18+
Альфа Центавра

Бесплатный фрагмент - Альфа Центавра

Второе путешествие на землю

Объем: 688 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Я вешаю свои картины на Стену Истории.

Александр Дюма


В своих любимых песнях я тоже не все слова могу разобрать.

Стивен Кинг


Вымысел и есть предмет и цель романа и радость автора и наслаждение для ума и сердца читателя.

Стивен Кинг


Главное — действие. А не фактографическое описание.

Стивен Кинг

Часть первая

Глава 1

— Здесь есть Вины?

— Не думаю. И более того, я сомневаюсь, что они и на Марсе есть.

— Почему?

— А кто это видел?

— Марсиане говорят — есть!

— Здесь есть марсиане? не знал.

— А ты кто?

— Ты думал, я марсианин? Нет, с дальней Це.

— Не может быть. И знаешь почему? Там нет солнца.

— Но есть Вины, хотя их, как и здесь не видно. Более того, как здесь живут — я вообще не понимаю.

— Да, жарко, но ведь мы не выходим на улицу.

— Никогда?

— Ни-ког-да!

— Наверное, скучно?

— Почему? Нет поля, реки, леса? Вон, посмотри.

На стенах висели головы убитых животных. Медведей, кабанов, волков. В застекленных нишах вместо окон были замурованы утки, гуси, на сучках повыше окон сидели птицы, как-то:


— Пеночка Трещетка.

А пониже ползал Ранункулюнс Репенс.

— Значит, жизнь продолжается? — спросил Вра.

— Да, конечно, просто мы живем Под Куполом, — ответил Дэн.

— Земля тоже, говорят, живет Под Куполом?

— Да, есть и такие мнения. Но с их Куполом нет связи. Если что:

— Придется лететь Космическим Кораблем.

— Это долго?

— Конечно. Больше двух месяцев.

— Значит, будут хорошие фильмы?

— Нет, в этот раз нет.

— Почему? Возьмут законсервированных женщин?

— И знаете, вы правы, именно так. Да я и сам понимаю, что напрасно. Потом от них уже не удастся избавиться.

— Зачем тогда их отпускают, я хотел сказать:

— Реанимируют?

— Надеются, что на Земле все равно погибнут.


— Где же третий? — спросил Вра.

И тут они увидели в окно, что третий дерется на улице.

— Где это происходит? — спросил Вра, — если здесь нет окон.

— Обычно — это секретная информация, — ответил Дэн, — но сейчас я могу сказать, только что была надпись:

— Дел Риччи синего цвета.

— Где?

— Рядом, сейчас, наверное, придет.

— Может помочь ему?

— Просто так не получится.

— Нужно знать Код входа в пространство Дел Риччи.

— Как у нас! Если нет точного Кода обязательно заведут, как минимум, в какую-нибудь другую Риччи. А я так, например, Пасту не ем. Без шариков из мяса Больших Драконов не вкусно, а с ним…

— Дорого?

— Не в этом дело, у нас каждый может съесть два кило с большой скидкой, и еще кило почти бесплатно.

— У нас тоже, но от них же ж толстеют.

— Вот и я хотел это сказать.


Далее, им предлагают выйти, чтобы проверить их способности, в борьбе с террористами. Выйти на помощь третьему сотруднику, вместе с которым должны лететь на Землю для проведения антитеррористической операции.


Они расплатились Лингами.

— Мало, — сказала барменша Га.

— Большой Дракон добавит, — Вра.

— Нет, нет, это не у вас на Дальней Це, можно так шутить, здесь барменша может или сама избить, или выпустить Сторожевого Пса.

— Что выбираете? — невозмутимо, но с легкой улыбкой ответила Га.

— Да ладно, ладно, — Вра полез с свою темно-синюю, с замком из потухшего урана сумку, и протянул барменше еще пачку Лингов.

— Не пойдет, — ответила Га, едва взглянув на них.

— Почему?

— Самопал. — И добавила, включив прямо посередине зала большой экран: — Вот посмотрите, только прислали рассказ о Земле, куда вы летите, про посадку Травки прямо на своих участках.

— Их курят? — спросил Дэн.

— Я не вникала, по-моему, не только.

— Дело не в этом пьют его или курят, — сказал Дэн.

— А в чем?

— В том, мил Це, что ты сам сделал эти деньги, — рявкнула Га.

— Сам? Я не умею.

— Ты видел кино?

— Я не с Земли.

— Не важно. Если возможно во всем Мире, то в нашей э-э Альфе Центавра это делается тем более.

— Что более? Я ничего не понял, — сказал Вра.

— Ты сам вырастил эти деньги, — пояснил Дэн, и попросил пока сделать ему два двойных Хэнна.

— Хэннесси, вы имеете в виду?

— Что значит Хеннесси? — переспросил Дэн.

— Я уже поставила земные цены и земные названия вин, — сказала Га, — я тоже, надо думать, лечу…

— С нами? — удивился Вра, продолжая искать в сумке деньги.

— Не с вами, а сама по себе, у меня, между прочим, спецзадание.

— Пей Хени, друг, — сказал Дэн, и добавил: — Если денег нет эта кружка будет за мой счет.


Вра приподнял рюмку и посмотрел на свет:

— Двадцать пять грамм — не больше.

Вра выпил и тут же воскликнул:

— А! вспомнил, мне дали сдачу.

— С мороженого? — уже без улыбки спросила Га.

Вра сел за ближайший стол, и сказал:

— Я настаиваю, что не буду отвечать за эти Линги, как за подделку.

— Да?

— Да. Я вообще эти лютики только впервые у вас и увидел.

— Вот попался! — радостно воскликнула Га, и кстати налила себе немного итальянского вермута. — За вас счет, — она подняла фужер в направлении Вра.

— Если вы не верите, что у меня есть деньги, как можно пить за мой счет?


— Она верит, что они у вас есть, — сказал Дэн.

— Что значит, верю — не верю? Если я сам уверен:

— Других денег у меня нет.

— Что вы покупали на рынке?

— Я не был на рынке. Более того, я был уверен, что здесь, как и у нас никаких рынков давно нет. Мне эти Линги дали на Таможне.

— Вот сволочи, — сказал Дэн, — сами выращивают.

— Скорее всего, конфисковали у Альфов с левого берега.

— С правого.

— Почему с правого?

— Потому что мы на левом.

— Ну, это откуда еще посмотреть, — сказала Га, и добавила, требовательно взглянув на Вра: — Я еще налью?

— Да, конечно, — ответил он, — я люблю пьяных барменов.

— Я не бармен, а барменша.

— А разница? — и наклонившись к уху Дэна, спросил: — Ее можно трахнуть?

— Не знаю, если только за деньги. Твои Линги она не возьмет. Здесь строго наказывают не только тех, кто сам выращивает Лютик Длиннолистный, но и прикидывается, что не разбирается в фальшивках.

— Но я действительно не вижу разницы. — Вра положил перед собой пять Лингов, которые дал ему Дэн, и пять свои. — Одинаковые.

— Разные, — сказала, вышедшая из-за стойки Га.

— В настоящие добавляют изотоп?


— Нет, — ответила Га, — они просто по-другому пахнут.

— Выходит эти деньги можно использовать для определения: отсюда ли особь?

— Можно бы, — ответил Дэн, — но пока что это не требовалось.

— И вряд ли потребуется, — сказала Га, — Альфа Центавра недоступна для посторонних.

— Тогда откуда же эти деньги? — Вра потряс головой. — Ай доунт ноу.

— А это что за язык? Прошу вас не ругайтесь. И да:

— Лично я не верю.

— Что ты предлагаешь? — спросил Дэн.

— Пусть выйдет один и поможет третьему.

— Ладно, я согласен, но только при условии, что мои Линги будут сертифицированы.


— Конечно, — ответил Дэн.

— Я тоже За, но не понимаю, как это можно сделать. У меня таких прав нет, чтобы принимать листья Лютиков, как валюту.

— А это валютный бар, что ли?

— Нет.

— Тогда почему нельзя взять мои деньги, как простые Альфы?

— Хорошо, но я могу тебе предложить только себя за эти деньги, — рявкнула Га, и кстати добавила себе еще Итальянского Вермута.

— Себя? — повторил Вра, и приложил ко лбу пальцы.

— Ты пытаешься определить, стою ли я этих денег?

— Нет, я думал, что это мне должны заплатить, — сказал Вра.

— За что?

— За мои деньги.

— Он ничего не понял, — попытался успокоить Га Дэн.

— Я пойду, но при условии, что мне обменяют мои Линги на конвертируемую валюту один к одному. Как минимум, это, во-первых.

— Во-вторых?

— Эту ночь ты проведешь со мной. — Он всмотрелся в лицо Га.

— Скорее всего, да, — ответила она, — но это будет, я думаю, морг или больница.

— Третье? — спросил Дэн.

— Даже если я не смогу спасти этого парня, который там бьется с тремя Большими Драконами, ты, Дэн, останешься моим другом.

— Я согласен, ибо верю, что вы, Вра, честный Це. И не проиграете нарочно. Кстати, какое оружие вы выбираете, я должен сообщить эту информацию судье.


— Судье? — не понял Вра. — Я думал, это настоящая драка, а не бой гладиаторов.

— Дак нет, чтобы да, — сказала Га, показывая пальцем, что сама она понимает, о чем говорит.

— Она имеет в виду судью на Винах, — сказал Дэн. И добавил: — Ты понял, что это значит?

— Не совсем. Точнее, совсем не понял.

— Здесь нельзя убивать.

— Да? Впервые слышу, ибо эта добрая леди только что обещалась оплакивать меня в морге.

— Да, это так, но в данном случае не очень существенно, — сказал Дэн и потер переносицу.


— Ты сам-то хоть понял, что сказал?

— Да понял, понял, но боюсь, ты не поймешь.

— Ты считаешь меня глупее паровоза?

— Паровоза? А что это такое? — встряла Га.

— Ну-у, не знаю, так сравнение с движущейся стеной.

— У вас на дальней Це есть паровозы?

— Да отстань ты! — рявкнул Вра. — Или тебе так и хочется записать меня в шпионы-мионы.

— А что это за мионы? — без улыбки спросила Га.

— Так, если я погибну в этом бою, в морг ко мне не приходи.

— Почему?

— Не люблю, знаешь ли, гостей в это время. И вообще, я требую письменного соглашения.

— Зачем? — не понял Дэн, — ты не веришь моему слову.

— Не в этом дело, друг, но чё-то я уже боюсь оказаться в коме после этого неравного боя.

— Тем более, — сказала Га, — ты ничего не будешь помнить всё равно.

— Я его проглочу.

— Кого, рукопись?

— Флешку.

— Ф-ку? Я не поняла, что ты сказал.

— Мы запишем наш Договор на флешку, и…

— И ты ее проглотишь, — закончила Га. — У вас бумагу называют флешкой?


— А у вас?

— У нас просто бумагой, — сказал Дэн.

— Хорошо, тогда я положу эту Бумагу в Банк. Банки-то, надеюсь, здесь еще есть?

— Хорошее слово сказал, — Дэн даже хлопнул нового друга по плечу. — Еще!

— Ты прав, — резюмировала Га, — были, но Уже — нет.

— Почему?

— Не знаю, все брали там деньги, неверное, вот они в конце концов и кончились, я так думаю.

— Деньги кончились вместе банками, — повторил Вра, и добавил:

— Поэтому вы перешли на Лютики.


Вра вышел и упал на снег. Вся арена была усыпана лепестками белых роз. Зачем?

— Естественно за тем, чтобы была видна кровь, — констатировал для себя Вра. И даже забыл удивиться, что ее нет на этом белом ковре. Может быть забыл, что вышел на продолжение боя, а не для того, чтобы его начать?

Ему подвели коня.

— Вот из ит?

— Это лошадь, — был однозначный ответ.

— Как тебя понимать, амиго? — спросил Вра. — Будешь отбивать атаки слева, окей?

— А ты?

— Я справа.

— А по центру кто? Дядя Федя?

— Без центра, просто берем в клещи и давим.

— Как? Их трое, а нас двое. Более того, их уже четверо.

— Где, не вижу, ах, да, точно, но они объединились, может и мы так сделаем? — спросил Вра.

— Кто на ком, я на тебя, или ты на мне?

— Надо подумать.

— Нет времени думать друг, давай я на тебе, — сказал Пипи, как назвал его за минуту до этого Вра в честь той бутылки французского шампанского, которую Га дала ему с собой со словами:

— Выпьешь за нашу победу.

— Я не пью шампанского.

— Все равно возьми.

— Окей.


А этот слон, которого подвели ему на арене, от радостной встречи с Вра развернулся и так лягнул задней лапой, что попал именно по бутылке, от чего она и разбилась.

— Зачем ты это сделал, пришелец? — мягко спросил Вра.

— Прости, у меня еще мало опыта, и я не мог попасть точно по пробке.

— Ты хотел ногой открыть бутылку шампанского? — удивился Вра.

— Дак естественно.

— В там случае надо было бить по-гусарски: по горлышку.

— Отличная мысль, но, к сожалению, пришла опосля, — констатировал Пипи.

— Мей би, мне сесть на тебя, как сделала вон та Шкура? — Вра показал на мохнатого Казака в бараньей шапке, и такой же, похоже бурке.

— Та не, я знаю Дзюдо, как Жан-Клод Ван Дамм, поэтому позволь мне остаться просто рядовым бойцом.

— Ты хочешь быть спецназовцем?


— Да. Как Жан-Клод Ван Дамм в фильме про свою черную губастую любовницу.

— У вас здесь есть фильмы?

— А у вас?

— Пока нет.

— Откуда же ты знаешь про Жана-Клода Ван Дамма?

— Это ты знаешь, я — нет.

— Ну, теперь ты знаешь?

— Теперь — да.

— Ну, и окей, ты переместись на моё место, а я возьму на себя всадника.

Несмотря на стратегические разработки Вра, скоро все смешалось, хотя Пипи и успел два раза уложить своего главного противника по имени Буцефал с красивой Шкурой на спине. В том смысле, если кто правильно понял, так звали бойца по имени Шкура, красивого бойца. Он слез с коня и сказал:

— Хрен с вами, деритесь сами.

И Пипи провел два отличных приема Дзюдо. Сначала Переднюю подсечку в падении — хотя и не надеялся на удачу, так просто сделал, чтобы вывести Буцефала из равновесия, но этот мышастый парень улетел почти во вторые ряды Амфитеатра.

Ну, а потом был еще более рискованный прием. Нет, пока что не Мельница — тем более, она, возможно здесь запрещена — а Бросок через голову с упором стопы в живот.

— Тоже бы можно запретить, — сказал интеллигентный Журналист, каким был Дэн. Они с Га смотрели бой через Вины.

— Тогда уж это будет не бой, а детский сад, — ответила барменша.

— Не знаю, не знаю, такого коня и я бы взял себе.

— Ну вызовешь его на бой на пути к Земле.

— Кого? Коня?

— Обоих, я думаю. Этот красивый Шкура с ним не расстанется.

— Куплю всё равно, — сказал Дэн. И добавил: — Он подходит для моей комплекции. — И Буцефал как будто его услышал, сделал бросок Через бедро с захватом и перешел на удержание.

Глава 2

— Да-а, — ахнули трибуны, что могло означать и обратное. А именно:

— Задавит весом. — Хорошо, что подоспел Шкура, и попытался взять голову Буцефала в зацеп. Имеется в виду:

— Задушить за шею. — Не удалось, но задушить до конца Пипи он не смог. Тем более, что судья прокаркал конец первого раунда. И не удивительно:

— Если попугай может говорить, то каркать тем более.

— Скажи:

— Кар-р-р, — предложила кстати Га Дэну, но он ответил отказом:

— По крайней мере, не сейчас. — И более того:

— Пусть лучше каркает он, — Дэн показал на голографию Вра.

— Нет, я на всякий случай, если он будет травмирован. А все к тому идет, — сказала Га.


Но оказалось, что один из четырех мушкетеров даже не вышел на второй раунд. Некоторые даже не заметили — больше следили за конем — как Вра провел ему два болевых, хотя и не до конца. А под конец бросил с большой амплитудой через спину. И хотя этот парень Корень Большой Пальмы и упал на бок, но едва уполз с арены после гонга, в том смысле что кукареканья Попугая.


— Корень не выше… — Га не смогла завершить свою мысль. — И знаешь почему? Я не понимаю, что происходит. Честно.

— Что именно? — спросил Дэн.

— Этот Шкура начал душить своего коня, Буцефала, зачем?

— Чтобы не достался мне. Шутка. Думаю, он просто хотел оторвать его от Пипера, слишком разошелся.

— Что значит: разошелся? Я не понимаю.

— Ты думаешь, они должны драться двое против троих?

— Вообще-то, я думала, что так и будет. Ну, если вышли еще и лошади, то 4 — 2.

— Да, — сказал Дэн, и добавил: — Чтобы понять, могут ли бойцы достаточно хорошо ориентироваться не только здесь на Альфе Центавра, но и в околоземных, и даже более того:


— В Земных условиях, — на второй раунд изменили условия.

— Изменили, не поставив известность тех, кто уже дрался в первом раунде? — не поняла Га.

— Более того, тут даже непонятно, что считать первым раундом: то, что было до нашего дорогого гостя Вра, или первый раунд — это первый бой с его участием.

— Хренопасия какая-то, — выразилась Га.

— Почему?

— Тут народу даже не хватает. Если только коня считать за того, что был до выхода Вра на арену.


— Да, наверное, его и хотели запутать, введя нелогичные вводные, но ему, как оказалось, всё по барабану. Что с конем пить, что на нем ехать.

— Я бы так не смогла.

— Ты уже в него влюбилась?

— В кого, в Пипера, Пипи, — как назвал его Вра.

— Давай так: ты возьмешь себе Пипера, а я Буцефала, — сказал Дэн.

— Не путай меня, пожалуйста, я поеду не с конем, а с Вра.

— Не выйдет.

— Почему?

— Только что прислали вводную с Дальней Це.

— Он любит другую?

— Да, Ольгу.


— Кто такая, почему не знаю?

— А нет никого, просто Ольга.

— Тогда я пойду ретранслируюсь в Ольгу. А че? Они вот, что вытворяют, даже понять невозможно, кто с кем дерется. Сплошной реслинг.

— Вот из ит, Реслинг?

— Сплошные договорные матчи. До-договаривались до того, Корень заболел, и не вышел на второй раунд, а он и не должен был выходить вообще, Вра и пришел биться вместо него.

— Почему? — возразил Дэн, — по-моему, они должны были биться вместе, бок о бок, а уже во втором раунде, Корень не должен был выходить. Так написано в программе.

— Вот видишь, они даже нас запутали. Неужели такие условия нас ждут на Земле? Дай, я посмотрю программку, может ты меня обманываешь, или не понял чего-нибудь?


— Не дам, у тебя должна быть своя.

— Мне никто не присылал.

В это время на арене остались только Пипер и Буцефал. Вра пытался подняться, встал на одно колено, и махнув рукой, опять грохнулся, подняв тучу пыли.

— Ты посмотри, он как будто пьяный! — воскликнул Дэн.

— Не заговаривай мне зубы, дай программку, — Га протянула лапу.

— Иди, тебя зовут.

— Куда?

— Ты не знаешь?

— Нет.

— Ты уже Ольга, и должна знать, куда тебе сейчас надо.

— Ах, да, точно, в больницу, он ведь ранен.

— Не выдумывай, ты просто переволновалась — они в сауне.


Перед Космическим Кораблем проверяли билеты, и у одного парня билета не было.

— Я потерял билет.

— Чушь, — сказал хромой Корень. А билеты проверял именно он.

— Вы находите?

— Нахожу ли я? Да, нахожу, вы правы.

— Я прав?

— Да.


— Тогда проходите. Тем более, где-то я вас, кажется, видел! — крикнул Корень уже в спину этому парню. Больше расспрашивать не решился. И знаете почему? На спине, у прошедшего без билета, было написано:

— Иначе, — по крайней мере, он так прочитал, и решил, что это скорее всего тайный агент.

— Конкурент, — добавил Корень.

Но Ко — Конкурента не пустила стюардесса.

— Корень! — рявкнула она из двери Звездолета, — почему посторонний на борту.

— Если он посторонний — выбрось его, — решил не связываться хромой Корень. Впрочем, он даже не понимал, почему у него болит немного нога, почему хромает. Врач обследовал и сказал:

— Окэй, — пляшите.

— Я бессмертный — не могу, — пошутил парень. Хотя знал: по земным меркам каждый Альфацентавровец — практически:

— Бессмертен.


— Пусть докажет, что он на самом деле Ученый, — крикнула опять стюардесса из Звездолета.

А этот Ученый был уже внутри, сидел у игорного стола. Как принято в перелетах до Земли играли в Девятку. Этот Ученый или, если читать наоборот Иначе — что-то похожее на имя индейца в фильме Мела Гибсона Апокалипсис — неожиданно признался, что играть в Девятку:

— Я не умею.

— Точно, Иначе, — рявкнула Га. Она была стюардессой, и поэтому была очень злой. Дак, и естественно, потому что не стала Ольгой, в качестве которой должна была лететь на Землю вместе со своим будущим мужем Вра. Но Вра по принятому на Альфе обычаю не выбрал ее среди двенадцати других.

— А если бы их была тысяча, или даже две? — задала риторический вопрос несостоявшемуся мужу Га.

— Легче бы не было, — простодушно ответил Ученый.

Га хотела дать ему пощечину, но вперед выступила одна из тех двенадцати девушек, и перехватила руку барменши.

Га сразу провела Заднюю Подножку, но не удачно: девушка не расцепила захват, и бросила Га за ее барную стойку, приемом с упором стопы в живот.


Они решили биться до первого перелома руки или ноги, но Дэн решил этот спор за Ученого звездолетчика, прояснив ситуацию:

— Что? — спросила Га, — вас не поняла, прошу повторить.

— Этот не он, — опять растерянно ответил Дэн, хотя и сам направил Га к этому парню, когда он появился из Амфитеатра.

Рычаг коробки передач в ее головке с блондинчатыми волосами переключился в положение:

— Назад, — видимо, это был Автомат, и она поняла, точнее, наоборот, не поняла, как могла ошибиться. — Это все из-за тебя, Дэн. — И добавила:

— Нельзя быть таким безответственным.

— Обдернулся, прости, — и сам ужаснулся Дэн.

— Если что, ты возьмешь меня с собой. — Сами дамы не могли лететь, только с мужьями. Или по крайней мере, с большими поклонниками.

Дэн согласился, но не прошел Детектор Правды, который проверил, что как не муж, а большой поклонник Дэн сделал слишком мало подарков Га, как-то:

— Только сапоги из натуральной кожи, но не женские, а просто офицерские, да кольцо из Анаптаниума.

Сапоги не модные, а Анаптаниум на Земле:

— Ничего не стоит. — Хотя и сделал оговорку:

— Скорее всего.

Тем не менее, принял решение:

— Пустить, — но только, как стюардессу.

— А если Звездолет сломается? — спросила Га.

— В том смысле, что не сможет лететь назад? — спросил Детектор, и ответил: — Останешься там, командовать Женским Батальоном.

И вот теперь та дама, которую выбрал, точнее не выбрал, а это она заступилась в баре за Иначе, и которую тоже взяли в этот полет стюардессой предложила драться за:


— Него, — она показался пальцем на Иначе.

— Я сам бы мог постоять за себя, если бы играли в Покер, — сказал парень, но, прости, в Девятку не умею, не удосужился изучить. — И добавил: — Впрочем, могу, если разрешите научиться По Ходу Дела.

— Меня зовут Ан, если ты не забыл, — обратилась девушка к Иначе, и я выручу тебя во второй раз. И знаешь почему?

— Почему?

— Ты сделал мне протекцию в это Путешествие на Землю. — И не отрицай, пожалуйста, — добавила она, видя, что парень чё-то задумался.

И девушки тут же надели земные костюмы Дзюдо, одна розовый, другая желтый. Почему такие цвета? Не удалось более точно установить, какие они на Земле.

Но Хромой Корень, который проверял билеты, оказался и командиром этой Экспедиции:

— Только шашки или шахматы. — И все поняли:

— Пока хватит Дзюдо, можно играть только в Девятку. — А как пересечем Меридиан, то и в Покер. И знаете почему? Боюсь, не многие на Земле умеют играть в Девятку. Поэтому, не чтобы Они, а Мы сами будем учиться играть в Покер.

— Нет, но наверно, можно будет и в Девятку, — влез Вра, только что вышедший из буфета, — иногда.

— Когда, Иногда? — спросил опешивший Корень.

— Если до атаки осталось мало времени, минут пять-шесть, покер разыграть не успеть.

— Ах, если не успеть, тогда да, можно и в Девятку, почему нет, ведь так хочется вспомнить прошлое, как мы здесь хорошо жили на Альфе Центавра. Как говорится:

— У вас сколько, семь? а у меня, прощеньица просим, семь с половиной!

— Шучу — восемь, — закончил за него Вра.


Пока мужчины разговаривали дамы все равно раздрались. Да так, что даже сломали Подножку Звездолета, по которой взбирались пассажиры.

— Я виноват, — сказал Корень, залазьте так и отчаливаем.

— А я? — спросил Иначе.

— Лети, конечно, и знаешь почему? Подножка-то сломалась, этому должно быть какое-то оправдание, и это оправдание ты.

— А! вот билет, — воскликнул Иначе, — он записан у меня на руке.

— И это? — Корень приподнял рукав френча Ученого, — вер-на-а.

Было написано две единицы и две восьмерки.

Но это надо было еще додуматься составить из двух палочек и четырех кружков число. И это число было:

— Тысяча девятьсот восемнадцатый.


Далее, это ошибка Винов? И надо сто лет идти туда, в 1818 году.


Всю дорогу Га вертелась около Иначе, что многие этого не поняли, в частности и сама Ан, которая, как жена сидела рядом с Иначе и подсказывала, как ему лучше играть в Покер.

— Я сам специалист, — иногда мрачно высказывался Иначе, — но тут же получал ответ:

— Я пока еще замужем за одним тут, так что мои подсказки на тебя стопроцентно не действуют.

— А…

— А если поженимся, когда я разведусь, то всё равно ты можешь считать себя Почти свободным человеком.

— Почему? — спросил Иначе Почти?

— И кстати, — влезла Га, — я вспомнила, как звали того красивого индейца из племени Майя, которого он спас.

— Кто? — это рявкнула, слегка полуобернувшись Ан. — И да: что ты здесь вертишься? Сказано же:

— Занято!

— Кем, простите, тобой? — И Га добавила: — Это вообще комильфо сидеть женатой бабе с незамужним енералом.

— Корень! — позвала Ан, не пожелав обменяться любезностями с Га, — убери от меня и моего будущего мужа свою стюардессу.

— А то что? — задумчиво спросил Корень: он внимательно рассматривал два короля среди своих пяти карт, и пытался решить:

— Бросить их, или ждать третьего?

— Или я выброшу ее в иллюминатор.

— Бросай. Они небьющиеся.

— Я разобью.

— Более того, это и не иллюминаторы.

— А что?

— Так только видимость.


— Может, эт-та, — сказала Га, — тебе пересесть к тому Корешку? — она кивнула на командира десанта.

И они уже опять взяли захваты на своих сине-желтых куртках, неизвестно откуда появившихся. Оказывается, Дэн выдал. Где взял? Вез в подарок тем из Землян, кто ему первыми понравится, но решил две слишком мало, чтобы дарить, отдал этим дамам Га и Ан.

— По крайней мере, драться будут по правилам. — И добавил: — Тем более все равно лучше сначала постирать, прежде чем дарить. И знаете почему? Вдруг сядут, а потом жаловаться будут, что велики.

— Малы, — поправил его Вра.

— Да, точно, никак не могу запомнить, что больше: малы или велики.

— Ты в покер играть умеешь? — спросил Иначе.

— Дак, естественно, учусь.

— Больше — это четыре Короля, а меньше — четыре Дамы.

Как это ни удивительно — никто не возразил. Изображались, что все уже научились играть в Покер. По крайней мере, уже запомнили основные комбинации. Но никто еще, кроме Иначе, не знал, что главное в этой игре не какая комбинация карт, как называется, а:

— Какая она у кого в данный момент. — Казалось, что знать это Всегда — невозможно. Хотя и этого мало, важно понять, понимает ли противник, что вы поняли его комбинацию.


Неожиданно раздался крик ужаса:

— Из кабины пилотов вышел этот самый пилот, он едва волочил ногу, и упал через три шага.

— Наверное, тоже играл сам с собой в Это дело, — сказала Га, но ей не дали уточнить, в какое именно.

— Это не метеорит, — сказал Дро и потерял сознание.

Га тем не менее констатировала:

— Над ним не было начальника, а под ним — будильника.

— Тебе надо было там находиться, — рявкнул Корень.

— А здесь кто будет вам прислуживать, — без знака вопроса рявкнула Га.

— На Земле спишу в санитарки, — тем не менее резюмировал Кор.

— А хо-хо не хо-хо?

— Что? Ты еще здесь?

— А где мне быть.

— Бегом марш за штурвал Звездолета.

— Там нет штурвала, — хотела сказать Га, но вспомнила, что штурвал, как раз был зачем-то в кабине пилота. Правда, он был убран под панель приборов, но нажатием белой кнопки освобождался. Когда, зачем?

— А хрен его, точнее, ее знает.


Но тут неожиданно объявили:

— Надеть Земные костюмы.

Га юркнула в каюту пилотов и нажала Белую Кнопку. Это ей подсказала автоматическая память.

— А вот, что делать дальше? — спросила она у себя, — не знаю.

Обернувшись назад Га увидела белый костюм, встала, осмотрела его — ничего особенного:

— Нет никаких антигравитационных механизмов. Надела, опять села за приборную доску со штурвалом, и тут всё стало ясно:

— Земля уже рядом, пора включать форсунки для мягкой посадки. А точнее, просто автоматику.


И она включила. Но! автоматика была уже включена, а теперь отключилась. Загорелась надпись:

— Уверены ли вы в отключении Автоматики.

— Без знака вопроса, — констатировала Га, — значит, всё нормально. Почему? Ну-у, я уверена. — Она вытянула руку вперед. — Дрожат. — И она опять рванула штурвал на себя.

— Тебе где мозги вправляли? — спросил Кор, приоткрыв дверь. — Мы уже пролетели на двести лет вперед.

— А какая разница? — спросила Га, — нам все равно, сто туды-твою, сто…

— Прекрати, и быстро возвращайся, мы и так уже попали в Небытиё.

— Я могу, но самое большое только на сто лет назад.

— Почему?

— Дак, ниже плинтуса уже.

— Плинтуса, значит? Ну, возвращайся хоть на сто. Я тебе устрою, как приземлимся такое, что почувствуешь себя:

— Ниже плинтуса.

Глава 3

— Бел-ы-ы-е-е! — немного разочарованно сказала одна девушка другой.

У многих на одежде были вышиты имена, как предполагалось по протоколу. Но не у всех.

— Почему не у всех имена? — спросил Кор, как он сказал встретившего его:

— Парламентера.

— Нэ успели.

— Что значит, не успели? — возмутился Корень. — Мы вам послали Предупреждение о Прибытии сто лет назад. Мало?

— Дак, мы его получили только, практически на прошлой неделе.

— Что значит, Практически?

— Ну, я точно не считал, но примерно-то всё равно прав.

— Имя?

— Чья?

— Охренеть можно! — рявкнул Кор, — что значит:

— Чья? — У вас есть какие-нибудь прекрасные дамы, чтобы я мог с ними общаться с вдохновением?

