Бесплатный фрагмент - Антология немецкой поэзии (XVII — XX века)

Антология немецкой поэзии (XVII — XX века)

Пауль Флеминг (1609 — 1640)

Ода Новому году 1633

От войн и битв, Марс, отрекись!

Быть милосердным научись,

Доспехи прочь и меч сложи:

«Ты утомил» — ему скажи.

И шлем твой пользу принесет,

В нем ласточка гнездо совьёт,

Когда весны взойдут ковры

Под щебет птичьей детворы.

Плоть невозделанных полей,

С обломками от пик, мечей,

Должна быть вспахана сохой,

Лопатой, заступом, киркой.

Пусть зло исчезнет навсегда,

А вместе с ним чума, беда,

И маета, и недород…

И да наступит Новый год!

Христиан Фюрхтеготт Геллерт (1715 — 1769)

Юноша и старик

Спросил юнец однажды старика:

«Как мне достичь величия в судьбе?»

Старик изрек: «Задача нелегка,

Но средство есть, я помогу тебе.

Стань храбрецом! Искусством побеждать,

Презреньем к неге, лени и покою,

Сумеешь славу ратную стяжать,

Возвысишься, обласканный судьбою.

Стань мудрецом! Сословных нет преград,

Тут надобны лишь ум и обхожденье,

И добрый нрав, и прозорливый взгляд,

Но это путь усилий и терпенья.

Таков удел душой высокородных…»

«Нельзя ли путь полегче отыскать?»

«Коль ищешь ты путей удобных,

Будь дураком. И им дано взлетать».

Глейм Иоганн Вильгельм Людвиг (1719- 1603)

Лев и лиса

Лиса сказала как-то льву:

«Всесильный царь, я слов не нахожу от возмущенья,

Я слышала, что о тебе осёл дурного мненья.

Тобой всеобщего не разделяя восхищенья,

Возводит на тебя напраслину повсюду:

Кричит на всех углах, как ты несправедлив,

И за свое коварство неподсуден,

Что ищешь ссор и попусту гневлив,

Что угнетаешь только слабых и невинных,

Что мужество хваленое твое

Придумали лакеи-лизоблюды,

Что в их числе он не был и не будет….

Минуту лев молчал и, как бы между прочим,

Сказал потом: «Лиса, пусть говорит, что хочет,

Ведь то, что мог осёл сболтнуть,

Меня не трогает ничуть».

Лошадь и осёл

Однажды осёл непосильную ношу

на худенькой спинке покорно тащил.

Из сил выбиваясь, свободную лошадь

шагавшую рядом, он слезно молил:

«Лошадка, дружок, помоги, ты ж без клади.

Прошу, помоги, помоги, Бога ради».

«Ещё чего! — грубая лошадь сказала, —

Ленивцу такому и этого мало!

Тащи!“ — „Для тебя половина — пустяк.

Возьми, я не в силах весь груз унести.

О сжалься, лишь ты меня можешь спасти».

Ответила лошадь: «Нет, как бы не так!»

Осла стопудовый мешок раздавил.

Осёл надорвался и дух испустил.

Поклажу сгрузили на грубую клячу

И шкуру осла положили в придачу.

Фридрих Шиллер (1759 — 1805)

Вольный стрелок

По горному раздолью

С алеющей зарей

Идет охотник вольный

С колчаном за спиной.

Воздушным царством правит

Бесстрашный сильный гриф,

Охотника держава —

Средь горных круч и нив.

Куда стрела домчится,

Тот край в его руках,

Добычей станет птица

И дикий зверь в горах.

Иоганн Готфрид Гердер (1744 — 1803)

Дочь лесного царя

Герр Олуф ночной возвращался порой,

На свадьбу свою торопился домой.

Глядь! — эльфы по лугу ведут хоровод,

Ему дочь лесного царя предстаёт.

«Пожалуй к нам, Олуф, куда так спешишь?

Войди в хоровод и со мною спляши».

«Нет, я не могу, танцевать мне нельзя,

Наутро назначена свадьба моя».

«Станцуй же, послушай, что я говорю,

Я шпоры златые тебе подарю

И шелковый плащ белизны неземной,

Его отбелили полночной луной».

«Нет, я не могу, танцевать мне нельзя,

Наутро назначена свадьба моя».

«Постой же, послушай, что я говорю,

Я золота груду тебе подарю»,

«Эх, золота груду не прочь бы я взять,

И всё ж не могу я с тобой танцевать».

«Что ж, Олуф, раз ты отвергаешь меня

Болезни смертельные сгубят тебя».

И в сердце ударила! Олуф упал,

Подобную боль он дотоле не знал.

