние колонны — это стволы деревьев окружали со всех сторон. Картинки стали невероятно чёткими и точно окружили меня, так что я ненароком обернулся, увидев перед самым носом бледную, как снег, молодую девушку. Испугавшись, отпрянул и чуть не свалился со стула. Видения исчезли, снова кругом пахло сиренью и вокруг колыхались тканевые стены шатра, а гадалка негромко хихикала.

Я был в панике и смятении, когда гадалка заговорила вновь. Мисс Тень сказала, что рассказала об ошибках прошлого, показала ошибки будущего и хочет предупредить об ошибках настоящего. Она считала, что я выбрал неправильную дорогу и упрямо иду по ней, не замечая предупреждающих знаков.

Не дослушав до конца, я бросил какие-то деньги на стол и вылетел вон на свежий воздух; холодный пот застилал глаза, было трудно дышать, холод сводил руки и ноги. Единственным желанием было где-нибудь присесть и согреться. В голове пульсировало слово «Мас», как будто на мозг поставили клеймо раскалённым добела железом.

Не помню, как дошёл до квартиры, но хорошо помню, как проснулся от страшного похмелья. Было странное ощущение, что видел я не только лес и напугала меня вовсе не девушка, тут было что-то ещё, но отмахнуться от этого помогла старая добрая фляжка с кубинским ромом. Сделав пару глотков, я подумал, что за всё выпитое вчера меня могут упечь за решётку лет на пять. Сухой закон — это не шутки.

Отогнав гнетущие мысли ещё одним глотком рома, я привёл себя в порядок и отправился копать дальше. Осадок, что не смог смыть крепкий алкоголь, остался, и теперь я с опаской бродил по злачным местам, поднимая всё больше грязи, и моё расследование оставляло весьма заметный след в мире этого города.

Лето кропотливой работы подходило к концу, и за листьями компромата полетели золотые листья, а за ними пришёл самый мерзкий холодный период моей жизни. Работа была закончена, каждый получил своё, вот только я получил не то, что хотелось бы. На меня назначили награду за живого или мёртвого, приходилось прятаться, скрываться. Босс с риском для жизни и дела не выдавал меня, и я ему был очень благодарен. Босс решил отправить в захолустье чтобы я отсиделся пока всё не уляжется.

Выбраться из большого города было легко, а вот добираться до захолустья — это трое суток на поезде и примерно ещё день на грузовой машине. В поездке я исписал три толстых блокнота разных историй и легенд местных земель, какие-то были страшными, какие-то смешными. Мой дневник тоже пополнялся новыми страницами, с каждым километром появлялась новая строчка.

Людей становилось меньше, а пустынных мест — больше. Городские улицы сменялись деревенскими домиками, а потом их замещали многолетние деревья, асфальт менялся на пыльный щебень, щебень — на песок или жухлую траву. Много километров прошагали мои ботинки по безлюдным полям и дорогам, но здесь не было мерзкой, мокрой осени. Здесь было сухо и тепло, осеннее солнце нежно ласкало кожу, свободный ветер приятно освежал, помогал двигаться дальше.

Я думал даже осесть в одной из деревень, но быстро менял мысли, когда выходил на дорогу. До заветной цели я добрался спустя несколько недель, на путешествие ушло больше времени, чем я думал, но зато меня вряд ли кто-то найдёт. К первому концу осени я добрался до леса, где должно было находиться нужное мне место.

До соснового бора меня довёз молчаливый заросший бородой старик, указав плёткой куда-то вглубь хвойных стен. Крикнув старенькой худой кобыле, он умчался прочь, вернее, это только он так думал. Скрипя колёсами, телега медленно удалялась, но я не стал провожать её взглядом, а пошёл вглубь леса.

Сосновый лес вокруг был величественный и ужасный, зелёных крон практически не видать, по мху стелился густой туман, полностью скрывающий ноги. Только по ощущениям можно было понять, где хрустит мох или шелестит трава. Воздух, влажный и тёплый, наполнял рот капельками, что скатывались в лёгкие, будто лечишь насморк, сидя над варёной картошкой.

Лес казался сказочным или с картинки, казалось, вот-вот выскочит всадник без головы или ещё какая нечисть, но стояла абсолютная тишина. Ни зверей, ни птиц, никого, только молчаливые сосны. Тишина пугала, и даже собственное дыхание заставляло озираться, но ничего не было, только пустота, только туман.

Несколько дней я бродил по лесу, но ничего. По расчётам этот лес можно было пройти вдоль и поперёк, но этого не происходило, будто я ходил по кругу. Даже компас не помогал: доходя до определённого места, стрелка сходила с ума и указывала в другую сторону, а затем снова в нужную.

В первый день, точнее, ночь, блуждания по лесу я понял, что заснуть не удастся. Стояла тишина, но было чувство, что на меня кто-то смотрит. С опаской выбираясь из палатки, чтобы осмотреться, я не находил никого и снова ложился, чтобы потом снова встать, и так всю ночь.