— Есть. Да, есть, — повторил парень, но боюсь не про вашу честь. — И продолжил, не давая Кору еще раз возмутиться:

— Оне Красные.

— Вот из ит, Красные?

— Ну, вы в белом, а мы-то: в красном.

— Что-то незаметно.

— Наденьте приборы ночного видения и заметите.

И Корень, командир экспедиции, надел.

— Действительно, — выдохнул он, и добавил: — А так незаметно.


И подошли к нему две прекрасные дамы:

— Татьяна.

— Александра.

— Могли бы и не говорить.

— Почему?

— У вас на… кстати вы откуда, с Марса или с самой Альфы Центавра?

— Дак, оттуда, естественно, — ответил Кор.

— Конспиратор, — хлопнула его по одному плечу девушка с надписью на груди Татьяна.

— Ночью расскажет всё без утайки! — ударила по другому дама, на груди которой было изображено длинное имя:

— Александра.

— Зат-трудняюсь прочесть, — сказал Кор.

— Да зови просто, как своих рабов, тамоди на небе:

— Танька да Сашка.

— Таня, значится, и Саша, отлично. Честно, я сам удивляюсь, что могу говорить на земном языке, как абориген.

— Еще раз нас так обзовешь — всё, так и будем тебя звать:

— Абрр.

— Вот из ит — Абрр.


— Ах-ха-ха. Ха-ха! — рассмеялись девушки.

— С Луны, а не знает, что такое Рыб-ба!

— Простите, что такое рыба я знаю, но рыба — это Абыр-р-р.

— Мы говорим скорописью, — ответила Щепкина-Куперник, Таня. И добавила: — Я буду писать о вас пьесу, али даже ромэн.

— А я буду вашей женой, — сказала Коллонтай, Саша.

— Нет, нет, нет, пока что никаких жен, мы все здесь, — он махнул рукой на приближающуюся делегацию с Альфы, — дали клятву не жениться на землянах, пока не свяжет электрический разряд.

— Что такое электрический разряд? — спросила Ще-Ка.

— А эта вот так, — ответила за командора подруга Кой.

Она зашла сзади и пощекотала Корика — как она произнесла уменьшительно-ласкательно — за ребрышки.

И так продолжала играть на нем, пока не допела до конца целый куплет песни:

Как ныне сбирается Вещий Олег

Отмстить неразумным хазарам

И села и нивы за дерзкий набег

Обрек он мечам и пожарам.

(Стихи А. С. Пушкина)


А Танька вспомнила своего деда, актера Щепкина, и спела под эти же ребрышки:

По долинам и по взгорьям

Шла дивизия вперед,

Чтобы с боем взять Турецкий Вал

Белой Армии — Отва-а-л-л-л.

(Оригинал текста П. С. Парфенов)


— Чушь и бред, так не поют, — встряхнулся Корнилов — как его тут же прямо под аккомпанемент ребрышек обозвала Коллонтай — нужен оркестр. Или по крайней мере, магнитофон.

— Вот из ит, магнитофон? — спросила Таня Щепкина.

— Щас включат, — ответил Кор, и добавил: — Маг сюды-ы.


Далее, включают песню — какую? — и под эту песню Га и Ан дерутся с Кой и Ще-Ка. Песня Малежика — Провинциалка.


— Он обозвал нас Провинциалками, — со слезами на глазах сказал артистка Щепкина.

— Придется ответить, — тоже чуть не заплакала Алек.

И концерт, заготовленный для приветствия аборигенов Альфы и ее Центавры был заменен боем между двумя сладкими парочками:

— Га и Ан со стороны межпланетного сообщества и Артистка и Любовница Комиссара — моряка Черноморского флота Дыбенко — с другой.

Для справки: Дыбенко просил Коллонтай называть его моряком Черноморского флота:

— Для конспирации, — так как чаще бывал в районе Балтфлота.


Первый раунд Ар и Лю проиграли. Ан и Га провели каждой по два приема, и что характерно, оба из стойки и с большой амплитудой. Но земные дамы выдержали сильные удары, ибо были они о свою матушку-Землю. Но больно было, было. Тем не менее обе хором залаяли:

— Ничего не было. — А судья был с Альфы, Дэн. Ему было стыдно сразу отправлять таких красивых девушке в откат, и он признал их:

— Абсолютную правоту. — Чем, естественно, вызвал бурную реакцию своих Ан и особенно Га.

— Я тебе больше никогда не дам, так и запиши себе в Ноутбук.

Но Дэн ответил достойно:

— Ну-у, во-первых, сколько я ни просил, так, кажется, ничего и не было. — Ибо:

— Я бы знал.

— Во-вторых?

— Что? Ах, во-вторых, они наши гости, и мы не можем их обижать против их же воли.

— Ты хоть сам-то понял, чё сказал? — рявкнула Ан, правда негромко. Понимала и даже сказала:

— Им же хуже будет. — Но.

Но вышло по-другому:

— Коллонтай и Щепкина-Куперник предложили начать вторую серию с:

— Пятидесяти метров и постепенно сближаться.

— Нам по барабану, — ответили с Альфы Центавра, — начинайте хоть с конца, как говорится, футбольного поля.

И начали, хотя Дэн, хотел возразить:

— Бить только руками и ногами, — его девушки поняли, что хочет запретить бить головой.

— Пусть делают, что хотят, — сказала Га, — но одной из них я сёдня точно голову сверну.

Ан:

— Я сломаю ногу.


Но не смогли даже пересечь центральный круг, откуда начинаются все матчи.

Анна упала уже через десять метров, а Галя — как удлинили их имена до земных любознательные зрители — через двадцать метров.

Альфовцы ахнули:

— Как можно бить с такого расстояния?! — и уже готовы были на всё, лишь бы их не забрили в бараны с рабскими наклонностями.

— Почему никто не предупредил, что у местных жителей есть такие огнестрельные способности? — спросил Кор у Вра.

— Так никто и не знал, — Вра.

— Чего не знал? — Кор.

— Что мы попадем сюды.

— Да-а, мы летели в совсем другое место.


Пришел парень по имени Александр Пархоменко и предложил:

— Опять наладить отношения.

— Как? — спросил Кор.

— Мы подарим вам всем по Кольту Сорок Пятого калибра, — сказал другой, это как раз был Дыбенка, любовник одной из участвовавших в бою дам. А может и обеих.

И дали:

— Пять Анаконд, семь, Браунингов, и десять Кольтов Кобр.

От радости инопланетяне забыли все на свете, как-то:

— И про убитых Ан и Га, а также про количество патронов, необходимых для этих Кольтов, думали, по мешку на каждый хватит на всю жизнь.


Далее, Га и Ан оживают, как?


Решили похоронить с почестями в честь первого на памяти этого поколения контакта Людей и Альфов.

— Так мы даже лучше будем понимать, что такое огнестрельное оружие, — сказал Дро — водитель, как сказал Котовский при первом знакомстве:

— Кобылы, — и показал на космический корабль с Альфы Центавра, который действительно стоял на четырех ногах, как корова. Но можно было при желании и земном воображении признать за так любимую всеми, в том числе и этими ребятами, Пархоменко и Котовским:

— Лошадь. — Как говорится кратко: сие благородное животное и так далее. Как-нибудь при случае повторю.

А! вот как раз опять, эти ребята Пархоменко и Котовский посадили Ан и Га — убитых на дуэли, если кто не забыл — на лошадей и повезли.

— Куды?! — заорал Дрозд, как его уже прозвали на Земле:

— Водитель Кобылы. — ВК, не путать с КВВК. А это, впрочем, щас будет.


И Дро нагнал Кота и Птаху, как по альфовской аналогии назвал он Пархоменко. С Котом-то понятно: вороватые, лихие замашки. Но Пархоменко действительно:

— Летал на коне.

Альфовец догнал этих ребят только, этеньшен:

— В бане.

— Да вы что?!

— А что?

— Банкет еще не закончился, а вы тащите наших девок в баню, — рассказал Дро.

— Они же ж мертвы-е-е, — в свою очередь рассказал Котовский.

— Дак, тем более, наверно, нельзя так делать? — спросил Дрозд, так как точно не знал еще, можно ли так делать.

— Мы их не трахать сюда притащили, — сказал Пархоменко.

— А зачем? — не понял Дро.

— Будет откачивать, — ответил Кот.

— Это лечебное заведение? — Дро.

— Лечебно-профилактическое, — ответил Кот, и добавил: — Ибо. Ибо, если человек оживает, то уж потом обязательно пойдет трахаться только в баню.

— Вы мне зубы не заговаривайте, я в полете изучал земную историю: люди никогда, практически, не оживают.

— Да, оживают, — махнул рукой Птаха, — просто это не может быть известно.

— Почему?

— Они воскресают под другими именами.

— Е-рун-н-да-а! — рявкнул Дро, — попрошу отдать мне наших девушек взад.

— Пожалуйста, — сказал Котовский, — вы можете считать наших-ваших дам мертвым, от этого тебе будет легче?

— Более того, может быть, земляне и не воскресают из простых покойников, но на альфавцах никто ж ишшо не пробовал.

— Попробуем? — задал почти риторический вопрос Кот. А Дрозду уже налили. Он выпил, согласился, и только потом спросил:

— Что это было?


— Испанское коллекционное вино за пять тыщ, — сказал Котовский.

— За пять тыщ чего? — спросил еще не опьяневший Дро.

— Ты чего хочешь? Золота?

— Бриллиантов? — Кот.

— Со всеми еще выпью, потом скажу. — И сказал:

— Аники у вас есть?

— Вы имеете в виду Анаптаниум?

— О! молодес-с, — решил Дро, значит есть.

— Сколько надо? — спросил Кот, он услышал это слово только пятнадцать минут назад, когда они скакали в баню. Птаха ему сообщил, что есть на Альфе Центавра Камень Жизни и называется толи:

— Унобтаниум, — толи:

— Анобтаниум, — но по-нашему, по-Одесски будет:

— Анаптаниум. — Аник.

Еще по дороге Кот передал записку своему помощнику-ординарцу Махно — в смысле, чтобы первый встречный ему передал:

— Привези в баню рукавицу Ониксов.


И этот парень, пацан, решил сам заработать на этом деле. Он работал мастеровым по изготовлению шашек и шахмат, и других шкатулок именно из оникса и агата, мечтал стать хозяином этой мастерской. Несмотря на такое распространение этого камня, многие считали его очень дорогим, особенно в сочетании в перстне с червонным золотом.

— Ты кто? — сразу спросил его Котовский.

— Олух! — крикнул уже слегка, а может и даже более того запьяневший, Дро.

И действительно, парень был в онучах и в рваном треухе.

— Я лаптем щи не хлебаю, Альфовец, — достойно ответил пацан. — Кстати: Чапаев.

— Что нужно, я не подаю, — ответил Дро, — и знаешь почему? Не взял с собой.

— Я принес, что ты просил, — сказал Чапаев, и протянул Котовскому рукавицу.

— А где батька? — спросил Котовский.

— Какой батька?

— Махно.

— Он молодой, так-то и я батька.

— Ладно, разбер-ремся, давай Аники.


— Тока за небольшое вознаграждение, — Чапаев.

— Будет, не сумлевайся! — обнял его Пархоменко.

— Согласен! — рявкнул маленький Чапаев.

— Ну, давай.

— Давай уехал в Одессу — залог, пажалста.

— Дай ему что-нибудь, — сказал Котовский.

— А что я ему дам? Пулемет, может быть? Да вдобавок с тройкой вороных.

— Кольт хачу, — сказал Василий Иванович.

— Дай ему Анаконду, пусть согнется в три погибели от тяжести, — сказал Котовский.

— Да? А мне чего? — спросил Пархоменко.

— Еще достанем.

— Возьми-те меня на дело, — сказал Чапаев, — я сам выберу себе, какой Кольт мне больше нужен. Авось, понравится Браунинг. Или Смит-энд-Вессон.

— Давай, мил паренек, сюда Аники, я сам тебе подарю, может быть, даже Кобру.

— Давай сначала я посмотрю, вот из ит. — Чапаев.

Наконец вмешался Котовский:

— Ты чё в натуре, откати сюда камни.

— Э-э, так сказать, — начал Чапаев, — я должен знать, за что идет такой непримиримый торг.

— Хрен знает что, — ответил и Дро, — я уже и сам не помню. Может вы хотите карту местности?

— Какой местности? — Птаха.

— Нашей, Альфы, так сказать, Центавры, — Дро.

— Центавра, — поправил его Чапаев.

— Очень, очень вер-р-р-на-а-а, — высказался Дро, и покачнулся.

— Приляг, приляг, мил человек, на лавку-то, авось легче станет, еще выпьешь. Коньяк хороший, сам покупал, — Кот.

— Это очень дорогие Аники, — я просто так их не отдам, — сказал Чапаев.

Котовский разозлился, и хотел врезать Чапаеву, да прямо по жопе, как малолетке, но парень убежал на другой конец длинного стола из свежего дуба. Хотя скорее всего, это была сосна, или что-то другое, ибо дуб крепок и дорог, а денег пока еще мало.

— Ты откуда вообще взялся? — спросил Пархоменко, и посмотрел на Котовского.

— Я?!

— Да не ты, а он.

Пока они разговаривали Дрозд спустился под стол, и прополз на карачках до торца, у которого маячил Чапи. И как раз тут же положил тяжелую рукавицу с Аниками на пол. Ее и взял, быстро думающий, несмотря на почти уже систематическое пьянство Дро.


У Дро был с собой один камень Унобтаниума с самой Дальней Альфы, его подарил ему, точнее, дал на хранение-провоз на Землю Дэн:

— На всякий случай, как сказал он, — авось пригодится.

— Они не знают, что это такое, не будет иметь ценности, — сказал Дро Дэну.

— Авось проявятся какие-нибудь его новые способности, — ответил Дэн.

— Ладно, если только кого обмануть, но и то сомневаюсь, что это возможно: на Земле народ алчный, охочий до золота, как грится:

— Камень лучче в рот не клади.

Глава 4

— Ты откуда знаешь? — Дэн.

— Изучаю науку, генерал.

— Да вранье это все, одни придумывают, а другие верят. И кстати, почему: Генерал?

— Наука, пришла информация с Земли, что ты генерал, уж не знаю чего, но есть — значит есть.

— Ты хочешь сказать, Земля опережает нас во времени настолько, что это можно заметить?

— Да.

— Не верю. — Тем не менее, еще больше поверил Дро и отдал ему свой Уно с Дальней Центавры.

И.


И вот этот камень Дро, чтобы не потерять в бане положил в мешочек, а точнее, это была рукавица, где были простые ониксы. Хотя и голубые. А Анаптаниум, который был на Альфе серым, здесь стал, имеется в виду в компании с ониксами:

— Зелено-красным. — Может быть даже наоборот:

— Красно-зеленым.

— Хорошо, что не красно-белым, — разумно резюмировал пьяный Дро, заглянув в рукавицу, которую уже в зубах тащил к своему месту. Куда? И понял, что заблудился. Это под столом-то!

Если бы какая-нибудь дама увидела, непременно сказала бы:

— А еще космонавт!

Летает, а спрашивается:

— Ихгде? — Под столом? Так-то и я могу.


Вы, может, и можете, но вот будущие господа, точнее:

— Товарищи енералы, — поняли всё наоборот, и выбежали на улицу в поисках Дро.

— Более того, — сказал Василий Иванович, — этот Скотланд Ярд, утащил мою рукавицу.

— Я те куплю новые, — Кот.

— Кады?

— После победы мировой революции.

— Долго.

— Вот если такие, как ты, даже получив наградную Анаконду, будут рассуждать в таком отрицательном смысле, то да:

— Вообще никогда не наступит.

— Послушай, ты, э-э как тебя, Васька, что ли, а где мешок золота, который тебе дали на сохранение? — спросил Пархоменко.

Котовский даже остановился:

— То есть как, где?! — ужаснулся он. — Тем более это был не мешок, а рукавица, но с Ониксами.

— Да не парьтесь, — сказал Василий Иванович, — у меня еще есть. — И добавил: — Впрочем, сейчас, кажется, нет. И знаете почему? Только что изготовил большую партию шашек, шахмат и домино.

— Из ониксов? — удивился Пархоменко. И добавил: — Лучше бы из янтаря.

— У нас янтаря нет, или он дороже.

— Дороже Аников? — тоже удивился Котовский.

— Ну, тогда они еще не были Аниками, а так только:

— Простые Ониксы.

— Такие дешевые-е, даже удивительно, — сказал Котовский. И добавил: — Надо было их смешивать с золотом.

— Перстни делать? — Вася.

— Естественно.

— У меня нет знакомого в Нью-Йорке, как сказал один колумбиец одному американцу, когда они вместе дули брызги виски на огонь, чтобы он посильнее вспыхивал, чтобы было веселее в этом захолустье, и закусывали листьями коки.


— Теперь есть, — ответил Котовский. — Как и тогда Ричард Гир.

— У тебя есть золото? — удивился Василий.

— Дак будет. Скоро.

— Надо было предупреждать.

— Послушайте, парламентеры, а где, этот Залетный? — Пархоменко остановился посреди широкого перекрестка.

— Ни души, как в Мастере и Маргарите, — остановился и Котовский.

— Вот зараза, очень хитрый оказался, — ударил себя по лбу Василий Иванович. — Он в бане.

— Не может быть! — воскликнул Котовский.

— Я бы не остался, — согласился Пархоменко, — это глупо.

— Так он с Альфы.

— Вернемся?

— Я не уверен, так мы его вообще упустим.

— Да-а, альфовец, тем более пьяный, а обманул нас, настоящих аборигенов.

— Ну, что будем делать?

— Давайте разделимся, я останусь здесь, Птаха, пойдет дальше по проспекту, а ты, Вася, как грится:

— Иди в баню.

— Я в баню? Хорошо, там две телки, трахну их заодно, — ответил Василий Иванович.

— Не соблазнишь.

— И знаешь почему? Они же ж мер-р-т-т-в-ы-ы-е-е-е.

— Да пусть идет, — сказал Пархоменко.

— Да, Вася, иди, ты всё равно не в доле, — согласился Котовский. — Запарь там парку покрепче, авось оне оживут, да и трахнешь их заодно действительно.

— Ха-ха-ха, — добавил Пархоменко. — Ты туда? — обратился он к Котовскому. — Тогда я прямо.

— А ты иди назад, — обратился сам к себе Василий Иванович.

— Любишь? — спросил Котовский.

— Кого, в том смысле что, что? — сказал Вася, — трахаться?

— Командовать! — крикнул уже отошедший довольно далеко Пархоменко.

— Да, парень, у тебя природная склонность быть командиром ударной дивизии.

— Дак, да, согласен. — И Василий Иванович, понуря голову пошел в баню. Не очень, значится верил в реальность будущего.


Далее, что уже произошло в бане?


Трое сидели за длинным чистым столом и играли в карты.

— Ты эта чё бросил-а, или дальше пойдешь? — услышал Вася, а еще не вошел, а только взялся за ручку двери.

— Тихо!

— Что? Щас быстро послушаем, и продолжим. — И пошло, поехало:

— Северный чуть-чуть отвалил, но из Сибири уже идет сплошная стена, и что самое интересное, не идет даже, а летит, летит, практически:

— Как пух Эола, — то разовьется, то совьется, и бьет и бьет всех по ногам.

— А с Запада?

— С Запада, говоришь? А! с Запада. Так и прет, так и прет, можно сказать не частями, а Легионами целыми.

— Не отбиться.

— Однозначно. Все замерзнем.

— Почему?

— Так мертвые обычно замерзают.

— Это верно, но идет-то на нас силами неисчислимыми жара, а не холод.

— Что?

— И грю, если ты плохо слышал, идет:

— Красная жара.

— Да подождите вы, дайте послушать, — услышал Вася, резкий раздражительный пронзительный голос. — О! узас, точно идет. И сила эта непобедимая.

Волосы на голове у Василия Иванович встали дыбом, и он решил не входить, а:


— А неслышно, хотя и со скрипом приоткрыл дверь, и вполз в вестибюль шикарной сауны.

— Что это было? — услышал он добрый голос.

— Хе с ушами, — ответил злой. И добавил: — Ай, ай!

— Ты чё? — спросил Дро.

— Хорек какой-то пробежал.

— Даже не пробежал, а быстро прополз, — добавил добрый голос.

— Прекратите меня пугать, — сказал Дро, — я еще не совсем протрезвел.

И тут Василий Иванович поднялся во весь свой богатырский, впрочем, небольшой рост, и рявкнул:

— Ты справа, ты слева!

— А я? — вставил Дро.

— По центру.

— Что же вы будете делать? — задал Дро риторический вопрос.

— Я вас прикрою.

Люди встали, и против своей воли, как загипнотизированные, рванулись с трех сторон, но не к двери в парную, как думал по умолчанию Вася, а на улицу, и:

— Бежать, бежать и бежать, как можно дальше от этого места.


Потом, разумеется, вернулись. Вася сидел за столом и пил чай с Мишками на Севере, Красной Шапочкой и Верблюдом на Юге.

Одна девушка заглянула в приоткрытую дверь и посоветовала:

— Ты шоколад бери, бери не стесняйся.

— Заходите, — сказал Вася, держа блюдце у губ, и даже не дернувшись на этот приятый голосок.

— Зачем?

— Допрос будет.

— Зачем? — опять тоже.

— Зачем создали паническую ситуэйшэн в мирное время.

Они зашли и скоро-нескоро, но, наконец выяснилось, что Василий Иванович ошибся-то, а они только так:

— Погулять вышли.

— Дубина ты сие протяженная, — так прямо и сказала ему та, всех отношения симпатичная леди, которая ранее так была добра к нему.

— Да, осёл настоящий, только зря напугал нас, — рявкнула другая, и добавила:

— Это был прогноз погоды, — на коне да с шашкой хотел остановить наступающий ураган.

— Ураган — это откуда? — невозмутимо ответил Василий Иванович, с юга?

— С севера! — рявкнула опять эта же дама, и хотела даже дать Васе подзатыльника, но была вовремя перехвачена доброй леди по имени Коллонтай. Вторая — это, естественно:

— Щепкина-Куперник. — И.

И Василий спросил:


— Восток где?

— Так где-то есть, естественно, — влез Дро, и добавил: — Я предвижу, что ты прямо сейчас хочешь вопреки всякому здравому смыслу побежать с шашкой до Урала, но пойми правильно:

— Это очень далеко.

— Далеко — не близко.

— Да, ладно, ладно, успокойся, милый, — Коли погладила Васю по головке, — все ошибаются.

— Да, — без смеха ответил Василий Иванович, — только не все так быстро бегают, как вы. — И вот тут уж от души расхохотался.


— Значится так, — сказала Ще-Ка, — ты будешь во всем слушаться нас. Понял?

— Да. Но не буду. И знаете почему? Я умней.

— Я так и знала, что сморозит какую-нибудь глупость, — Куперник.

— Дурак, да дурак, так тоже нельзя, — сказала Коли, — пусть ответит на простой вопрос, и будет ясно, что мой Вася, — она хотела погладить его опять по головке, но он попросил оставить это на потом — очень даже умный.

— Извольте, — ответил появившийся с тремя кружками холодного пива, и сушеным лещем в зубах Дро, — пусть ответит, как я вас оживил, и будет ясно, умный, или просто так:

— Только шашкой вышел помахать.


— Ну, чё, герой, отвечать будем? — спросил Дро и его поддержали девушки, одна в надежде на то, что ответит, а другая наоборот, что, конечно:

— Завалит всё дело.

А дело было в том, чтобы узнать тайну этого оживления самим. Ибо. Ибо дамы прекрасно помнили, что их Кто-то убил.

А именно:

— Ан и Га — чокнутые инопланетянки с Альфы Центавры. — И более того:

— В неравном бою.

И Василий Иванович начал издалека:

— Я только одного не пойму:

— Вы кем себя позиционируете?

— Что значит кем? — рявкнула Щепкина-Куперник. А Коллонтай тоже:

— И я не понимаю, если честно, вашего нелогичного вопроса, дорогой.

— А именно? — встрял Дро.


— Что, именно? — не понял и Вася.

— Хватит умничать! — рявкнула Ще-Ка, — мы с Земли, и это, по-моему, абсолютно естественно.

— Я почти согласна, — сказала Коли.

Дро почесал затылок:

— Я не согласен.

— Почему? — повел свой первый в жизни допрос Василий Иванович.

— По кочану, если по-здешнему, — ответил еще не совсем протрезвевший Дро.

— А если по, — Вася кивнул на потолок бани, — вашему?

— Что значит: вашему? — спросил Дро, и добавил:

— Если по-нашему, то ясно:

— Мертвые не оживают!

— А мы, значит, по-вашему, мертвые? — спросил для уточнения Вася, и кстати выложил на дубово-сосновый стол свою наградную Анаконду. Которую, впрочем, украл у Пархоменко при расставании, ну, как и положено у всех магов и жуликов:

— В самый неподходящий момент. — Но без кобуры, и поэтому устал таскать ее, привязав к шее.

— Шею тянет? — спросила Куперник, — можно я посмотрю.

— Я первая об этом подумала, — ответила Коллонтай, и уже протянула руку к Анаконде.

— Брысь! я вам сказал, — Вас. Ив. поднял лапу.

— Нет, мы ее возьмем, пока ты не ответишь на вопрос.

— Я вам задал наводящий вопрос, — логично ответил будущий комдив, — вы тоже не ответили. Точнее, ответили, но! — он поднял вверх указательный палец:

— Ни-пр-ав-ил-ьн-а-а.

— Отсюда простой вывод, — продолжил он, — вы — Инопланетянки с Альфы Центавра. Только они могли ожить после полудюймовых снарядов здешних Кольтов, — и для наглядности провернул свой длинноствольный на большом пальце.

— Ни-пра-ви-ль-на-а крутишь, — сказала ЩеКа, — надо на указательном.

— Как это?

— Дай покажу. — И она… и она уронила Анаконду.


— Вот и видно, молодые леди, что вы нэ мэсные, — сказал, нет, не Василий Ив-ч, а Дро, а Щепкина-Куперник застыла с открытым ртом, как Малагант перед Ричардом Гиром, который выбил у него меч даже когда уже был два раза ранен в руку.

— Хорошо, пусть для убедительности выстрелит в меня, — сказал Вася, — я вижу, что дама еще не понимает, откуда дровишки.

Он думал, что Куперник поймет, что она не Куперник, тем более вместе со Щепкиной, а прилетела с Альфы Центавры вместе с Дро, так как:

— Стрелять-то из земного оружия не мо-зе-т-т. — Но Дро попросил Васю отменить эту идею на корню:

— Ибо, — как сказал он:

— Она мо-зет, как вы выразились, прямо тут и научиться. — Сказать-то сказал, но было уже поздно, дама научилась.

— К нашему счастию, не совсем! — радостно объявил Вася, так как пуля, практически с пушечное ядро, и как все кольтовские пули тупорылая просвистела далеко от его виска.

— Почти на полсантиметра не попала, — констатировал Дро.

Вася потрогал слегка поседевшие волосы, понюхал пальцы:

— Гарью пахнет, значит где-то ноль три — ноль четыре миллиметра было, — сказал он.

— Не милли, а санти, — поправила милого друга Коллонтай.

— А я сказал, было милли.

— Хорошо, ответь, сколько милли в санти? — влезла и Купи.

— В общем так, — Вася потер глаз мизинцем, точнее, другим, рядом с ним стоящим другом, скорее всего безымянным, — это Альфовцы, и я приказываю закрыть их в парной до особого распоряжения.

— За что?! — удивился Дро.

— Спрашивают, а сами не знают, что спрашивают, пусть попарятся еще, авось дурь-то и выйдет, а то:

— Скока, да скока, будет, да будет, а ведь я решил главную задачу Сфинкса:

— Это ино-пла-не-тян-ки-и-и-и.


Тем не менее, после непродолжительной потасовки Василий Ивановича скрутили и самого засунули в парную.

Далее, про участие в оживлении Акиков и одного настоящего Уно.


Они заказали еще по две кружки пива и большую тарелку креветок.

— Будем, — сказал Василий Иванович.

— Давай, — ответил Дро, и они сделали по глотку.

— Чё?

— Не лезет. И знаешь почему?

— Надо было взять в магазине бутылку сухого для перебития вкуса.

— Здесь есть такие магазины?

— Конечно.

— А ты откуда знаешь? Ты ведь, мил человек — тозе не чек, а…

— А?.. — переспросил Дро.

— А Альфовец, — констатировал Вася.

— Ах-ха-ха-ха-ха! Ах-ха…

— Достаточно, я понял, что вы притворяетесь.

— Нет, правда, я не знал, это они всё знали, а молчали нарочно, — Дро кивнул на парную.

— В каком смысле?

— Может зайдем?

— Да ты что! Я даже боюсь представить, что они на самом деле из себя представляют.

Глава 5

Дэн и Вра пригласили двух дам, прилетевших вместе с ними, а именно Га и Ан на берег моря, куда они уже прибыли на постоянное место жительства.

— Попросили местечко потеплее на Земле, — со смехом сказал Ленин, подписывая Декрет, разрешающий инопланетянам жить в Ялте на Черном море. Но не всем с постоянной пропиской. Например, Кок должен был только погостить у друзей с месяц — не больше — и отправляться восвояси, а именно в Иркутск.

И он, этот Кок, увязался с ними, хотя вроде бы:

— Чё делать впятером-то?

— Тут мне одна из них понравилась, — шепнул он Дэну.

— Я вообще-то сам хотел ее трахнуть.

— Да ты что! в первый день?

— Я уже давно ее знаю.

— Да? А я вот как увидел сразу влюбился, и что характерно, не помню ее по Альфе Центавре.

— Вы оттуда?

— Откуда? — не понял Кок.

— Ладно, — ответил Дэн, — не будем заморачиваться, я шучу.

— Понятно, но я говорю серьезно, если что:


— Извольте на дуэль.

— Да? Даже так? Вы купили Анаконду в Одессе на Барахолке? Вряд ли она будет стрелять.

— Я взял Браунинг, говорят, он надежней.

— Зачем?

— Что зачем? Я так и знал, что желающих здесь на Земле на всё хорошее будет много, готов постоять за себя.

— Простите, но почему сразу огнестрельное оружие? — спросил Дэн, — у нас есть Дзюдо.

— Ну, не знаю, может я перестарался, хотел быть:

— Как все. — Более того, я не хочу рекламировать наше фирменное Альфовское оружие — Дзю До. У нас нет на него, как это эмбарго?

— Ну-у, не знаю, не знаю, в любом случае…

— Вы правы: в любом случае ей выбирать, — перебил Кок. А Дэн не смог придумать возражения. Сразу не дуэль. Зачем? Она может и так его выбрать. Кто? Да любая!

Охотно верю.


Вообще, когда развели костер и появились шампура с осетриной, арбуз, помидоры и другие овощи и фрукты, даже шоколад во льду и конфеты, оказалось, что народу намного больше.

— Откуда?! — возмутился и Вра, который давно уже, еще на корабле, а может даже уже на Альфе, выбрал Ан.

Ладно бы еще сели на хвост Кок и Кор, но откуда-то взялась еще третья дама. Кто это?

— Ху а ю? — спросил Вра у девушки, пытавшей раздуть огонь погасших углей.

— Ай эм, точнее, я приглашена, — ответила она.

— Для кого? — спросил Вра.

— Да для какого-то Врангеля.

— Серьезно? Меня никто не предупредил, ибо я и есть Врангель. Точнее, просто Вра, но здесь просто Вра не могут понять и выговорить, поэтому, наверное, так тебе сказали. Не заморачивайся, зови, как хочешь.

— Можно, я буду звать тебя Пипер?