Она подсадила его на коня:

«К зазнобе скачи, и попомни меня».

Лишь Олуф подъехал к родным воротам,

Дрожащая мать его встретила там.

«Скажи мне, сынок, что случилось с тобой?

Ты бледен, как смерть, будто впрямь неживой».

«Где ж быть мне здоровым, что спрашивать зря,

Я был во владеньях лесного царя».

«Скажи мне, сынок, посоветуй скорей,

Что завтра скажу я невесте твоей?»

«Скажи ей, на зорьке он в лес ускакал,

Коня и борзую охотиться взял».

Лишь утро лучами омыло восток,

Невеста ступила на брачный порог.

По кубкам вино разливают и мед:

«Но где мой жених, почему не идет?»

«Твой Олуф давно уже в лес ускакал,

Коня и борзую охотиться взял».

Недоброе чуя, невеста вошла

И полог багряный рукой отвела.

Там Олуф недвижно и тихо лежал,

Смертельный покой его тело сковал.

***

Горе вам, сильные мира сего,

Во имя сокровищ и власти

Вы не щадите вокруг никого

И подданных рвёте на части.

Народ захлебнулся в слезах и крови,

Пока вы стяжали богатства свои;

В погоне за призраком славы

Вы след оставляли кровавый.

Горькие слезы в бокалы нальют

И выпьют за ваше здоровье,

А после в душе всех вас проклянут

За детские слёзы и вдовьи.

Когда вы умрёте, столпится народ,

Но даже слезинки никто не прольёт.

За все преступленья ответят

Своей головой ваши дети.

Готфрид Август Бюргер (1747 — 1794)

Кладоискатели

На смертном ложе винодел

Детей к себе позвать велел:

«Наш виноградник клад хранит…

Копайте только…» — «Где зарыт?!» —

Раздался братьев дружный вскрик.

«Копайте…» — о горе! Тут умер старик.

Едва земле предали тело,

В саду работа закипела.

Лопатой, заступом, киркой,

Надел перекопали свой,

Комочков даже не осталось,

Земля сквозь сито пропускалась,

Граблями вдоль и поперёк

Взрыхляли почву кто как мог,

Но клад исчез. И каждый мнил,

Что братом брат обманут был.

Но вот на следующий год

Их удивление берёт:

Все лозы втрое потучнели,

Вот тут и братья поумнели.

Им год за годом щедрый клад

Приносит благодарный сад.

Луи Шарль Аделаид де Шамиссо де Бонкур (1781 — 1838)

Нищий и его собака

«Где ж взять мне три талера штрафа за пса?!

Пусть в прах меня лучше сотрут небеса!

Взбредет же такое на ум господам?!

Я пса моего живодёрам не дам.

Ни крова, ни хлеба, карман мой пустой,

Я с голодом свыкся, сроднился с нуждой.

В болезнях и горестях длится мой век,

И мне не помог ни один человек.

Когда я по свету скитался, кто был

Со мною всегда и мой жребий делил?

Кто в лютые зимы меня согревал,

Служил беззаветно и не предавал?

Когда я кручинился, долю кляня,

Лишь пёс утешением был для меня.

Кто голода пытки со мной перенёс

Без ропота, стойко, без воя и слёз.

Жизнь кончена. Наши часы сочтены,

Мы оба с тобою больны и бедны.

Я должен тебя утопить, старина,

Вот плата за верность, за дружбу цена.

Узнай благодарность земных сыновей,

Хотя ты страдал, как любой из людей.

К чертям! Я солдат, мне и смерть нипочем,

но я никогда не бывал палачом.

Вот видишь — веревка, вот камень, вода…

За что мне, о Господи, эта беда!

В глаза не смотри и ко мне подойди.

Пинок напоследок… и все позади».

Виляя хвостом, пёс навстречу шагнул,

И нищему руку, ласкаясь, лизнул.

А тот у обрыва на самом краю

Вдруг петлю накинул на шею свою.

Истошный с проклятьями вырвался крик,

Тут с духом последним собрался старик,

И бросился в лоно шумящей реки,

Над ним разошлись и сомкнулись круги.

Пёс прыгнул за ним, он метался и выл,

Скулил и о помощи будто просил…

Когда рыбаки его тело нашли,

Он был уже мертвым. Его не спасли.

Потом схоронили в тиши, второпях,

Лишь пёс провожал утонувшего прах.

Он лёг на могильный разбросанный мох,

И не шевельнулся, покуда не сдох.

***

Не могу осознать и поверить,

Прельстил меня сказочный сон,

Как будто из многих красавиц,

Лишь мною одной он пленён.

И будто бы в страстном порыве

Шепнул он: «Я твой навсегда»,

Сон длится, но я понимаю —

Не сбудется он никогда.

