Бесплатный фрагмент - Альфа

Предисловие

В своё время член Верховного суда США Оливер Уэнделл Холмс перефразировал цитату Вольтера, заявив: «защита свободы слова — это не только свобода мысли для тех, чьи взгляды совпадают с нашими, но и еще и защита свободы мысли тех, чьи взгляды мы ненавидим».

Начиная работу над этой книгой, я вполне отдавал себе отчёт в том, что у многих людей она вызовет непонимание и даже резкое неприятие. Ведь про этого политического деятеля уже написано столько книг и научных исследований, что, казалось бы, не стоит и пытаться внести что-то новое в анализ его личности и эпохи. Некоторые мои друзья крутили пальцем у виска, мол, ну ты, старик и выбираешь себе темы, здесь же всё вполне очевидно, кому это интересно? Но это доброжелательно говорят друзья, а ведь есть и запоздалые сталинисты, которые готовы и дальше продолжать отстаивать замшелые идеалы «кремлёвского горца». Тем не менее, я всё же принялся за дело в силу ряда причин. Во-первых, выдающийся немецкий философ, психолог и психиатр Karl Theodor Jaspers (Карл Теодор Ясперс) в одном из своих трудов, книге «Vom Ursprung und Ziel der Geschichte» «Смысл и назначение истории» отметил очень важную, на мой взгляд, вещь: «…со временем возникла совершенно иная, неведомая ранее забота о будущем человека — забота о сохранении самой природы человека, о чем впервые возвестили Буркхардт и Ницше. Речь идет о том, что человек может потерять себя, человечество незаметно для самого себя или в результате страшных катастроф — вступить в стадию нивелирования и механизации, в жизнь, где нет свободы и свершений, в царство черной злобы, не знающей гуманности… Эта опасность страшнее атомной бомбы, так как она угрожает душе человека. Мы легко можем поддаться чувству полной безысходности. Однако оно не будет непреодолимым, если мы сохраним веру в человека». Страшные события тех лет требуют тщательного анализа, поскольку, как говорил Сиддхартха Гаутама (Будда), «кто не понял своего прошлого, вынужден пережить его снова».

Во-вторых, незадолго до начала эпидемии коронавируса были опубликованы результаты масштабного социологического опроса (апрель 2019 года), который показал, что уровень одобрения Сталина в России, и до этого огромный, побил очередной рекорд: 70% российских граждан определяют роль Сталина в истории своей страны как «скорее или целиком положительную». Что самое интересное в этом опросе? Оказалось, что немалое число опрошенных считают оправданными человеческие жертвы сталинской эпохи! Вероятно, это не столько одобрение репрессий, сколько вынесение вотума недоверия нынешнему кремлёвскому режиму и выражение неприятия погрязшему в коррупции чиновничеству. Однако также можно сделать дополнительный вывод и о том, что время течёт и люди со свойственной их природе беззаботностью забыли все те чудовищные преступления, которые совершил этот коммунистический тиран и его подручные. Люди несут в своём подсознании лишь фальшивый стереотип из многочисленных кинофильмов, в которых он стараниями пропаганды изображался, как «Отец Народов, Великий генералиссимус и победитель Гитлера», а также яркую атрибутику той эпохи — алые флаги, золотой герб с серпом и молотом, рубиновые пятиконечные звёзды той страны, которая являлась второй (после США) военной сверхдержавой в мире. Поэтому, на мой взгляд, стоит напомнить, кем на самом деле был Иосиф Джугашвили, изменивший своё имя на более благозвучное для профессионального революционера — Сталин.

Глава I. Светлый образ

«Лишь очень немногие своей кончиной доставили столько радости столь многим».

Уильям Коннор

При жизни этот человек с большой аккуратностью следил за тем, чтобы в истории, литературе и особенно в кинематографе его образ был показан именно так, как он того желал: в красивой и идеально сидящей белого цвета с золотыми погонами форме генералиссимуса, на фоне красных знамён, с устремлённым в будущее мудрым, чуть усталым от государственных забот взором.