— Прошу прощенья?! Это шутка?


— Почему? Я не понимаю, почему такое приятное имя должно быть шуткой.

— Пипер — это май фрэнд.

— Как вас называть? Товарищ Маузер?

— Нет, я в другой армии.

— Жаль, а то бы я вам дала.

— Что, простите, дала?

— Понимаете, сэр, я тока простая служанка, и меня наняли, чтобы раздувать здесь угли под шашлыками.

— И всё?

— Ну, и жарить их, естественно. Впрочем, это только если у меня получится.

— А иначе, кто будет жарить, Дэн?

— Да.

— Я так и знал, что это он тебя пригласил.

— Почему?

— Конкурент.

— В каком смысле? Все время ищет вам девушек. Я так и думала.

— Вы думали обо мне.

— Дак, естественно. Больше мне не о чем думать, как только кому-то дать.

— Да я никак не пойму, что:

— Дать?

— А вот это и она приподняла широкую юбку.

Парень согнулся в три погибели от наслаждения.

— Что? Как? — спросила она.

— Я-я, — запинаясь ответил барон, — на тебя женюсь.

— Я не могу выйти замуж за инопланетянина.

— Почему?

— Потому что я знаю, что ты:

— Лошадь. — Или конь, в данном случае это не имеет значения. Ты:

— Пипи.

— Это не так.

— Да?

— Не совсем так.

— Вот этого Не-сов-сем я и боюсь.


Наверху появился Дэн. Прислонив ладонь ко лбу О — как она назвала себя — его увидела, и сказала:

— Во, мой наниматель приперся. Я пойду, принесу еще углей.

— Если что, запомни пароль, — крикнул ей вдогонку Вра.

— Какой?

— Фердинанд!

— Как?

— Впрочем, не заморачивайся, зови меня просто Федя.

— Куда она убежала? — спросил Дэн и предложил Вра сигару: — Будешь?

— Давай, — он взял сигару, нагнулся и прикурил от углей.

— Я просто так сказал, для приличия, а она, — Дэн кивнул на сигару, — была всего одна.

— Не переживай, друг, оставлю.

— Окей.

— Как ее звать?

— Ты не спросил?

— Спросил, но кажется, забыл из-за волнения. На Фэ вроде чё-то такое.

— Фекла?

— Точно.

— Это как переводится, Открытая?

— Любопытная.

— Любопытная — это Варвара.

— В общем, так на сегодня она твоя, я договорился, а к Га не лезь, — сказал Дэн.

— За грубость не оставлю, — Вра стряхнул с сигары пепел.

— Что ты ей пообещал?

— Что пообещал? Взять в обоз своей армии, если она соблазнит тебя на всю оставшуюся неделю. И да: зря проболтался, теперь, наверное, откажешься.

— Ты не это ей пообещал.

— А что, ты лучше меня знаешь, что я обычно обещаю?

— Спорим на коробку кубинских, которая у тебя в номере, что скажу, что ты обещал этой любопытной Фёкле.

— Ладно, — Дэн протянул руку, — а кто нас разобьет?

— Я и разобью, — сказала опять появляясь, как из-под земли Фёкла. Она притащила еще вязанку дров.

— Окей.

— Ты обещал взять ее с собой на Альфу Центавру.

— Вер-на-а, — удивленно посмотрела на Вра Фёкла.

— Но дело в том, — начал Вра, что мы туда…

Дэн перебил его:

— Одну минуточку. — И продолжил: — Это Тайна.

И Вра тоже вспомнил, что это Тайна, что они:

— Никогда не вернутся назад в Свою Систему Ценностей.


— Мне бы хотелось пригласить ее к общему столу, — сказал Вра.

— Я всё для тебя сделаю, друг, — обрадовался Дэн. — И добавил: — Тогда на Стюардессу Га будет меньше претендентов, только Кор, а Кок, по прозвищу:

— Иначе, — будет отстаивать свою Ан.


Далее, Ан — это Ар — Артистка — Щепкина-Куперник, а Га — Лю — Любовница Комиссара Дыбенко — Кали — Коллонтай.


И это скоро стало всем ясно. Дело в том, что на пригорке собралась большая толпа местных жителей, и наши дамы не выдержали, когда напились начали демонстрировать свои способности. Собственно, все этого и ждали:

— Щас увидите бросок Через Бедро с Захватом, — сказал один парень одной девушке, местной учительнице. — И да: — Я между прочим тоже хочу инопланетянку.

Ты не?

— Что, ты Не? — Нет, я инопланетянка. Как все. Агафья.

— Нестор Махно.

— Окей. После куда пойдешь?

— Дак, на сеновал, наверное. Али в баню.

— Хочешь вместе?

— Да бы так-то, но ведь не согласишься, только болтаешь больше.

— Нет, с тобой пойду, если выиграет тот, на которого…

— На которого я поставлю?

— Нет, на которую я поставлю, — засмеялась учительница.


Первой вышла Га, и ждала:

— Если лучше всего, Дэна, чтобы по обжиматься на ковре-то из соломы, да еще при всех.

Но понимала, что полезет подруга Ан. А вышла в длинном платье вот эта доярка-истопница, как назвал ее Корнилов, который, несмотря на то, что видел:

— Вра к ней клеится, — тоже навострил лыжи. А что делать, если сегодня у него больше никого нет. — Он обернулся на толпу, в надежде, что может какая махнет ему платком, да толку? Отсюда лица все равно не увидеть.

Однако, как назло, кто-то махнул, и более того:

— Он увидел его-ее лицо, — и чё-то даже отшатнулся:

— Непонятно, — пробурчал Кор, — толи баба, толи мужик. Наверное, мужик высунулся из-за бабы и показал ему кулачище.

Так-то бы не хотелось. Просто бы, чинно и благородно, тады да, будет, что вспомнить. А то сначала морду набьют, потом удовольствия будет мало. Ибо. Ибо было принято, как здесь было принято — решение, что в обычной жизни применять приемы Дзюдо:

— Нельзя. — Ну, не нельзя, а по крайней мере, не рекомендуется. А для человека благородного разницы-то нет никакой, ибо:

— Сказанное самому себе даже более важно, чем приказ по околотку:

— Никого не бить специально.


Далее, Корнилов встречается на сеновале с Марусей-Володей, а дамы не дерутся по системе Дзю До, а стреляются из наганов. Вра с Ольгой, которая пока не признается ему, что она баронесса.


— Прежде чем драться давайте в игру какую-нибудь сыграем, — сказал кто-то.

— В шашки, али в шахматы, что ли? — спросила Га. — Я не буду.

— Тогда можа в домино? — спросила для смеха Ан. Смешно, да. Но, к удивлению, некоторых, никто не предложил ничего более конкретного, все были заняты променажем по берегу реки, кушанием шашлыков, питиём вина, пива — нет, пива пока не подавали, предполагалось к рыбе и другим морепродуктам, а их еще не поймали — разговорами о погоде на сегодня, на завтра, на следующую неделю, и ждали игры на пианино, точнее:

— Здесь был рояль, — считалось он:

— Играет громче, — как сказала Фёкла, протирая его блестящую крышку. Она даже проверила, как играет рояль, исполнив сольно:

— Жили у бабуси две игривых гусыни.

— Где тебя учили музыке, — наконец нашел повод подойти к даме своего сердца Вра.

— А! — воскликнула она громко, как на базаре, — Дон Кихот э-э, прошу прощенья — забыла.


Их начинающийся любовный диалог был прерван голосом распорядителя Празднества Корниловым, он принес черный костюм из бостона, ботинки на каблуке с довольно острыми носами и белую рубашку с бантиком, с бабочкой, и попросил кого-нибудь объявить громко, что это приз победителю сегодняшних соревнований, и добавил:

— Скафандр черного космонавта.

— Носков не хватает! — крикнул кто-то так, что у Кора даже в одном ухе зазвенело.

— Вот он голос для объявлений наших побед, — сказал Дэн, — пусть сейчас и объявит:

— Первый раунд.

Под общий смех Фёкла опять влезла, и:

— Я про носки спросила! — и громкость ее голоса была не слабее, чем у предыдущего оратора, как констатировал Дэн. Он влез на самодельную трибуну, так как Кор пока числил уши.

— Что?

— Я говорю, спроси почему так громко орут? — сказал Кор.

— Убавь на ушах громкость, — услышал он, но ничего не сделал, так как думал, что это просто шутка. Он махнул рукой Дэну, чтобы сказал:

— Носки принесут к концу Передачи.

— О чем он говорит? Какой Передачи? — спросил Кок, и чуть-чуть приобнял, стоящую за ним даму, ну так, как будто и не знал, кто это. А она решила так и подумать, ибо это была Ан, которая не меньше самого Кока жаждала сегодня близости с ним. Да и в дальнейшем тоже. Да и Га потянула снизу Дэна за галифе:

— Че?

— Чё? А чё ты разорался.

— Нельзя?

— Нельзя, сегодня командует Кор.

— Ладно, пусть лезет на трибуну, — ответил Дэн, но спуститься не смог: предпоследняя ступенька сломалась. Га подала ему руку:

— Вставай, вставай, не придуривайся, что и у тебя нога сломана.

— А у кого еще-то? — спросил Дэн, у Кора?

— Дак, естественно.

— Думаю, он был бы не против уступить место мне.

— Может. Но нельзя.

— Почему?


— Субординация. Нет, нет, как-то по-другому, но приблизительно ты должен и так понять. Он назначен сегодня.

— Кто его назначил? — и сам, без подсказки посмотрел на почти безоблачное небо, где в принципе должна быть Альфа Центавра.

— Да, да, именно так. Тебе вообще лучше заниматься Журналистикой.

— Чем? Кем?

— Ты — прирожденный Журналист.

Но Дэн ничего не понял, и продолжил предыдущую мысль:

— Так нет же связи, — недоуменно резюмировал Дэн. А! информация уже заложена в наших мозгах, а подается к столу только постепенно.

Тут надо заметить, что Дэн сам отвечал на все свои вопросы, так как Га, ровно, как и Ан — ничего знать не могли. Если кто не знал или забыл:

— Это были Коллонтай и Щепкина Куперник, ибо настоящие инопланетянки остались в бане с Чапаевым и Дро — тоже, чтобы не забыли был:

— Не мэстным.


Га и Ан сразу вышли на поле боя, не давая мужчинам посостязаться за благородный костюм, тем более, как намекнул Корнилов, обладающий некоторыми необычными достоинствами.

А они согласились, понимая, или надеясь, что дамы будут драться ради них, чтобы потом презентовать костюм любимому.

Все расположились рядом, желая насладиться Дзю До с первого ряда. Как сказал Дэн:

— Люблю крупные планы.

Но дамы неожиданно для всех вынули Маузеры. Толпа отшатнулась.

А в толпе Простых зрителей Махно сказал с придыханием от волнения:

— Боло, — хачу такой.

— Автоматический? — спросила учительница Галина. — Я его тебе добуду.

— Это не автоматические, — сказала стоящая недалеко дама в мужском офицерском френче.

— Да, — сказал Махно, — на автоматический патронов не напасешься.

— Зато можно сразу: та-та-та-та-та, — рявкнула дама в этом длинном френче, и добавила: — И еще пятнадцать останется.

— Неужели бывают такие?! — очень удивился Нестор Махно, — с обоймами на 20 патронов.

— Тебе бы такой хотелось? — спросил дама и представилась:

— Никифор-ович.

— Никифор Ович? — переспросила учительница, и добавила:

— А меня тогда зови Агафья.

— Зачем?


— Ну, чтобы до кучи: все дак все ненормальные.

— Скажешь тоже. Ну, а кто первый-то из вас пойдет?

— Я.

— Я!

— Может нам сначала здесь проверить, кто лучше? — спросила Учительница Агафья.

— Зачем зря тратить энергию, — сказала Ника Ович.

— Давай тогда кинем жребий, кто пойдет первый.

— Да иди ты, я пока здесь пообнимаюсь с Нессестером.

— Каким еще Нессестером?! — возмутился парень, ты что плетешь-то.

— Хорошо, давай проще.

— Как проще-то, Нарцисс?

— Ты сказал.

— Только уточни, пожалуйста, какой? — спросила Учительница: — Белый с Желтым, или Желтый с Зеленым?

— Желтый с Красным, — не задумываясь ответил Нарцисс.

Глава 6

И первой пошла Учитель, как сокращенно попросила называть себя Галина-Агафья.

Завидуем, подумала, Ника Ович, моему мужскому имени. Она подумала, но Махно-Нарцисс тем не менее услышал, повернулся и внимательно посмотрел на новую подругу.

— Не торопись, ковбой, — сказала она, — авось она еще выиграет.

— И что?

— Дак, не подпустит тогда меня к тебе.

— Она не умеет стрелять.

— Совсем?

— Дак, только тетрадки учеников привыкла проверять.

— Тады, ой!

— В чем дело?

— Мне уже больно от того, как ты обращаешься со мной на сеновале.

— Дак, естественно.


Между тем произошло непредвиденное.


— Нет, нет, нет! — Корнилов вышел на площадку и попросил дам сдать пистолеты.

— Тем более это автоматика, — сказал Дэн.

— Да, друзья мои, — мы не на мясокомбинате.

— Тем более, мы скоро вообще не будем есть мяса, — подбавила его подруга, прижимая руку Кока сильнее к своему боку.

— А-а?! — Кор открыл рот, а за ним и Дэн.

Действительно:

— А кто там, на татами был тогда?

Узас-с!

— Прости, я задержалась, — сказала быстро Ан, — побегу назад, добуду для тебя сёный свитер.

— Ч-что-с? — решил спросить Кок.

— Прости, только один вопрос и пойду, зови себя как-то иначе, а то не солидно для командарма.

— Иначе, — подумал парень, — что зна-чи-т Иначе? Ах, Иначе!

Теперь понятно. Точнее, опять:

— Вспомнил.


Далее, Ан и Га сдают пистолеты, и бьются не между собой, а с подходящими по очереди противниками. Первая Учитель — выигрывает, так как оказалось владеет приемами Дзюдо на уровне мастера спорта. Она бросает Га.

Далее, дерутся Ан и Ника Ович — побеждает Ника Ович

И финал: Ника Ович и Учитель.

Ника Ович не успевает получить френч Черного Рыцаря, на тотами выходит Фёкла, Ольга Врангеля.

И Ольга побеждает, и дарит Костюм Чёрного Рыцаря Вра.


— На ринг вызываются былинные богатыри, — начал Дэн, — э-э…

— Олёша Попович и Илья Муромец, — перебил его кто-то. А это была, между прочим, Ольга, стоящая за Вра, и за платье которой держался он. Как? Так, протянул опять руку назад, и уцепился. А иногда нечаянно мизинчиком чирк-чирк по ляжке-то, а она толстая, аж в голове мутится.

— Дэни, меня вызывают, — сказала Га, — давай прощаться.

— Да брось ты, не убьёт чай, — сказал Дэн, и погладил любимую.

— Она нэ мэстная, — Га обернулась, может и убить.

— Откуда она?

— Не видишь? Из толпы народа пришла. Почему ты ленточку не протянул, чтобы они за нее не перелазили.

— Дак, демократия таперь.

— Ну, окей, тады пойду, проведу ей удушающий, авось здесь ишшо не изучали.


Но Учительница сразу начала с Подхвата под неопорную ногу. Но даже на этой необязательный прием Га попалась.

— Вот сука! — громко выругалась она, — чуть не оторвала мне ляжку.

Действительно, Учитель хотя и не потянула сильно вперед руками кимоно инопланетянки, но так резко толкнула ее вверх своей ляжкой, что Коли — а ведь эта была она, если кто не забыл — поняла:

— Сегодня на сеновале она не сможет играть роль активного партнера. А Дэн толстый, кто будет — непонятно.

Она попыталась провести бросок из русского вида Дзюдо, из Самбо, имеется в виду, авось инопланетяне его не знают. Ну, вы поняли, Га после неожиданного броска настолько запуталась, что уже приняла за инопланетянку Учительницу — бабу чисто из народа, можно сказать:

— Торфушку.

— О! — решили она, — так и буду ее звать, авось разозлится. — Открыла рот, и… и попала на Болевой из Стойки. — А! О! Мать твою! Сука! — и Учительница после этих ужасных воплей отпустила руку Га из болевого захвата уже в Партере. Но не потому, почему подумала Коли — Коллонтай, а просто судья, а он был — хотя и неизвестно, кто это — скрестил руку над головой, что означало отмену проведенного приема.

— Болевой из Стойки в Дзюдо запрещен, — сказал он. Но вместо Спасиба тут же получил Дэмет по пяткам от Га. Она встала, держась за локоть, провела этот смертельный удар по пяткам противника, и спросила мягко:

— Ты понял за что, как тебя не знаю звать? — А, между прочим, это был Кот — Котовский, шпион Красных. Точнее, тогда они еще назывались Зелеными. Уже пролез сюда, хотя боевые действия не только еще не были объявлены, но еще точно не было известно:


— Между кем и кем они будут. — Но вот некоторым по барабану, что будет дальше, они уже делают то, что любят.

Бой продолжился без судьи, которого умные люди не оставили без внимания, ибо:

— Так бывает, чтобы били судью? — Может. Но чтобы он еще и падал сразу, как повапленное дерево, а тем более:

— Гроб, — не бывает.

— Наоборот, бывает, — сказал Иначе, ибо это означает:

— Чек покрашенный, и более того: недавно, а, следовательно, и не может себя вести, как положено, как…

— Как неумелый актер, — закончил он свою речь.

— Назначаю тебя пока начальником Контрразведки, — сказало Корнилов, — тащи его в какую-нибудь клеть.

— Я? да вы что, я Иначе, я Ученый, — попятился назад Кок, а даму свою, между тем, так и не отпускал, а она смеясь так и следовала за ним:

— Как привязанная.


— Зря судью убрали, — сказала Ан, сама хватаясь за рукав Иначе.

— Почему? я скоро вернусь.

— Ты уже можешь не застать меня в живых. И знаешь почему?

— Нет.

— Труба зовет, меня вызывают на ринг, или этот, как его?

— Татами.

— Да, а ведь я имею только природные способности к бойбе и боксу, а так-то никогда не тренировалась, хотя меня и зовут некоторые:

— Кувырок.

— Кувырок? — переспросил Иначе, — где-то я это имя уже слышал.

— Может на встрече Пришельцев с Альфы Центавра?

— А точно, мы вместе их встречали, я имею в виду мэсных. Или… нет, нет, этого не может быть, — Ученый замахал рукой.

Впрочем, не беспокойся, я никому не скажу, что ты не она. Я ведь теперь начальник Контрразведки, как скажу — так и будет.

— Спасибо, любимый, — ответила Ан — она же Щепкина-Куперник по прозвищу Кувырок.

— Единственно чего я боюсь, — добавила она, — что проиграю тому монстру, — она указала миниатюрным пальчиком на Нику Ович в офицерском английском френче, который она так и не сняла пока.

— Наверное, боится, что все увидят:


— У нее титьки маленькие! — крикнул какой-то пацан. И тогда она сняла, осталась в одной белой рубахе с кружевами на рукавах и этих самых титьках.

— Ужас, — высказался и Ученый, — этот гигант какой-то по сравнению с тобой такой милой куколкой-балетницей.

— Добавь уж того:

— Воображалой-сплетницей.

— Изволь, — ответил он, — думаю так даже лучше, это тебя разозлит перед боем.

— Вряд ли, наоборот, я рада.

— Чему?

— Рада, что вижу тебя. Впрочем, наверно, в последний раз.

— Иди, считай, что я с тобой.

— Ты не будешь смотреть?

— Я должен идти пытать шпиона.

— Пытать?

— Да, ему будет больно. Больно призваться во всем, что он только делал до сих пор.

— Думаешь, не делал ничего хорошего?

— Скорее всего.

— Завербуй его.

— Если только ты вернешься живой и мне поможешь. Я не очень разбираюсь в том деле.


Ан — Кувырок сразу подвернулась и провела бросок Через Бедро с Захватом. Это не самый распространенный бросок, как некоторые думают, а просто, как элемент входит во многие другие броски. Всех новичков учат именно ему сначала. Почему об этом и говорил Владимир Высоцкий, мол:

— После обеда научусь, и сделаю. — Наверное, тогда он имел в виду не Корчного и тем более не — тем более — Фишера, а скорее всего, хотел сделать его своей любимой, так сказать:

— Марине Влади. — Но, скорее всего, побоялся, ибо она же ж:

— Владеет Махгией.

И захват взяла Ника Ович — имя, образовавшееся — последний раз напомню — сокращением имени, которым эта великолепная во многих отношениях дама представилась Махно — Нарциссу:

— Никифорович.

Кувырок дернулась,

попыталась разорвать эти цепкие объятья. Нэт.

— Вот щука, — печально подумала Куколка-Балетница-Воображала-Сплетница, — скорее всего, проглотит. — Она несколько раз ударила по ногам противника, изображая Переднюю Подсечку. Толку никакого — столб телеграфный.

Но тут ей, видимо, передалась часть той энергии Альфы Центавра, энергии Ан, роль которой она играла, и она поняла:

— Надо бросать через себя. — Точнее, не надо, а можно это сделать. И села на свой не такой уж тощий, а даже наоборот, зад.

Ника удивилась, но вынуждена была согнуться, можно сказать:

— В три погибели. — Так это, как поблевать вышла, перепив в ресторане. Но нохги, нохги! не слушались, ибо они уже чуть-чуть повисли на Землей. Ноги, висящие над Землей, это уже не наши ноги. Это ноги будущего поражения.

Кувырок выпрямила ногу, и Ника полетела. У улетела бы, возможно, очень далеко, но руки ее были прикованы цепями к скале, как руки Прометея. Какими бы могучими они ни были, они не могли оторваться от скалы, к которой приковал его Вулкан-Гефест.

Ника Ович попыталась потрясти ими, чтобы сбросить этот Кувырок-Мячик, но:

— Он же ж был связан с Землей. Как Илья Муромец. Тут — бесполезно. Ибо. Ибо никто еще тогда не имел рычага Архимеда, с помощью которого это можно бы сделать.

— Купить бы, — даже мелькнуло в голове Ники, — да откуда деньги, такой рычаг, наверно, стоит целое… впрочем, точно не меньше. И грохнулась на спину с другой стороны. Щепкина-Куперник по инерции на нее верхом. Но почувствовала что-то очень твердое в своем животе, и не то, что испугалась, а просто подумала:

— Убила! — Кто-то оставил здесь лом, а организаторы не проверили хорошенько площадку перед соревнованиями, так, не глядя постелили татами, а железный лом его проткнул во время соревнований, точнее, вот именно сейчас.

И она не стала переходить на болевой или на удержание Ники. Та воспользовалась замешательством и опять быстро встала в стойку. Только что спустила Кимоно пониже, чтобы не очень видно было воткнувшийся в нее лом.

Но Ще-Ка не собиралась драться дальше, она указала судье прямо, пальцем:

— Она ранена!

— Не смертельно, — сказал кто-то. — Кто? Да не важно, а важно, что судьи-то не было, не к кому было обратиться с протестом, или как сейчас, с простым указанием.

Бой был продолжен. Точнее:


— Начат и тут же закончен.

Ника Ович положила одну руку на плечо маленькой даме, а вторую просунула между ног. Посмотрела в глаза, мол:

— Прощайся с Победой! — и перевернула.

Но это был еще не бросок. Кувырок повисла между двумя планетами, как-то:

— Землей и Альфой Центавра. — И только, повисев немного, полетела, как пропеллер:

— Голова — ноги:

— Ноги — голова, — и так до тех пор, пока не приземлилась на татами. — Жесткий, но ведь аэродром. На нем гораздо лучше, чем вертеться в небе, как подбитая куропатка.

Некоторые так и кричали ей:

— Куропатка, зря мы на тебя ставили! — А кто, собственно, на нее ставил, если здесь еще не было тотализатора? Так только если:


— Между собой договорились. — Хотя… хотя охотники всегда находятся взять на себя инициативу в неподходящий момент.

И таким был Лева Задов по кличке Примус, который он всегда возил с собой, ибо ел только горячие блюда.

Он предложил Махно поставить на Нику Ович два поросенка. Нарцисс махнул рукой:

— Согласен? — спросил для точности Примус.

— Если проиграю, ты будешь этим поросенком, — логично ответил Махно.

— Окей, — согласился, немного подумал Лева Задов. Хотя мог бы сказать:

— Одним я, а другим тогда ты, — но не сказал.

Ибо. Ибо решил не ссорится с этим Нарциссом, а лучше подружиться. Зачем? Интуиция, точнее:

— Чутьё было у Лёвы Задова.


— Чистая победа! — крикнул Лева, и выбежал за голубую ленточку, отделяющую простой народ от другой, в данном случае, инопланетной публики, и занял место судьи. Никто не понял:

— Надо возражать или нет? — и он подвел Нику к Махно, так и держа поднятой вверх ее руку.

— Ей руку поднял рефери, которую я еще не целовал, — сказал Нарциисс. И добавил: — Ибо. Ибо — это ведь еще не вся победа, на так ли?

— Какой базар, — ответил Лева, — всё в наших руках.


А Кувырка бросили, как докуренный до фильтра окурок в стог сена, не сообразив, что не только от спички, но и от такого, казалось бы, бесполезного окурка, может разгореться большой огонь, а может даже:

— Пламя.

Утешением ей было только то, что подруга, Коллонтай, валялась здесь же.

— Мне оторвали руку, — сказала она.

— Это хорошо, — сказала Кувырок, потому что мне ничего не оторвали.

— Да?

— Да, остались внутри только одни консервы. Она провела мне какой-то Пропеллер.

— Бросок Переворотом с Захватом между ног, — сказала Коллонтай. — И добавила:

— Мы должны его отработать.

— На ком? — спросила ЩеКа, с трудом поворачиваясь к подруге.

— Так на тебе, ты уже тренированная.

— Знаешь, что, — ответила Кувырок, — можно я тебя укушу, так как для борьбы в Партере я еще не готова? — И не дожидаясь ответа сделала это.

— Ай! — воскликнула Коллонтай, — это похоже на китайский иглоукалывательный массаж, покусай меня еще.

— Хорошо, но с условием: потом ты полижешь мне жопу.


Далее. Точнее:

— Далее, — рявкнул во всё своё луженое горло Лёва Задов:

— Н-н-и-и-ка Ович и Учитель.

— Ее учитель?! — крикнул кто-то весело.

Кто всё время кричал? Это был Васька Чапаев. Он оставил двух инопланетянок и Дро заведовать Сандуновскими Банями в Москве, переданными ему по секретному декрету Ле-Ниным, в обмен на вербовку одного из инопланетян на сторону Зеленых.

Он так и сказал:

— Объясни ему по-человечески, что совершенно непонятно чем Зеленые хуже Желтых, а уж тем более просто Белых. Скажи этому Дро, что:

— Если он человек умный, то должен понять:

— Разницы-то никакой, так только чисто философские, научные некоторые расхождения, а так как инопланетяне в нашей науке ни бум-бум, то, я думаю, он должен согласиться.


— Из всего вами сказанного, дорогой Ле, я не понял только одного.

— Да, да, что именно?

— Именно: разве Дро человек?

— А кто он по-вашему?

— Так с этой, Альфы.

— Вот это ни-пра-виль-на-а. И знаешь почему? Если ты так думаешь, он тем более так же будет думать, а надо, чтобы он считал себя человеком.

— Вообще-то, я думаю, у этого Дро немного не хватает, — сказал Василий Иванович, — кажется он если не всё, то многое забыл.

— И?

— И, значит, думаю всё получится. Но.

— Говори, говори, пока я свободен. Моё время — твоё время.

— Мне кажется… Можно на ухо?

— На ухо? Вы думаете, что у меня здесь уже есть Прослушка?

Глава 7

— Тем не менее, я люблю Тет-а-Тет. Чтобы уж точно — никто ничего не знал.

Ле на всякий случай посмотрел на часы.

— Идут?

— Чё-то я точно уже не знаю, — Ле подошел и потрогал маятник. — Нет, — засмеялся он, — не стоят, в том смысле, что бегают, туды-сюды…

— И обратно, — завершил сентенцию Чапи.

И он рассказал, что сомневается.

— В чем и в чем? — прости я не понял, — сказал Ле-Нин.

— Что они инопланетянки.

— Да ты что! А кто они, по-твоему?

— Нет, так-то вроде инопланетянки, но…

— Но? — Ле поднял вверх указательный палец, — понимаю, много пьют и едят, как аристократки. Вы думаете шпионы? Вы думаете их надо брать? Нет, нет, рано, рано. Да и не могли шпионки-мионки ожить после того, как были убиты на дуэли.

— А если их подменили? — спросил Василий Иванович, и опять посмотрел на часы.

— Дро там один с ними?

— Нет, Пархоменко где-то поблизости пасется.

— Это нехорошо, пусть подключается вплотную. Впрочем… впрочем, пусть пока гуляет Вася, я сам схожу. Давно, знаете ли, не был в Сандунах. Как в цирке ведь, честное слово.


Далее, бой между Никой Ович и Учителем, а потом Ника и Фёкла.


Ле пошел в баню, благо конспирация была если не любимым его занятием, то частым. И в этот раз для конспирации он не стал надевать парик. Посылка:

— Никто не подумает, что это он, так как было распространено мнение:

— Члены Совнаркома без охраны в баню не ходят. — Вопрос:

— Почему?

— Дак потому что очень пристанут все, как банные листья с одним и тем же вопросом:

— Вы за инопланетян, али за инопланетян?

Вроде бы:

— Что за дурацкий вопрос? — А дело в следующем:

— Почти все, кто о чем-то хоть думал, считали:

— Ле-Нин, Тр-й, Эстелин и некоторые другие официальные лица — это те же инопланетяне, только прилетели раньше. Вот и всё? Единственно, чего не все могли понять:

— С той же оне Альфы, так сказать, Центавра, али ошивались до сих пор где-то поближе?

Следовательно, это то же, или всё-таки это совершен-но разные луды. — Ну, ладно.

А здесь начался новый бой.


— Принимаю ставки! — громко, но спокойно сказал Лева Задов, — есть желающие? Я так, например, ставлю, золотую пятерку.

— Врешь, чай, — сказала одна приличная девушка из-за синей ленточки, следовательно, из простонародья — хотя и с потенциалом перейти в раздел воинственного пролетариата, — дай попробую на зуб.

— Попробуешь после работы, в том смысле, после этого культурно-массового мероприятия, но только не мою пятерку, а…

— Нет, нет, вот этого я делать не буду, — сказала Соня, — тем более бесплатно.


— Нет, а я попробую твою, — ответил Лева Задов под аплодисменты близстоящей публики. Даже Корнилов, севший в подставленное ему кресло прямо у татами, как будто был боковым судьей, сказал:

— Браво. Но. Пора и начинать.

— Щас, щас, отец, не торопись, ишшо насладишься бойбой и боксом-то.

— Никакого бокса, — сказал Дэн с высокой, как в Большом теннисе трибуны. — Мы не Англии.

Тем не менее, Сонька сдала золотую пятерку, а Лева попросил публику ответить. Но таких денег ни у кого не нашлось. Тогда поставил сам Корнилов. Еще в Питербурхе он встретился с одним менялой по имени Тр-й, и обменял у него несколько небольших бриллиантов на горсть золотых червонцев и пятерок, которые этот денежный мешок, достал, между прочим, из каблука нового хромового сапога. Вот они, каки банки-то здесь, подумал тогда Кор, можно сказать:

— Уму непостижимо.

Много народу еще поставило деньги на бой, ибо Лева объяснил, что:

— Это теперь право любого человека, который считает себя свободным.