Я не смог выйти из леса, как ни старался. Бродя в тумане и ничего не находя, я сходил с ума, голова шла кругом. Я мог часами сидеть на одном месте, прислонившись к стволу сосны, и писал, писал, говоря вслух, так как молчать было невыносимо.

Блокноты подходили к концу, так же как моё терпение и здравый смысл. После бессонной ночи, с тяжёлой головой выбравшись из палатки, я увидел белый силуэт, стоящий поодаль от моего лагеря. Пусть меня трясло от страха, я бросился к силуэту. Но не смог догнать, спотыкаясь о корни и скользя по траве, хоть и бежал изо всех сил. В темноте налетев на низко растущую ветку, от сильного удара я потерял сознание.

Свет резал глаза, и, попытавшись закрыться рукой, я понял, что не могу пошевелиться, но руки и ноги чувствовал. Приподнявшись, я обнаружил, что укрыт одеялом, что плотно обтягивало всё моё тело. Ёрзая и двигая плечами, я растянул ткань и освободил руки. И вот уже я был свободен, но заперт в маленькой комнате без окна, где стояли кровать, стул и стол, а на нём простой белый кувшин и такой же таз.

Умывшись, промыв разбитый лоб, я стал думать, как выбраться и понять, что за свет разбудил меня, ведь окон не было…

***

Дарнелл Смит, попав в загадочный лес, бродил там как минимум неделю, но всё время кругами. Думая, что совсем один, Смит, однако, был не одинок в своём путешествии, за ним пристально наблюдали. А тем временем Дарнелл сходил с ума, без собеседника и возможности уйти, среди тишины. Лес обступал журналиста со всех сторон стеной, которая будто играла с усталым путником. Шли дни, и любопытство журналиста сменилось страхом. Смит уже пытался выбраться из леса, но вместо этого бродил в тумане, напряжение росло, сказывались бессонница, утомление и одиночество.

Однажды ночью Дарнеллу удалось увидеть своего мучителя, но в погоне за «призраком» он ударился о ветку и, разбив голову, упал без сознания. Туман моментально рассеялся, открывая пыльную мощённую булыжником площадь, окружённую несколькими домиками в пару рядов. Тихая, она была покрыта снегом, безлюдная и давно забытая. Но так могло показаться лишь на первый взгляд, на самом деле в городке пульсировала жизнь. Жизнь, что нельзя увидеть невооружённым взглядом. Площадь наполняли тонкие прозрачные фигуры, бродя по снегу, но не оставляя следов на нём. Солнце вставало из-за высоких столбов-сосен, освещая городок и одновременно набрасывая на него тень, вновь погружая городок в ночь. Только в тени можно было разглядеть существ, снующих туда-сюда.

***

И пусть замки на двери были крепкими, но петли оказались слабым звеном. Выбив петли с помощью ржавого гвоздя из спинки кровати, мне удалось снять дверь. Выбрался из комнаты в длинный коридор — здесь был полумрак, пахло сыростью и тухлой рыбой. Доски скрипели под ногами, разнося эхо по всему дому, выдавая каждый шаг, но в остальном была тишина. Дом был пустым.

Обыскав одноэтажный домик в поисках своих вещей, я их не нашёл и отправился на улицу. На улице ещё сильнее пахло гнилью и сыростью, тоже было безлюдно и тихо. Гладкая каменная кладка была покрыта серым снегом; присев, я провёл рукой по странной, похожей на толстый слой пыли субстанции. Снег снегом не являлся, он был как пыль или пепел, хлопья оставались на коже липким серым осадком. Бродя по площади, я никого не встретил, только возникало странное ощущение, что за мной наблюдают так же, как в лесу.

Попытавшись выйти из городка, я вновь и вновь возвращался на площадь, пришлось снова искать вещи и одежду, что была на мне ночью. Роба, что я носил, колола, была неудобной и странно пахла. До вечера я обыскал почти все дома, но вещей так и не нашёл, с приходом ночи решил вернуться в свою комнату, поставив дверь на место. Сев в угол кровати и завернувшись в простыню, долго смотрел на дверь, прислушиваясь к звукам вокруг, но было тихо, и в этой тишине я уснул.

Очнулся я от жуткого холода и, открыв глаза, обнаружил, что нахожусь в ледяной пещере, а ещё меня крепко держали за руки. Стоя на коленях, я мог только вертеть головой. Первое, что я увидел, потрясло бы воображение самых изысканных писателей-фантастов. Огромная пещера походила на гигантскую ледяную иглу, её купол уходил далеко вверх и упирался в темноту. Посмотрев по сторонам, я только сейчас заметил, кто держит меня: люди в чёрных балахонах, они были выше, чем обычные, будто вытянуты.