Визуальная пропаганда была поставлена с размахом: кинокамера показывала его стройным гигантом, который возвышался во весь свой исполинский рост на фоне толпы осчастливленных им пигмеев, которые с обожанием и восторгом взирали на своего кумира. Образно говоря, он хотел остаться в памяти потомков добрым и всемогущим Мессией, победителем вселенского зла, который спустился с небес (в фильме он прилетел в поверженный Берлин на своем серебряном самолёте, хотя в реальной жизни он никогда не летал, поскольку панически боялся катастроф. Лишь один раз он вынужденно совершил полёт на самолёте в 1943 году, когда отправился на Тегеранскую конференцию по маршруту «Баку — Тегеран» и обратно, слетав на американском «Дугласе» С-47, «Skytrain») и принёс людям победу над злом и счастье. Даже на кадрах документальной кинохроники он старался выгодно отличаться идеально сшитой маршальской формой от своих коллег, руководителей стран антигитлеровской коалиции — инвалида-колясочника Франклина Д.Рузвельта и сменившего его после скоропостижной кончины на посту президента США очкарика Гарри Трумена, премьер-министра Великобритании толстяка Уинстона Черчилля (хотя по своим моральным качествам он им в подмётки не годился). Съёмки же внутри СССР проходили его личную жесточайшую цензуру.

Знаменитый советский режиссёр Михаил Ромм вспоминал:

«В кинематографе положение было таково, что ни одна картина (я имею в виду полнометражные) или группа короткометражных картин, образующих программу, за исключением хроники, скажем, „Новости дня“ (да и „Новости дня“ просматривались), не выходила на экран без просмотра Сталина и прямого его разрешения, и поправок, которые он вносил. Таким образом, каждая картина, какую бы мы ни сделали, непременно дожидалась, иногда по полгода и больше, просмотра ее Политбюро, а фактически — Сталиным».

С ещё большим вниманием он относился к изображению своей империи в кинематографе, её можно было снимать исключительно прекрасной, с обязательным вкраплением советской символики и говорить лишь в положительном аспекте о невероятных свершениях, успехах, благополучии и процветании. Для этой цели не жалели средств, но результаты оказались поистине поразительными, поскольку эта абсолютная ложь, завёрнутая в красивую яркую обёртку, настолько въелась в сознание народа, что стала восприниматься, как истина. Все жители СССР, например, были прекрасно осведомлены о том, что такое колхозы и какие чудовищные репрессии обрушились как кубанское казачество. Правда заключалась в том, что Кубань оказалась одной из наиболее пострадавших от голода 1946—48 годов областей СССР. Тем не менее люди толпами с наслаждением ходили смотреть фильм «Кубанские казаки» о счастливой, сытой и радостной колхозной жизни, когда полные оптимизма увешанные орденами на добротной одежде казаки ходят по рынку, набитому дефицитными товарами и отборными продуктами, озабоченные лишь поисками счастливой любви.

В картине снимались голодные актёры на фоне бутафории, сделанной из воска и папье-маше, но зрители верили в то, что, быть может, это только у них такая серая голодная жизнь, а вот там, на Кубани, советская власть уже подарила народу счастье и скоро, как говорил их вождь, будет и на их улице праздник, нужно только более усердно работать, как товарищ Стаханов. В других фильмах шла бесконечная фальсификация русской истории, начиная со времён князя Александра Невского, все исторические события были переписаны и представлены так, как этого хотел Сталин, сквозь призму большевизма и его личного мировоззрения. Собственно, до сегодняшнего дня эта беспардонная ложь таки не изжита, она продолжает жить в новых ремейках, созданных на основе старых советских фильмов, продолжая отравлять своим ядом новые и новые поколения. Вместо того, чтобы дать трезвую оценку трагическим событиям тех лет, не только многие историки, но и политики продолжают цепляться за псевдопатриотическую мифологию.

Результатом столь тщательной пропаганды в сталинские времена стало идолопоклонство библейских масштабов. Вся огромная страна, а также все те страны, в которые вступила Красная Армия были уставлены его идолами, от многометровых исполинов на главных площадях, до маленьких бюстов в кабинетах чиновников. Памятники, портреты, стихи, песни, книги — всё вокруг — воспевало лишь его одного, их идола, их кумира, их ХОЗЯИНА.