Мне б сном этим вечным забыться,

Прильнув к его сердцу в слезах,

В блаженной любви погибая,

Желаньем упившись в мечтах.

Молитва вдовы

Старушка не спит и в глубокой ночи

Молитвы возносит при свете свечи:

«Прошу тебя, Боже, молитве внемли,

Их милости многие лета пошли.

Научит молиться нужда»

Вельможа случайно подслушал мольбу

И тут же явился во вдовью избу.

Ему показалось — свихнулась вдова,

Спросил он, что значат такие слова:

Как учит молиться нужда?

«Жила я в достатке и восемь коров

Имела, но дед ваш сосал нашу кровь,

Он взял себе лучшую. С этого дня

Ни разу он больше не вспомнил меня.

Научит молиться нужда.

И я прокляла его! Бог услыхал

Безумство моё и меня наказал:

Он умер, но сразу на смену ему

Пришел ваш отец и увёл еще двух.

Научит молиться нужда.

Как я проклинала его, кто бы знал?!

И шею ваш батюшка вскоре сломал.

Но вот, ваша милость, прости меня Бог,

Теперь отобрали ещё четырёх.

Научит молиться нужда.

А если наследник ваш к власти придёт,

Последнюю он у меня отберёт.

Прошу тебя, Боже, молитве внемли,

Их милости многие лета пошли.

Научит молиться нужда».

Испытание

От ветра цветущей главою

Липа качала весною,

Стоял аромат над землёй.

Сидели под липою двое,

И он говорил ей с тоской:

«Любимая, я уезжаю,

Тебя на семь лет покидаю,

А это немалый срок.

Дождёшься ль меня, дорогая,

Или нарушишь зарок?»

«О нет! Буду ждать тебя, милый,

Увидишь, достанет мне силы,

Хочу быть я только твоей.

Тебе я верна до могилы,

И больше не буду ничьей».

И годы друг друга сменяли,

Вот семь, наконец, миновали,

На смену явился восьмой,

Уже холода подступали

Печальной осенней порой.

А липа, когда облетала,

Уныло главою качала,

Кружилась листва над землёй.

Под деревом дева стояла,

И слёзы катились рекой.

«Ты, липа, всё видишь и знаешь,

Теперь ты опять увядаешь,

А прежде ты буйно цвела,

Скажи ему, коль повстречаешь,

Как верила я и ждала».

Тут всадник с дороги съезжает,

К холму рысака направляет,

Он держится гордо в седле:

«Бог в помощь! О чем ты горюешь?

Поведай-ка, девица мне».

«Я друга семь лет ожидаю,

А где он и что с ним — не знаю,

И липа вам все подтвердит,

Но вот уже осень настала

И скоро восьмой пролетит».

«Слова, видно, бросил на ветер

И краше невесту приметил,

Тебя он давно позабыл,

Под липами свадьбу отметил,

Тому я свидетелем был»

«Пусть слово он бросил на ветер,

Пусть сердце разбил моё этим,

Господь ему только судья,

Его одного в целом свете

Благословлять буду я».

Тут всадник над нею склонился,

И с пальца его покатился

На платьице к ней перстенёк,

И в этот же миг погрузился

В безудержный слёзный поток.

Он с лошади спрыгнул проворно:

«Ты долго страдала, бесспорно,

Возьми вот платочек льняной,

Ты им осуши свои глазки,

Теперь я навеки с тобой.

Тебя лишь хотел испытать я,

И, если б услышал проклятья,

То прочь бы тотчас ускакал,

Теперь же ты станешь моею —

Я клятву на верность давал».

Качала под ветром главою

Липа вечерней порою,

И тени на землю легли.

Под старою липою двое,

Счастливые, руки сплели.

Людвиг Уланд (1787- 1862)

Проклятие певца

Когда-то дивный замок в одном краю стоял

До берегов лазурных он роскошью блистал.

Венком благоуханным цвели вокруг сады,

И в радуге искрился фонтан живой воды.

Непобедимый конунг там занимал престол,

Он был богат несметно, при этом хмур и зол,

Был помыслами страшен и на расправу скор,

И всё, что ни подпишет, был смертный приговор.

Однажды музыканты явились во дворец,

Один седой и мудрый, другой совсем юнец.

Придерживая арфу, старик сидел верхом,

А златокудрый спутник шёл рядышком пешком.

Старик сказал: «Готовься, нам предстоит с тобой,

Спеть лучшую из песен, ты полной грудью пой,

Вложи всю силу страсти, и боли, и огня,

Тронь каменное сердце и душу короля.

Артистов проводили в роскошный тронный зал,