Толпа распевала странную песню, хриплую и монотонную, похожую на церковную заунывную молитву. От этих песнопений болела голова, но вдруг слух прорезал ужасный вопль, от которого схватило сердце, а кровь застыла в жилах. Только теперь я увидел привязанного к белому обелиску обнажённого мужчину. Над ним нависла женщина-змея с длинными чёрными волосами. Стоявшая на длинном хвосте вместо ног, она срезала с его груди кожу острым ножом-полумесяцем и бросала лоскуты кожи в белую глубокую чашу.

Каждый раз, как падал лоскут, толпа повышала голос, а в голове начинало что-то пульсировать. Чей-то мягкий, но очень властный голос. Он говорил много, и каждое слово вливалось в меня, как заученное стихотворение. И я знал, что это не просто пытки, а обряд посвящения, и делается он по согласию. Делать такое по принуждению было табу и жестоко каралось.

Вскоре меня отпустили, и я смог выпрямиться и даже, встав на цыпочки, заглянуть в чашу. Там всё кипело и бурлило, хотя огня под чашей не было. Голос поспешил объяснить, что создаваемые песнопениями вибрации заставляют содержимое в чаше бурлить и превращаться в кокс, который потом используется в печах, всё благодаря особой форме чаши. Я, удовлетворённый ответом, отступил в толпу, а через некоторое время понял, что пою вместе с остальными. Тогда мне это показалось сном, уж слишком всё было неправдоподобно.

Утром я очнулся всё в той же комнате без окон, но на столе обнаружил приятно пахнущий завтрак. Он состоял из исходящей паром гречневой каши, куска тёплого хлеба и кувшина холодного молока. Позавтракав, я хотел снова снять дверь с петель, но она оказалась открытой, а за ней в ожидании стояла девушка — ещё не совсем взрослая, но уже не маленькая. На мой взгляд, ей было лет четырнадцать–шестнадцать, но возраст трудно было понять из-за её очень белой кожи и длинных чёрных волос. При виде неё мне сразу вспомнилась женщина-змея, я невольно отшатнулся, но девушка крепко схватила меня за руку и потянула на себя. В её сапфировых глазах плясал огонёк, а с розовых губ не сходила улыбка, будто ребёнку подарили долгожданного щенка.

Девочка потащила меня на улицу, где снова шёл этот странный снег. Моя сопровождавшая весело прыгала рядом, подбрасывая босыми ногами его хлопья. На улице, как и в прошлый раз, никого не было, пустота и только странное ощущение, точно я шёл через толпу призраков на железнодорожном вокзале.

На все мои вопросы девочка молчала, продолжая улыбаться. Привела она меня в двухэтажный дом на краю пропасти. Когда я в первый раз обыскивал деревушку, такого дома не видел. Он выделялся среди остальных, его башенка со шпилем сильно бросалась в глаза, но почему я увидел его только сейчас?

Девушка затащила меня на порог веранды и, отворив дверь, скрылась за ней. Стоя перед дверью, я мог осмотреться: дом был хоть и запущен, но совсем не старый, чего не скажешь о других постройках. Немного краски, лака и хорошие руки — и этот домик можно будет выставлять на престижный аукцион. За раздумьями и осмотром веранды я не заметил, как дверь, выкрашенная когда-то в изумрудный цвет, со скрипом отворилась, а за ней оказалась девушка — длинноногая, стройная, будто выточенная из мрамора руками умелого мастера. Повстречав такую, можно шею свернуть. Личико было ангельское, словно вылепленное из глины и оживлённое богами: большие сапфировые глаза, изогнутые чёрные брови, вздёрнутый носик, тонкие, но не слишком, розовые губки. Девушка робко улыбалась; кивнув, она впустила меня внутрь, но я, как загипнотизированный, не мог оторвать от неё глаз.

Я было хотел открыть рот, но девушка приложила ледяной, как сосулька, пальчик к губам и с улыбкой помотала головой из стороны в сторону. Взяв меня за руку, она молча повела меня наверх, в полумрак, где источником света были лишь несколько потрескивающих свечей, расставленных на полу. В комнате сильно пахло благовониями. Тошнотворно сладкий запах буквально сбил меня с ног, меня поддержала девушка, усадив на пол. Перед глазами всё поплыло, на мир опустилась молочная пелена, а разум потух, как лампочка от скачка напряжения: волосок лопнул, и голова осталась пуста. Тьма липкой жижей поглотила моё тело.