Один из лидеров коммунистов Югославии М. Джилас (его воспоминания я приведу более подробно позднее) писал:

«…Сталин представлялся не только неоспоримым и гениальным вождем, но и воплощением самой идеи и мечты о новом обществе. Это обожествление личности Сталина и безусловное принятие всего, происходившего в Советском Союзе, приобретало иррациональные формы и масштабы».

Пора напомнить суровую правду: это был вовсе не исполин с лучезарным взором, а низкорослый весьма несимпатичного облика человек с бегающими глазами, прокуренными черными зубами и испещрённым следами оспы лицом, который на протяжении всей своей жизни был верным слугой вселенского зла, принесший людям нечеловеческие страдания и забравший миллионы жизней. Как на самом деле выглядел этот «добрый дедушка», который так любил детей, можно понять из немногочисленных свидетельств, дошедших до нас. Почему немногочисленных? Потому, что как правило тот, кто имел несчастье разгневать генералиссимуса, не задерживался на этом свете!

---

Из бесед писателя К. Симонова с Адмиралом флота Советского Союза И. С. Исаковым от 21 мая 1962 года:

«Сталин в гневе был страшен, вернее, опасен, трудно было на него смотреть в это время и трудно было присутствовать при таких сценах. Я присутствовал при нескольких таких сильных вспышках гнева, но все происходило не так, как можно себе представить, не зная этого».

                                                            I

Сталин. Некоторых чудом уцелевших в ГУЛАГе и вырвавшихся из мрачных застенков людей довелось увидеть и мне. Особенно поразила одна пожилая женщина, сохранившая в свои преклонные годы фигуру без единого грамма лишнего веса (последствия многолетнего голода и холода) с которой мне довелось коротко познакомиться в первые годы после репатриации в Израиль. Ей досталось в этой жизни: прошла через сталинские лагеря, унижения, голод, страдания и чудом вскоре после войны вырвалась из СССР. Однажды, без всякой видимой причины, она вдруг звонко запела:

«Широка страна моя родная,

Много в ней лесов, полей и рек!

Я другой такой страны не знаю,

Где так БЫСТРО ДОХНЕТ человек».

Эти переделанные строки насквозь лживой пропагандистской песни тех лет и есть квинтэссенция всего сталинского режима. Но эту женщину знал лишь я, а вот великолепного советского актёра Георгия Жженова с его ослепительной улыбкой знала вся страна. После перестройки и некоторого смягчения режима выяснилась страшная подробность его биографии: он провел в сталинских застенках, лагерях и ссылках более 17 лет! За что же его так строго наказали? Оказывается, с ним в одном поезде ехал американский дипломат и он посмел с ним заговорить. Этого оказалось достаточным основанием для ареста по обвинению в шпионской деятельности, его бросили в тюрьму, где по отношению к нему применяли допросы с избиениями, лишали сна и тому подобное. Тем не менее он ничего не подписал и в результате получил «мягчайший» приговор «тройки» — пять лет лагерей. Однако пять лет растянулись на семнадцать, поскольку срок всё время добавляли и добавляли в 1949 году его осудили повторно и сослали в Норильск. На свободу он вышел лишь в возрасте сорока лет в 1954 году. Всю свою молодость он провёл в тюрьмах и лагерях.

Вот что он вспоминал в своей книге «Прожитое»:

««Кресты» — тюрьма одиночных камер. Лишь самые крайние на каждом ярусе галерей сдвоенные. Моя камера сдвоенная, крайняя… Нас в ней как сельдей в бочке! Вместо двух человек по норме — двадцать один человек, плюс «параша» — жуть!.. Она — единственное свободное пространство для вновь прибывшего. Некоторое время и я жил на «параше», пока кого-то не выдернули из камеры «с вещами» и не произошла соответственная подвижка мест…

Смрад, духота, вонь!.. На оправку и к умывальникам выгоняют дважды в сутки — и все это «на рысях», в спешке. Тюрьма переполнена сверх предела. Пропускная способность не соответствует «урожаю» последних лет. Весь тридцать восьмой год никаких прогулок, администрация не справляется…