— Да, с прилетом инопланетян негоже оставаться всё в том же вековом скотообразном состоянии, — сказал Махно и тоже попросил у кого-то взаймы небольшую сумму.

— Так, — как сказал он в ответ на вопрос:

— Сколько вам? — рублей двадцать.

У Учительницы по прозвищу Учитель было всего два коронных приема, но исполняла она эти, как другие не могли сделать и все. Точнее, как раз наоборот. Но, не будем заморачиваться на и так всем понятном.

Один — это Подхват — удар, можно сказать между ног противника пяткой при одновременном повороте к нему задом. Тут от одного поворота задом можно задуматься:

— А дальше-то что? — а тут еще и удар пяткой. — Становится вообще мало что понятно. И как раз в это время вас отправляют в полет, и кажется, что:

— К Солнцу, — ибо в глазах только солнечные круги, и никаких мыслей о самозащите без оружия.

Второй — Задняя Подножка с переходом на Переднюю. Но это так думает противник, что его обманным путем хотят бросить вперед, изобразив обманный финт, как бросок назад, а она переводит его на диагональ. Вот если кто ничего не понял, то это и правильно:

— Вы побывали в этом броске.


Хотя Ника всё поняла, а полетела от этой Задне-Передней, а в итоге Боковой Подножки, как будто и не знала ничего никогда.

Судья, Лева Задов, поставил на Нику Ович, и поэтому не засчитал Чистую Победу, Иппон, а только так:

— Вазари. — Так и констатировал:

— Пол Победы.

Гул неодобрения напополам с недоразумением прокатился по рядам благородных зрителей. Да и всех остальных, кстати. Даже не взирая на то:

— Кто на кого ставил. — Природное чувство справедливости взяло верх над валютой. Тем более, не вся она была конвертируемой. Кстати, кто поставил небольшую корзинку с яйцами, а кто-то даже мешок овса.

— С другой стороны, всё это вкусно, друзья мои! — рявкнул со своего места Махно, несмотря на вроде бы недовольство судьи, что только он здесь решает, что хорошо ставить, а что лучше бы сразу выбросить.

Махно чтобы не оставаться в долгу перед выпадами Левы Задова сказал, что:

— Можно и по-другому выяснить, кто из нас луччий.

Лева был в два раза полнее, выше плечами, вообще саном осанистей, но пока что воздержался от борьбы за власть в ее местном, так сказать, масштабе.

Во втором подходе Ника бросила Учителя, да прямо на Корнилова, вальяжно развалившегося в кресле, как Карл Пятый у папского дворца.

— Да, ладно, — сказала она, — считай на сегодня я твоя.

Кор не нашелся, что достойно ответить. Так только махнул рукой:

— Ну, может быть, может быть, — без слов разумеется.

И воодушевленная этим неотразимым действием на мужчин своего боевого обаяния Ника пошла на болевой из стойки. Кто, собственно, здесь точно знает, что в Дзюдо такие приемы запрещены? Да никто. Ну и получи. Да, но только не в этот раз. Учитель по прозвищу Агафья, или наоборот, кто как запомнил, поймала ее на тот же прием, что и Ника Артистку Щепкину, Кувырка:

— Переворот с Захватом между ног. — Тем более, что переворачивать было не надо: Ника сама взлетела ногами в небо, как бы просясь туды-твою на Альфу Центавра, мол:


— Они сюды, а мы туды. — На самом же деле хотела упасть камнем вниз, но уже не одна, а с рукой Агафьи в своих цепких объятиях. А на татами уже оторвать эту руку для окончательного Иппона.

— Вообще, запрещенный прием, — сказал с вышки Дэн. — Судья на ковре, куда смотришь? — обратился он Леве.

— Не могу же я броситься на них третьим, — логично ответил Лвеа, и добавил: — Потом не засчитаю.

— Так потом будет суп с котом, поздно, ибо руку-то она уже оторвет Учительнице.

— Брось, брось, — протестуя против вмешательства в его права успел сказать Лева, а дальше уже открыл рот от удивления:

— Летела, постепенно приближаясь к ковру не Учительница, а Ника Ович, которой был проведен Контрприем, именно тот же, который сама Ника провела Артистке:

— Бросок Переворотом с Захватом Между Ног.

Правда и сама Агафья-Учительница летела вслед за ней, ибо, ибо…

— Чем-то зацепилась, — сказал Василий Иванович, высунув голову из толпы.

— Скорее всего, наоборот, — поправил его Дэн с верхатуры: — Что-то ее зацепило.

— Как вы думаете, что бы это могло быть? — спросил Кор, повернувшись назад к Дэну.

— Честно? Не знаю.

— Вот и я тоже: не знаю.

— А надо знать! — тявкнул Вася из толпы, и опять спрятался. И правильно, ибо одного, Кота, уже загребли в Контрразведку, и ты дождешься.


Хотели присудить Чистую Победу Учителю, но двумя голосами против одного — бой был продолжен.

— Я не понял, почему? — спросил спокойно Лева Дэна и Кора, которые проголосовали за отмену броска. Контрброска, точнее, ибо начинала Захват руки на Болевой из Стойки Ника, а потом они упали вместе, после Броска Переворотом, который провела Учительница.

Почему? — как говорится. А посчитали, что Учительница ненароком схватила уже брошенную ей Нику за… да, дорогие друзья, за наган, точнее тридцатидвухсантиметровый Маузер, который она украла у Махно. Потому и спрятала его куда подальше, так решили судьи.

— Я ничего не трогала, я ничего не трогала, — лепетала Агафья-Учительница-Галина.

— Три имени, — вздохнул Дэн печально, и добавил: так бывает?

— Действительно, — сказал, молчавший до сих пор Лева, — сказала бы просто…

— Ладно, ладно, не ругайся, мил человек, — махнул рукой Кор.

— Я вам, господа инопланетяне с Альфы и ее Центавры, не мил человек, а судья международной, даже межпланетной категории, — обиженно ответил Лева, и отошел на свое место, намереваясь продолжить судейство.


И Ника Ович уложила Агафью простым приемом: провела Переднюю Подножку. Пару раз дернула именно в этом направлении, и бросила. Расстроенная Учительница не успела оказать сопротивление. Она отошла к Махно, и он ее подбодрил:

— Я ставил на тебя двадцать рублей.

— Спасибо, но ты видел, как меня засудили?

— Конечно. Но неужели ты не знала, что она это…

— Что? Нет я ничего такого не знала. Она украла у тебя Маузер?

— Практически и то и другое.


Уже хотели отдать Нике Ович и ее продюсеру, которым вызвался быть сам Кор, приз триста рублей, три золотых пятерки, и еще пятьсот рублей со ставок. Некоторые засуетились, но Кор сказал, что был влюблен у нее:

— Намного, намного раньше.

Но вышла одна дама в длинном платье и сказала:

— Пока надо обожать.

— Что?! — рявкнул Кор, а Дэн, желавший уже покинуть свою вышку, его поддержал:

— Что значит, сударыня:

— Обожать? — Кого обожать? Меня7

— Вы задаете слишком много вопросов, сэр, — сказала дама, — я хотела сказать, что надо пока что:

— Обо…

— Обо ждать.

— Ах, подождать! — обрадовался Кор, и добавил: — А, простите: кого, чего или что? Всё, как говорится:

— Уже кончилось.

— Нет, нет, я хочу…

— Что? — не понял и Дэн.

— Выступать.


— Что-о?! Выступат-ть-ь? Ну. мать моя, ты не сюда попала, здесь татами, а не веранда в летнем парке, где выступают. А впрочем, ладно, спойте нам что-нибудь эдакое простонародное.

— Между прочим, это хорошая идея, — сказал Дэн, — петь после каждого раунда.

— Надо подумать, — ответил Кор, придерживая уже севшую ему на колени Нику. И добавил:

— Но в другой раз.

— Да, — поддержал его Дэн, — приходите завтра.

— Что значит Завтра, сэр, существует только сегодня.

— Да, давай я оторву ей руку или ногу, — сказала Ника. — Хотя… — она подумала: — Я устала, действительно:

— Приходи-те-те-е Завтра.

Но дама оказалась не так проста, как могло показаться. Она подошла поближе. Ребята думали, что будет просить че-нибудь, или соглашаться, но она взяла Нику за волосы и бросила на землю.

— Всё по-честному, всё по-честному! — закричал Лёза Задов.

— Почему? — спросили его Кор и Дэн.

— Приз еще не вручен, — и Лева показал золото, деньги и другие подношения народа, которые нес Нике Ович с двумя помощниками.

— Я соглашусь на бой с ней, если хоть кто-нибудь на нее поставит, — ответила Ника.

— Я.

— Кто?

— Я поставлю на нее столько же, сколько уже есть в банке, — ответил… ответил Вра. Он куда-то отходил и только что появился.

— У вас есть тысяча рублей? — скромно спросил Лева.

— Да, я ходил менять альфовские бриллианты на золото, а золото в свою очередь на рубли.

— Правильно сделал, сэр, — сказал Лева, — но больше так не делай, хорошо? Приходи прямо ко мне. И знаешь почему? Я очен-но люблю золото.


Ника несколько раз бросила Фёклу, как попросила ее представить новая девушка.

— Ясно, — сказал Дэн, — она впервые вышла на татами.

— Ужас, — поддержал его Кор, и посмотрел на Вра, который на нее поставил.

Но поставил не только он, поставил и Махно, он попросил у того же мужика:

— Еще можно?

— Сколько?


— Пятьдесят рублей.

— Ладно. Даю просто так, без процентов только из любви к искусству.

После этого многие начали совать деньги Леве, хотя он был только судьей, а не менеджером по ставкам. Вроде бы сунулся Василий Иванович, но ему сказали, чтобы скрылся с глаз:

— Тебя и так все ищут, амиго.

— Зачем?

— Прошла информация, что среди нас шпион, а если это не ты, то кто?

— А я знаю?

— Ну вот и скройся. Тут деньги большие, а ты лезешь, как на рожон.

Даже у Махно прошла мысль собирать это бабло, но он решил, что лучше купить самого Леву Задова.

— Из него бы вышел отличный контрразведчик. — Ибо Лева крикнул, когда собрал на бой Ники и Фёклы полторы тысячи рублей:

— Я думал, здесь полно Зеленых, у которых нет денег, а бабло-то так и лезет, так и лезет из щелей.

А сам Махно не видел ни одного Зеленого. Если только он сам.


— Наконец, она чему-то научилась, — сказал Дэн, когда Фё, или Фе, если короче, провела Переднюю Подсечку в Падении. Ника головой, как торпеда с миноносца прошла под Кором и сбила вышку Дэна. Он-то как раз слез, чтобы поднять упавшую сигару.

— Чистая Победа! — закричала Фе.

— Рано радуешься, — сказала Ника, заползая на татами.

Глава 8

— Давайте согласимся на ничью, — сказал Кор.

— Вы предчувствуете поражение? — спросил Дэн, и даже слез для этого со своей уже почти легендарной лестницы.

— А вы много поставили?

— Я?

— Нет, я.

— Вы тоже поставили? Сколько, пятьсот рублей?

— Хотите сразиться со мной лично?

— Всегда рад.

— Отлично, десять тысяч.

— Я должен сначала посчитать свои деньги, — сказал Дэн. — И, кстати, — добавил он, — кто у нас намечается командующим Армией.

— Какой Армией? Не понял.

— Так у нас уже организуется Армия, — ответил Дэн, — вы не знали?

— Зачем?

— То есть как, зачем?

— Вот именно:

— Зачем?

— Так воевать будем.

— Ничего не понимаю, с кем?

— Так с этими, с Зелеными. Говорят, без войны мы не поймем, кто здесь главный:

— Мы или вы?

— Мы или вы, — повторил Кор, — хорошо сказано. — А разве мы хотели быть главными?

— Я не знаю. Я вообще-то думал, мы летели сюда, как исследователи.

— А они говорят, что им всё равно, что вы думаете, а важно только, что думают они сами. А они чувствуют всё нарастающее и нарастающее давление инопланетян на массы народа.

— Лави, — Дэн назвал своего Тет-а-Тет по его детскому тайному, имени, я…

— Хочешь отдать мне добровольно командование Добровольческой Армией?

— Почему Добровольческой?

— Ну, ты же добровольно соглашаешься на мое командование тобой.

— Нет, да, я восхищен твоим предвидением, но, кажется, десять тысяч у меня есть. Честно, ты сможешь предвидеть и будучи начальном моего штаба.

— Я хочу сам командовать этот Желтой Армией.

— Белой, мой друг, Белой.

— Почему?

— Ну, мы же ж Белые, как прилетели с Альфы, нашей Центавра, так и представились в:

— Белом-м-м.

— Не знаю, не знаю, я подумаю.

— Подумаешь, если выиграешь.

— Я уже поставил свои десять тысяч, а у тебя сколько?

— Девять с половиной. Шучу: восемь двести.

— Э-э, столько тебе не найти! Тыща восемьсот — это очень много, в долг я не поверю.

— А я тем более, — влез Лева Задов.

— Это кто?

— Хрен его знает.

— Нет, я соглашусь обмануть народ, если вы возьмете меня в Добровольческую Аримю, э-э…

— Поваром?

— Квартирмейстером?

— Начальником Контрразведки, — высказал свои тайные планы Лева.

— Начальником Контрразведки, — повторил Корнилов.

— У нас уже есть, — напомнил Дэн.

— Кстати, — спросил Кор, — деньги у тебя есть?

— Зачем мне деньги? — удивился Лева. — В том смысле, что до того, если я иду туды-твою за деньгами.

— Нет, нет, — поддержал Дэн друга Кора, — у нас все складываются по десять штук.

— Ладно, — Лева отошел, — буду копить.

— Итак, ваше слово, товарищ, э-э Кольт 45-го калибра? — Кор кстати попросил у Дэн гаванскую сигару.

— Одну минуту, друг, я щас, — и Дэн направился к Вра.

— Привет, ты чё?

— Что вы имеете в виду?

— Дак это, денег у тебя нет?

— Сколько?

— Да так, рублей тысячу восемьсот.

— Увы, я обменял только тысячу.

— Спасибо и на этом, пойду еще у кого-нибудь займу восемьсот.

— Вы не поняли, генерал, — сказал Вра, — я уже поставил свою тысячу.

— Почему вы сразу не сказали?

— Я думал, вы, как международный судья этих соревнований, видели, кто здесь чем занимается.

— Нет, нет, мой друг, у меня своих мыслей хватает, зачем мне еще следить за чьими-то.

— Да, я знаю, вы прирожденный Журналист.


— Да, я знаю, но зря вы поставили свою тысячу, она утонет в моих десяти и десяти Кора.

— Да?

— Да, мы ставим один на одного и другой на другую. А ты надеялся на что? А! понял, понял, ты хотел получить в подарок от своей дамы костюм…

— От Кардена, — хотел отшутиться Вра.

— Нет, нет, мой друг, ты хотел получить костюм Черного Рыцаря! Ты думаешь, я о нем забыл? Да, забыл, его бы, наверное, даже не вручили победителю, если бы не вмешалась твоя Фёкла. Она твоя креатура, признавайся?

— Как в песне? — уклонился от ответа Вра.

Дэн пошел дальше, в надежде встретить богатого человека, а Вра понял, что костюм Черного Рыцаря может уплыть, и более того:

— Он им интересуется. — А раньше даже не думал.


Фёкла несколько раз вылетела за татами. Нико Ович лично сказала Кору, что больше никогда не залезет под него, а только всегда:

— На.

— Дак, да, да, я согласен.

И вот теперь она не давала Фёкле даже шанса повторить ее бросок. Но эта дама в длинном платье наконец додумалась:

— Надо делать то, чему она уже научилась. — Точнее:

— Только то, что уже известно. — И она начала снова и снова повторять свой прием:

— Переднюю Подсечку в Падении — Трип, что значит: Три П.

Ника только смеялась, и даже прямо сказала:

— Никогда тебе не бросить меня, тем более опять этим приемом Три П.

Ну, и когда уже решили, что хватит:

— Надо отдать всё Нике, был проведен этот почти легендарный бросок, не как прошлый раз, когда Ника стартовала с татами вбок под стул Кора, а прямо на себя, и в этот раз Ника пошла на взлет, как самолет, набирая высоту все выше и выше, и:

— Прямо в объятья Дэна. — А это была высота метра три. Может чуть меньше, два — два с половиной.

Кор был недоволен.

— А что вы хотите, сэр? — спросил Лева Задов. — Перебросить ее?

— Да, — ответил Кор, — пусть упадет на меня. Иначе я всю оставшуюся жизнь буду помнить этот случай, как измену.


— Действительно, — ответил Лева, — женщина, побывавшая в объятиях другого — это уже не ваша женщина, даже без несовсем.

— Тут только один выбор, — наконец этот парень, Махно, переступил черту, вышел за синюю ленточку, отделявшую простой народ от инопланетян, — или бросать еще раз, что не предусмотрено правилами, или…

— Или? — переспросил Дэн, уже поднявшись с земли, и отряхая свои бархатные одежды.

— Или вам самим решить это, — сказал Махно. Лева хотел возразить, что:

— Это я должен был сказать, а не ты Махно. — Но получил достойный ответ:

— Окей, тогда следующий бой будет между мной и тобой.

Лева подумал, и из двух ответов выбрал один:

— Я лучше буду судьей. — А первый был:

— У нас разные весовые катехгории, я задавлю тебя, малыш, весом, точнее, как он выразился по-современному:

— Массой. — Ну, как все поняли:

— Про себя.

Кор и Дэн решили отложить свой бой до следующего раза, тем более, как сказал Дэн:

— Я больше люблю отстаивать свою честь на Кольтах 45-го калибра. — К счастью, тоже негромко, почти про себя, так что Кор только переспросил:

— Что, что?

— Вручаем, я думаю, победу Фёкле.

Но самым ужасным было не это, а то, что и Махно проиграл десять тысяч рублей, ибо как оказалось, что и он, и оба инопланетянина поставили на прелестную Нику Ович. Хотя эти ребята и обещались поставить на разных дам. К счастью, для Махно Дэн остался ему должен тысячу восемьсот.

Дело в том, что у Махно вообще не было денег. Но дама рядом с ним — еще одна — телефонистка Тина, страдавшая по мнению некоторых клептоманией — сама-то она, естественно, не очень этим заморачивалась, вытащила из кармана мальчишки Василия Ивановича, бриллиант Сириус, который он взял, уходя из мешка Дро, как он сказал:

— Всё не беру, только один этот на счастье. — И оставил пьяному Дро ониксы. Так сказать:

— Пользуйся моей добротой. — Тем более, таскать с собой мешок камней по вражеской, да и по своей, тем более, территории, очень небезопасно.


Таким образом, Махно попросил Леву Задова оценить Сириус не в десять тысяч — максимально представимая для простых лудэй сумма — а в:

— Одиннадцать тысяч восемь сот.

Лева хотел сказать:

— Пусть будет двенадцать, как апостолов, для ровного счета, но передумал, так как Махно мог спросить:

— Кому эти двести. — И мог заподозрить его, Леву, в даче, точнее, во взятии взятки. А ведь он как раз об этом и думал. Жаль, вот если бы не думать, то можно было и взять, но кто предложит, если ему об этом как-то не намекнуть? Никто. Люди глупы в смысле отдачи кому-то денег.


И все деньги получила Фёкла в длинном платье, и Бриллиант Сириус, и костюм Черного Рыцаря.

Никто из простого народа, конечно, не подумал, что вот:

— Появилась Богатая Невеста, — ибо для него она была недоступна, но вот некоторые купцы, как:

— Слава Мамонт, — заинтересовался. Заинтересовался, пока не понял, что у нее есть костюм Черного Рыцаря. Что для него значило больше, чем Сириус, в магию которого он, как купец не верил.

Но другой купец уже вечером, на праздничном гулянии на берегу моря, предложил ему устроить турнир почти международного масштаба, в том смысле, пригласить какого-нибудь дзюдоиста из Европы, или даже из:

— Америки-и-и!

Это тоже был Слава, но имел другое имя, а именно:

— Мороз. — Они были знакомы на почве любви: оба хотели жениться на Соньке Золотой Ручке, которая могла безошибочно находить золотые россыпи, но не в Сибири, а прямо здесь, в том смысле, что могла безошибочно угадать:

— У кого есть бабло.


А Вра отказался взять Черного Рыцаря.

— Не достоин, простите, пока не могу.

— Что значит не могу, милый друг? Я это сделала для тебя. Бери, как грится:

— Пока дают.

— Та не, что подумают люди?

— Так женись, — сказала она еще разгоряченная после неравного боя.

— Так да, конечно, я согласен, но КЧР — Костюм Черного Рыцаря я приму только на поле боя.

— Милый друг, без него тебя грохнут.

— Да?

— Да. Он для того и нужен, чтобы защитить тебя от преждевременной смерти.

— Тогда я согласен. Но только если это действительно правда.

— А ты не знал?

— Нет.

— Правда?

— Ну-у, я еще не смотрел в Записную Книжку, может, оказаться, что и знал.

— Знал, да забыл?

— Нет, я инопланетянин с Альфы Центавра, у нас всё не так, как у вас.

— А именно?

— Я никогда ничего не вспоминаю.

— Почему?

— Потому что никогда ничего и не помню, окей?

— Сильно, между прочим. Неужели это правда. Надо вот только посмотреть в Записную Книжку, и ясно:

— Я — твоя жена.

— Щас посмотрю.

— Да не надо, я-то бы помнила. Надеюсь.

— Ты тоже уже сомневаешься?

— Кажется. Если существует такая возможность: знать, но не помнить, то я тоже начинаю думать, что могу знать то, чего пока не помню.

— Н-да, ты права. Так чё?

— Чё? Давай, как все, пойдем в сарай.

— Это не обязательно, зайдем в церковь, а потом прямо ко мне домой, дали, знаешь ли, домик на берегу.

— Это хорошо, это очень хорошо, а как же гости?

— Нам нужны свидетели?

— Конечно, ну, чтобы было, как у всех. И да: это ничего, что я не инопланетянка?

— Я полюбил Землян.

— А это ничего, что я простая крестьянка?

— Думаю-ю, это не совсем так.

— А как?

— Ты не из крестьян, а из рабочих. Революционер-ркка.


— Думаю, милый друг, тебе лучше посмотреть в записную книжку.

— А! точно, чуть не забыл. Так. так, так, а вот:

— Фрейлина, дочь каменотеса, — это, видимо, означает просто:

— Печника, — верна-а?

— Нет, кто только писал эти записки.

— Да, некоторые из них, наверное, просто устарели, пока мы летели. И да: можно, тем не менее, я буду звать тебя:

— Камергер.

— Ша.

— Что-с?

— Камергер-ша — лучше. Впрочем, не заморачивайся, милый друг, можешь и так:

— Авиньонская Девица.

— Нет, правда? Вам нравится?

— Безусловно.

— Тогда можешь звать утром просто Девица, а вечером просто:

— Косорылая.

— Нет, нет, вы обобщаете, вы очень, очень породистая лошадь.

— О! это действительно тоже очень хорошее имя, как говорил Пушкин:

— Почему не сказать просто — Лошадь.

— А вы хотите, чтобы я вас называл: сие благородное животное?

— Да, если можно после лэнча.

— Благородное животное, — повторил барон — он уже надел для примерки Черный Батистовый Костюм, в котором уже можно называться бароном, как все легендарные рыцари на Земле.

— Значит, у вас в Записной Книжке записано, что все животные на Земле делятся на просто животных и на благородных животных?

— Только как версия. Надо увидеть всё своими глазами.


Тем не менее, в доме Врангеля вечером было много народу. Как сказал один Слава — толи Мороз, толи Мамонт:

— Если не венчание, то помолвка.

Никому и в голову не пришло, что здесь может быть киллер.

А он был. И это был Дро. Кто послал?

— Его послал Ле-Нин, — было сказано. — Но вот в этом я сомневаюсь. Скорее всего, Тр-й.


Тр-й, Тро, в кругах близких товарищей, уже уехал в Америку, и основал там Союз Владельцев Мелких Кафе, как узнал о прилете Инопланетян в Россию.

— Надо всегда иметь Предсказателя, — принял он решение, — так как… так как могут и в какой-нибудь Мумбе-Юмбе найти золото и бриллианты, а знать об этом кто будет? Никто. Но не я, я буду знать, — и он сел на обратный корабль:

— На Восток. — Хотя непонятно, почему Восток — это направо, а Запад налево. Если посмотреть с обратной стороны, то будет наоборот. И, следовательно, возникает закономерный вопрос:

— Как посмотреть на Восток, чтобы это был Запад?

С предсказателем вышла неувязка. Уже в отрытом море он прыгнул за борт, и стилем Высоких Домов пошел в обратном направлении. Тро он крикнул, прежде, чем прыгнуть с борта:

— Без меня.

Тро сказал подошедшему капитану, что, вероятно, предсказатель получил предсказание:

— Плыть опять в Нью-Йорк. — Но про себя подумал, что предсказатель понял:

— Там нет денег. — Вот так чуть-чуть проплыл, и понял. Логика есть: к объекту надо всегда приблизиться, чтобы понять его сущность, хотя бы чуть-чуть.

Тро не стал возвращаться, а решил найти астролога-прорицателя там, где сидел в тюрьме, в России. Хотя была и мысль:

— А не лучше ли всё-таки вернуться вместе этим, американским поэтом-предсказателем. — Но он не увидел разрыва в последовательности событий.

Маг смог. А может просто свалился за борт от страха перед прозревшимся будущим России. Так подумал Тро.


И он нашел мага в России. Не зря судьба звала его сюда.

Глава 9

Более того. Их было двое. И где бы вы думали Тро нашел этого Двойного Предсказателя? А где его можно найти? Он так и понял:

— Только в бане. — Ну и зашел в одну забегаловку в Санкт-Питербурхе.

— Занято, — вяло ответил банщик — ведь ему хотелось пустить гостя, но там были дамы, вроде бы, так ему сказали, но сам он не верил, что такие стервы могут быть дамами, скорее колдуньи. Он так и сказал:

— Там две колдуньи. — А Тро машинально ответил:

— Так мне это и надо. — Хотя думал, что просто банщицы девушки. — Сейчас здесь это обычное дело:

— Если поэт, то это обязательно и поэтесса, как Зинаида Гиппус. А если критик или переводчик, то уж не кто иной, как Щепкина-Куперник. Любовница-комиссар — так Коллонтай.

И они так ему и представились:


— ЩеКа. — И:

— Кали.

— Вы меня уже шокировали тем, что действительно оказались здесь — я думал это шутка — не надо врать дальше, окей?

— Вы американец? — спросила Артистка — Щепкина.

— Надо было сразу так и сказать, — подошла Коллонтай.

— Выведете нас, пожалуйста, отсюда, — сказала Артистка.

— А вы мне что?

— Мы тебя попарим, — сказала Коллонтай.

— Этого недостаточно, — сказал Тро.

— Как тебя звать, кстати?

— Тро, да именно так для друзей.

Обе дамы шагнули назад и чуть не упали, споткнувшись о скамейку.

— Что такого я сказал? Вам не понравилось мое имя?

— Еще один предатель, — сказала Кали.

— Вы должны сменить имя, — сказала Арт.

— Здесь был уже один Дро, первое, что мы сделаем, когда выйдем отсюда, уничтожим этого предателя.

— Он бежал без нас.

Прежде, чем намылиться Тр-й подошел к банщику, сидящему за окошком в отдельной каморке, и спросил:

— Правда ли, что Кали и Арт не могут покинуть эту баню уже примерно месяц?

Точнее, он хотел так сделать, но решил еще подумать, прежде чем спрашивать такую чушь, поэтому да, вышел, но уже намыленный.

— Оденьтесь, оденьтесь, — банщик замахал руками, — я с абсолютно голыми клиентами не разговариваю.

— Почему?

— Некультурно. У нас в деревне так не делается. Если уж разговаривать по-человечески, то надо разговаривать всем.

— Разговаривать всем?

— Да, чтобы разговаривать по-человечески, надо раздеваться всем. — И да: вы что-то хотели спросить?

— Да. Да-а. Да-а-а.

— Что?


— Что-то хотел, но лучше спрошу потом, когда оденусь.

Он уже дошел до парной, когда вспомнил, что хотел спросить глупость:

— Можно ли покинуть эту баню, если уже всё — надоело париться? а.

И улыбнувшись поднялся по ступенькам парной. А как говорится:

— Тут уже были.

— Простите, леди, но после, после, я парюсь только в одиночестве.

— Здесь правила устанавливаем мы! — мягко рявкнула Арт.

— Да не парься ты? — Кали ударила его под коленки, и Тро присел немного. Она приставила ладони к его голове, и спросила ласково:

— На кого похож?

— Заяц, — сказала Артистка Щепкина.

— Кролик, может быть? — Кали заглянула сбоку.

— А дальше вы скажете, что кролик и заяц вместе образуют слово Коза.

— Неправда, неправда, — защебетала Арт.

— Да, — поддержала ее Кали, — а р-р-р где?

— Ры-ы-ы, — зарычал Тро, и встал не четыре ноги.

Одна леди села на него верхом, и слегка повернувшись, похлопала по заднице веником. Другая надела на шею веревку и потащила, как осла вперед.

— Ты понял? — спросила одна.

— Что я… в том смысле, что вы здесь главные? Да, конечно.

— Нет, что мы теперь вместе.

— Куда ты — туда и мы.

— Хочешь оставаться здесь навсегда?

— Нет. Думаю, что нет.

— Тогда пойми: выйти отсюда мы можем только вместе.


— Да, да, конечно, — ответил Банный Заяц, как предложили пока звать его дамы, — я попробую.

— Попробую, что?

— Ну-у, то, что вы просили, естественно.

— Ты что просила? — спросила одна у другой, а другая ответила

— А ты?

— Я ничего не просила, и знаешь почему?

— Я никогда ничего не прошу! — ответили они хором.

— Более того, добавила Кали, мы даже не будем тебе приказывать.

— Ты должен до всего додумываться сам, — сказала Арт.

— Но я не понимаю, как?

— Мы будем тебе это Предсказывать!

Ключевое слово прозвучало, и Тро согласился на все, кроме Банного Зайца.

— Может быть — Кро?

— А разница? Уж лучше я буду помнить своё родное имя.


В белых с розовым и голубым, простынях они сели у самовара у Улуном, тортом и конфетами.

— Я не люблю конфеты, — сказала ЩеКа, — кто это заказал?

— Ты не привозил с собой? — спросила Кали.

— Так нет, я тоже не люблю, — ответил Американец, как про себя он решил попросить их называть его.

— Да банщик, скотина, притащил, — констатировала Арт. И добавила: — Иди сюда Веник. Мы зовем его Веник, — обратилась она к Американцу.

— Это ты, может быть, зовешь его Веник, а я Тазик, — сказала Ками, и мило, точнее:

— Глупо, — улыбнулась.

— Веник-Тазик! — со смехом крикнул Тро, — подь сюды.

— А ты что здесь надзиратель, чтобы вот так запанибрата разговаривать с нашим банщиком? — спросила Артистка.

А Коллонтай добавила:

— Я буду звать его Надзиратель.

— Я согласен. Но по-американски.

— А как по-американски?

— Супер.

— Супер?

— Супер-Супер.

— Он хочет над нами возвыситься.

— Ты хочешь над нами возвыситься, котик?

— Точнее, Кролик?

— Супервайзер здесь я, — раздался голос, как будто с небес, так как люди не видят обслуживающий персонал в упор. И хотя все здесь были инопланетянами, не считая Американца и Пархоменко, а именно он был послан Вильямом Фреем, по партийному псевдониму:

— Ильинский, — сторожить инопланетянок.