***

Смит с трудом воспринимал всё происходящее, считая это только кошмаром, от которого он скоро очнётся. Всё проходило как в тумане, Дарнелл потерял ощущение своего тела и мог наблюдать за всем со стороны, но ничего не мог сделать. Он видел свои руки, они что-то выводили на куске пожелтевшего пергамента. Сам того не зная, он участвовал в тёмном обряде, в вызове Массаат, могущественного бога народа змей. Давно похороненное под землёй и в памяти, это существо способно перевернуть мир с ног на голову. Змеиный народ почитал время и разум, овладев ими, змеелюди смогли продлить отпущенный им срок. Лишившись тел, они не лишались жизни, долго блуждая по земле, сквозь время, сквозь разум тысячи существ. И наконец, найдя более разумных, долгое время находились среди людей, будучи не замеченными ими. Они добивались создания идеального сосуда год за годом, но люди всё портили своей непредсказуемостью и строптивым разумом.

Дарнелл очнулся в самый неподходящий момент — испугавшись, он упал в обморок.

***

Я очнулся всё в той же комнате без окон. Голова сильно болела, и вспоминались ужасные вещи, которые я творил. Собирая обрывки воспоминаний в кучу, я вспомнил страшный ритуал. Перед глазами была девушка, но не та, другая. Она смотрела на меня мокрыми от слёз глазами, её рот дрожал, она что-то говорила, тянула ко мне руки. Её рыжие волосы прилипли к бледному лицу, большие зелёные глаза покраснели от слёз, она вцепилась в мою одежду мёртвой хваткой. С силой я уложил девушку на белоснежную плиту, она захныкала, свернувшись калачиком. Девушку схватили за руки и ноги, растянув на плите, закрепив плотной верёвкой. Я слышал песнопения, но повернуть голову не мог, пристально смотря на рыдающую девушку. Кто-то поднёс чашу с чёрной жижей; опустив туда руку, я начал выводить на обнажённом теле рыжеволосой странные узоры. Магическим образом в моей руке оказался кривой кинжал. Взяв его в две руки, я занёс его над жертвой. Под песни лезвие стремительно упало, легко вошло в грудную клетку, девушка вскрикнула и стала биться в конвульсиях. Хватая ртом воздух, рыжеволосая захлёбывалась попавшей в лёгкие кровью, она умирала в страшных мучениях. Я начал давить вниз, лезвие резало молочно-белую плоть, спускаясь всё ниже. Белая ткань кожи легко поддавалась кинжалу, выпуская алую кровь. Песнопения стали похожи на камнепад, грохочущий в ущелье, я не мог смотреть по сторонам, но краем глаза видел, что белую плиту начало лизать чёрное пламя, что становилось всё сильнее и сильнее. Чёрный огонь полностью поглотил меня и бедную девушку, а потом перед глазами опустилась тьма.

Теперь я лежал, уставившись в потолок. Было страшно закрыть глаза, и только через много часов я смог подняться. Позавтракать не получилось, воротило от одно только запаха. Я выбежал на улицу, где меня пробрало жутким холодом. Однако гладкие булыжники площади источали жар, поднимая в воздух струйки пара. Испугавшись, я стал пятиться в тень дома, из которого выбежал, прячась от ползущих по камням змей с человеческими телами. Они были похожи на русалок, будто человеческое туловище насадили на тело змеи и сшили их вместе. Они были обнажены, что мужчины, что женщины. Я сам был готов раздеться, стояла такая жара, что роба прилипла к телу. Болезненный щипок оставил синяк на коже, но не помог проснуться. Я прятался в тени, перебегая, рассчитывая сбежать из деревни. Но каково было моё разочарование, когда я увидел бескрайнюю пустыню. Хотя и пустыня меня не остановила, не раздумывая, я бросился в пески, только бы убежать от этого ужаса.

***

Смит, измождённый, брёл по золотым пескам, упрямо следуя невидимой цели. Солнце нещадно пекло, сжигая кожу до чёрной корки. Пропажу Дарнелла быстро обнаружили и вышли на его поиски, но он затерялся в пустыне. Тёплый ветер бережно укрывал бесчувственное тело песком, превращая Смита в очередной бархан. Рядом проползали люди-змеи, втягивая ноздрями раскалённый воздух. Найти Дарнелла не было возможности. Созданная мысленная сеть окружала пустыню, захватывая разум всех мыслящих существ, только вот Смит сейчас был в недосягаемости для самых сильнейших телепатов, даже если находился в двух шагах от поисковой группы.

***

Я потерял сознание после нескольких часов ходьбы под палящим солнцем. Упав лицом в песок, чувствовал, как приятно он окутывает моё тело. Чувствовал, что моё тело покидает жизнь, — это была свобода. Сердце билось всё медленнее, дыхание становилось тяжелее, песок забивал ноздри и уши, забирая меня, как гусеницу в кокон, выпивая последние остатки жизни.

Лёд обжёг разгорячённую кожу, и что-то с силой потянуло меня из «колыбели». Яркий свет ударил в глаза, и я сделал первый вдох, с трудом и болью. И увидел ангельское личико — это девушка, зло блестя глазами, смотрела на меня, потом, чуть ли не впихнув в рот флягу с водой, начала поить. Я жадно глотал ледяную воду, обжигая горло. Вода по капле возвращала жизнь, давала силы. Вдруг горлышко фляги сменили мягкие холодные губы, и в горло потекла вязкая жидкость. Я потерял сознание, а очнулся в сырой камере.