В ожидании этапа в пересылку всех нас, человек сорок, рассчитавшихся за постой в «Крестах», сгрудили в одну из камер первого этажа корпуса, впритык друг к другу. Не помещавшихся вдавливали коленями и сапогами… Последние часы пребывания в «Крестах» тюремное начальство постаралось сделать особенно памятными. Около пятнадцати часов продержали нас стоя, прижатыми друг к другу настолько плотно, что нельзя было повернуться… За все время ни разу не вывели на оправку. Люди обливались потом… Не хватало кислорода… Кто не мог терпеть, мочились под себя. Вонь стояла несусветная! А тут еще начальство тюрьмы распорядилось накормить баландой, причитавшейся нам согласно рациону и недоданной в этот день. И люди ели. Ели, несмотря на духоту и вонь, ели, потому что хотелось есть и потому что не знали, где и когда дадут пищу в следующий раз. По поднятым над головами рукам передавали друг другу миски с баландой. Кому досталась ложка, ставил миску себе на голову и ел ложкой, кто просто хлебал через край — держать миску нормально на уровне груди не позволяла теснота. Спал ли кто-нибудь из нас в эту душную августовскую ночь, не знаю… Если и спал, то наподобие лошади, стоя…»

«В транзитной тюрьме Владивостока формировался этап заключенных на Колыму. Накануне отправки начальство умудрилось накормить этапируемых селедкой. Напоить же вовремя водой, утолить жажду — не удосужилось. Так весь путь пешком от Второй речки до бухты Золотой Рог к причалу заключенные вынуждены были терпеть, превозмогать жажду. И все последующие двенадцать-пятнадцать часов самой погрузки на корабль отчаянные просьбы дать воды игнорировались начальством, подавлялись конвоем грубо, жестко…

Первыми грузили лошадей. Несколько часов их бережно, поодиночке, заводили по широким трапам на палубу, размещали в специальных палубных надстройках, в отдельных стойлах для каждой лошади… В проходе между стойлами стояли бачки с питьевой водой (к каждому бачку привязана кружка) — для конвоя, для обслуги. В отличие от лошадей, с людьми не церемонились… Как стадо баранов, гнали рысью, под осатанелый лай собак и улюлюканье конвоя, лихо… с присвистом и матерщиной. «Без последнего!..»

Когда наконец беременная лошадьми и людьми «Джурма» медленно отвалила от причала, в ее наглухо задраенном трюме, гудящем, как пчелиный улей, уже зрел жуткий, сумасшедший бунт. Корабль, набитый массой осатанелых от жажды людей, стонал, вопил сотнями исходящих пеной, охрипших глоток, требовал воды! ВОДЫ!! В-О-Д-Ы!!!

Капитан категорически отказался продолжать рейс. «До тех пор, пока люди не получат воду и не придут в себя, никто не заставит меня выйти в открытое море с сумасшедшим домом в трюме, — заявил он. — Немедленно напоите людей». И только после этого заявления до конвоя, кажется, дошло, какую опасность представляет взбунтовавшийся в море корабль с сотнями запертых в трюме, мучимых жаждой людей. Срочно была предпринята попытка подать заключенным воду. Раздраили трюмный люк. С палубы в ствол трюма, в этот ревущий зверинец, начали спускать на веревках бачки с пресной водой… Бесполезно — слишком поздно спохватились!..

Стоило только в проеме трюма появиться первому бачку, как мгновенно к нему бросились озверевшие, утратившие последний контроль над собой люди… С хриплыми воплями, сметая, давя и калеча друг друга, они карабкались по трюмным лестницам к спасительному бачку. Со всех сторон тянулись к нему сотни рук с мисками, кружками… Через мгновение бачок заметался из стороны в сторону, заплясал в воздухе, словно волейбольный мяч, был опрокинут и с концом обрезанной кем-то веревки исчез в недрах трюма. Вода из него так и не досталась никому, никого не напоила и, даже не долетев до днища трюма, у всех на глазах мгновенно превратилась в пыль, в брызги, в ничто… Следующие несколько попыток постигла та же участь. Тогда в трюм спустились конвоиры. Короткими автоматными очередями по проходам трюма им удалось на какое-то время разогнать всех по нарам, приказав лежать и не двигаться… С верхней палубы в проем трюма быстро спустили огромную бочку, размотали в нее пожарный брезентовый шланг, подключили помпу…