Хотя никто не считал их инопланетянками, а наоборот.

Но этот Старый пень уперся, что:

— Это должны быть Инопланетянки, и… и надо было проверить.


— Нет, вы послушайте, — сказал Супер, — он говорит, что он Супер.

— Так это само собой, — сказала Кали, — он и поставлен сюда за нами наблюдать.

— Вы знали? — спросил Пархоменко с тремя горшочками пельменей в сметанном соусе.

— Я буду с ним драться за право называться Супервайзером.

— Да? — попросила подтверждения Кали, а Арт добавила:

— Хорошо, мы посмотрим.

И американец Кро сказал, что знает один прием, который банщик супервайзер не ожидает.

— Давай, покажи, — сказала Кали и по забывчивости проглотила, взяв прямо ложкой, кусок торта граммов на триста.

От удивления Пархоменко рассмеялся. Почему? Ну чё-то делать надо, если такое удалось увидеть в первый раз.

Америкэн Бой удирал по подносу. Снизу ногой. Пельмени выскочили из своих горшочков — как сказала Кали:

— Видимо, тоже от радости, что стали, наконец, свободны.

— Ложись! — закричал Американец. И банщик лег.

Наконец дамы сжалились, и попросили его присоединиться к ним, предварительно также попросив:

— Приготовить всё заново.

— Я был контужен, — сказал Пархоменко, когда сел за стол вместе со всеми своими пельменями.

— Где?

— На поле боя.

— Ты уже показал, как умеешь сражаться, — сказала Арт.

— Да, видимо, я еще боюсь испуга, — сказал банщик.

— Хорошо сказано: боюсь испуга, — резюмировал Америэн Бой. Он взмахнул рукой, пытаясь опять напугать банщика, но Пархоменко неожиданно ее поймал.

— Итс май фиш, — сказал он, и повел руку на перелом. Кро закричал, и сбил головой самовар с кипятком.

Он упал прямо на Артистку.

Она успела сказать:


— Ты можешь испортить мне лицо, — и выпорхнула прямо из-под струи водопада.

Верхний — как прозвал себя сам Тр-й, — даже воскликнул от удивления:

— Это инопланетянка! — И добавил: — Для человека она слишком быстра.

— Он верит в инопланетян, — заржал банщик.

— Ты сам в них веришь больше, чем я, — сказал Американец, и провел банщику левый боковой.

Пархоменко перевернулся несколько раз по полу и затих.

— Полный бардак, — сказала Кали, и опять съела свои триста торта. Но, как говорится:

— Всем хватит — этот торт на три килограмма. Большой, большой!

— Этот банщик не зря учился на Подготовительных Курсах, — сказала Кали, — я приглашу его часа на полтора в парную, чтобы сахарно-шоколадно-масляные поросятки не успели сделать меня коровой. Окей?

— Нет, нет, — сказал Америкэн Бой. — Давайте сначала займемся Предсказанием, чтобы выйти отсюда.


Не успел Америка вынуть из черного с двумя замками, профессорского портфеля приспособление для Предсказания, как банщик, который едва успел уползти в свое потенциальное убежище — опять вернулся.

— Чё, еще дать? — нагло спросил Америкэн Бой, но дамы на него набросились, что, мол:

— Дай человеку слово сказать. — А другая:

— Я же ему обещалась дать в парной, может он за этим и пришел уже. — Без знака вопроса. Впрочем, я так его редко ставлю. А зачем заниматься тавтологией, если и так всё понятно. Вот если я и сам уже не понимаю:

— Вопрос это или ответ, тогда да:

— Ставлю наугад знак вопроса. — Ну, примерно, как Гегель предсказывает Историю:

— Может, Да, а вдруг и:

— Нет? — Только в виде исключения из правил.

— Кончили? — спросил Пархоменко, — разрешите ошарашить?

— Давай сюда, — что там?

— Я возьму, — сказала Артистка, — вы здесь второй и третий лишние. В том смысле, что ты только приехал — слово на букву х — знает откуда, а она щас пойдет с ним, — кивнула на Пархоменко, — в баню.

Бой хотел возразить, что:

— Мы и так в бане, — но решил, что возражение только еще больше осложнит то, что и так понять затруднительно.

— Ну, чего? — Точнее:

— Что ви хотель сказать? — по-немецки.

— По-немецки вот как раз вам послание, — сказал банщик, и, поклонившись, удалился.

— Что это с ним? — спросил Америка.

— Из-за тебя всё, — сказала Кали, — крыша, кажется, поехала.


Тем не менее письмо надо читать, а кто понимает по-немецки?

— Дак все, — сказала Артистка.

— Если ты понимаешь, это еще не значит: все! — сказал Амер.

— Ты хоть когда-нибудь изучал Пятый Постулат?

— Естественно, всякий мало-мальский, так сказать мужчина это делал в детстве.

— Дубина, — ударила его по голове Кали, впрочем, не сильно — тебя спрашивают про Пятый Постулат, а не про Мастурбацию.

— Никогда этим не занимался.

— Зачем тогда тебе голова?

— Чтобы думать.

— А при доказательстве Пятого Постулата, по-твоему, думать не надо?

— Дак, надо конечно.

— У тебя логика вообще работает? Если для Пятого Постулата надо, для мастурбации — тем более.

Действительно, как говорил Владимир Высоцкий, заметь:

— Вы не пьяны, не спросонья, вам не два по третьему, а-а-а, и часов нет.

— Где они?

— С-ня-я-л-л-л-и.

— И вот так у вас все разговаривают на Альфе Центавра? — спросил Американец. — Ничего же ж не понятно.

— Ни-пра-ви-ль-на-а, — сказала ЩеКа и хлопнула его по голове. — Ибо тебе непонятна логика перехода между событиями, а так-то, в принципе, всё ясно.

— Так-то да, — ответил Тро, усомнившись в своих способностях одному противостоять им двоим.

— Не надо мне уступать по каким-то неизвестным принципам, — сказала ЩеКа, наследственная Артистка, а просто пойми:

— Если я говорю, что все здесь изучали Пятый Постулат, то это и есть тоже Постулат, может не пятый, а уже Шестой. Понятно? Поясняю:

— Если бы вы, — она показала на подругу Кали и на Амера, — не знали решения Пятого Постулата, я бы находилась здесь с вами? Логичный ответ:

— Конечно, нет.

— Запиши, ты, инопланетянин из Соединенных Штатов, — сказала Кали, — это:


— Доказательство Шестого Постулата.

— Ладно, — он вынул Блокнот и Паркер, — как он называется?

— Так и называется, Третий… прошу прощенья, Пятый…

— Да что ты мелешь, — прервала ее подруга.

— Нет, Шестой, конечно, Альфа-Центавровский.

— Не говорите глупостей, — сказал Надзир — Надзиратель — я этого писать не буду.

— Хорошо, запиши правду, — сказала Артистка: — Постулат Неочевидности.

— Ладно, это запишу. — И добавил: — А теперь мы его проверим:

— Кто знает по-немецки.

— Я!

— Я!

— А Я — нет.

— Он говорит это нарочно, — сказала ЩеКа, — чтобы считать мой Шестой Постулат не постулатом, а Теоремой, требующей доказательства. Вот они Ферма замучили:

— Не доказал, не доказал, не доказал, а теперь меня хотят довести то того же состояния, — она замахнулась на Амера, и он согласил прочить послание какого-то немецкого Резидента.

— Хорошо, хорошо, может, я сам не знаю, что знаю, — как говорили Сократ и Ляо Цзы вместе взятые.

— Ну, что там написано на пакете? — спросила Кали, заглядываю в бумагу через плечо Американца, так как он повернулся спиной:

— Привык, знаете ли, скрывать от посторонних глаз то, что мне дают. — И выдал:

— Вильям э-э наш с Ляпами э-э Шекспир.

— Врет, — сказала Артистка, уже не в первый раз обращаясь к нему в Третьем Лице в его Личном присутствии, и удивляясь, что он до сих пор не вызвал ее на дуэль.

— Не всяко слово в строку пишется, — отвел он, откладывая до удобного случая месть, за обращение на Он в Присутствии.

— Ну, а дальше-то, дальше что, в самом письме? — спросила Кали.

Написано, что всякому, расшифровавшему Подпись в конце этого письма, будет… будет…


— Рожай! — ударила его ладонью по спине Кали.

— Действительно, не придуривайся, я не буду тебя бить, как она, — Артистка опять, уже свою подругу назвала на Она в Присутствии, — а просто проведу Удушающий прием, предварительно вызвав на бой:

— По-честному.

— Вот написано, что:

— В случае чего, нас приглашают в Кремль.

— Я не поеду в эту деревню.

— Я тоже.

— Впрочем, дай сюда письмо.

— Зачем? Хочешь посмотреть, что именно надо расшифровать? Я не говорил? Вот:

— Подпись под письмом.

— Виль… — начала Кали, а радостно воскликнула: — Я знаю, я знаю! Это Вилли Токарев.

— Сомневаюсь, — сказала Артистка, — впрочем, я сейчас подумаю.

Глава 10

Нази — Надзиратель уже сделал перевод, но боялся себе признаться в этом. А во-вторых:

— Обязательно же изобьют за правильный ответ. — Тем более, или даже, если он неправильный.

Кали посмотрела на надпись на конверте:

— Здесь написано, между прочим, тоже самое, что и в конце самого письма, — сказала она. — Ты чё придуривался, а?

— Что? — Арт тоже сравнила начало, то что было на обложке, так сказать, и внутри. — Он решил над нами посмеяться.

— Будем бить?

— Будем. — Только сначала пусть расскажет подробности.

— Действительно, может, он ничего и не понял.

— А вы поняли?

— Да.

— Да.

— Вот тогда и попляшите.


— Придется бить, — сказала Щепкина-Куперник.

— Да давайте, — развеселился вдохновленный успешным открытием Амер-Нази.

— Вильям — это Шекспир, естественно, — сказала Арт.

— Согласна.

— Фрей — Свободный.

— Естественно. — Это по-английски?

— По-американски, — сказал Тр-й.

— Ты — болван, Штюбинг, — сказала одна, а другая добавила:

— Совершенно точно, что ты ошибся.

— И на балу будешь носить за нами зонтик.

— Нарядишься негром. Не негром, точнее, а этим, как его?

— Афроамериканцем, в белой чалме с перьями.

— И опахалом.

— Простите, — разозлился пришелец из Американских Штатов, но ведь всё просто.

— Ну, хорошо, говори сначала ты.

— А именно? — подтолкнула его ЩеКа.

— Вильям Фрей — значит Вильям Шекспир — Человек Свободный, так как он Потрясает Копьём.

— Ты хоть сам-то понял, чё сказала? — спросила Артистка.

— Действительно, — сказала Кали, — если он потрясает копьем, то какой же он свободный? Так только, наоборот, умереть хочет, хотя и в бою. Если Вильям, то Не Фрей, если так только.

— Но для чего это шифровать — непонятно, — сказала ЩеКа, а она была очен-но сильна в литературе, правда, не только. А во всем остальном — тоже.

— Думаю, здесь совсем другой смысл, — сказала она, и почесала затылок, но не себе, а подруге, в том смысле, что:

— Согласна?

— Да, но, не совсем.

— Отлично, я сейчас вас просвещу. — Она задумалась и попросила сигару потолще и кофе покрепче. Нази крикнул банщику, но тот ответил, что подчиняться:

— Американцу не будет. — Бери сам.

Ну, и значится, она закурила, выпустила дым сначала кольцами, потом, как Лимонадный Джо — Восьмерками, потом дело дошло до Пятиконечных Звезд.

— Может быть, еще чашечку кофе? — участливо спросила Коллонтай.

— Да, думаю, надо еще выпить, хотя бы кофе.

— Это уже будет восьмая чашка.


— Действительно, ты можешь окончательно обалдеть, — сказал и Американец.

— Ладно, ладно, только не торопите, сейчас скажу всё. — И пожалуйста:

— Первая часть — это вовсе не Трясти, а…

— Танцевать, — сказала Кали, а Амер-Нази ее поддержал: — Твист.

— Давай твою сигару, мы ее сейчас замнем, а то тут не только Копьё уже можно вешать, а танк или аэроплан.

— А я больше кофе пить никогда не буду, и знаете почему? — спросила Кали. — Столько пить нельзя, как ты, и я буду тебя откачивать.

— Она не будет пить, и таким образом тебя откачает, — сказал Брони — случайно вырвалось.

— Теперь ты получаешь приказ: Слово и Дело, — сказала Кали, — ты обратился ко мне на Ты. Скажите банщику, чтобы записал.

— Запиши, я назвал ее на Она! — крикнул Нази Пархоменко.

— Точно, — сказала Кали, — на Ты — это запрещено говорить самому себе, чтобы не подумать раньше времени, что Нас двое, а на Она — это можно подумать, что меня здесь нет.

— Теперь послушайте меня, господа-товарищи. Первое — я буду руководителем нашей делегации, а не ты, и не ты, а тем более, не он, — Артистка махнула в сторону коридора, где должен был находиться Пархоменко.

— Теперь ты назвала его на Он, — сказала подруга.

— Его здесь нет.

— Я здесь, — банщик оказывается сидел на около-стенном малиновом кожаном диванчике.

— А что ты здесь делаешь, спрашивается?

— Курю.

— Что-то у тебя не видно сигареты.

— Зачем мне сигареты, даже Верблюд и Мальборо вне конкуренции, воздуха-то какие-е.

— А! ну ладно, спасибо и на этом, — Арт улыбнулась Пархоменко, и даже подумала — уже до этого — что возможно, он будет держать ее сумочку на балу.

Тогда как другие боялись потерять сознание от этих самых воздухов сигарного типа.

И в конце концов объяснила, что Шейк — это не танец, и не значит трясти случайного путника за ноги, как в фильме Берегись Автомобиля трясли великолепную даму, держа ее за ноги.

— Да и не копьё, — констатировала она, — а…

— А-а?

— Ко-ле-ба-ть-ся-я-я!

— Ну, ты додумалась, — разочаровалась даже Кали, а Броня так вообще только махнул рукой, мол:

— Так-то и я могу.

— А в чем дело? — спросила ЩеКа.

— Нет разницы, — ответила Кали, — что трясти, что колебаться.

— Вот и видно, мил человек, — обратилась она к Нази, предупреждая его жизнерадостную атаку, и не обращая внимания на банальное возражение Кали, — что есть.

Колебаться — это значит: переходить незаметно от слов автора к словам героя, как это делал более известный вам — а вам особенно, она кивнула на Пархоменко у стены, но он только поперхнулся дымом, а так ничего и не понял — Маркиз Де.

Он говорил:

— Давайте сначала расставим кровати, какая кому, а только потом займемся делом.

— Каким дело? — счел нужным вмешаться Банщик, раз на него обратили внимание.

— Этим, мой друг, Этим, — и дальше идет разговор.

— Разговор — это не дело.

— Помолчи, один раз тебя спросили, и это не значит, что теперь ты будешь тут постоянно махать веником, скройся с глаз моих.

— Случаюсь, эта, как ее, Джульетта.

— Я? Спасибо, тогда пока останься.

— Значит, не Трясти Копьё, а Колебаться между словами Автора и словами Героя, — сказала Кали, и добавила:

— А как же Спир — Копьё? — Оно ведь осталось.

— Это не копьё, а Труба, переходя незаметно от слов автора к словам героя, вы превращаетесь с Трубку. Два, казалось бы, два независимых, непересекающихся Листа свиваются вместе, образуя трубку. Понимаете:


— Трубу, а не копьё. — И Труба эта есть не что иное, как переход с Альфы нашей Центавры сюды-твою на Землю. Ну, или, как здесь считается:

— Это — Вифлеемская Звезда, Звезда Перехода Демаркационной стены.

— Что отделяет эта Стена? — спросил Амер.

— Так известно, что, — беспечно ответила ЩеКа.

— Мы не понимаем, — ответили ребята хором.

— Я знаю, — сказал опять появившийся Пархоменко. — Так скать, бывал. И да: вы меня возьмете с собой на бал, если я правильно отвечу?

— Какой смысл? — сказал Броня. — Она-то, — он кивнул на Арт, как на нового Моисея, — ответ, видимо, знает.

— Да, ладно, пусть говорит, я так и так ему обещала, что будет на балу носить мою сумочку с бриллиантами.

— Это Театр, а люди в нем актеры, — сказал Банщик, и добавил: — Более того, как сказал Пушкин, там есть:

— Партер и кресла, и не только:

— Раёк нетерпеливо плещет, и… этеньшен:

— Взвившись занавес шумит.

Это Труба — Переход между Сценой и Зрительным Залом. Вот это самое Шейк — Колебание и происходит именно благодаря этой Трубе. Поэтому не:

— Копьём Потрясающий, а:

— В Трубку Свивающийся, образующий:

— Вифлеемскую Звезду.


— Вы разработали здесь, друзья мои, — Нази поднялся, — целое доказательство Великой Теоремы Ферма, а Вильям Фрей — это всё-таки Свободный Вилли, а именно:

— Защищаясь Нападаю.

— Или наоборот, — сказала Кали, — Нападая Защищаюсь. Именно это и значит Вильям — Надежный Защитник, но! С копьём.

Вошел Банщик.

— Опять ты? — спросила ЩеКа. — Что?

— Эта-а, забыл добавить: ответ попросили нарисовать.

— Вот, — сказал Нази, а у вас получилось Доказательство на триста страниц.

Все печально задумались, но Артистка что-то нарисовала, а потом показала всем. И народ, как сказал Пушкин:

— Опять безмолвствовал.

Что это было?

Это были Ворота Кремля. Кажется, Спасские.


— Да, это кажется Спасские ворота? — спросила Кали, как особа, обладающая особенными качествами в отношении мужчин: при ней они сразу начинают раздеваться.

— Рипит ит, плиз! — рявкнул капитан, ибо с первого раза такого злого парня не взять.

— Я тебе говорю, скотино-образный осёл! — подошла и рявкнула ЩеКа: — Это Никольские или Спасские Ворота.

— Я не понял? — спросил парень, — почему Ворота с большой буквы? — Дамы обернулись, посмотрели на небо, и стало ясно, что про Ворота с большой буквы — Нигде Не написано.

— Это маг в каракулевой шапке, — улыбнулись девушки.

— И я узнаю его, — сказала Кали, — это мой Васька.

— Васька! друг! — закричала и Артистка, — как ты здесь?

А Амер-Нази и Пархоменко с веником стояли в пятидесяти метрах, так как боялись испортить всё дело. Сомневались, что по нарисованным на листке ватмана толи Спасскими, толи Никольским Воротами их пропустят в Кремль, а если и пропустят, то только в КПЗ.

— Кстати, спорим, — сказал Нази, повернувшись к Банщику лицом, к Кремлю задом, — что здесь есть КПЗ.

— Нет, не верю, просто отвезут в Районное отделение милиции.

— На что спорим?

— На Артистку.

— Да возьми ее так, бесплатно, предложи что-нибудь другое?

— Я больше ничего не хочу.

— Ты, дурак, Банщик, веришь, что она Инопланетянка, и по этом Воротам на бумаге нас пропустят в Кремль?

— Я не понимаю, почему бы нет?

— Как тебя зовут, ты говоришь, Пархоменко? Вот ты и порхаешь в небесах. И вообще, ты пива взял?

— Для бани? Естественно. Но думаю, нас не пустят в баню. Здесь не пустят, пойдем в Сандуны.

— Сандуны — это Кремлевская резиденция Под Прикрытием. Если пустят, то пойдем. Но нас не пустят, будем куковать в КПЗ.

— И да, — сказал Пархоменко, — если уж спорить, как вы настаиваете, то я согласен.

— На Артистку?

— На обеих.

— На обеих, — повторил Амер-Нази. — Зачем мне две?

— Мне надо, хочу обладать собственностью.

— Одной Артистки тебе мало?

— Она и так моя, по определению, — сказал Пархоменко, — хочу, чтобы была еще и Не-моя.


— У тебя замашки Персидского Шаха.

— В случае чего… — Но тут им замахали руками Кали и Арт.

— Чего?

— Двигайте сюда!

— Щас идем-м!

— Так на что мы спорили, — давай определимся окончательно, — сказал Нази.

— Кстати, — перебил его Пархоменко, — Нази — это араб?

— Араб? — Бро приложил кончики пальцев ко лбу. — Хорошо, пусть будет по-твоему, тогда зови меня с сегодняшнего дня:

— Ксеркс.

— Не поймут.

— Кто?

— Наши люди, будут ассоциировать это имя со словом — Срать.

— Вот так? Ну, я вообще-то не араб, а араб, изменивший своему племени. Читал академика Панченко?

— Где? В бане? Нет.

— Так вот там написано, что человек, вышедший в степь Донецкую, тот молодой парень, которого в шахтах ждали все девушки, на самом деле есть не кто иной, как…

— Навозный Жук, — сказал Пархоменко, — я в курсе. Жители деревни, которую он покинул, чтобы выйти в степь на работу тяжкую, остались в большой обиде.

— Да, бывает называют даже обезьяной и свиньей, — сказал Нази. И добавил: — Тогда давай пока замнем этот вопрос для ясности, и просто еще раз проинтонируем, на что мы спорим:

— На дивизию, — сказал Пархоменко.

— Ты хотел этих дам.

— Только как приложение к мой личной дивизии.

— Как приложение? Еще какое-нибудь приложение тебе надо? Может еще Золотой Запас России хочешь?

— Я за него и буду биться.

— Откуда что берется только! — воскликнул Бро-Нази-Амер, — надеюсь это все?

— Только имя моей дивизии.

— Как? Вторая Ударная? — говори, а то мы уже пришли.

— Нет, просто: Летучий Голландец. Вот теперь пришли.


А Кали и Артистка уже уговорили Каракулевого капитана.

— Пропустит? — сразу шепнул Нази.

— Да ты что?! Согласился только посмотреть пароль, не пароль, а как это у вас на Земле?

— Пригласительный билет.

— Точно. Где он?

— Так у вас, наверное, я знаю?

— Да у меня, у меня он, сказал Пархоменко. И развернул ватман.

Два охранника из будки бросились его отнимать.

— Брысь, брысь, — сказал Пархоменко, и устроил с ними драку, но проиграл, так как дрался только одной рукой, другая была занята футляром с ватманом.


А дамы знакомили каракулевого капитана с Бро. Они видели, что Пархоменко один дерется с двумя абармотами, как, между прочим, официально, хотя и только устно называли охранников Кремля, но думали:

— Еще успеется.

Далее, почему Броня считает, что может дать Пархоменко всё то, что он просит.


— Дайте нам пройти, — сказал Бро-Нази, — я только поговорю с Ле, и выйду, — обратился он к капитану.

— Его сейчас нет.

— Как нет? — не понял Нази, и посмотрел на часы на Спасской Башне, — рабочее время.

— Он в командировке, работает его заместитель.

— Кто?

— Волхи.

— Кто это?

— Неизвестно, Ле встретил его случайно, охотясь на своих семи, как у — впрочем об этом в другой раз — гектарах за Белыми.

— Грибами? Я так и знал, что он большой любитель Белых.

— И вот вышел из лесу Кудесник, любимец Некоторых древних богов, заветов, так сказать, Прошлого Вестник.

— И?

— И Ле после непродолжительной беседы взял его на работу Прорицателем.


— Нельзя ли полюбопытствовать: какой был контрольный вопрос, на который ответил Волхв?

— Итс… щас вспомню. Кажется… кажется, он спросил про Инопланетян, что-то… а! Он спросил:

— Где они?

— И всё?

— Почти, если не считать ответа. Вы представляете, этот Волхв заявил, что Инопланетяне, этеньшен! Щас, — он приложил палец ко лбу, — они моются в Сандунах. А раньше мылись в Питербурхе.

Ле очень удивился, сказал, что этого не может быть, потому что не может быть никогда.

— Почему?

— Нельзя всё время мыться, — был сакральный ответ. — Ибо:

— Неужели на Альфе Центавре, так грязно? — И сделал логичный вывод, что две инопланетянки — как минимум — застряли здесь, а не находятся на Югах.

— Что теперь? — спросил Нази.

— Будем искать, — ответил капитан, и добавил: — Точнее, ищем уже.

— У вас есть какие-нибудь контрольно-измерительные приборы для этого? — спросила подошедшая и запыхавшаяся Кали.

Глава 11

— Дак, естественно.

— Какие?

— А я знаю?

— Нет?

— Нет. Знает только Прорицатель, сейчас вас к нему проведут.

— Значит, вы уже прочитали наш Пропуск?

— Дак, естественно.

— Когда? Пархоменко, как дрался, так и дерется с двумя вашими ковбоями. И надо заметить: не в их пользу. — Как раз в это время Пархоменко ударил ногой — прием, между прочим, запрещенный в приличном обществе — и один охранник упал на другого, а вместе они сломали свою сторожевую будку.

— Ну, всё! — сказал Васька — каракулевый капитан, — можете идти.

— Зачем тогда они дрались? — удивился Нази, — если:

— Вход свободен? Для тренировки?

— Точно! — радостно ответил Васька, и хлопнул Нази рукавицей по плечу.

— Куда идти? — спросила, подходя и Артистка.

— Прямо сначала до Царь Пушки, потом завернете за ее яйца, а дальше увидите Царь Колокол, обойдете его кругом и постучите.

— Чем? — не удержалась Кали.

— Так лбом, чем еще.

Кали дали своему любимому Ваське пощечину.

— За что, леди?

— Было бы за что, получишь Переднюю Подсечку в Падении, — ответила она с небольшим инопланетным акцентом. И видя, что он не понял, или не совсем понял ее — провела.

Васька сбил бегущих к месту переговоров охранников. Они уже очухались, поднялись, и видимо, как сказал Пархоменко:

— Жаждали продолжения банкета.

А Васька их сбил, когда падал.

— Охрана нейтрализована, — сказала Артистка, и добавила: — Неужели нельзя было пройти по-человечески?

— Только не здесь, — засмеялась Кали. А Нази предположил:

— Авось они нас проверяли на что-то.

— На что?

— На инопланетность, точно! — сказала Кали.

— Почему это? — спросил Пархоменко.

— Ну-у, обычные люди удивились бы, что их не пускают в Кремль.

— А мы?

— А мы нет.

— Действительно, — сказал Пархоменко, — никто бы не стал здесь драться.

— Почему? — спросила Арт.

— Стен-н-ы-ы, — ответил Пархоменко, — очен-но большие.

— Так ты косишь под инопланетянина? — спросил его Нази.

— Нет. Я просто хотел помочь вам.

— А мы, по-твоему, инопланетяне?

— Выходит. Вы же ж ничему не удивляетесь. Вон, даже постучали лбом в Царь Колокол.

— А не надо было? — спросила Арт.

— Нет, как раз надо, — сказал Парик. — Если постучали — значит:

— Ждите, ответят.

И ответили: шесть плит, на которых они стояли, разошлись, и все полетели — иногда вверх ногами, как Алиса в Стране Чудес.


Их никто не встретил, ребята сами вскипятили чайник и заварили кофе из зерен, которые сначала смололи.

— Упали мягко, — сказал Нази.

— Как на Малой даче, — сказал Пар.

— Ты там был?

— Рассказывали.

— Кто?

— А я помню?

— Я не понимаю, почему ты ничего не помнишь? — спросила Артистка.

— Он влюблен в тебя — вот и всё забыл, — сказала Кали. Она приподняла чашечку с кофе, и посмотрела на нее снизу.

— Ты чего?

— Смотрю, нет ли под чашкой микрофона для прослушки.


— Нет, нет, — сказал вошедший Волхв, — они в стенах. Зачем? Чтобы не вытащили. Нет, правда, это просто нужно для отчетности СМК — служба местного контроля. Я-то и так всё слышу, если захочу, конечно.

— А ви хотеть? — спросила Кали.

— Сейчас? Нет. Потом, в бане. — И продолжил:

— Итак, вы Инопланетяне Ан и Га?

— Это вопрос? — спросила ЩеКа — Артистка.

— Чисто символический, я и так знаю, что Да.

— Нет, милейший, — ответила Кали, — не на все сто, как говорится, а пятьдесят на пятьдесят.

— Теперь уже на восемьдесят пять, — спокойно ответил Волхв. И добавил: — Вы можете иногда звать меня…

— Билл Джус! — рявкнула Кали.

— Нет, нет, нет, никаких Битлджусоф, просто Лин, или Лини.

— Как это связано с именем Волхв? — спросил, чтобы хоть что-то спросить и Нази.

— Охотно отвечу, перестановкой букву по шифру Цезаря.

— Но букв меньше, — высказался и Пархоменко.

— Так добавьте.

— Какие?

— Лин-ни? — Арт.

— Шерстяной? — Кали. — Нет, здесь больше.

— Линять? — Пар.

И представьте себе, никто не догадался добавить эти две буквы спереди.

— Вы будете работать на меня, — сказал Волхв. — И знаете почему?

— Почему?

— Вы не смогли разгадать тайну моего имени.

— Ну, окей, окей! — замахал руками Нази, — чё делать-то надо?

— Ну-у, всё просто в общем-то, — сказал Волхв, — воевать буд-д-дете. И кстати: зовите меня Про.

— А меня тогда Бро, — сказал Нази.

— Хорошо, будем друзьями, — сказал Про и обнял Бро. Но Бро неожиданно даже для самого себя отшатнулся. Это обидело Про. Он сказал:

— Ты чё, в натуре, брезгуешь, что ли?

— Целуй, целуй барину ноги, — сказала Кали в шутку.

Но Парик ее не понял, и сказал:

— Если надо, я сам вместо него поцелую, ну, если он боится.

На этот раз дело разрешилось, только Пар поцеловал ногу Про, и все облегченно вздохнули.


И дали банщику Дивизию, можно сказать, только за это.

— Мы поедем с ним, — сказала Кали.

— Я первая об этом подумала, — сказала Арт.

— Я не претендую на него. Так только если: сегодня.

— Ни за что! И более того:

— Только не сегодня.

— Почему?

— У тебя будет другая работа, — сказал. подходя Во.

— А именно?

— У нас сегодня будут гости, я сделаю на тебя ставку.

— Понятно, — ответила Кали, и добавила: — Но эти скоты стреляют из Кольтов 45-го калибра.

— Да, мы так не умеем, — поддержала подругу Арт.

Волхв подозвал пальцем одного парня, как раз прибывшего в Кремль с полуофициальным визитом.

— Как вас, простите, чуть не забыл, — сказал Волхв, приложив два пальца ко лбу, но не важно, просто скажите ваше любимое слово, я собственно, за этим вас сюда и позвал.

И это:

— Не верю.

— Во, точно, теперь вспомнил, — сказал Волхв, — нэт!

Амер-Нази наблюдал со стороны, и удивился сначала:

— Парень только что сказал, что может вспомнить, точнее, прочитать любую бывшую во времени ситуацию, а тут простое слово:

— Нэт, — и забыл.

Он просто не знал, что узнать, да, просто, но войти в этот банк данных Времени, требует приличной энергии. Она равна по системе Бальзака Девяти дням. Имеется в виду, девяти дням секса, не выходя ни разу из комнаты.


На турнир-дипломатическую встречу прибыли только две пары. И это:

— Колчак и его Щепкина-Куперник, а вторая пара Дэн и его Коллонтай. — Тут, конечно, можно иногда запутаться: здесь Коллонтай — там:

— Коллонтай. — Когда это будут инопланетяне, я подскажу, нет, нет, точнее — это будет и так заметно. Бродя по улицам городов, рынков, и других увеселительных учреждений мы их тоже не всегда замечаем. Так и здесь.


