Бесплатный фрагмент - Ангел в форме. Книга первая. Крылья мечты

Введение

от лица Марины Бариновой

Когда мне было восемь лет, я впервые увидела фильм «Экипаж». С экрана на меня смотрело небо — настоящее, красивое, опасное. Я тогда не до конца понимала, что именно происходит в кадре, но сердце билось так, будто я сама была в кабине, среди гудящих приборов и света маячащих лампочек. Я не знала, что такое форсаж, отказ двигателя, аварийная посадка — но я точно знала: я хочу туда. В небо.

Я жила в маленькой деревне в Красноярском крае, где к небу были ближе разве что воробьи. У нас даже электричество иногда отключали на три дня, а уж про аэропорт никто и не мечтал. Отец работал в совхозе, мать доила коров, а все мои подружки с детства знали, за кого выйдут замуж — за тракториста, как их мамы. А я однажды сказала, что стану стюардессой.

Смех стоял такой, что казалось — даже коровы в хлеву ухмылялись. «Куда ты, дурёха, полетишь? У нас тут поле, а не полоса!» — махала рукой бабушка. Отец говорил, что у меня хорошие руки, «вот бы доярка вышла — загляденье», а когда летом отправлял меня пасти коз, я уходила на край деревни с буханкой хлеба, кувшином воды и книжкой. Козы паслись сами, а я ложилась в траву, смотрела в небо и мечтала.

Иногда над нами пролетали самолёты — высоко, едва слышно. Только белый шлейф — ровная полоска в небе — и секундная надежда: а вдруг они летят туда, где я однажды тоже буду? Я представляла, как выгляжу в форме, как говорю пассажирам: «Добро пожаловать на борт», как улыбаюсь, как иду по салону — и никому, никому больше об этом не рассказывала.

Я тайком записывалась в библиотеку под другим именем, чтобы взять больше книг. Про самолёты, про лётчиков, про небо. К концу пятого класса не осталось ни одной авиационной книги, которую я не прочитала. И ещё — я влюбилась в английский язык. Его преподавала у нас Надежда Петровна, строгая, в очках и всегда в одной и той же юбке. Весь класс её побаивался, а я — обожала. Я слушала, как она говорит: «Gate», «Take off», «Fasten your seat belt», — и мурашки бегали по коже. Это звучало как билет на рейс моей мечты.

Я стала лучшей в школе по английскому и была единственной, кто знал, как сказать «я не хочу доить корову» на языке международной авиации. Правда, и тут без насмешек не обошлось. «Английский ей зачем? Коров на ферме по-русски зовут», — смеялись соседи. Мама качала головой: «С такими мечтами — только расстраиваться». Но я уже не говорила никому. Просто училась. Тихо. Упорно. И каждый раз, когда видела самолёт — знала, что однажды окажусь по ту сторону иллюминатора.

Теперь я — старший бортпроводник. И, может быть, я не стала героиней фильма, но за свою карьеру я повидала гораздо больше, чем могла придумать в детстве. Эти истории я собрала для вас — как доказательство, что небо принимает не избранных, а тех, кто идёт к нему, даже если вся деревня смеётся.

Ведь однажды ты просто расправляешь крылья — и летишь.

Глава 1. Дорога в город мечты

Когда Марина Баринова сдала последний школьный экзамен, небо над её родной деревней было как будто нарочно ярче обычного. Оно будто знало, что кто-то снизу наконец-то готов сделать первый настоящий шаг навстречу ему.

Провожая дочь на автобус, мать всучила ей узелок с пирожками и сказала строго:

— К тёте Маше — и никуда больше. Учти, в городе тебя могут обмануть.

— Конечно, мам, только к ней, — кивнула Марина, крепко прижимая к груди видавший виды рюкзак.

На самом деле, это и была правда. Просто в этой поездке у неё было два пункта назначения: тётя Маша — и мечта.

Тётя Маша — женщина с острым языком и добрым сердцем — встретила племянницу у автовокзала с охапкой сирени и объятиями.

— Какая ты выросла! — воскликнула она. — В небо-то ещё хочешь? Или уже любовь нашла?

— Хочу, — просто ответила Марина. — Больше, чем когда-либо.

Маша вздохнула, будто слышала это сто раз, но в её глазах мелькнуло что-то тёплое. Через пару часов, налив чай и разложив на кухонном столе булочки, она присела напротив и сказала:

— Ладно. Хочешь — будем искать. С чего начнём?

На следующий день они сели в автобус №56, что шёл до Красноярского аэропорта. За окном мелькали заправки, посты ГАИ и редкие клочки леса. Автобус пах резиной и дешёвым освежителем воздуха. Люди ехали молча — каждый в своих заботах.

Он вошёл на остановке «Планета» — высокий, с выправкой, в форме. Его белоснежная рубашка была идеально выглажена, а на погонах — золотые полоски. В руке — папка с логотипом авиакомпании.

Тётя Маша подтолкнула Марину локтем.