Со всех нар за этой процедурой лихорадочно следили сотни воспаленных глаз — ждали… Слышно было, как заработала помпа, зашевелился, ожил шланг… в бочку полилась вода… И, как только автоматчики ретировались на лестницу и поднялись на палубу, — к воде кинулись люди. Мгновенно у бочки образовалась свалка. За место у водопоя началась драка, поножовщина… В ход пошли лезвия безопасных бритв, ножи, утаенные уголовниками после этапных шмонов… запахло кровью… Кто не сумел пробиться к бочке, бросились на лестницу к пожарному шлангу… Цеплялись за висящий, упругий от напора воды шланг, тянули его на себя… Ножами вспарывали, дырявили парусину… К хлеставшей из дыр воде подставляли разинутые, пересохшие рты и судорожно, жадно глотали ее… Давились, торопились, захлебывались… Вода из прорванных шлангов текла по лицам, телу, по набухшей одежде, стекала по ступенькам лестницы… Ее ловили в воздухе, облизывали ступеньки… К ней лезли друг через друга — сильные сталкивали с лестниц слабых, те остервенело сопротивлялись, хватались за набрякшую, сочившуюся водой одежду соседа… Как пиявки, впивались зубами, повисали на ней и с жадностью обсасывали… Торопились напиться, пока их не сбросили вниз, на дно трюма… Оттуда к водопою лезли и лезли новые толпы обезумевших от жажды зеков…

За пять суток пути корабля несколько сот заключенных оказались жертвами вспыхнувшей на корабле дизентерии. Многие из заболевших умерли в пути и были выброшены за борт — похоронены в холодных водах Охотского моря. Бедолаги не оправдали возложенного на них доверия Родины — обманули ГУЛАГ, посмели умереть раньше «положенного» … Колымским безымянным погостам они предпочли братскую могилу Охотского моря.

Транспортная связь с внешним миром прекратилась. Положение на «Верхнем» становилось все более отчаянным. Кончались продукты. Уже несколько дней в обеденные котлы бросали для навара пустые мешки из-под муки, чтобы хоть как-то замутить воду и создать иллюзию съедобности. Как ни экономило начальство, сколько ни растягивало остатки муки, сокращая суточную выдачу хлеба до блокадной ленинградской нормы, настал день, когда мука на складе кончилась совсем… В лагере уже вовсю свирепствовали цинга и дизентерия… Так же, как кварц является спутником золота, так и эти болезни являются постоянными спутниками голода. Невероятно исхудавшие или, наоборот, распухшие от цинги, пораженные фурункулезом люди жалкими кучками лепились к стенам лагерной кухни, заглядывали в щели и лихорадочными, воспаленными глазами сумасшедших следили за приготовлением пищи…

Тут же, на этом «толчке», заключались самые невероятные сделки: черпак завтрашней баланды или завтрашний кусок хлеба выменивались на сегодняшнюю очередь за обедом либо на сегодняшнее теплое место у печи в бараке… Чудом сохраненный окурок менялся на пайку хлеба или, наоборот, — пайка на окурок… Продавалась очередь за пищей только что умершего, но еще не списанного с довольствия товарища… Все завтрашнее не котировалось — в цене было только сегодняшнее.

В промерзших бараках, на уцелевших «островках» нар валялись, тесно прижавшись друг к другу от холода, больные голодные люди. Каждое утро на нарах оставалось несколько умерших («давших дуба») заключенных. Их скрюченные, застывшие тела в примерзших к изголовью шапках стаскивали с нар, волоком тащили за зону лагеря и где-нибудь подальше от людских глаз прикапывали до весны в снег. Кайлить, «выгрызать» могилы в вечной мерзлоте не было сил. Мертвые сраму не имут, подождут, не обидятся, им не к спеху!..