Стол, как принято в лучших кабаках России поставили — нет, пока что не буквой Г, а П. Чтобы в это П был вход свободный разных культурных личностей, как-то: ученых на двухколесных велосипедах — специально разучивали этот политес для Кремля — плясунов на головах, руках и локтях, чтецов своих стихов — был к счастью только один Бродский, да и то после второго предложили прекратить здесь:

— Эту Венецианщину.

Но главным номером программы было Дзюдо, завезенное на Землю инопланетянами с Альфы Центавра. Нет, некоторые уже чё-то думали об этом, но так только, чисто для местного Дома Культуры, а здесь уже предполагалось развернуть его практически в элитном масштабе.

Вот как раз сейчас предполагалась доказать, что не только Маузер, но и Кольт 45 калибра не устоит против инопланетян, владеющих приемами Дзю До.

— Как грится:

— Мы будем Первыми.


После велосипедистов-ученых было проведено несколько боев и все увенчались Иппонами инопланетян.

— И знаете почему? — спросил Пархоменко, — нам не разрешают биться по-человечески.

— А именно? — спросил Волхв.

— Мне бы Маузер именной, я бы разобрался с этими инопланетянами.

— Ты, в натуре, рамсы попутал? — мягко спросила Арт. — Или забыл, что меня должен поддерживать? — И Парик не успел даже ответить, как она обвила его шею длинной рукой. Он хотел оправдаться, мол:

— Мне уже предложили на разграбление Царицын, — я возьму его одной конной дивизией. — Но Арт провела удушающий, и если бы не один из велосипедистов — Сперанский, имени которого не мог вспомнить Фокс, как известного э-э генетика-менетика — Парик вряд ли имел бы возможность взять Царицын конным штурмом.

Он наехал на Арт на двухколесном велосипеде.

— Да, — сказал Парик, прокашлявшись, — я вас перепутал с ней, — он показал на спутницу Колчака. — И добавил: — Но теперь уже ничего не поделаешь, я обещал Колдуну, — она даже прикрыл рот ладонью, как девушка, когда произнес это слово, и огляделся по сторонам, встретил взгляд Колдуна, и хотел уже последовать дальше, как тот подмигнул ему, так это:

— Сначала одним глазом, потом на одной второй паузы — другим. Даже на одной третьей, так это:

— Хлоп, хлоп, — и Пархоменко уже перепутал все стороны света. Назвал инопланетянку — неинопланетянкой.


И вдруг, когда, казалось бы, уже решенный вопрос был пере, так сказать, переименован, вышел Бро, и изобразил из себя Главнокомандующего.

— Сдаем всю аммуницию, — сказал он, и приподнял потной рукой, блестящий козырек белой фуражки. — Будем предпочитать только Мягкий Путь.

— Что это значит? — спросила Арт.

— Это значит, что огнестрельное оружие будет только…

— Только у тебя? — спросил Пархоменко. — Вот это ты не видел? — И показал вороненый Маузер на двадцать патронов.

— Да мне по барабану, что в нем обойма на двадцать патронов, — сказал Нази.

— А это? — и Пар показал на золотую пластинку на пистолете.

Бро подошел поближе и прочитал:

— Всегда.

— Что это значит? — спросил он. — Всегда имеешь право носить оружие?

— Да. И знаешь почему? Здесь нет других вариантов.

— Согласен, — ответил Нази, но, — он опять приподнял затылок, чтобы фуражка съехала на нос, почесал этот затылок, — о патронах там ничего не написано.

— Это имелось в виду, просто места не хватило.

— Так, командовать пародом буду я, — сказал Амер-Нази, по прозвищу Бро, можно, конечно, добавить еще Тро и Тр-й, но это было уже давно. Впрочем, многих людей, как начинают называть с детства Иванов, Петров или Сидоров — так это и продолжается всю оставшуюся жизнь.


— Так, а… а что будем делать теперь? — спросила ЩеКа у Кали.

— Думаю, хорошо бы устроить, как в Кино.

— А именно? — спросил Пахоменко, Маузер он не сдал этому Перевертышу Амер-Нази, только патроны. Сейчас он пытался научиться вертеть этот наган, как это делали ребята в Великолепной Семерке, но падал и падал на персидский зеленый с желтым ковер этой комнаты отдыха.

— Дай я, — сказала Куперник.

— Зачем?

— Я поняла, почему у тебя не получается.

— Почему?

— Потому что нет патронов, — ответила Кали.

— У меня есть патроны, дай, дай.

— Не верю, но на, — сказал Пархоменко, — ибо: откуда у нее патроны, но может быть украла. — Как он понял: эти бабы:

— Воровать горазды.

И точно, Куперник сказала:

— Инопланетная привычка, — и вынула из туфли обойму. Не настоящую, в том смысле, что не магазин, а десять, закрепленных на пластине патронов с пулями. Глядя на это продуманное годами, даже не годами, а десятилетиями, а скорее всего о таком автоматическом пистолете мечтали уже первобытные люди. Зачем, почему, спрашивается?

— Поняли, — как сказала Коллонтай, — что зло действительно существует.

— Я не отдам тебе Маузер, — сказала ЩеКа.

— Почему? — задал вопрос, растерявшийся Комдив, а он уже, кстати, получил, удостоверение и мандат. — Хочешь поехать со мной.

— Куда? — тяжело вздохнула Переводчица. Она мечтала:

— Хоть когда-нибудь стать переводчицей Шекспира. — И трахаться, и трахаться от души во время коротких отдыхов после вдохновенных трудов. — Я отдам его тебе в Царицыне.

— Перед началом конной атаки? — спросил Пархоменко.

— Да.

— К этому времени маузер мне уже не будет нужен. И знаешь почему?

— Почему?

— Дак потому что я напрочь разучусь стрелять. Ты читала хоть когда-нибудь Александра Пушкина?

— Пушкина? А кто это? — решила пошутить высококультурная дама.

— Так были и до вас люди, — ответил парень. — И сообщали, довели, так сказать, до нас, что если уж стрелять, то стрелять надо три раза в день. Как завтракать, обедать и ужинать.

— Говорят, диабетикам надо есть шесть раз. По-вашему получается, что и стрелять тогда надо шесть раз в день.

— Тут нет ничего противоестественного.

— Нет, возможно, но где взять столько патронов? Как говорится:

— Где деньги, Зин?

— Прошу прощенья, но скорей всего, нам не надо жениться.

— Хорошо, давай выйдем только замуж.

— А разница? Ты всегда будешь наверху?

— В этом нет ничего такого.

— Нет, нет, я думаю ни в женитьбе, ни тем более в замужестве нет никакого смысла. И знаешь почему?

— Почему?

— Кого-то из нас убьют во время атаки на Царицын.

— Ну, если ты так в этом уверен, то давай не поедем туда.

— У меня мандат.

— Кто его выдал?

— Так этот Амер-Нази. Хотя правильно, кто он такой? С нами вместе пришел, а уже, смотри, команд-у-у-ет.

— Да, стукач, это однозначно, но дело не в этом, а просто я никак толком не пойму, чего им от нас надо?

— Они думают, что мы Инопланетяне с Альфы Центавра, — подала свой голос Коллонтай, она пила чай уже с третьим пирожным. — Как их делают?

— Кого, шпионов-мионов?

— Да этот-то ясно, записался и все, а пирожные любой человек приготовить не может.

— Ты предлагаешь устроиться поварами в кремлевскую столовую? — удивился прозорливости Кали только что вошедший человек, и был он в каракулевой шапке капитана охраны кремлевских съездов и выездов.

— Вася?! Ты, мой закадычный друг-герой-любовник, — заорала Кали, как будто увидела во сне рецепт приготовления Французского Наполеона, или Итальянской Пиццы. Она никак не могла понять ее секрета:

— Гнуться, но только наполовину.

— У меня эта пицца обычно стоит, как у Васькиного жеребца член, — выразилась она фигурально. — А ведь это не обязательно, важно только, чтобы был:

— Всегда готов!

— Вот как эта Итальянская Пицца свисает вам прямо в рот. Но в то же время и стоит в своем дальнейшем протяжении, — поддержала ее Куперник.

— Французы, — решил хоть как-то не ударить лицом в торт Парик, и поцеловал с перепугу, или с дуру не ее, Артистку свою, Щекпину-Куперник, а Коллонтай. В самую оголенную на две с половиной трети грудь.

Глава 12

— Зачем ты это сделал? — спросила ЩеКа, не без оттенка ужаса.

Да и Васька спросил:

— Так я не понял, кто здесь меня ждет: ты или ты? — и он указал на потомственную артистку Щепкину.

Далее, Васька идет за одну штору с Щепкиной, а Парх ложится под стол с Кали.

Потом все дерутся. Кто с кем, именно?

Надеюсь, все поняли, что это были инопланетянки? Это не я сказал, а Кали:

— Не подумайте, ребята, что в этом есть что-то особенного, мы Инопланетянки Га и Ан.

После первой Васька предложил:

— Всё-таки надевать маски, иначе я так не могу, ну честно, не привык, хотя по неделе с одной, по неделе с другой, а так вот откровенно сразу — не могу, простите.

— Так из чего их сделать? — спросил Пархоменко.

— Здесь есть на книжной полке только газеты Вся Правда, — сказал Вася, и взял пару, сегодняшнюю уже и вчерашнюю. Кстати, он прочитал, что уже во вчерашней Всей Правде написано:

— Наступление на Царицын уже началось, — но никто не обратил на это внимания, ибо все они знали:

— Где говорят:

— Правда, Правда, — это значит идет сознательная дэзинформация.

— Конечно врут, — сказала Кали, — эти газеты кто читает, как вы думаете?

— Утром за чаем с кофием, вы имеете в виду? — спросил Пархоменко.

— Да ты-то помолчи, я не тебя спрашиваю.

— Нет, я хочу разобра-аться, — сказал Комдив. — Ты с кем была под столом?

— Кто, я?

— Или я? — поддержала подругу ЩеКа.

Понимая, что это Инопланетянки с Альфы, Пар не стал больше спорить, и сам сделал маски Кали и Куперник. И подал Кали маску Куперник, а этой Щепкиной-Куперник маску Кали.

Они замахали руками, изображая абсолютное непонимание, чем еще больше разозлили Пархоменко.

— Дуры, ну, натуральные же ж дуры! Скажи, Вася? — он повернулся туда, где должен быть каракулевый капитан, но он исчез.

— Исчез, как сон, как утренний туман, — куда?

— Он ничего не говорил?

— Тебя здесь не было, когда он уходил? — спросила сначала Кали. И не успел он ответить, как спросила Переводчица Шекспира, если конечно, она тоже хоть что-нибудь переводила. А с другой стороны такие прекрасные переводы делала конечно инопланетянка, а так как их очень много, то значит они делали их обе.

Сгоряча он начал искать свой Маузер, и разозлился еще больше:

— Кто украл?

— Что?

— Кого?

— Я спрашиваю земным, кажется, языком: кто взял поиграть мой именной Маузер.

— А мистер Хаузер схватил свой Маузер, и на пол грохнулся гигант француз, — запела Артистка.

— Я не француз! — рявкнул рассерженный комдив, и тут же пожалел об этом. А именно:

— Француз, Француз! — закричали они хором.

Поняв, что один он ничего не сможет сделать с этими дамами, парень упал на пол, чтобы принять, возможно, силу Земли, но они почти тут же набросились на него, как… не знаю, что даже придумать здесь, чтобы было похоже, пожалуй:


— Как английские танки на пехоту, никогда их не видевшую.

— Вы меня раздавите, — смог только мяукнуть он.

Очевидно, что этот Васька приходил только за тем, чтобы трахнуться, а потом опять уйти на пост.

Они уже готовились ехать брать Царицын, когда на следующий день сообщили, что:

— Соревнования между Ими и Инопланетянами будут продолжены. — И представляете:

— Один день Дзю До, а другой, как было написано в Пригласительном Билете:

— На Кольтах — для Белых, следовательно, инопланетян, или на Маузерах, естественно для Красных, тоже инопланетян, в общем-то, но прибывших на Землю гораздо, гораздо и даже намного:

— Раньше.

— Когда это было? — спросил Волхв у нового помощника Амер-Нази.

— А ты не знаешь? — сказал Нази — они заранее договорились быть просто на Ты — когда еще жили Драконы.

— Мы Драконы?

— А ты не знаешь?

— Я не знаю, кто такие Драконы, — сказал Волхв.

— Тоже самое, что Динозавры.

— Тоже, уверен?

— Да, а что, не получается превратиться?

— В Динозавра? Нет, как-то было один раз, но больше не выходит. Почему не знаешь? Знаешь, меня будешь заменять по понедельникам, пятницам, субботам, и может быть, даже воскресеньям. Я не люблю работать, больше развлекаться хочется, вспомнить юность, как мы…

— Вот, вот, давайте, не зацикливайтесь!

— Дальше?

— Глубже в прошлое, докатитесь хотя бы до обезьяны.

— Надеюсь, это не оскорбление? Нет?

— Да вы что?! Обезьяна была умнее человека, более того:

— Намного.

— Чем? Тем, что умела лазить и прыгать по деревьям?

— А вы думаете, это просто? Вот так взял и прыгнул?

— А что, думать надо?

— Обязательно! Перед прыжком у обезьян шарики начинают бегать за роликами наиболее интенсивно.

— Быстрее, чем при размышлении?

— Так это и требует наиболее повышенного уровня размышления.

— Так, так, так, так, как.

— Я понял, о чем вы думаете, хотите прыгнуть — прыгайте. Только человек прыгающий может…

— Превратиться в обезьяну?


— Зачем нам обезьяна, прыгайте сразу, как Тер-Ованесян сразу на 8—31 в длину и на 2—87 в высоту, как Брумель.

— Он столько взял?

— После работы, в пивной, в свободное от прыжков время.

И Волхв прыгнул, правда сначала только до люстры — но она была высоко, как пальма — потом до потолка, и пошел по нему, как динозавр:

— Вверх ногами.

Амер-Нази хотя и готов был к подобной эво… нет, нет, тут эво не обойдется, а именно настоящей, пролетарской:

— Революции, когда пусть не все, но некоторые обязательно могут превращаться в Драконов, или просто по-простому в:

— Дино-Завров.

— Уфф-ф! — Волхв вытер потный лоб, подошел к Амер-Нази и лизнул его в губы. — Да небось, небось, я просто хотел, точнее, хочу, сказать тебе спасибо, большой спасибо за совет.

— И?

— Что И? Ах. И! Будэшь заменять и по воскресениям. Работай, так сказать, на здоровье.

— А Вы?

— Никаких вы, тока так, точнее, не тока так, а тока ты. Я буду гулять по саду. Как Человек, а ты паши, как Трактор. Я буду звать тебя Трактор, Траки, ты не против?

— Возможно, это запомнится больше всего остального, зови.

— Ну, и договорились.

Далее, пока дерутся, как запланировано, Дзюдо, а второй раунд на пистолетах.


Васька тоже записался на дуэль. А когда его спросили:

— Зачем тебе это? — ответил:

— Я приехал сюда не для того, чтобы делать карьеру охранника, а…

— А?

— Дивизию хачу.

— Писарь, он же комиссар Нин, возразил:

— Здесь, что, медом намазано? Летят и летят, как мухи на мед. Смотри — прилипнешь.

Но записал. Василий же, видя такую разговорчивость писаря, понял:

— Нин. — Это Нин. Ходили слухи, что Нин часто приезжает сюда рейсом Москва-Питербурх — точнее наоборот — и бродит по залам Кремля, в разных мистификациях, на которые был большой мастер. Научился в тюрьмах и ссылках, а тем более по Заграницам, и как знаменитый Парижский сыщик Видок, шлялся где хотел, при этом будучи, абсолютно никем незамеченным. Не в том смысле, что бесплотным, а все однозначно думали:

— Это не он.

Но Василий догадался:

— Точно он, — и решил использовать по полному этот удачный моментум морэ. В том смысле, что этот замысел мог кончиться и самим моргом. А инопланетяне пока что никого не научили оживать после дуэли, как они:

— После парной в Сандунах.

— Я могу сделать на тебя ставку в предстоящих соревнованиях? — спросил писарь. И сразу продолжил: — Тогда я попытаюсь устроить тебе бой за Путевку в Жизнь. Хотя если честно, — продолжил он: — Чем тебе плохо здесь, в каракулевой шапке, командуешь входящими и отсюда выходящими, можешь иногда спать в Царь Пушке, играть, как кеглями ядрами ея. Если кто не даст, можно снять стресс, побившись лбом в Царь Колокол.

— Так-то так, — чуть не сказал: — друг Нин, — но успел спохватиться, — то бишь, как тебя звать-то-величать забыл или не помню?

— Вилли Фрай, — ответил писарь.

— Чё-то слышал, но не помню точно, что именно. Человек Свободный, кажется.

— Человек Свободный — это Дурак, — сказал писарь. — Кстати, ты играешь в карты?

— В Девятку?

— В Девятку пусть инопланетяне играют. В карты Тарот.

— Ну, давай.

И они сыграли десять партий. Но не как некоторые:

— В карты, домино и на бильярде, — а именно только в Таро.

И каждый раз Васька оставался с Дураком на руках. Его это опечалило, а писарь тоже, можно сказать тоже:

— Разозлился.

— Везет тебе, — сказал он, — Дурак опять у тебя.

— Что в этом хорошего? — спросил Василий.

— Дело в том, что Дурак — это Марди Грасс.

— В каком смысле?

— В том смысле, что может стать любой картой. Или, ты играешь в три листа? А не играешь, так все равно запомни:


— Идет ко всем мастям.

— Так, так, так.

— Вспомнил?

— Если и вспомнил, то только в исторической памяти, а так пока еще не пойму, какая в этом для меня выгода.

— В общем, так, ты запомнил мой, точнее моё имя?

— Вильям наш… дальше забыл.

— Хорошо, щас придумаем псевдоним, который тебе легко будет запомнить. Ты из рабочих или из крестьян?

— Я инопланетянин.

— Шутки пока не уместны, говори правду.

— Если бы я ее знал, сказал бы точно, тем более тебе, друг.

— Ты любишь шарикоподшипники?

— Не то, чтобы да, но больше…

— Хватит, хватит демагогий, скажи лучше просто:

— Кто тебе больше нравится в серпе и молоте вместе взятых, именно серп, или только молот?

— Молот.

— Чем?

— Он тяжелее.

— А чем это лучше?

— Тут опять компания начинается по сдаче металлолома, его сдам — сразу зачет, а так серпами таскай — не натаскаешься.

— Зачем ты эту хренопасию плетешь?

— Ладно, тогда: серп. Хотя нет, я больше не хочу на деревню к бабушке.

— Значит молот, да?

— Естественно.

— Вот. Если тебе это имя ближе, то и зови меня тогда: Шарико-Подшипник.

— Это слишком сложно, я не запомню. Может просто как-нибудь.

— Как?

— Ну, токарь, или слесарь.

— Пусть будет токарь.

— Пусть. И значится: Вилли Токарь.

— Не надо светиться, токарь-мокарь, могут подумать, что ты немец. Просто:

— Вилли Токарев.

— Хорошо, это я запомню. Как грится:

— Эх, хвост-чешуя! Не поймал я ничего.

— А при чем здесь это?

— Я имею в виду, если спросят, отвечу: я иво не знаю.

— Вот это правильно. Мистификация — главное оружие пролетариата.

И значит, повтори, как ты меня узнаешь?

— Эх, хвост-чешуя… щас-с. Токарев Вильям.

— Не надо никаких Вильямов, могут подумать — Шекспир, а их много — я:

— Один.

— Вот ты и прокололся, мил человек, — подумал Васька. — Значит это Нин.


Но когда он приготовился и пришел на бой, то нигде не увидел ни Нина, ни писаря.

— Одно слово — Фрай — Человек Невидимый, — подумал Василий, и как раз пригнулся, чтобы пролезть под канаты. Он даже не обратил на это внимания, мол: — По барабану, канаты — так канаты — то же татами только без мягкости.

И точно: обули в перчатки.

— Боишься? — спросил секундант. Васька хотел ответить:

— Сам ты боишься, — ну, как обычно, когда нет времени на долгие размышления. Тем более, он заподозрил, что секундант — это Нин, хотя и узнать было бы невозможно. Он и не стал пытаться.


— Смотрю, — говорит, — против меня баба, в том смысле, что точно не инопланетянка: уж больно здорова. Но первый раунд продержался: бегал от нее, как заяц от медведя. Секундант сказал в перерыве:

— Гости.

— Что-с?

— Батька Махно с подругами прибыл, ради него несколько боев проводятся по системе: Бокс — бритый бобрик.

— А…

— Настояла его любимая жена Ника Ович. Она бывшая парикмахерша.

— Боксерша?

— Не думаю, просто по ассоциации со своими бывшими парикмахерскими прическами.

— Надо было сразу сказать.

— Я на подмене, и, следовательно, никому ничего не обязана.

— Ана? Вот из е нэйм?

— А тебе бы как хотелось?

— А нельзя просто: назвать имя и всё?

— Зачем? Будешь звать на помощь?


— Вполне возможно, хотя думаю, теперь, зная ее слабости, уложу прямо сразу, во втором раунде.

— Сонька Золотая Ручка.

Василий Иванович уже отошел, уже стукнулся перчатками с Никой, когда только понял, что Сонька Золотая Ручка из той же банды, или может быть, правильнее, армии Батьки Махно.

Обложили. Да разве тут выиграешь. И точно, получил удар справа в челюсть. Попытался зацепиться за воздух — не получилось. Упал головой в свой угол, под склонившееся лицо Соньки.

— Небось, небось, я тебя откачаю, мы должны выиграть у этой-этого Двуликого Януса.

Я поднялся и провел ППП — Переднюю Подсечку в Падении. Ника вылетела за канаты. Точнее, под них. И прямо в лицо главному судье соревнования Амер-Нази.

Начался диспут. Предлагаю тему! — заорал один парень. А одна девушка его поддержала:

— Я первая ее предложила:

— Когда весна придет? — Не знаю!

Но тут поднялись гости столицы Колчак и Деникин с супругами, и хором ответили:

— Без нас. — И хотели даже удалиться. Тогда Амер-Нази, который сам толком не знал разницы между английским боксом и самообороной без оружия из Японы матери, крикнул:

— Пусть судит специалист!

— А ты? — спросила Коллонтай, которая уже была тут как тут около Председателя.

— Я теоретик, и в Этом деле ни бум-бум.

— Тогда какого — слово на букву х в его ослабленном значении — приперся? — и многие из клоаки начали молотить этого Первого зама по тылу, чем попало. Как-то:


— Не только руками, но и ногами, а некоторые так даже били вырванными прямо из пола креслами.

— Спасите, — наконец не выдержал и заорал Теоретик. Еще один. И ему помогли, но не безвоз-мез-д-но.

— Ну, а что мне дать вам? — спросил Амер.

— Потом отдашь, — сказал он. Кто? Это был Лева Задов. Он сопровождал Махно в этой экспедиции в Кремль, как зам по тылу. Все, хоть раз услышав это словосочетание, хотели быть замами Главного по тылу, в простонародии:

— Хотели обслуживать его зад.

Перешли в буфет для нормализации создавшего положения вещей. Первой высказалась жена Ко Артистка Щепкина-Куперник. Она ей и была, хотя все считали ее инопланетянкой. Белой. Она только сказала:

— Зря мы сюда приперлись.

— Здесь говорят: приехали, — поправил ее муж.

— Нет, дорогой, приехали — это когда уже всё проиграли и надо валить.

Часть вторая

Глава 13

Жена Дэна только спросила:

— Почему мы не выступаем?

— Мы и выступили, — сказал Майно. Некоторые считали, что Майно — это его настоящая фамилия, а не Махно. Но, как говорится:

— Пусть делает, что хочет, лишь бы был за нас.

— Нет, нет, — сказал Колчак, — ни в коем случае нельзя считать, что мы сюда приехали для того, чтобы и начать Гражданскую Войну прямо отсюда.

— Это только пере-диспозиция, — сказал Дэн.

— Да ты, что, Дэни, какая еще — слово на букву х в ослабленном значении — пере-диспозиция! Мы на переговорах, и собственно, максимум что решаем — это:

— Кто наступает, а кто обороняется.

— И всё? — спросила Коллонтай. И добавила: — Я не дипломат, и хочу сражаться прямо на поле боя.

— Оно здесь есть для тебя.

— Да, ты лучше здесь выиграй, май диэ, диэ чайлд, — сказал Дэн.

— Может быть, нам лучше сделать просто, — сказала Артистка Щепкина.

— А именно? — спросил ее Колчак.

— Очень просто, надо захватить власть прямо здесь и сейчас.

— Да? А дальше что?

— Действительно, — сказала Коллонтай, нам не будут подчиняться Красные. Это же простые рабочие и крестьяне.

— Как они подчиняются писарю Нину? Как они подчиняются Волхву, даже Амер-Нази?

— Как?


— Так врут — вот и подчиняются.

— А мы не можем?

— Разумеется, нет.

— Почему?

— Так просто: не умеем.

— Есть способ, — сказал незаметно подошедший Махно.

— Я сразу поняла, чего он хочет, — сказала Кали.

— Чего я хочу?

— Хочешь сыграть Нина.

— Верно. Мы должны поменяться с ними местами. Прямо сейчас, начиная с идущего уже боя, предложить им:

— Вы штурмуете Царицын, а мы в ём сидим.

— Как в Трое! — радостно воскликнула ЩеКа. И добавила: — Я переведу вам Трою, мы будем знать весь их стратегический план. Кстати, здесь нет шпионов? — И сама же махнула рукой: — В принципе это не имеет значения, потому в нашей роли они забудут о своей.

— Только Одиссей может прорвать блокаду своей роли, — сказал Махно, и сразу предложил себя на эту роль. — Кстати, я не знаю, кто будет режиссером этой трагедии? — добавил он, раскуривая очередную большую кубинскую длинную.

— Кинем жребий, — сказала Щепкина, — или хоть я могу.

— Я просто так не отдам эту роль, — сказала Коллонтай.

— Не думаю, что женщины будут участвовать в конкурсе на эту чисто мужскую роль, — сказал Колчак.

— Я согласен, — поддержал его Дэн.

— Да я буду, больше некому, — сказал Майно, и так пыхнул дымом, что сработала пожарная сигнализация. Да, но. Но если бы она была. К счастью, никто не додумался еще ее поставить, а то бы срабатывала очень часто: все смолили, как паровозы в фильме Край.


Наконец, все опять повалили на продолжение боя Ники Ович и Василия. Они уже чуть не стукнулись перчатками, но Махно поднял руку и сам пролез под канатами на ринг. Некоторые подумали, что он будет драться вместо Василия, ибо было очевидно, эта Ника не снимет перчатки пока не грохнет хоть кого-то. Но Нести — Нестор — объявил громовым голосом:

— Ставлю на Царицын! — и бросил прямо в лицо Амер-Наза, сидящему на месте главного судьи соревнования Бриллиант Сириус, который возвращает молодость — так считалось, ибо никто не верил, что не только молодость, но саму Жизнь.

Писарь было бросился проверять Бриллиант, как он сказал:

— На вшивость, — но быстро понял, что это неуместно, и встал на своё место за красным углом Василия Ивановича. Не то, чтобы Да или Нет, но он просто вспомнил, что Амер-Нази и сам был приличным специалистом по золотым пятеркам, десяткам и бриллиантам, не раз сам лично возил их туда-сюда в Америку и обратно:

— Никак не мог решить, где этим ценным вещам лучше — Здесь или:

— Там.

— Мотается, как говно в проруби, — сказал про него Волхв на одной из презентаций своей Трилогии:

— Банки, Тюрьма, Кремль, Снайперская Винтовка.

— Четыре. — Как говорится:

— Спасибо, что заметили, ибо только Многие пишут Трилогии, но есть Некоторые, кто считает, что и число Четыре не только число смерти, но и другой Вакханалии. Как-то:

— Дзен-Буддизм и Ананэрбе.


Первая мысль, которую передал Сириус Амер-Нази была:

— Бежать, пока никто ничего не понял. — Батьку Майно он не принимал в серьезный расчет. Считал, что в случае его:

— Возьму с собой в Америку.

Но двое из отряда Махно сели у него по бокам в качестве боковых судей. Одна — это Учительница, Агафья, как многие шептались:

— Иво первая жена. — Хотела сесть и Сонька Золотая Ручка:

— Иво вторая жена, — но не вышло, ибо она была секундантом.

Место это занял никому неизвестный парень, и совершенно беспрецедентно представился Главному Судье Соревнований:

— Одиссей.

— Шутка, — подумал Американец синайского производства, и ничего не ответил. Но кто-то щелкнул его по ушам, мол:

— Ты чё, мил человек, не отвечаешь на приветствие третьего судьи соревнований.

И он не понял, что это сделала Учительница Агафья, которая тоже могла бы показать Подхват под не опорную ногу, спровоцировав сначала опорную на отрыв от татами. Ну, если кто не помнит нашу историю, я напомнил.

Далее, кто бьется за ними?


Василий Иванович опять поймал Нику на прием, Боковую Подножку, и лег на нее так плотно, как будто они были только вдвоем в молодом сосновом лесу.

— Чё?

— Тижало.

— Дыши глубже.

— Не могу, ты меня придавил.

— И не просто так.

— А как?

— Это удержание.

— Ты тупой, как крутой берег реки Урал, — сказала, пытаясь пошевелить большими грудями, Ника Ович.

— Почему?

— Не почему, а потому, что это бокс, а не Дзю До.

— Ты уверена?

— Нет. Уже нет.

— Тогда буду держать тебя пока не встанет.

— Что? Что ты сказал?

— Прости, я оговорился. Пока судья не поставит в стойку.

Тут подошел судья — а это уже был Лева Задов — и сказал, что в боксе держать на полу никого не надо. — И, подождав немного, пока Василий Иванович поймет, что от него требуется, рявкнул:

— Вста-а-а-ть-ть-ь-ь!

— Встал, — правду ответил Василий Иванович.

— Встал? — Лева почесал затылок, и добавил: — Не вижу.

И тогда Васька показал. А Лёва не нашелся спросить что-нибудь другое, кроме:

— Сколько?

— Двенадцать и две.

— Ничего уже не понимаю, — сказал Лева, — это в дюймах, или в секундах, которые ты ее держал?

— Если ты так интересуешься цифрами, отвечу точно:


— Двенадцать и две десятых плюс девять в периоде, а также, если уж я кого держу, то не меньше, чем Бальзак, а он, как и ты должен бы знать, держал их от девяти дней или пока они не понимали, что он:

— Муж, и муж на Дэ, что значит: Благородный.

— Судью на мыло! — закричали с галерки, — он ни хрена не понимает в бойбе и боксе.

— Бардак! — крикнула со своего места в первом ряду Кали. Она и так-то была влюблена в Ваську, а теперь поняла: очень.

— Очень?

— Очень, очень.

К ней еще на Югах клеился один матрос под два метра ростом, Дыбенка, теперь поняла:

— Этот лучче. — Хотя и молод.

Она неутерпела и сама полезла на ринг, в падении ударила Задова по пяткам, что он чуть не проломил своей большой волосатой головой пол, потом полезла на Нику Ович, которая уже встала на колени, и поэтому смогла легко поднять Кали, как штангу:

— На вытянутые руки. — И… и бросила ее туда, через канаты в зрительный зал.

— Иди, сука, откуда пришла, — сказала Ника, и хотела еще что-то добавить, но поняла, что за что-то зацепилась волосами. И, так и не поняв, тоже полетела вслед за Кали, которая, как оказалось:

— И держала ее за волосы. — Крепко, крепко.