Камера была маленькой, сквозь окно с решёткой я снова видел тот самый снег. Это был подвал с каменным полом. Один раз в день приносили кашу. Миску с флягой спускали вниз через люк в потолке. Шли дни, и на протяжении этих дней со мной разговаривали, но голос звучал в голове, как во сне. Голос, что был одновременно и женским, и мужским, и детским. Он рассказывал мне, что жертвы необходимы ради великой цели. И о тысячелетней истории змеиного народа. Через меня прошли сотни эпох, я пережил множество бедствий. Голос рассказал про великого и всесильного бога Массаат, который пожертвовал собой, чтобы спасти свой народ. Я впитывал всё, как губка, не просто слушал, а запоминал и учился, учился скрывать свои мысли от телепатов.

***

Массаат был огромным змееподобным существом с торсом человека, головой и шеей змеи. Руки-канаты оканчивались пальцами с извивающимися щупальцами. Опираясь на семь хвостов, он гордо плыл по пескам, создавая позади себя русло реки и роскошные оазисы. Массаат одним движением руки превращал мёртвые пески в непроходимые джунгли, одна капля его божественной крови создавала прекрасные сады с экзотическими цветами. Ещё капля — и вырастали леса, скудные ключи превращались в чистейшие озёра. Массаат создавал рай для своего народа, пока однажды его не уничтожило бедствие. Рай сгорел, обратившись в пепел, Массаат погиб, защитив народ куполом псионической энергии, но только отсрочил его безвременную кончину.

Скитаясь по пустыне, змеи совершенствовали свой дар, сохраняя разум в существах, находящихся рядом, правда, на короткое время. Шли дни, недели, месяцы, годы. Змеи обуздали разум, время и пространство, чтобы когда-нибудь возродить свой мир и своего бога.

***

Я просидел в подвале пару дней, а затем меня выпустили. На улице меня ждала девочка с милой улыбкой. Она поманила меня к себе. На этот раз она отвела меня в пещеру из сна, там было пусто и тихо. Девочка молча вела меня через узкий коридор, и так мы попали в расписанную рисунками пещеру поменьше. Я с любопытством рассматривал фрески, а когда обернулся, то понял, что нахожусь один в полукруглой пещере. Шум воды возвестил о том, что меня ждёт очередное испытание. Проход был замурован, а чёрная вода подползала к ногам. За пару дней взаперти я решил стать тем, кем должен был стать много лет назад. Вода непроницаемого чёрного цвета полностью поглотила меня…

***

Много лет назад

Проливной дождь стоял стеной, отгораживая хрупкую фигуру от ненужных глаз. Силуэт двигался, быстро перебегая от куста к дереву, от дерева к кусту. Она пряталась от преследователей. Под покровом дождя закутанная в плащ женщина бежала прочь от ужасного места. Дождь размывал почву под ногами бедной женщины, замедляя её бег. Корень дерева, как змея, оплёл ногу женщины, и она начала падать. Но лишь сильнее прижала к груди небольшой свёрток, скатившись по уклону. Тут же она вскочила и побежала дальше, несмотря на болезненные ушибы. Добравшись до деревни, она забежала в хлев. Спрятавшись в сене, она пыталась согреться и унять дрожь. Шло время, дождь всё лил, и женщина задремала, по-прежнему прижимая к груди свёрток.

Ночь подходила к концу, когда женщина очнулась от странного предчувствия. Выбежав из хлева, она посмотрела по сторонам: сквозь дождь были заметны бредущие к деревне высокие фигуры. Женщина бросилась прочь и снова долго бежала, пока не добралась до железной дороги.

С трудом купив билет, она спряталась в сарайчик с инструментами в ожидании нужного поезда. Поезд пришёл вовремя, и это было её спасение: заскочив в вагон, она увидела, как станцию поглотила тьма. Поезд издал протяжный рёв, выпуская облако дыма, и двинулся, набирая скорость, оставив тьму далеко позади. Женщина с облегчением вздохнула, слегка развернула свёрток, посмотрела на мирно спящего младенца. Устало улыбнулась и прижала его к сердцу.

Спустя долгое время поезд прибыл в большой город, где беглянка надеялась затеряться. Сняв каморку на окраине, женщина спокойно прожила несколько дней, пока вновь не ощутила присутствие теней. Страх крался, медленно окутывая огромный город, принося с собой проливной дождь. Пришлось пойти на жертвы — женщина обманула преследователей. Оставив ребёнка на пороге церкви, рыдая, женщина прижала к груди пустой свёрток и побежала прочь. Ледяной дождь смывал горячие слёзы. Тени последовали вслед за женщиной, оставив чёрный вязкий след на улицах города.