На выходе из поселка, проходя мимо механического цеха, где под навесом стояли железные бочки с техническим солидолом для смазки тракторов и прочей техники, наиболее слабые, потерявшие над собой контроль заключенные набрасывались на солидол и, судорожно давясь, запихивали его в рот, стараясь скорее проглотить, пока конвой или бригадир не отгонит их. Цинга отняла у людей и последнюю волю, валила с ног. Человеком овладевала апатия, безразличие ко всему, покорность судьбе… Приближающаяся смерть уже не пугала, а скорее была желанной. В эту зиму она стала привычным, не вызывающим никаких сострадательных эмоций явлением. Из семисот с лишним человек, населявших лагерь, перезимовала только половина.

По весне из-под стаявшего снега торчали конечности человеческих тел, как бы с мольбой взывая к живым о захоронении по-христиански, в землю. С теплом это и делалось. Заключенные хоронили из милосердия, начальство — по обязанности, из соображений санитарии».

Он ещё много писал, этот человек, уцелевший в сталинском аду. Про то, как время от времени лагерное начальство, недовольное работой измождённых людей, выводило из строя каждого десятого и этих несчастных немедленно расстреливали на глазах у всех — чтобы остальные усерднее трудились! Почитайте воспоминания Жженова, посмотрите сохранившиеся видео, где он рассказывает о своей жизни… Эти потрясающие свидетельства за пять минут похоронят иллюзии о прекрасном Советском Союзе.

Да, я другой такой страны не знаю, права была женщина, прошедшая сквозь колымский ад…

                                                        * * *

В 1917 году у России было два варианта развития событий. Первый — продолжать тяжёлую Мировую войну, в которую вот-вот должны были вступить Соединённые Штаты Америки, после чего победу России, Франции и Англии можно было считать делом решённым и скорым. Действовавшая против турок русская Кавказская армия серьёзно продвинулась вглубь Османской империи, разгромила противника в ряде сражений и захватила важнейшие и крупнейшие города этого региона — Эрзерум, Трапезунд, Ван и Эрзинджан. Потери турок были огромны, поскольку они были хороши лишь в организации геноцида армян, в пытках и убийствах, а воевать против русской армии у них плохо получалось, теснимые на всех фронтах союзниками турки были обречены на поражение. На Чёрном море русский флот добился полного господства и вполне мог начать решающую операцию с целью захвата Стамбула. Собственно, до решительного поражения противника было рукой подать, Брусиловский прорыв показал, на что была способна русская армия: была прорвана оборона, создававшаяся более 9 месяцев, потери противника составили 1 325 000 человек, Австро-Венгрии 975 000 (из них более четырёхсот тысяч пленных) и Германии 350 000 убитых, раненых, пленных. Юго-Западный фронт захватил 580 пушек, 448 минометов, 1795 пулеметов. Русские армии продвинулись вперёд на полторы сотни километров, стратегическая инициатива перешла к Антанте. После победы, которая была уже не за горами, Россия неизбежно стала бы сильнейшей и богатейшей державой в мире, получила контроль над Константинополем и проливами Босфор и Дарданеллы. И был второй вариант, именно тот, по которому империя, собственно, и пошла — так называемая революция и постепенное сползание в состояние перманентного хаоса, затем большевистский переворот, предательство своих союзников и заключение позорного сепаратного мира с Германией и Австро-Венгрией, кровопролитная Гражданская война, бегство миллионов самых образованных людей за границу, жесточайшие репрессии против собственного народа. После окончательного установления Советской власти террор не прекратился, а после небольшого перерыва на НЭП и внутрипартийную борьбу, напротив, многократно усилился. Пресловутые индустриализация и коллективизация повлекли за собой новые миллионы жертв. Потом наступил период Большого террора 1937—38 годов, который, собственно, не закончился, а лишь масштаб его сократился, а затем вновь возрос в 1941 году с началом войны. Шли непрерывные войны, война с гитлеровской Германией унесла уже десятки миллионов жизней, послевоенный голод снова убил миллионы, и до самой смерти Сталина (либо его убийства?) маховик репрессий, расстрелов и войн не останавливался ни на мгновение. Да, была построена коммунистическая империя, которая обладала громадной армией, ядерным оружием, вскоре начала запускать ракеты в космос и при этом… лишь смерть тирана спасла от голодной смерти новые миллионы жертв, страна жила с постоянным дефицитом всего и населением, которое мечтало лишь поскорее вырваться из тисков этого монстра. Как только центральная власть ослабла и начались необходимые реформы, народы СССР немедленно воспользовались ситуацией и размежевались, не говоря уже про «освобождённые» страны Восточной Европы, которые до сих пор с ужасом вспоминают коммунистический период.