Вот так, неверное, и Барон Мюнхгаузен не сам себя вытащил из болота, а его кто-то вырвал оттуда, крепко взявшись предварительно за его густые вьющиеся еще волосы. По сути Ника была пушкой, а Кали ее ядром, за которое уцепилась Ника. В данном случае, наоборот.

Василий запрыгал на ринге, как победитель с высокоподнятыми руками. Амер-Нази предложил судьям подумать:

— Присуждать ли ему на самом деле победу?

— Нет.

— Да.

— Нет, потому что больше никого нет на ринге, — сказала Агафья Учительница.

— Нет, — тоже сказал второй справа судья, — потому что никого нет на ринге.

— У вас нет своего мнения? — спросил Нази.

— Я высказал противоположное мнение, — сказал этот парень, представившийся Одиссем. — Или я оговорился? Да, да, конечно, я имел в виду, нет, по отношению к ее нет, что Василий не является победителем, и следовательно:


— Нет, но да.

— Понятно, — просто ответил Нази. — Но теперь мне нечего сказать.

— Так и не надо, — сказала Училка, — усё идет своим чередом.

— Я согласен, — сказал второй, — скоро всё прояснится, ибо не может продолжаться вечно. Почему? Потому что: ничто не вечно.

— Да, но. Да, но народ требует зрелищ.

— Может отпустить пока всех в буфет? — сказала Агафья.

— Только оттуда, — сказал Нази.

— Тогда, давайте, я выйду, — сказал Одиссей.

— Вы судья — нельзя, — сказала Агафья, — лучше уж тогда я выйду. У меня и форма есть.

— А вы не судья?

— Ну-у, я так, я могу найти себе подмену. Кстати, я не спросила: сколько приз за первое место?

— Ну-у, — тоже сказал Нази, — до первого места еще далеко, можно сказать, как раком до неба.

Между тем, Ника Ович и Кали продолжили бой за рингом, прямо в проходе между креслами.

— Только дайте мне кто-нибудь перчатки! — крикнула Кали.

И дали, сама Ника, сняла правую отдала ей, предварительно, предложив одному зрителю помочь ей, как она выразилась:

— Развязать шнурки. — И тут же провела левый боковой.

Кали хотела ответить, но не смогла — промазала, так как получила правую перчатку, а была левшой, как Ника Ович.


— Давайте будем считать, что бой ведется в Свободном Стиле, — сказал главный судья Амер-Нази, — тогда не придется останавливать бой, у нас э-э…

— Где? — усмехнувшись спросила Агафья Учительница.

Одиссей промолчал, думал, что так дольше никто не поймет, кто он такой. Хотя и так все уже предполагали, что из разведки Белых. Но сомневались, а сомневающийся — считай уже и не знает ничего. Почему? Потому что думали:

— Зачем Белым шпион, если здесь и так, как сказал Лева Задов, сопровождавший Нику Ович:

— Их есть у меня. — В переводе на Русский Обычный:

— А разве другие Белые не шпионы, разве война еще не объявлена? — Но в том-то и дело, что многие считали, что, да, еще неизвестно, будет ли война Между Белыми и Зелеными. И, следовательно, думали, что ставки:

— На Царицын, — или:

— Оборона Царицына, — это только предварительная договоренность в случае начала войны.

Но! Но не Некоторые знали, что война была объявлена еще на Альфе Центавра, и она, значит, не только будет, а уже идет.

И еще одна война, междоусобная, уже шла, а некоторые считали, что она только должна еще начаться, точнее:

— Может начаться.

Хотя тоже было известно, что она идет. Это война между Майно и Волхвом. Вильям Фрей пока что был в тени, а именно:

— Стоял за спиной Василия Ивановича в качестве секунданта.

Амер-Нази не считал себя человеком Волхва, он решил воевать самостоятельно, но воевать. Вопрос, что поставить против Бриллианта Сириус, брошенного ему в лицо Майно. Сибирь? Далеко, да и так уже некоторые считают ее своей. Говорят, Волхв продал ее Инопланетянам за право жить честно и благородно, имеется в виду:

— Без неизбежной войны с пришельцами Альфы.

Что собственно у меня есть?


Между тем бой начался снова. Хотя, как Продолжение, потому что Василию было засчитано полпобеды, Вазари. Ибо было принято решение:

— Дзюдо, — но в боксерских перчатках.

— По настоятельной просьбе зеленой, в том смысле, что красной стороны.

— Странно, — сказал Василий Иванович, — ведь я люблю Дзюдо.

— А тоже, — ответила Ника Ович. — Но, — она постучала перчаткой по канату, — им не объяснишь.

— Хорошо, что пока не разрешают бить ногами, — сказала со смехом Агафья за судейским столом, и хлопнула по спине Амер-Нази. Он только подумал:

— Она, чё, в натуре, клеится? — Он уже успел собрать о ней информацию, сидя за столом.

Хотя, возможно, она недовольна его поведением. Надо узнать:

— Рада, что из жен перешла в отряд телохранительниц, или наоборот?

Он повторил вслух слово Телохранительница:


— Может она решила грохнуть его за измену в решающий момент? — Что-то мне знакомое, так-так. Где это было, Ромео и Джульетта? Тристан и Изольда? Король Артур и Гвиневера? Надо подумать. И кстати, есть ли у меня заместитель, хотя бы по культуре. Надо найти.

— Первый раунд! — гаркнула красивая и очень сексуальная девушка, появившись, как Deus es machine на ринге.

— Мы заказывали? — спросил он у Одиссея, но тот только что-то промычал. — Тоже, скорее всего, засланный казачок, — подумал Нази, ибо нормальные местные люди должны разговаривать.

— У нас за это заплачено? — спросила и Агафья, как будто не слышала, что Амер-Нази сам ничего не знает. Но он ответил:

— Наверно, если она вышла, так бы, кто полез в одном купальнике на всеобщее обозрение, тем более мне показалось, — он поправил пенсне, хотя оно было с обычными стеклами: для понта, — кажется она была без лифчика, нет?

Все промолчали, так как, да, видели, но почему-то — сами не знают почему — посчитали это нормальным явлением, как на нудистском пляже.

— Здесь еще хуже, — как сказал один нудист из зала, там хоть не дерутся, а здесь сплошь и рядом тока этим и занимаются.

Василий по запарке, в том смысле, что только что говорили об этом, ударил Нику ногой в ляжку, да так удачно, что чуть не сломал ей ногу.

— Пардон, — подтвердил он свое намерение, — тока говорили об этом, а я сделал наоборот. Просто засела в голове мысль:

— Нохги, нохги! это в бильярде, если кто забыл нельзя отрывать их от земли, и… и неконтролируемая информация автоматически перешла на удар ногой. Но ведь не в лицо, правда?

— Я не против, — ответила Ника, — но учти: один удар за мной.

— Хорошо, в любое время.

— Вот именно, даже не жди, я все равно ударю, когда ты не будешь ожидать.

А судьи посовещавшись решили не вмешиваться.

— Только еще хуже будет, — сказал Амер.

— Согласна.

Но Одиссей на этот раз промычал:


— Надо бы снять с него хотя бы пол Вазари.

— Пол Вазари? — переспросила Агафья, бывшая фаворитка Майно. И добавила: — Это сколько?

— Оставим ей Кока.

— Кока-колу я люблю, — сказал Амер-Нази, — пробовал в Америке.

— Это японская.

— Тем не менее, надо оставить Юко, — сказала Агафья Учительница.

Одиссей промолчал, видимо, чтобы сойти за умного, как решил Нази, а сам он даже неожиданно для самого себя ляпнул:

— Как главный судья соревнований, я оставлю ему, — он кивнул на Ваську, — иво Вазари.

Агафья развела руки в стороны, но ничего не сказала, только тяжело вздохнула, мол:

— Ни-че-го-о не понимаю!

Глава 14

— Это хорошо, — сказала Ника Ович, — что тебе ничего не сняли за удар по мне ногой.

— Почему?

— Ко кочану. Ты, что, не понял? Когда я ударю по тебе мне тоже ничего не будет.

— Это не очевидно, — ответил Василий Иванович.

— Думаешь — это не аксиома?

— Уверен — это тока теорема. Ее надо доказывать.

— Так ты, что, не деревенский?

— С Альфы, как все.

— С такой рожей с Альфы не приезжают, ибо… — она провела двойку: правой по корпусу, левой джеб, — ибо там все аристократы или демократы. А ты кто?

— Я — Граф.

— Граф, в каком смысле? — спросила Ника, и опять ударила, и разбила Ваське нос из-за того, что он задумался.

— У меня будет дивизия, если я выиграю этот турнир. Фактически вся Царицынская область будет моей.

— Как она будет называться?


На этот раз Васька прикинулся, что опять задумался, и Ника, попытавшаяся провести Подхват под Неопорную ногу — промахнулась, ее правая нога просвистела мимо, но не настолько быстро, чтобы Василий Иванович не успел просунуть вслед за ней свою лапу. И таким образом, повисшая на этой мощной волосатой руке Ника, была перевернута вниз головой и брошена через канаты прямо на судейский стол, а буквально в предводителя Нази.

— Точно в середину, — сказал Василий.

Он снял перчатки — с помощью своего Углового Вильяма Фрея — кинул одну в зал, прямо в жену, любовницу — или, как ее там — Дэна Коллонтай — Кали. Ей сразу предложили — нет, не деньги, а:

— Будем с тобой драться за эту перчатку, или так отдашь? — сказала одна леди, одетая, впрочем, просто. Нет, это была не Щепка, сидевшая почти рядом, через Дэна, рядом с Колчаком. Она наоборот, не стала спорить за эту перчатку, так как знала:


— Васька, который сейчас был на ринге:

— Он ее любит. — Да и просто не успела бы схватиться за эту перчатку, ибо Неизвестная оказалась быстрее. Очень быстрой. Что и заставило ее открыть от изумления рот.

— Эни-боди! — между тем раздался крик. — Принесите, пли-и-з, пожалуйста, Эни-син, а лучше всего шашлык по-Царицынски.

— Никто не знает, дорогой, вот из ит.

— Кто это сказал? — спросил Василий. — Рипит ит, плииз. Нет, честно, я не понял, прошу повторить.

— Я! — крикнула Кали, и добавила, обернувшись к мужу — первому любовнику Дэну, — это я пошутила. Но в том смысле, что хотела сказать:

— Цыпленок Табака дорогой, а так вышло, что многие могли подумать, он, этот Васька дорогой.

— Хорошо, закажи ему Цыпленка Табака, — ответил Дэн, впрочем, довольно хмуро. — Чё-то здесь не так, подумал он. — И стал вспоминать:

— С ней ли он летел с Альфы, с ней ли там крутил шуры-муры, или это произошло только здесь?

— И вообще: ты Инопланетянка?

— Что? Кто? Да как смел ты сколько раз клянчил у меня в долг на Альфе?

Тут Дэн вспомнил, что Коллонтай здесь, а на Альфе Центавра она работала барменшей Га в Колизее, где был, естественно, не только кабак, но и на арене выступали гладиаторы.


Из буфета принесли только что зажаренного ЦТ — Цыпленка Табака, и Кали хотела выпросить у Дэна разрешение отнести его Ваське, но не успела, как поется:

— Даже слова сказать, — ЦТ понесла новенькая. Так-то она была не новенькая, но ее никто не узнал. Вообще у Инопланетян слабо развито чувство узнавания людей. Также, как у людей слабо развито узнавание обезьян или тигров, даже тайванцев, например:

— Все на одно лицо. — Хотя многие до сих пор пытаются прочитать на чайниках или приборах для измерения давления:

— Это Сингапур или опять Китай. — Более того, если ничего не написано — так это еще хуже:

— Значит сделали не на самой фабрике, а в соседнем сарае. — Хотя продавщицы радостно-изумленно резюмируют:

— Настоящая Япония, — а недорого.

А на чайниках, естественно, Германия.

— Я ничего не поняла, — сказала Щепка, — так она немка, или японка?

— Я думаю, немка, смотрите: желтые волосы, голубые глаза, довольно симпатичная, в общем — сексодром. Могла бы быть Инопланетянкой, если бы не родилась здесь.

Это сказал Колчак.

— Ты зачем это сказал, мин херц? — Хочешь, чтобы я вышла и набила ей морду? — Щепкина-Куперник положила на стул, с которого встала, толстый том Шекспира, который пока предварительно переводила в уме. Может: для ума. Чтобы натренировать его в шекспировском свободном стиле.

— Прости, — извинился Ко, — я думал, ты про меня забыла. И кстати, ты не просила, но я тебя записал на бой именно с ней.

— Да? Я тебя не просила.

— Помню, но если ты не захочешь, я сам выйду вместо тебя.

— Разве на рисепшен не записывали рост, вес, пол? Впрочем, пол, конечно, никогда не записывают, ибо это была бы дискриминация:

— Если одному можно — почему другому нельзя? ОК?

— ОК. — Но не спрашивали.


И когда Васька нажрался, съел всего цыпленка одной рукой, на ринг вышел Ко. Колчак. Он не мог допустить, чтобы Кали, сблизилась с Чапаевым. Она была подругой его подруги Артистки Щепкиной, и, как говорится:

— Если одна делает Это, то другая и подавно.

Одиссей из судейского корпуса предложил надеть по две перчатки:

— Каждому, — уточнил он.

— Это не обязательно, — возразил главный судья Амер-Нази. Его поддержала Агафья:

— Так даже лучше, — сказала она, — одной рукой можно бить, а другой держать при проведении броска.

— Только одна проблема! — крикнул с ринга Василий: я правша, а он, как все инопланетяне левша, нам нужны разные перчатки.

— Так у вас и должны быть разные, — сказала Агафья, ибо это твои перчатки.

— Ну и что, что мои? — возразил Василий, попрыгав на ринге. — Как раз из-за этого ничего и не получается.

— Почему?

— Потому что, естественно, моя левая для него, также естественно, будет правой, а она не подходит.

— Почему? — теперь спросил уже Нази.

— Ну, во-первых, он инопланетянин, вы согласны?

— ОК. — А во-вторых?

— Во-вторых, инопланетяне отличаются от нас тем, что являются Не нами, а:

— Отражением нас в зеркале.

— Всё?

— Всё.

— Давайте посовещаемся, прежде чем ответить, — сказал Одиссей.

— Да?

— Да.

— Хорошо, я считаю, что инопланетяне такие же правосторонние, как мы, — сказала Агафья.

— Я не уверен, — ответил Нази, — ибо: как проверишь? Лезть под платье?

— Нет, получишь по мордам, — согласилась Агафья. И тут кто-то крикнул из зала, опять похоже тот же нудист:

— Никаких перчаток не должно быть! — И добавил:

— И знаете почему? — Мы не в Ландоне. У нас тока Дзю До.

И Амер-Нази принял решение пойти на компромисс. А именно:

— Оставить всё как есть:

— Каждому по одной доставшейся перчатке!

Васька в пылу спора, или нарочно, чтобы выиграть побольше времени для отдыха после боя с Никой Ович, которая до сих пор валялась за судейским столом, куда ее сбросили, крикнул:


— Как мы можем надеть разные перчатки на одну и ту же руку?

— Наденьте на разные, — ответил благоразумный Одиссей.

Это произвело впечатление, Василий задумался, но только на несколько секунд, потом… Потом забрал обе боксерские перчатки себе.

— Извиняюсь, как говорится, и перед тобой, прости не узнал еще, кто ты такой, и перед добродушной в отношении меня публикой, что у нее отняли перчатку, брошенную мной для ее домашней коллекции. Для домашнего Культа, так сказать, моей Личности. Спасибо.

— Пожалуйста! — ответила со своего места Кали, и добавила: — Изменщик коварный.

Василий пожал плечами, и пробурчал, чтобы она не слышала:

— Не совсем понимаю ваши благородные претензии.

Далее, бьются.


— Охотно поясню, — встрял Одиссей, — он, — Оди толкнул плечом Нази, — просто на-просто знал, что мало дали тогда.

— А-а, — протянула Агафья, — вы договорились между собой. Ладно, я буду в оппе. В оппозиции, в смысле.

— Бесполезно, — сказал главный судья, а Оди только махнул рукой, мол:

— По барабану.


Между тем, в зале Коллонтай готовилась ко второй попытке, несмотря на то, что говорила после удушающего то хрипло, то шепотом.

— Что? — переспросила ЩеКа. — Ты вообще зачем это делаешь?

— Подраться хочется, — сказал ее бойфренд Дэн. А Ко добавил:

— Ты записалась на бой?

— Я? — прохрипела Кали.

— Ну, а кто же.

— Ну-у, я думаю тебе лучше спрашивать о чем-нибудь свою Щепку, — и она дала легкий подзатыльник подруге. Та хотела сказать так это в шутку:

— Убью, тварь, — но передумала и улыбнулась.

— Почему ты улыбаешься?

— Хочу увидеть, что будет, когда за меня заступится мой Колчак. — И добавила: — Ты записался, май диэ чайлд?

Далее, кто выходит на ринг, Колчак и Деникин, или кто-то еще со стороны Зеленых, например, сам судья Нази?

И вот Колчак вышел. Пришлось драться без перчаток, а Дзю До, как назло, абсолютно не шло в голову. Так бывает, вы очень любите шампанское Брют, а вот именно сегодня оно не идет. Только лезет. А это не та роль для шампанского. Так можно докатиться и до Кока-колы. И после двух прямых в голову, Ко понял:

— Надо выставить вместо себя своего коня, — хотя и берег этот вариант до более серьезного случая. Но и кони должны гулять, а тем более тренироваться.

И после окончания второго раунда решился, только спросил:

— Это еще не конец? — За судейским столом засмеялись, а секундант только спросила:

— Ты почему их спрашиваешь? — Меня всегда зови.

— Ты кто? Секундант? Я не заказывал, у меня есть своя. Здесь нет своих да наших — выкидывают по жребию, — пошутила Сонька Золотая Ручка. Ко поверил, так как не хотел замешивать в это тесто свою любимую АН — Щепку. Она ведь такая фраерная, от слова фрей — свобода творчества.

А Вильям Фрей — секундант Васьки предупредил его, что:

— Надо ждать неприятностей в третьем раунде.

— Каких? — спросил Василий Иванович, и по своему обыкновению добавил с самым серьезным видом: — Кусаться будет?

— Скорее всего: лягаться?

— Ля — что? — переспросил Василий, но прозвучал голос Агафьи из судейской коллегии:

— Кончайте политсовет, третий раунд!

— Вот точно вам говорю, — сказал Василий, — что скоро она переменит стол судейской коллегии по боксу и дзюдо на стол президиума в Своем Колхозе.


— Что ты сказал? — рявкнула, правда негромко от удивления Агафья, бывшая жена Махно. И добавила: — Если да, то только в Высшем Политсовете.

И Василий пошел к центру ринга, но все-таки обернулся — ох, зря, зря, зря.

— Ты чего? — спросил Вилли — хотя, скорее всего это не одно и то же имя с Вильямом Фреем, но… но слово — не пуля, вылетевшая из Кольта 45 калибра:

— Вылетит — поймать можно. — И Василий Иванович вытянул вперед руку, схватил перчаткой слово, и бросил его назад Вилли, сказав:

— Держать надо, чего ты его выпускаешь?

И секундант понял, что Василий решил:

— Слово отразилось от мощного лба Вильяма Фрея, ударилось о лоб приближающего Ко, и могло отлететь к Фрею, а могло и нет, поэтому Василий его поймал для верности, и бросил сам назад.

— Это чтобы не сглазить, — сказал Василий. Но поздно, поздно, ибо Ко послал вперед своего Коня Кинга. Удар — гол.

— Гол? — спросил Амер-Нази, и поправился: — В том смысле, что нокаут?

— Это была великолепная Семерка, — сказал Одиссей, — но не Девятка, а значит, может быть и нокдаун, давайте посмотрим дальше.

— Если удар копытом в лоб он называет Семеркой, то какова же будет Девятка, — только подумал, но не стал говорить секундант Василия Фрей.

Лева Задов, бывший судьей на ринге начал считать:

— Три, четыре, пять.

— Почему он начал с трех? — спросила Кали свою подругу Артистку.

— Может мы пропустили всё самое интересное? — ответил за нее Дэн.


К счастью, прозвучал гонг. Василия Иванович увезли в реанимацию. Начался спор, кто виноват? Впрочем, наоборот:

— Кто виноват и так было ясно, сам Василий Иванович и его секундант-тренер Вильям Фрей, вот:

— Что будет дальше — неизвестность.

— Так ничего не надо, — сказала Агафья — давайте я выйду за него.

— Неплохая идея, — сказал Одиссей, и добавил: — А именно:

— Пусть выйдет тот, кто хочет на нем жениться.

— Да, я согласен, — сказал Амер-Нази, — но имею в виду, что лучше бы выйти замуж.

— Я, — Кали встала со своего места, — и хотела крикнуть во все горло: — Их либе дих! — Но вовремя вспомнила, что рядом Дэн, а. А его она тоже любила. — Такой толстый Хоббит. И говорят, будет командовать Добровольческой Армией. Так сказать:

— Зеленая Армия — Белые вперед!

Космический Корабль ушел без нас в полет. — Имеется в виду, что будем искать другую планету, в каком-нибудь другом созвездии, может быть даже, Рыб, ибо, ибо: проигравших назад не пустят.

— Сядь! я тебе сказал.


Кто это сказал? А это сказал Дэни, и Кали окончательно поверила, что именно он будет командовать Белыми на Южном направлении. Ничего удивительно, если иметь в виду две вещи:

— Она будет с ним, плюс всегда надо возить за собой ванну. — А что здесь удивительного? Известно, что в будущем так будут делать многие, но начнется с Великобритании, с местного Ч. Дальше имя никак пока не расшифровывается. Не всё будущее известно в любой момент.

— Кто?

— Что?

— Оно шевелится, ай! Ая-яй! — Закричал, как маленький Одиссей. А имя-то геройское.

— Чего ты испугался, малыш, — сказала ласково Агафья, и погладила Одиссея по спине, обняв при этом Амера, так как он сидел посередине, как главный судья соревнований.

Тут задумаешься, кого она любила, его или его, а может быть, даже кого-то четверного. Третьим был, как известно самый первый — это:

— Майно.

Но действительно, бояться было чего, потому что это была незабвенная Ника Ович.

— Думали умерла, — нашел в себе силы пошутить, испугавшийся Одиссей, чтобы оправдаться, добавил, имеется в виду:

— В детстве боялся Сирен, и просил привязывает его к кроватке, чтобы не убежать вслед за ними играть в футбол. Девушки, оказывается, любят футбол больше мужчин, но, как говорится, кто ж их пустит. На Поле-то. Думают, мужской футбол тогда потеряет, нет не интерес, а всякий смысл. Ибо:

— Дамы и так хороши, — а уж тем более Играющие. Отсюда вывод:

— Хомо Сапиенс — это мужчина, а женщина будет называться

— Homo Ludens.

Что можно перевести на русский, как:

— Мужчина — это машина, сексодром просто, а вот женщина — это есть:

— Человек разумно играющий. — Хомо Сапиенс-Луденс.

Когда Одиссею об этом сказали, он ответил согласием с небольшой поправкой:

— Хомо играюще-разумный. — Что заставило многих задуматься, ибо что бы это значило не совсем понятно, толи:

— Пусть они играют в футбол, а мы будем смотреть, толи допустить их пока только до Бойбы и Бокса.

Проверить, какая перчатка была у Колчака: левая или правая? Не надо.

Глава 15

Ника Ович никому ничего не сказала, как будто на самом деле была мертвой, а как заведенная сразу полезла на ринг. Тем не менее было определено:

— Разум у нее существовал, ибо она спросила, обернувшись в зал:

— Это бокс или дзюдо? я должна знать, прежде чем начать это мочилово. — И добавила: — Ихкто первый, ты? — она указала на Колчака, лениво раскинувшего в своем кресле в Белом углу ринга.

— Этот, этот, — закивали некоторые, потому что многие были не видны в полутьме, с ярко-освещенной Сцены. И выкинула Ко со сцены вместе с его стулом. И тут же поклонилась благодарным зрителям.

— Совершенно очевидно, — сказал на это Оди, — она дзюдоистка, потому что боксеры после победы не кланяются, а прыгают с поднятыми вверх перчатками. — У Ники, кстати, была только левая перчатка. Несмотря на то, что она никогда не была на Альфе Центавре. Где теперь правая, наверное, никто уже не знает.

Ко то ли из-за испуга, то ли от того, что сильно ударился о судейский стол пополз по нему, но как-то всё-таки догадался, что это не то место, где можно ползать, и почапал на карачках в зрительный зал.

— Вот вам и Штурм Зимнего, — сказал ему вслед опять тот же, пока не определившийся нудист, — он даже не знает, где сей находится.

— Проиграл! — схватилась за сердце Щепка, и отложив своё вязание — в том смысле, что большученный том Копьенетрясова — смотри выше разъяснение почему — встала. — Но не как Давид перед Голиафом, а даже не как благородный Одиссей с Гигантом, а как просто:

— Лист перед Травой. — Она направилась к рингу, а по пути спросила у чапающего Ко, приостановив его на некоторое время:

— Где наша лошадь?

— Дак, а я знаю? — только и ответил Колчак, и пошел дальше. Печальное это было, я вам скажу, зрелище. Сравнимое, пожалуй, только с Апостолом Павлом, когда его выбросили За Город, и оставили, посчитав мертвым. И действительно:

— В городе человек бы постеснялся ползать по улице, у всех на виду на четырех лапах. — Впрочем из неопределенного будущего известно, что такие были, правда делали это в более усовершенствованном по сравнению с прошлым виде, а именно:


— С использованием шарикоподшипников. — Но скорее всего, это были инвалиды, без ног, как минимум, точнее, они настолько были уверены, что у них нет ног, что не могли даже себе представить обратного, и потрудились заказать подшипники под себя. Это вместо ног-то. И оказалось… нет, хуже, хуже. Ноги бог придумал человеку не зря.

— Эх, как побежал! — крикнул кто-то, а скорее всего всё тот же нудист, увидев, что Колчак узнал то место, где сидел до боя, с… теперь он уж не помнил с кем именно. Как Менелай — царь Спарты очень обрадовался, что спит рядом с Еленой Прекрасной, это после похода-то на Трою, где его грохнул Парис на поединке, а точнее, его брат Гектор — по предсказанию Голливуда — аналог древних Мойр. Не зря же Аль Пачино сказал:

— Дайте мне Роль Дурака, и я переверну мир, — наверное это ошибка, скорее всего он сказал просто:

— Получу Оскара, — но в принципе это одно и то же. Удивляет здесь только то обстоятельство, что Мойр было три, а Голливуд в будущем почему-то только один. Почему не удается размножить? Вопрос.

Щепка подняла, брошенное ее будущим мужем Знамя Победы, в том смысле, что правую перчатку, и двинулась дальше, к сияющему, как солнце рингу на сцене.

Далее Кинг Джордж, конь Колчака ее не слушается, не хочет выходить из потустороннего пространства. Тогда она выходит во двор и берет этого коня там, соблазнив, как обычно:

— Яблоком. — В том смысле, что пообещала взять его с собой в Нью-Йорк.

Это не совсем верно, было по-другому.

Во-первых, пресловутый нудист составил ей конкуренцию, но так как ни за что не хотел говорить судейской коллегии своё настоящее имя, запрос его был оставлен без внимания.


— Зовите меня Мяу. — Зал покатывался со смеху, но парень был вполне серьезен, можно было даже подумать, что он вообще лишен улыбки, как древний демон.

— Говорят, бывает и у демонов улыбка, — сказал Амер-Нази своим смеющимся друзьям-партнерам по бизнесу. Имеется в виду, Агафье и Оди. Почему? Была надежда, что после турнира будут премии. А для судей, само собой разумеется:

— Больше, чем у других. — Как фигурально выразился Оди:

— Участников кордебалета.

Итак, ЩеКа сразу бросила ненадеванную перчатку прямо в лицо Нике Ович, и ударила в падении по пяткам. Как выразился нудист Мяу, оставшийся стоять рядом с секундантшей Белого угла Сонькой Золотой Ручкой, и пискнувшей после падения Ники:

— Не встанет:

— Культурологический шок.

— Думаешь? — спросила Сонька.

— Дак естественно, она думала.

— Думала о чем? Что Щепка будет ее сначала приветствовать, прежде чем бить?

— Нет, в последний — перед ударом — моментум Ника Ович увидела будущее, этот Дэмет — удар ее ногой по своим пяткам, и очень удивилась:

— Борьба и Бокс — это я знаю, разрешено, но каратэ — нет. — Тем более это запрещено на нашей территории, да и вообще неизвестно многим.

— Вы Эйнштейн? — спросила Сонька Золотая Ручка.

— Нет, — просто ответил нудист, и по настоятельному требования Агафьи, которая даже привстала из-за стола, сел на свое место в партере.

Ника встала, но Щепка опять ее обманула, бросила в шатающуюся противницу боксерскую перчатку, доставшуюся ей в наследство от будущего мужа, провела Переднюю Подсечку, и перешла на удержание, сказав, между прочим:

— Небось, небось, я тебя отпущу, но только для того, чтобы провести тебе мой любимый прием — Болевой из Стойки.

— В Дзюдо запрещены болевые из стойки, — провякала Ника, но даже не пыталась вырваться из удушающего захвата.

— Умерла! — крикнул, даже поднявшись со своего ложа Одиссей, — кричите: Брэйк.

— Щас! — выразилась Агафья. — Это должен кричать бобик на ринге.

— Где он, кстати? — спросил главный судья. — Опять в буфете?


— Да спит на раскладушке с той стороны ринга, — сказал услышавший их разговор Фрай — секундант…

— А чей, действительно он секундант? — спросил со своего места нудист. И добавил: — Слишком просто все устроено: кто бы ни дрался, а секундант всегда один и тот же. Может он мне нарочно клофелина подольет на полотенце, и я засну как раз в тот моментум, когда девушка придет ко мне в душ благодарить за победу.

— Для того, чтобы, — сказал парень рядом с ним, — надо сначала выпить.

— У тебя есть?

— Да. Будешь?

— Здесь можно? Вроде спорт.

— Можно, ибо это не спорт, а смертельный спорт.

— У тебя что, как обычно: Хеннесси?

— Ты меня с кем-то спутал, друг, я не пью Хени, и знаешь почему? Дорого.

— Тебе дать денег?

— Сейчас, за глоток Хеннесси?

— Я по глотку не пью, за бутылку на двоих.

— Без закуски? Я без закуски даже пиво не пью, — сказал Пархоменко, — а это он сидел рядом… рядом с Котовским, который замаскировался на этом собрании благородных непьющих спортсменов нудистом. — Зачем ты это сделал? — спросил после второго глотка Пархоменко.

— А что заметно?

— Наоборот, нет, хорошо, я бы тебя ни за что не узнал, если ты сам не сказал, что нудист.

— Я ничего такого не говорил.

— Ты сказал Мяу.

— Я? Нет. Если, кто и сказал Мяу, то это только ты Парик.

— Хорошо, хорошо, ты хочешь записаться на следующий бой?

— Да.

— Запишись, грохнешь ее — я выйду.

— Как ты выйдешь, ты уже сейчас заговариваешься, тебе нельзя пить, а ты носишь в кармане целую бутылку Хени. Дай ее мне.

— Нет.

— Почему? Не могу, понимаешь.

— Почему?

— Ты сам заговариваешься.

— Мы уже договорились, чтобы я тебя грохнул во втором раунде? Ты должен, должен продержаться до второго раунда, ты понял?