***

Меня поглотила чёрная жижа, и я не сопротивлялся. «Я дам им то, что они хотят, пока не найду выход». Холод сковал всё моё тело, но я инстинктивно пытался всплыть и глотнуть воздуха.

Взгляд упал на бескрайние пески. Я выставил вперёд руки и вздрогнул: их покрывала чешуя, пальцы оканчивались извивающимися щупальцами. Меня пробрал холодок, я понял, в чьём теле нахожусь, осталось только проверить. Махнув рукой, я бросил на раскалённый песок капли красной крови, тут же из песка вырвались зелёные ростки, быстро превращаясь во взрослые деревья. Я мог слышать мысли тысяч живых существ, видел их глазами, слышал их ушами, чувствовал то, что они чувствуют.

Сила, мощь, превосходство пульсировали в моём теле. Я мог свернуть горы. Это было великолепное чувство. А потом всё стало происходить в ускоренном времени. Всё менялось, умирало и возрождалось вновь, и вот я увидел надвигающуюся волну, выжигающую всё вокруг. Единственное, что я успел сделать, — это окружить всех, кого слышал и чувствовал, псионической энергией, отдавая каждому часть своей силы. Огненная волна обожгла всесильное тело, сжигая его до костей, превращая в прах. Отчаяние и паника захватили голову, но при этом концентрация на псионическом щите не терялась. Огненный шторм уничтожил тело Массаата, оборвав связь с прошлым и настоящим.

Пока я пребывал в бессознательном состоянии и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, голос, что поселился у меня в голове, описывал в красках золотой город. Золотые купола блестели и переливались на ярком солнце, минареты брильянтовыми шпилями устремлялись в голубое небо. По улицам росли роскошные сады, зелёные деревья создавали приятную тень, а благоухающие цветы окутывали улицы чудесным ароматом. На каждом углу и на каждой площади стояли изящные статуи и скульптуры из драгоценных металлов и камней.

***

Под голос неведомого рассказчика Смит всё больше погружался в золотой город прошлого и уже бродил по его улицам. Ступал босыми ногами по идеально уложенным мраморным плиткам. Проводил руками по изящным изгибам искусно сделанных статуй, восхищаясь их сходством с живыми людьми. Плескал кристальной чистой водой из мраморных фонтанов и даже проплыл на небольшой узкой лодочке по каналу, проходящему через весь город, словно на гондоле по венецианским каналам. Дойдя до главного здания, многоярусного золотого дворца с колоннами, Дарнелл долго осматривал обвитые изумрудным растением колонны. Приблизившись, можно было изумиться тонкой работой скульптора, что создал плетистое растение из изумруда, а сочные красные цветы — из рубина. Сделав шаг на золотую ступень, ведущую к первому ярусу, он содрогнулся от сильнейшего толчка, а затем золото начало плавиться, превращаясь в раскалённую бурлящую реку. Город таял, словно свечной воск от пламени, золотой поток хлынул в каналы, в мгновение ока испарив сапфировую воду. Золотая река уносила прочь всё великолепие города, оставляя только голый песок.

***

Я очнулся в мягкой постели под балдахином. В просторной комнате было светло и приятно пахло, но от этого становилось не по себе. «Сколько же времени я здесь?» — спросил я сам себя, но не знал ответа. Проведя языком по зубам, я ощутил, будто что-то застряло в них. Выбравшись из-под толстых одеял, я автоматически бросился в уборную и только потом понял, что знаю, где она находится. Правда, это открытие меркло на фоне увиденного в зеркале. Широко открыв рот, я смотрел на четыре удлинённых клыка на нижней и верхней челюстях, а мои тёмно-карие глаза заметно посветлели и приобрели голубоватый оттенок, будто художник решил смешать коричневую и голубую краску. Но всё это в сравнение не шло с атлетичным телом, каким я никогда не мог похвастаться.

Глобальные изменения не на шутку испугали меня. Потребовав ответа от «Голоса», я получил порцию бреда, которым был уже сыт по горло. Ответ на мои возмущения и протесты поступил мгновенно. Ответ в лице ввалившихся в комнату жителей деревни.

Началась куча мала. Оказалось, что я мог справиться с такой толпой. Раскидав деревенщин, я уже праздновал победу, но тут передо мной возникла милая кроха с большими сапфировыми глазами. Замешательство стоило мне преимущества: девчонка с самой очаровательной улыбкой бросилась на меня и впилась в шею длинными острыми зубами.

Тепло разлилось по всему моему телу, а за ним по жилам растёкся ужасный холод, и я безвольным мешком рухнул на пол. Я был ещё в сознании и мог видеть, как меня уносят в ледяную пещеру. «Голос» больше не говорил со мной, в голове нарастали монотонные песнопения. Привязав меня к белой плите, люди отступили, их место заняли поющие в балахонах. Я уже знал, что это были люди-змеи, истинные жители этой деревушки.