                                                        * * *

Вопрос — «как такое могло произойти?» — совершенно некорректен, поскольку по-другому произойти не могло. Исключением из правил является именно мирное и разумное развитие событий, поскольку, очевидно, в самой человеческой природе заложен какой-то разрушительный дефект. Например, все поражаются тому, что Германия после прихода к власти нацистов смогла стала кровавой тиранией. Возмущенные голоса горестно всхлипывают — ах, ведь это родина Баха и Канта! По моему глубокому убеждению, именно рождение таких гениев, как Фридрих Шиллер, Людвиг ван Бетховен или Альбрехт Дюрер является исключением из правил. А общим правилом является появление страшной серой массы, во главе которой из века в век становятся новые и новые чудовища в человеческом облике, фанатики, садисты и маньяки, которые живут ради погибели, разрушения и войн. Вся история человечества по сути являет собой огромную мясорубку бесконечных войн и насилия. Самые глубоко почитаемые фигуры в мировой истории — это генералы, адмиралы и полководцы, одержавшие победы, а цена их побед обычно никого не интересует. Наполеон Бонапарт залил кровью всю Европу, но вместо его осуждения все вокруг лишь сокрушаются о том, как жестокие англичане посмели сгноить в изгнании этого великого человека, достаточно вспомнить лишь одного Михаила Лермонтова (который написал «Наполеон (дума)»). Вместо того, чтобы сделать соответствующие выводы и объявить все войны вне закона, повернуть с гибельного пути в сторону прогресса и процветания, люди во всём мире празднуют свои славные победы над врагом и готовятся к новым сражениям, накопленное оружие может в любой момент положить конец цивилизации и вообще всему сущему на Земле. Надо бы объявить такие дни днями памяти погибших и не допустить повторения кровавого безумия, но это не более, чем мечты, человечество словно поражено всеобщим маразмом и запрограммировано на самоуничтожение посредством войн и насилия.

В России до революции 1917 года сложилась уникальная ситуация. Верховная власть была сосредоточена в руках императора Николая Второго и его жены. Они амбициозно называли себя хозяевами земли русской, а на поверку, с моей точки зрения, представляли собой страшный симбиоз невероятного масштаба глупости, неспособности вести государственные дела и религиозного фанатизма. Управлять громадной империей им было явно не по силам и не по уму, но они этого не осознавали. Словно ослепшие они до самого конца пребывали в глубокой уверенности, что народ их страшно любит и не желает для себя никакой иной судьбы, кроме как радостно служить Отечеству под крылом двуглавого орла династии Романовых. Прямым следствием такого безумия и неумелого управления страной была революция 1905—1907 годов, которая началась после позорно проигранной русско-японской войны и пошатнула устои трона, явившись тревожным звонком, после которого вполне могло начаться падение Дома Романовых и новое Смутное время. После кровавого подавления той революции августейшей семье пришлось пойти на некоторые уступки и слегка поделиться своей властью с Думой (русским парламентом, созданным после революции 1905—07 гг.), но реальных шагов по спасению империи и даже собственной жизни они так и не сделали. Вместо этого весь мир с омерзением и смехом наблюдал за приключениями полуграмотного мужика по имени Григорий Новых, который вошёл в историю под кличкой, которую ему дали односельчане — Распутин, которого император Николай Второй и его супруга Александра Фёдоровна считали чуть ли не святым, посланным спасти их самих, династию и, соответственно, Россию (они называли его «наш друг». Личный секретарь Распутина Симанович (он, кстати, был убит нацистами в Аушвице в 1944 году за своё еврейское происхождение) оставил нам портрет этого человека, который имел неслыханное влияние на императора и императрицу:

«Борода же его всегда была в беспорядке. За столом он вёл себя малокультурно. Ножом и вилкой пользовался в редких случаях, предпочитая брать кушанья с тарелок своими костлявыми и сухими пальцами. Большие куски он разрывал как зверь. Только немногие могли смотреть при этом на него без отвращения. Его рот был очень велик, но вместо зубов в нём виднелись какие-то чёрные корешки. Во время еды остатки пищи застревали в его бороде… Он носил русскую рубашку, опоясанную шёлковым шнурком, широкие шаровары, высокие сапоги и на плечах поддёвку…»