— Пилот, — прошептала она, как будто увидела кинозвезду. — Вот кого бы спросить…

Марина испугалась:

— Тёть Маш, не надо. Ну серьёзно…

Но Маша уже поднялась и ловко пробралась через проход, будто всю жизнь брала интервью у лётчиков в общественном транспорте.

— Молодой человек, простите! — обратилась она. — А вы случайно не пилот?

Он повернулся и вежливо улыбнулся:

— Случайно — да. Меня зовут Виталий Александрович, я командир второго звена компании «Енисей Авиа». А что у вас случилось?

— А я — Мария Григорьевна. У меня племянница — вот, красавица, — указала она на смутившуюся Марину, — мечтает в небо. С восьми лет с ума по нему сходит. Может, знаете, куда ей податься? На бортпроводника учиться?

Он посмотрел на Марину с лёгкой, почти братской теплотой.

— Знаю. У меня сестра работает в авиационном учебном центре. На улице Серова.

— Правда? — выдохнула Марина.

— Правда, — кивнул он. — Только одно условие.

Тётя Маша прищурилась:

— Интригующе. Какое?

— Когда вернусь с рейса — вы, Мария Григорьевна, пойдёте со мной гулять. Без племянницы. Вечером. Прогуляемся по набережной. Договорились?

Марина вспыхнула. А тётя Маша поправила волосы и фыркнула:

— Ну что ж… Если ради будущего нашей авиации — так уж и быть.

В тот вечер Марина не могла уснуть. Город за окном жил своей жизнью — гудел машинами, пах асфальтом и жареной кукурузой. А она лежала в кровати под цветастым одеялом в комнате тёти, и впервые в жизни чувствовала: мечта — рядом. В соседней комнате её поддерживают, а за окнами — где-то, уже совсем не далеко — начинается путь к настоящему небу.

Утром, ещё до семи часов, тётя Маша варила крепкий кофе и повторяла:

— Не волнуйся. У них же там всё по-человечески. Ты же не в космос собралась. Пока.

Марина молчала, пытаясь сосредоточиться. Её сердце стучало не в груди — где-то в горле. Адрес, который написал на клочке бумаги Виталий Александрович, вёл в небольшой кирпичный корпус на окраине Красноярска. Табличка на входе гласила:

«Авиационный учебный центр».

Они вошли.

В приёмной пахло бумагой, кофе и каким-то строгим порядком. Через пять минут появилась Анжелика Александровна — статная женщина, с аккуратно убранными в пучок волосами и взглядом, от которого у Марины пересохло в горле. В ней не было ни капли той лёгкости, которую многие представляли, глядя на улыбки стюардесс в салоне. Это была женщина, у которой в глазах — ответственность за небо.

— Здравствуйте. Баринова? — коротко спросила она, не глядя в бумаги.

— Да, Марина.

— Ты хочешь стать бортпроводницей?

— Очень хочу, — тихо, но уверенно ответила Марина.

Анжелика Александровна скрестила руки.

— Ты не боишься бессонных ночей, просыпаться в четыре утра, ночевать в чужих городах с одной зубной щёткой? Не боишься летать с температурой, улыбаться, когда плакать хочется? Натирать ноги до крови? Чистить ковры после «солнечных» пассажиров? Убирать за людьми то, что не убирала за ними даже их мать?

Марина стояла прямо.

— Я готова. Ради своей мечты — ко всему. Всему научусь и всё выдержу. Вы только дайте шанс.

В комнате повисло молчание. Тётя Маша, сидевшая в углу на стуле, поёрзала и кивнула, будто подтверждая: «Она правда такая». Анжелика Александровна посмотрела на Марину чуть пристальнее.

— Английский знаешь?

— Люблю, — ответила Марина. — Знаю на уровне… ну, сельской отличницы.

— Проверим.

Анжелика Александровна подошла к столу, вытащила папку и быстро продиктовала фразы:

— Welcome on board. Emergency landing. Fasten your seatbelt. Cabin crew prepare for take-off…

Марина без запинки перевела всё. И даже добавила:

— Safety is our top priority.

Впервые за всю встречу уголки губ у строгой женщины дрогнули. Она опустилась на стул, положила перед собой папку и сказала уже гораздо мягче:

— Да, девочка. Теперь я вижу, что ты действительно мечтала и готовилась. Это редкость — поверь. Особенно из сельской местности.

Марина вспыхнула от гордости.

Анжелика Александровна открыла ящик стола, достала стандартный бланк и протянула:

— Вот направление на медкомиссию. Пройдёшь — возвращайся. Тогда и поговорим о наборе, документах, трудоустройстве. Но это уже будет первый настоящий шаг.

— Спасибо вам, — прошептала Марина.

— Не мне. Себе. Это ты себя сюда привела. Запомни это.

Анжелика Александровна поднялась, сдержанно кивнула и ушла в свой кабинет.

Когда они вышли из здания, Марина прижала бумагу к груди, будто это был не просто бланк — а ключ от самолёта.