Под песнопения, взывающие к воле самого Массаата, надо мной нависла с хищной улыбкой черноволосая девушка, что согревала меня холодными ночами. И теперь я знаю, что она готовила моё тело для себя. В мужском теле было гораздо сподручнее провести обряд возрождения великого Массаата! Хотя изначально я считал, что ей нужно моё семя…

Девушка наносила на моё тело иероглифы, перевод которых я не стану давать, так как эти богохульные заклинания должны остаться только в моей голове и не стать прочитанными кем-то ещё. После нанесения заклинаний начался обряд…

Обряд по перемещению разума должен проходить через боль. Как физическую, так и психологическую, и если человек силён как физически, так и психологически, то процесс может занять достаточно долгое время. Если же человек слаб или стал таковым из-за сильного потрясения, то разум можно захватить даже пассивно, не прибегая к обряду.

На тот момент я был достаточно сломлен как физически, так и психологически, оставалось только добить меня, причинив сильную боль. С горящими голубым пламенем глазами черноволосая начала вырезать на мне иероглифы. Боль обжигала каждый сантиметр моего тела, девушка, которой я дал имя «Сапфира», орудовала кривым кинжалом с хирургической точностью. Иногда меня поили какой-то мерзкой жижей, чтобы я не потерял сознание от боли.

Казалось, это продолжалось бесконечно, если бы не одно «но»… Я не только слушал историю древних, я ещё и учился. Превозмогая боль и сконцентрировавшись, я сумел переместить свой разум в одного из тех, кто поил меня гадким снадобьем. Захватив его тело, я швырнул миску в «Сапфиру», пользуясь замешательством, а захваченный мной прислужник освободил мне руки.

Заставив змея напасть на Сапфиру, я вновь вернулся в своё тело. Не знаю, как выбрался из пещеры, но в руках у меня был кривой кинжал. На площади никого не было, и, забаррикадировав вход в пещеру, я рванул в лес. Странно, но барьер, создаваемый мучениями людей, чья кожа превращалась в серый снег, пропустил меня. Оказавшись в сосновом лесу, я бежал, а за мной уже собиралась тьма. Огромные грозовые тучи, словно живой организм, следовали за мной по пятам, поливая ледяным дождём. Я прятался, бежал и снова прятался. Мне удалось найти кое-какую одежду и запрыгнуть на товарный поезд. Лишь тогда, почувствовав себя в безопасности, я смог забыться глубоким сном, но даже тогда мне нужно было быть начеку, чтобы эти существа не смогли проникнуть мне в голову.

***

Сон делает человека уязвимым, поэтому я не сплю уже три года и часто переезжаю, не могу оставаться долго на одном месте…

Вырвавшись из плена и вернувшись в родной город, я понял, что он сильно изменился за тридцать лет. Всё было мне чуждо, все друзья и знакомые либо стали дряхлыми стариками, либо спокойно спали в земле. Первым делом я отправился в банк и снял приличную сумму, накопленную за столь длительное время. Купив современную по меркам этого времени одежду, я надеялся затеряться в толпе изрядно разросшегося города. Но они нашли меня. Свинцовые тучи пришли, раскатами грома сотрясая величественные новые здания — небоскрёбы.

В спешном порядке собирал вещи. Они были уже на пороге, первым посетителем была Сапфира. С милейшей улыбкой она набросилась на меня, в её глазах полыхало желание если не захватить, то убить меня. Под ангельским обликом скрывалось дьявольское отродье в виде Ламии, женщины-змеи. Обхватив сильными хвостами моё тело, Сапфира пыталась распороть мне горло двойным рядом острых как бритва зубов, её нижняя челюсть неестественно оттопырилась, уйдя вниз, потому она могла спокойно откусить мне голову, что и пыталась сделать. Борясь, мы повалились на пол, катаясь, кувыркаясь в крепких объятьях.

Левой рукой пришлось пожертвовать, чтобы пасть не вцепилась в горло. Сапфира жадно грызла кость руки, пока, превозмогая боль, я не смог вытащить кривой кинжал, который всегда носил с собой. Рука била в тело змеи, ища трепещущее от гнева сердце, и вот некогда прекрасная девушка задёргалась в конвульсиях, её хвосты с силой сжали меня, а затем ослабли. Только челюсти продолжали впиваться в обрубок левой руки. Глаза, смотревшие на меня, были полны слёз, в них увял огонь страсти, их блеск медленно угасал. Жизнь покидала тело.