— Зачем? Ибо… ибо я уложу тебя в первом, скажи только:

— В начале, в конце, или в середине раунда?


— Нет, это ты мне скажи в каком углу тебя положить, в Сонькином, или у этого Фрайера?

— Я агент Фрайера, — признался Пар.

— Нет, точно, или ты просто так думаешь? — спросил Катовский.

— Нет, просто уверен.

— Ну, откуда?!

— Знаю и всё. А откуда не знаю. Ну, ты видел, что сейчас он мне подмигнул?

— Сомневаюсь, с такого расстояния это может быть просто аберрация точки зрения. Цвета глаз даже не различить? Он кто вообще?

— А я помню? Тайный агент вроде из Хермании.

— Что говорит?

— Говорит, что всё в его огромных лапах. Ты видел, какие у него лапастые лапы?

— Он, что пингвин?

— Почему? Он как раз наоборот: пишет книги, а на ринге не дерется.

— Тогда думаю, как раз это ему и придется делать, — сказал Кат.

— Почему? — спросил Пар.

— Так, а здесь всё делается через жопу.

— Это да, но может обойдется. У меня же ж здесь больше абсолютно нет покровителей, отнимут ведь всё, что было нажито непосильным трудом, — он заплакал, уронив лицо своё на опустившиеся руки.

— Выпей еще, — сказал Кат-Мяу, и протянул другу, задержавшуюся в его лапах бутыль Хени. — И да: много у тебя было? Завод, фабрика, али может ты был кулаком на деревне у дедушки? Признавайся, фермер, что ли? — и он заржал, как лошадь, которую к счастью сегодня не повели на мясокомбинат. Впрочем, чему тут радоваться, до завтра всё равно не убежать. Дали бы хоть побольше времени на адаптацию к переходу в мир иной:

— Авось Там действительно лучче.

— Да — нет, че-то неохота, страшно, муторно даже как-то. Так бы и жили здеся, если бы побольше везло.

— Это ошибка: нам везет, — сказал Котовский. — Вот сам подумай, что бы было, если бы не сидел здесь, со мной, не рассказывал сказки про золото и бриллианты — лучше друзья тех, кто их умеет хранить, а валялся на ринге в нокауте? Голова — болит, руки-ноги — парализованы, и за всё это не предполагается никаких премий, нет даже выходного пособия.

— Нет, бывают случаи, когда договариваются. Если ты выиграешь, то мне все равно сорок-то процентов отдадут за это избиение, — сказал Пархоменко.


— А мне тогда чего?

— Чего тебе, мало?

— Дак, естественно. В случае проигрыша скажешь, куда дел мол большой Бриллиант Сириус.

— Я не брал.

— Брал, брал, ибо сказано: если не ты, то кто? Больше некому.

— Тогда другая альтернатива, — сказал Парик: — Это наоборот был мой брилик, а ты, да, я теперь вспомнил, ты его у меня и украл.

— Да ты уже перепил, парень, пора, брат, пора тебя лезть на ринг. Как хговорится: пахать подано — ваша очередь трахаться. Иди, иди, она тебя трахнет, — и Котовский подтолкнул падающего уже с ног друга вперед:

— К славе.

Кто был на ринге они и не видели, так только по логике рассудили:

— Кто-то должен быть.


Щепка как раз пошла на Болевой из Стойки. Но какой-то дурак крикнул из зала:

— Болевые из Стойки запрещены, ибо не русский беспредел, а японское дзюдо, возможно, как плюс еще английский бокс, но не мешать же с первым и вторым еще и третье. Я бы этого не понял, — добавил он. Это был Махно, но по своему обыкновению в женском платье, как лучшем способе маскировки, если позволяет личность. Он не мог допустить, чтобы какая-то Питербурхская Актриска переиграла его любовницу и шпионку Нику Ович. А она ее действительно переигрывала. Более того, некоторые даже кричали иногда из зала:

— Играет, как кошка с собакой. — И даже:

— Как хитрая кошка с глупой собакой. — Более того:

— Как хитрая и злая кошка с тупой и добродушной собакой, не понимающей своей огромной силы.

— Разбудите, наконец, судью, — рявкнул Амер-Нази, она сломает ей руку.

— Наконец ты додумался сказать своё слово, — сказала Агафья.

— Это было надо сказать пять минут назад, — добавил и Оди.

— Так давно? — даже удивился Нази.

Но Лева Задов сам уже это понял, и стоял с чашкой горячего дымящегося кофе, но пока что не на ринге, а рядом, и поглядывал, чуть пригнувшись из-под нижнего каната, как бывало делал Георгий Вицин, пытаясь выполнить сразу две задачи:


— И спрятаться, и показать себя, прикрывшись веточкой. — В том смысле, что предъявлял претензию не только на первое место, но и на второе, а именно:

— Я не только Адам, о чем все знают, но и Ева, напрасно претендующая на личность. — Душу. А какая у нее душа? Так только:

— Футбол, борьба да бокс, — а больше-то ничего нет — Трахаться? И то надо уговаривать.

— А нам это надо? — спросил Котовский Пархоменко, забыв, что друг уже ушел в поход к рингу.

— Стоп, стоп! — сказал громко Лева Задов, — так долго нельзя ломать ей руку, — и полез под канатом на ринг. Но сделать это оказалось не так просто.

— Че, пузо мешает! — крикнула одна приятная девушка из зала. Некоторые, пожалуй, даже многие засмеялись.

Из-за этих аплодисментов Лева слишком наклонил чашку, и кофе пролилось на ринг. Он допил последний глоток, и рявкнул:

— Меня никто не подсадит?

Агафья хотела ему помочь, как забытая уже Майно жена, но Амер-Нази не разрешил:

— Ты что?!

— А что?

— Ничего да… да… да я лучше сам тобой займусь вплотную.

— Оди, ты свидетель, он сказал, — и Агафья так хлопнула Амера по спине, что даже дым пошел, хотя все понимали: это просто пыль.

— Откуда столько пыли? — удивился главный судья, — я иво только что купил.

— Не думаю, — сказал мудрый Одиссей, — подарили, скорее всего.

— А разница? — удивился Нази. — Или вы считаете, что могли подарить старый фрак. — И даже не поставил знак вопроса. — Ну, я встречу того духа!

— Забыл, кто подарил?

— Ты что ли?

— Я барахло не дарю.

— Хорошо, подаришь мне…

— Сына или дочь, или обоих вместе?

— Подаришь мне Бриллиант Сириус — женюсь.

Одиссей схватился за сердце, а Агафья прямо-таки упала со стула.

— Вы что испугались, я не понял?

— Так он же ж был у тебя, — сказала Агафья, — как сказал бы незабвенный Василий Аксенов, обратившись к Чехову по поводу пропавшей во время секса с Дамой собачки.

— Он шутил, — наконец со вздохом сказал Одиссей.

— Нет, я с собой никогда не шучу.

Но Нази не стал пока заострять ситуацию, понадеявшись от страха, что:

— Конечно найдется.


Пархоменко вылез на ринг, столкнулся с Левой Задовым и провел ему Подхват. Зачем, спрашивается? И что удивительно, он ответил:

— Я хотел размяться перед боем.

Лева хотел сказать, что больше никого судить не будет, и добавил, что наконец нашелся повод жить по Библии. Но тут же передумал, ибо:

— А на что жить? — Пахать и сеять уже не удастся, ибо, ибо:

— Инопланетяне прилетели — каки тут сеялки-веялки? — И так всё будет хорошо. Или — что тоже самое — никогда все равно уже не будет.

Лева полез на Пархоменко, а Нику и Щепку секунданты пока откачивали в углу.

— Она мне сломала руку, — пожаловалась Ника Фраю. На что он ответил:

— Че-то я забыл: ты у меня стажировалась?

Она ответила устало:

— Прости, но теперь я уже ничего не помню.

— Тебе делали болевой на что, на голову?

— Нет, на руку, она же ж как-то связана с памятью. И знаешь почему? У меня руки и ноги думают сами. И, между прочим, не только.

— Что не только?

— Не только руки и ноги, но и вот это, — она приставила локоть к животу.

— Тебе на эту руку делали болевой?

— Да.

— Значит прошла уже?

— Та не, болит и очень. Это сука, скорее всего Инопланетянка с Альфы. Другую я бы давно уложила сама.

— Хочешь, я выйду вместо тебя и уложу ее? — спросил секундант.

— Давай, если разрешат, а я пока посужу.

— Како посужу? Я был секундантом.

— Ну, хорошо по… по… посмотрю просто.

И в итоге вышел Вильям Фрей и Пархоменко. Они узнали друг друга, как только бросили друг друга по два раза.

— Это ты?

— Нет. И знаешь почему?

Глава 16

Но пока что место было занято. Какая-то девушка уже не в первый, кажется, раз вмешалась в ход непрерывного действия. Она разнимала Леву Задова и Парика, который хотя и был пьяным, но раз за разом бросал и бросал толстопузого судью, а Щепка сидела в кресле и читала своего Шекспира, которого принес ей Дэн, а секундант этого Белого угла Сонька пыталась ей мешать, дождалась:

— Шекспир пошел по назначению. — И именно в голову Соньке. Именно В, имеется в виду, торцом толстого тома.

Наблюдавший эту схватку литературы и приставания в надежде неизвестно на что Одиссей предсказал:

— Это может быть очередной схваткой.

— Вряд ли, — сказал Нази. — Там, видите, и так уже очередь.

— Я и говорю, что эти на очереди, — ответил остроумный Оди.

А Сонька, между прочим, подошла к судейскому столу и сказала с заплаканными глазами:

— Так можно делать?

— Как? — спросила Агафья.

— Ну, она же ж избила меня Шекспиром.

— Если без мата, то у нас нет такой статьи, чтобы ее снимать с соревнований.

— А это очень хорошо, потому что я прошу записать меня в очередь на эту неблагодарную Инопланетянку.

— Вы уверены, что она с Альфы?

— Вот и проверим, — ответила Сонька, и пошла назад, на свое место у ринга, но Щепки там уже не было.

Пархоменко избил Леву Задова и принялся за Нина по кличке Фрей. Секундантом у Фрея была Ника с недоломанной рукой, а у Пахоменко избитый до полусмерти Задов. И Сонька сказала:

— Тогда я буду судьей.

Амер-Нази посмотрел на своих судей, и они кивнули. Хотя разве так можно делать? И эту мысль как раз подтвердила девушка, которая до этого разнимала Леву и Парика.

— Я буду судьей, — сказала она, или пожалуйста, бой.

— Это не чемпионат самой Альфы Центавра, — сказал один из судей за столом, — у нас только один ринг.

— Я могу и без ринга.

Соньке показалось, что она где-то видела эту торфушку.

Она не стала даже просить перчатки, а так, как раньше в городе Ландоне:


— Намотав на костяшки пальцев манжет спортивного свитера, ударила ее в лоб. — Но лоб, как известно, самая твердая часть тела, если бить в него практически голой лапой. — Фекла, как звали эту достойную леди, была уже женой одного из присутствующих здесь джентльменов.

Сонька Золотая Ручка открыла рот, но после удара — нет, не забыла, что хотела сказать, а просто на-просто вообще всё забыла. Кроме одного:

— Так не делается. — Но поздно ее положили рядом с другими выбывшими из соревнований бойцами. Как-то:

— Колчак, Василий Иванович, Лева Задов, Ника Ович, Щепка, которую я даже не видел, кто бил, и били ли вообще, но она тоже сидела на полу, и пила переваренный, как она сказала, кофе, с тремя пирожными сразу, а именно:

— Откусила понемножку от каждого, чтобы никто не украл. — Ибо, если уж бьют просто так ни за что, то съесть пирожные им не принадлежащие для них вообще ничего не стоит.

— Как угорели, — добавила она вслух, впрочем, без эмоций, ибо не на кого было злится: она не помнила, кого так и не добила, и более того, против кого выходила на ринг. Надо бы спросить у подруги Кали, но та была где-то далеко в зале.

— А если я не помню ряд и номер места, где мы сидели, то значит кто-то меня ударил. — Вспомнить бы кто.

Фрай и Пархоменко запротестовали, что их будет судить какая-то Фекла. А она уже дала отмашку:

— Дзю До.

— А мы умеем? — спросил Парик.

— Я да, а ты — не знаю, — ответил Фрай, и тут же провел бросок Через Бедро с Захватом, ну, прием простой, если вам разрешают повернуться к избе, так сказать, задом.

— Нет, я против, чтобы обыкновенная баба меня судила, — сказал Пархоменко, — ибо я пришел не только того, а для другого, а именно, для бокса.

— Ну, тогда получи, — сказала Фекла, и хотела опять ударить в лоб, но рука дала знать:

— Очень больно. — Фекла, которую на самом деле звали О — Ольга, пожалела свою вторую руку, и провела Пархоменко Дэмет — удар в падении ногой по пяткам противника.

— Судья, — сказала, подползая поближе с кофе и пирожными Щепка, — почему судьи бьют подозреваемых?

— В чем подозреваемых? — не понял Нази.

— Подозреваемых в стремлении к правде, естественно.

— Дай попробовать пирожного, — попросил Нази, — а то у меня мало глюкозы осталось в мозгу, не могу понять ваших претензий.

— Иди сюда.

— Боюсь.

— Почему?

— Такая, как ты может и ударить ни за что.

— Да ладно.

— Точно.

Амер-Нази встал и прикоснулся к одному, последнему оставшемуся, но все равно откушенном уже пирожному.

— Бери, бери, — и когда он съел иво, улыбнулась.

— Что?

— Ничего, кофе, пожалуйста.

— Это последнее?

— Ничего, ничего страшного, я заварю еще, у меня собой китайский кипятильник. Как говорится:

— На неделю хватит.

— Я бы с вами поспорил, китайские фабричные хорошие.

— Фабричные? вы уверены.

— Уверен ли я? Да.

— На что спорим, что вы ошибаетесь?

— На нашу победу.

— Вы сразу ставите на кон всё, что у вас есть?

— Так вы Инопланетянка? Как я сразу не догадался.

— Я не знаю, думаю, что нет. Как проверить?

— Пойдем, проверим.

— У меня здесь жених в реанимации.

— Кто?

— Не скажу, вы можете использовать эту информацию в своих интересах.

— Может у нас общие интересы?

— Да?

— Да.

— Тем не менее, я прошу на этот раз решить инцидент проще.

— Ясно, но я судья, мне не положено выходить на ринг.

— Я могу грохнуть тебя и здесь.


— Хорошо, можешь считать, что ты меня разозлила. — Амер снял свою тужурку, и попросил дать ему что-нибудь покрепче.

— Да ладно, не заморачивайся. — И она его бросила Задней Подножкой, да так сильно, что Нази, хотя и не упал на свой стол, но сбил его, а его сотрудники Оди и Аги, попытавшись выбраться из-за стульев, наоборот, вылетели из них, как с катапультой.

Далее, Нази не встает, а Агафья дерется с Артисткой Щепкой.

Пархоменко и Фрай продолжили бой в стиле По Очереди:

— Сначала один проводит прием из Бокса, потом другой из Дзюдо. И так до тех пор, пока не поняли, что надо всё-таки защищаться, а то так быстро кто-то из них больше не встанет после проведенного приема. А это значит, Пархоменко проводил Двойку, и пытался третьим ударом, в подбородок, отправить Фрая хотя бы в нокдаун, а лучше, конечно, в нокаут, а Фрай проводил Подхват, и пытался задушить Парика окончательно.

— Зачем ты меня душишь, амиго? — говорил ему Пархоменко.

— У меня не хватает веса провести Удержание.

— Нет, я имею в виду: ты не узнал меня.

— Если я тебя узнаю, нас заподозрят в связи, и ты будешь раскрыт, как секретный агент Коминтерна.

— Да?

— Да. Бейся по-честному.

— Да?

— Да.

Пар вырвался, и ударил Фрая в лоб. Правда Парик не знал, что лоб этого парня защищен капитально, Фрай невероятным образом успел пригнуться, и взял Парика на Мельницу.

Оди за столом судей спросил:

— А… это можно? — За столом в том смысле, что Оди с Агафьей сели за отдельный журнальный столик, пока Низи лежал без успеха подняться, и ему вызвали врача, а столяр пытался сделать, как он сказал:

— Будет, как новый, — старый судейский стол древнего производства, и принадлежал раньше одной из английских принцесс, занимавшейся, между прочим Садо Мазо, и надо сказать не без успеха.

— Прости, прости, — сказала Агафья Учительница, — совсем забыла: мне надо идти, надо отомстить за нашего Главного судью, который не может подняться после того, что она с ним сделала, — и Аги показала на Щепку, опять принимавшую тарелку, и опять с тремя пирожными, только вместо кофе был зеленый чай с жасмином. — Ты теперь будешь Главный здесь, пока мы все ушли на фронт.


— Я не разрешаю этот бросок, — сказал Оди, — не по правилам.

— Я назначаю тебя моим заместителем, — сказал Фрай, продолжая держать, как коршун в когтях Пархоменко над головой.

— Ты спутал, батя, — ответил Оди, — его назначь. — И указал на все-таки шевелящегося Амер-Нази.

— Он может не выжить.

— Тем не менее, я настаиваю.

— К сожалению, я тогда не знаю, что делать.

— Хорошо кто-то может его подержать, — сказал Оди.

— Кто все заняты, — ответил Фрай, и в подтверждение его слов, пролетела тарелка.

— Летающая тарелка! — закричал из зала нудист Катовский. А Дэн:

— Вот как надо! — Он имел в виду, что летающая тарелка с пирожными попадет в Агафью Училку, которая пошла учить Щепку за бросок Главного судьи Нази и поломку стола, за которым, мы, судьи, можно сказать:

— Мирно жили.

Но в следующий момент Артистка Щепка и Агафья Училка, бывшая жена Батьки Махно, так сцепились, что обе упали на статую, можно сказать:

— Рабочий и Колхозница в исполнении Фрая и Пархоменко:

— Колхозник и Рабочий, поднявшиеся на дыбы.

И… и они сбили эту Статую.

Всё так, единственно, что не очень понятно, как Фрай и Парик оказались вне ринга, на площадке рядом, где отдыхали раненые в предыдущих боях участники соревнований, как например, Щепка с кофе, зеленым чаем и шесть пирожными, и то это были те пирожные, которые мы видели, возможно, их было еще больше. Не может быть? Бывает. С голодухи столько, разумеется, не съешь, только от чрезмерного нервного перенапряжения.


Остались только два неповрежденных участника соревнований, а именно:

— Фекла и Оди, хотя он был судьей, а Фекла, имела одну сильно поврежденную руку, и хотела остаться только судьей, точнее:

— Тоже судьей, но на самом ринге.

И тогда вышел Катовский, и запрыгал на ринге в шикарном зеленом халате, что должно было означать:

— На самом деле я красный.

— Кто выйдет против этого Геракла? — спросил Оди, — найдется ли тот Одиссей, который сможет его укротить, точнее, укоротить?

Кто вышел? Дэн? Или кто-то другой? Может быть, Махно?


А вышел сам Одиссей. Зачем? Он хотел проверить:

— Та ли эта дама, за которую выдает себя. — А если точнее, то как раз наоборот.

— Я с ней, — сказал Одиссей, — и показал на Феклу.

— Како с ней, я уже здесь прыгаю, хочешь с ней, пожалуйста, но только через мой э-э, ну, не труп, а хотя бы просто бездыханное тело.

— Я буду с ним драться, — сказала Фекла и зажала рукавом раненую руку.

— Ты больна, пожалуйста, не лезь, дорогая, — сказал Оди.

— Что значит: больна?

— И тем более, что значит: дорогая? — влез Катовский. — Вы знакомы? Не думаю, и поэтому предлагаю не церемониться:

— Будем биться за нее.

— С тобой, — добавил Кот.

— Я согласен, — сказал Оди, — если, разумеется, дама, не против.

— Я против, я сама хочу набить ему морду.

Мордашку, знаете ли, вот эту, — она взяла Катовского за подбородок, потрепала слегка, и сделала саечку. Он схватился за щеку, и ошарашенно посмотрел на даму, в том смысле, что понял:

— Если это не любовь, то что же это?

Примерно тоже самое понял и Одиссей, он даже обиделся:

— Ты почему меня не обняла при встрече, как…

— Как Клеопатра Александра Македонского, — решил не падать духом Котовский. Тем более, что никто не знает точно, кто кого любил в детстве.

Фекла задумалась.

— Так это ты, что ли?

— Кто? — решил просто так не сдаваться Одиссей. Тем более, они не помнили имени его первой жены: Пенелопы. Даже если ее никогда и не было, все равно надо было для приличия запомнить ее легендарное имя.

Катовский, как хитрый нудист понял, что Одиссей его переигрывает в любовной интриге, поэтому схватил Феклу, и потащил к канатам, чтобы в дальнейшем преодолеть их, как заградительную колючую проволоку на подступе к позициям Белых на Турецкому Валу. Почему так страшно? Ему казалось, что взять их будет затруднительно.

И точно, Одиссей не придумал на этот раз ничего хорошего, остроумно-заумного, а просто подставил ему Подножку.

Ребята упали, и что самое замечательное:


— Преодолели заграждение, пролетели под-над канатами — между вторым и третьим, а не по полу, как думали получится, большинство зрителей.

Тогда Одиссей подумал, как их остановить теперь? Ну, чтобы это было не только умно, но и возможно. И он бросил в затылок наглому нудисту Бриллиант Сириус, который по пути к рингу забрал в корчащегося в муках Нази.

Все упали.

— Только бы попал не в нее! — крикнул из зала Дэн, который даже забыл, где теперь находится его невеста. А она была рядом. — Прости, я даже не заметил, когда ты вернулась.

— Ладно, ладно, пока не отвлекайся, смотрим кино, это же ж очень интересно, почти, а точнее даже без почти:

— Великолепная Семерка.

Далее, Катовский утаскивает Феклу-Ольгу.

Да, Катовский смог утащить упитанную Феклу. Как? Сейчас посмотрим.

Он бросил Одиссея, также неожиданно, как Щепка главного судью Нази: прижал к себе, потом оттолкнул на подставленную уже ногу — Задняя Подножка.

Дама посмотрела на него разочарованно.

— Ты не Одиссей, — сказала она.

— Нет, нет, подожди, ты просто меня не узнала.

Он нарочно упал — почти нарочно — чтобы она получше узнала его, а вышло наоборот:

— Одиссей никогда не должен проигрывать.

— Но это неправильно, — сказал он, — ибо я слушаю, — он хотел сказать:

— Богов, — но решил сказать правду:

— Я слушаю Альфу Центавра.

— С Альфы не могли приказать тебе падать от такого Гераклито, — она почти ласково потрепала Ката за ухо, и он полез с ней через канаты, точнее: через-под. Как обычно, ибо иначе с ринга не выйдешь, так сказать:

— Заколдованный Квадрат.

— Почему, непонятно? — сказал Оди.


— Чего тебе еще не ясно? — сказал Кати, и добавил: — А то ведь я могу подойти.

— С того света не возвращаются. И знаете, почему? У нас на Альфе Центавра был Круг.

— Да ладно.

— Точно.

— Ничего особливого, — ответила Фекла, — у нас тоже был, и более того, даже сейчас есть, — и добавила: — В деревне.

— Ах, так ты из деревни, что ли? — даже улыбнулся Катовский. — Я думал, ты здесь на продуктовой бале подъедался. — И добавил обидное:

— Водила с Нижнего Тагила.

— Пусть сыграет что-нибудь в подтверждение своих слов, — сказала Фекла, можно сказать, уже лежа между канатами.

— Прости, но на роялях, даже на домашних пианинах я не умею, — сказал Оди.

— А чего же тебе, трубу, что ли, дать большую? — заржал Кат.

— Тока на баяне.

— Да, пусть, — сказала Фекла, — думаю и на баяне ничего не получится.

— Ладно, играй, эй! эни боди, подайте ему фисгармонию.

И он спел, так сказать, что многие заплакали:

— А поезд уходит в далека-а, скажем друг другу:

— Прощай-й! — Если не встретимся — Вспомни!

— Если приеду — Встречай!

Одиссей уже хотел сложить инструмент, но многие не только из зала, но и раненые за рингом закричали:

— Ишшо! Пажалста.

— Помню тебя перед боем, в дыме разрывов грана-а-т-т.

— Платье твое голубое-е, голос, улыбочку, взгляд.

— Ишшо! — опять заорали не только некоторые, но и многие.

— Много улыбок на свете, много чарующих гла-а-а-з-з.

— Только такие, как эти в жизни встречаются — Раз!

Он надеялся, что на этот Раз Фёкла, как смелая щука, сможет выбраться из сетей Ката, но она, как крикнула любовница Дэна Коллонтай:

— Не смахгла! — Смех сменил минорную ситуацию на жестко мажорную, в том смысле, что:

— Смело мы в бой пойдем, а потом умрем. — А конкретно:

— Бой, бой, бой!

Глава 17

— Если Одиссей не хочет драться за свою любовь, можно я выйду? — спросила Коллонтай своего Дэна.

— Так, естественно. Только зачем? — ответил генерал.

— Знаешь, открою тебе тайну:

— Мне всё равно: любить иль наслаждаться.

— Вот так, значит?

— Нет, я тебя спрашиваю:

— Ты не против, если что?

— Что?

— Ну, если я ее выиграю, то мы можем потом продать ее Одиссею, как наш общий трофей.

— Ничего не понял! — рявкнул Дэн.

— Ответь просто:

— Ты в доле?

— Хорошо, да.

— Тогда давай залог.

— Сколько? Рублей двести хватит?

— Лучше триста, и да: нет ли в долларах?

— Прости, с собой нет.

— Это плохо. И знаешь почему? Если нам придется отчаливать с острова Крым, то в Туркистане лучше иметь доллары или фунты их стерлингов.

— Почему?

— Рубли могут не взять на Тараканьих Бегах.

— Мы будем играть на Тараканьих Бегах?

— А почему нет?

— Я думаю, это… э-э… бесчеловечно.

— Тем не менее, это делается. И более того, не только в Турции, но и повсеместно.

— Повсеместно, — повторил Дэн.

— А ты, что таракан, что ли, что так заморачиваешься по этому поводу? — Кали удивленно посмотрела ему в лицо.

— Нет, это только одна из моих Эманаций, — ответил Дэн. — Ты, кстати, в курсе, что такое Эманация?

— Ну-у, это, собственно, и есть то, что мы видим.

Он удивленно посмотрел на подругу:


— Откуда ты знаешь? Ты с оттуда, с Альфы?

— А ты забыл? Ты все забыл, осленок ты не оседланный, а ведь, как я тебя любила тогда. Ты помнишь, какой бар у меня был, какой бар, фантастика! Хеннесси, пожалуйста, Итальянский Вермут тоже был. Помнишь ты иногда давал мне на чай, заказывая для меня сто писят Мартини с маслиной? Вкус-сно, здесь так не делают.

— Так ты на самом деле инопланетянка?

— А ты думал?

— Я всегда, нет, не всегда, но часто считал, что ты только прикидываешься Инопланетянкой, а так-то…

— А так-то, приставлена ко мне шпионом.

— Я тебе этого недоверия, наверное, уже не прощу никогда.

— Да?

— Да.

— Тогда ответь все-таки на контрольный вопрос.

— Я вас слушаю.

— Назови мне Эманацию картины Ван Гога Лес Роулоттес.

— Извольте, но… но есть, как здесь иногда говорят, одно но. Заплати сначала. И знаешь, почему? А потому, что ты может сам не знать ответа.

— Сколько?

— Сириус.

— Во-первых, это слишком много, а во-вторых, у меня его нет.

— Где он?

— Бриллиант Сириус часто воруют, и я не знаю, где он сейчас.

— Ты считаешь меня не достойной быть Доктором Зорге?

— Он был…

— Ты имеешь в виду, что он мужчина? Где это написано? Хорошо, считай меня тогда Абелем. Да ладно, не мучайся, для тебя я буду Элен Ромеч.

— По забывчивости я могу приказать тебя расстрелять.

— Это моя забота, а ты лучше помни, что моя ночь, а иногда даже час стоят пять тыщ баксов.

— Я верю, что ты на это способна, но способен ли я, вот в чем вопрос. Хотя, понял, понял, за это и платят такие деньги некоторые американские президенты, что за ночь, и иногда даже за час, узнают о себе то, что никогда бы не смогли узнать самостоятельно.


Наконец, Кали удалось выяснить, что у Дэна действительно есть Радар, настроенный на поиск Сириуса, но он:

— Не переносной.

— Как это? Танк, что ли?

— Нет.

— А что?

— Не скажу, сначала ты.

— Что я? Ах, я должна назвать имя того, чей Портрет находится на картине Ван Гога Лес Роулоттес.

— Не совсем так.

— Да, сама Картина — это портрет…

— Ну!

— Не могу. И знаешь почему? Это большая тайна.

— Хочешь посмотреть мой пупок?

— Пожалуй.


Далее, это портрет Монтесумы, или Кецалькоатля?


— Одно из двух можно?

— Хотелось бы узнать точно.

— Прости, но ты слишком много хочешь. Тебе все мне — ничего.

— Говори, что ты хочешь?

— Обвенчаться. И знаешь почему?

— Почему?

— Я всегда должна носить тебя с собой.

— Хорошо, я согласен, изволь.

— Никаких — изволь, а встань на колени, и целуй мне колени, и проси стать твоей женой. Я спрошу:

— А кто-ты, юноша?

— И я скажу, что?

— Ты скажешь, ведь я же ж:

— Монтесума.

— Ай! Ая-яй!

— Что?

— Хотел тебя спросить второе имя, но пупок запищал.

— Это значит, что сигнал принят. Тут других вариантов нет.


Далее, продолжение боя на ринге, где находятся Одиссей, Котовский и Ольга-Фёкла.


— Мы уходим, — сказала Фекла.

— Нет, нет, пажался, не уходи, я умоляю, — сказал Оди.

— Не видно, что ты умоляешь, — повернулся Кат.

Оди встал на колени, и изобразил лицо вампира, понимающего, что пил кровь, а не надо было.

— Что, больше не будешь? — спросила Фе.

— Так естественно.

— Я, между прочим, спрашивала не просто так, а про любовь. Более того, про большую, большую любовь ко мне, — с ужасом ответила она, понимая, что Оди нечаянно, не нарочно, но отказался от нее в пользу конкурента Котовского. А ведь тому по барабану, кого иметь. Лишь бы наслаждаться. Хотя, может быть, и не в этом случае. Может быть, Катовский и хотел ее, но в тайне от себя, потому что не знал еще, как подобраться поближе к:


— Дочке Камергера. — Да, вот так бывает:

— Вроде телятница только, но уже по походке и по лицу видно:

— А не стукачок ли ты, мил человек. — Прошу прощенья, это из последующих материалов, а пока, что:

— Дама из царской прислуги. — Пусть и не нашей, а только Украинской. Дак ведь, как говорят многие, хотя пока еще только некоторые:

— Всё наше. — Извольте, извольте, но мы сдаваться не будем, ибо, ибо:

— Не для того сюда прилетели. — Считайте нас Варягами.

— А вот это не хотите? — как раз спросил Оди, и хлопнул одной рукой по сгибу локтя другой.

— Мама! — крикнули не только из зала, но и раненые бойцы за рингом. В том смысле:

— Неужели это не мешает в бойбе и боксе, а тем более думать?

Кали как раз сказала Дэну:

— Они не понимают, что делу час, а потехе время.

— Наоборот.

— Почему?

Но тут Оди всё-таки начал драться с Катиком, а Фекла со вздохом согласилась их судить.

Оди несколько раз упал, на что Фекла сказала:

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.