Тётя Маша надела очки и сказала с ухмылкой:

— Ну что, бортпроводник? Пройдём медкомиссию — и взлетаем?

Марина посмотрела на небо, на его утреннюю глубину, и впервые не мечтала — она знала. Да, это начало.

Глава 2. Дом, где не ждут небо

Чтобы пройти медицинскую комиссию, Марине понадобилась медицинская карта. А она, как назло, хранилась в родной деревенской амбулатории у фельдшера Галины Ивановны — с тех самых пор, как Марина в детстве упала с груши и отбила себе бок. Ей нужно было вернуться домой.

Она приехала на вечернем автобусе. Солнце уже клонилось к закату, и родная деревня встретила её не радостью, а пыльной дорогой, запахом навоза и тяжёлым взглядом отца, стоящего на крыльце.

— Ну, что? Погостила тёти? Пора и честь знать, — сказал он без улыбки.

Мама вышла с кухни, вытирая руки о фартук. Улыбнулась, но в глазах — настороженность.

Марина знала: не стоит говорить напрямую. Но соврать — тоже не могла. Вечером, за ужином, между картошкой с укропом и кислым молоком, она выдохнула:

— Мне нужна медкарта. Я отправляюсь на учёбу. На бортпроводника. В авиационный центр.

Повисла тишина. Мама опустила вилку. Отец посмотрел на неё, как будто она сообщила о решении вступить в секту.

— Ты с ума сошла? Какая учёба? Какая авиация? Ты ж девка деревенская, куда тебя понесло?

— Пап, я не просто решила — я готовилась. У меня уже направление на комиссию. Всё серьёзно. Осталось пройти медосмотр.

— Медосмотр, значит… — отец встал из-за стола. — А я вот думаю, что тебе надо голову свою проверить. Стюардесса… ты что, в кино насмотрелась? У нас тут хозяйство, мать еле успевает, я один тружусь как вол. А ты по облакам шляться собралась?

— Это моя мечта. С самого детства. Я знаю, что смогу.

— Хватит. Надоела эта дурь. Поживёшь пока дома. Остынешь. Глупости свои из головы выкинешь.

Он ушёл в сени, и скрип ключа в замке прозвучал, как приговор.

Следующие сутки Марина провела в своей комнате, как в клетке. За окном блеяли козы, на дворе гремели ведра, а внутри у неё бушевал шторм.

Она плакала. Молча. Упрямо. Как будто слезами можно было растворить стену между ней и небом. Мама заходила — молча подавала еду и уходила. Разговоры закончились.

Ночью Марина сидела у окна и смотрела на звёзды. В деревне они были такие близкие. Почти как самолёты, которые однажды пролетали над её головой, когда она лежала в траве и мечтала. Она шептала в темноту:

— Я не откажусь. Хоть убейте, но я всё равно улечу отсюда…

На третий день она снова встала у дверей кухни. Глаза красные, но голос уверенный.

— Пап. Пожалуйста. Мне нужна только медкарта. Остальное я сделаю сама. Я не прошу денег. Я никого не втягиваю. Просто… отпусти меня.

Отец смотрел на неё долго. Очень долго. Потом отвернулся, будто не слышал.

И снова — ключ в замке.

Но в сердце Марины в тот момент что-то изменилось. Она поняла: даже если её держат дома, даже если заперли в комнате и в клетке — мечта внутри остаётся на свободе. И значит, она найдёт выход.

На утро четвёртого дня в деревне снова стояла тишина. Солнце лениво поднималось над деревянными крышами, куры копошились во дворе, а трактор отца глухо урчал у калитки — он уезжал в соседнюю деревню за запчастями.

Когда скрипнула калитка и его шаги растворились в пыли, в комнату Марины тихо вошла мама. Она держала в руках папку и старую сумку с потёртыми ручками.

— Вставай, дочка, — сказала она спокойно.

Марина приподнялась на кровати, не веря глазам.

— Что это?..

Мама села рядом, положила на кровать медицинскую карту и сумку.

— Езжай, Маришка. За своей мечтой. Я не смогла отсюда вырваться… Может, у тебя получится. Жизнь — она ж не только здесь.

Она опустила глаза и добавила:

— Вот. Деньги. Мы с отцом откладывали на косилку. Ты уж прости его. Он тебя любит… просто не умеет по-другому. Мы-то с ним как жили? Шаг влево — шаг в совхоз. А ты — другая. Ты сильная, хоть и хрупкая.

Марина обняла её, уткнулась носом в знакомый фартук с запахом укропа, и слёзы сами покатились по щекам. Не от обиды. От благодарности.

— Мам… я буду писать. Звонить. Обещаю. Я очень люблю вас. И вы мной будете гордиться.

— Я уже горжусь, — прошептала мама.

— А теперь иди. Твой автобус в 8:15. Я тебе пирожков в дорогу положила. Там с капустой и с повидлом — как ты любишь.

Марина всхлипнула и улыбнулась сквозь слёзы. В тот момент её сердце было разбито и цело одновременно.