Освободившись из хватки стальных колец и перемотав покусанную руку, я собрал свои пожитки и поджёг квартиру. Многоквартирный дом, где я снимал квартиру, был ветхим и его вот-вот должны были снести. Оказав услугу местным властям, я отбыл подальше на огромном корабле и смотрела издали, как моё прибежище полыхает, сжираемое огнём. Заодно огонь должен был превратить тело девушки-сосуда Сапфиры в прах и, возможно, заставить её искать другое тело…

Так я понял, что мы всего лишь сосуды для жидкости под названием «душа» или вместилище разума, воля которого, вне границ плоти, может пребывать в этом мире сколько захочет. Они хотели заполучить моё тело, но не разум, это и была их ошибка. Находясь слишком долго среди людей, они утратили безграничную силу, съедаемые пороками и соблазнами современного мира. Они хотели выжить, а не вернуть былое могущество. И поэтому Массаат больше никогда не сможет вернуться…

Что касается меня, я нашёл свои корни, и они не были приятны для меня, ведь я был рождён, чтобы стать сосудом для бога, но всё пошло прахом, когда моя мать выкрала меня, и я был воспитан у людей со своим характером и волей, а волю человека можно сломать, но не сломить.

Читающие эти строки… Знайте: они всегда среди вас. Но не бойтесь, они не представляют угрозы, если вы не проникаете в их мир. И если вы дочитали до конца, то сожгите эту рукопись, моя работа не должна попасть к ним в руки. Я думал, у меня хватит сил загнать их обратно под землю, но я сильно устал, моё время нагнало меня. Я хочу отдохнуть, закрыть глаза и мирно заснуть…

Дописывая эти строки, я принял сильный токсин, который уничтожит не только моё тело, но и мозг. Прощай, тот, кто дочитал до конца…

***

Шариковая ручка выпала из бледных покрытых пятнами рук почтенного старца, его голова уже покоилась на письменном столе. Тяжёлые веки закрывали устававшие глаза, бледно-розовые губы растянулись в слабой улыбке. Лицо Дарнелла Смита, испещрённое глубокими морщинами, выражало спокойствие и умиротворение. Он был свободен и не скован никакими рамками.

Ключ

Другой мир — необязательно другая вселенная или планета в бескрайнем космосе, он может оказаться за соседней дверью. Стоит только захотеть открыть эту дверь. Город полон дверей, и за каждой — свой мир, только протяни руку и поверни ручку.

Огромный город лежал на берегу грязной извилистой реки, проникающей в самое его сердце.

Высокие небоскрёбы делили территорию с аккуратными домиками и ветхими лачугами. Улицы из грязных канав расширялись до автомагистралей, стремительно несущих дымящие машины. Вечный смог от постоянно работающих фабрик и заводов не давал солнцу осветить этот мрачный и сумрачный угол.

Дожди здесь лили всегда, и люди стали закрытыми и нелюдимыми, прячась от всего, что их раздражает. Грязь, разбухшая от воды, прорывалась сквозь каменную тротуарную кладку, липкой массой вырываясь наружу, «нападая» на случайных прохожих, клеясь к башмакам и брюкам. Холодная жижа стекала по брусчатке мутным потоком, заполняя сточные канавы. В моменты особого ливня грязная речка могла страшным образом вылиться на улицы города, топя мусор и отходы под своим потоком.

В одну такую ночь в морг центрального госпиталя города N привезли тело.

Этан Грант был молодым подающим надежды хирургом, но однажды прилюдно оскорбил честь известного профессора, доктора наук и просто вредного старикашки. Одарённый специалист, будучи правым в споре, не смог умерить гордыню и уступить — и теперь влачил своё существование ассистентом патологоанатома без права вернуться на потерянный путь.

Чёрная грязная голова покоилась на стопке больничных карт, светло-карие глаза скрывались под закрытыми веками, сухие бледные губы плотно смыкались, выделяя острые скулы, прорезающие белую кожу, под очками лежали тяжёлые мешки. Мирно сопя, Этан дремал в минуты спокойствия, как вдруг в морг влетела каталка и два санитара.

Сильный толчок в плечо вырвал Этана из дремоты.

— Что? Что такое?.. — промямлил Грант.

— Подъём! К тебе гости! — санитар ещё раз пихнул молодого врача.

— Да-да… Умирает он, что ли… — фыркнул Этан, поднимаясь со стула.

Потерев глаза от тусклого света помещения морга, Грант повертел головой, осматривая грязный белый кафель и ряд тел, тихо лежащих под белыми простынями. Голова сильно болела, и совсем не хотелось соображать.

— Давай быстрее! Подпиши и забирай! — рявкнул санитар, скрестив руки на груди и злобно прожигая Этана взглядом. Но тот продолжал потирать глаза, чтобы проснуться. Затем, тяжело вздохнув, Грант подписал бланк.

— Её нужно распотрошить сегодня и составить отчёт… — бросил один из санитаров.

Грант даже не удосужился ответить. Не обратив внимания на свежий труп, он вылил содержимое кружки и начал варить новый кофе. Санитары ушли. Пока варился напиток, молодой врач решил осмотреть тело.