«Святой человек» назначал и снимал министров, к его квартире в Петербурге выстраивалась огромная очередь из просителей, которые совершенно открыто давали взятки, а «наш друг» также открыто их брал, а затем публично устраивал пьянки и оргии, которые заканчивались грандиозными скандалами. Пресса в России и за границей смаковала эту ситуацию и регулярно подливала масла в огонь, публикуя карикатуры на царствующий дом и саркастические статьи. Такая публичная дискредитация монархии и высшей власти имела свои последствия: даже родственники августейшей семьи глубоко презирали и ненавидели их. Оплота трона — дворянство и офицерский корпус — мечтали лишь о том, чтобы сместить коронованных религиозных фанатиков, позорящих государство общением с таким субъектом, как Распутин, и установить конституционную монархию либо даже республику, подобно Франции. Главнокомандующий русских войск великий князь Николай Николаевич во всеуслышание обещал при появлении Распутина на фронте его повесить. В конце ноября 1916 года, выступая на заседании Государственной думы, лидер черносотенцев Владимир Митрофанович Пуришкевич заявил:

«Надо, чтобы впредь недостаточно было рекомендации Распутина для назначения гнуснейших лиц на самые высокие посты. Распутин в настоящее время опаснее, чем некогда был Лжедмитрий!»

Великий князь Дмитрий Павлович, князь Юсупов и Пуришкевич организовали и успешно осуществили убийство Распутина. Но для монархической оппозиции это удачное покушение на всесильного фаворита ничего не решило, было слишком поздно, империя уже рушилась и вскоре пала, широко раскрыв двери высшей власти для радикалов, напрочь лишённых моральных устоев.

Про все остальные слои общества и говорить не приходится, революционеры смело шли на смерть, забирая с собой в могилу генералов, министров, даже великих князей. Вдобавок добавлю, что Российская империя действительно являлась тюрьмой народов. Из-за притеснений и унизительных ограничений, кроме этнических русских также огромное число поляков и евреев обратилось к революционной деятельности. Другие народы не отставали, в рядах революционеров были представители практически всех народов Российской империи. Могло ли быть иначе при императоре, который с гордостью носил на своём мундире почетный знак черносотенцев из пресловутого «Союза Русского Народа» (СРН) и называл всех нерусских граждан своего государства «инородцами»? Его отец, император Александр Третий, был откровенным антисемитом и всегда это особо подчёркивал. Тем не менее он был прагматиком, и когда в Варшаве произошел очередной еврейский погром, он сказал генерал-губернатору Гурко: «Сердце моё радуется, когда бьют евреев, но дозволить это ни в коем случае не следует». Николай Второй в этом отношении остался верен заветам обер-прокурора Синода Победоносцева, идея которого была проста и безжалостна:

«одна треть евреев эмигрирует, одна треть переменит веру и одна треть погибнет».

Последний русский царь был непреклонным антисемитом, жестоким юдофобом и не собирался мешать черносотенцам в их преступлениях, поскольку полностью разделял их взгляды, более того, являлся главой движения. Выдающийся политик тех лет Сергей Витте в воспоминаниях так описал движение черносотенцев:

«Эта партия зиждется не на разуме и благородстве, а на страстях. Большинство её вождей — политические проходимцы, люди грязные по мыслям и чувствам, все свои усилия направляют на разжигание самых низких страстей дикой, тёмной толпы».

Бессмысленная мясорубка Первой Мировой войны лишь ускорила процесс развала черносотенной империи, ведомой в пропасть царственным мракобесом. Да и сами черносотенцы вскоре отправились на свалку истории, как только новая власть запретила существование их партий и объединений. Вся страна мечтала об упразднении монархии, но лишь повторила в ускоренном режиме Великую Французскую революцию, когда после мыслителей и великих реформаторов, таких как Оноре Габриель Рикети (граф де Мирабо) и Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье (маркиз де Ла Файет), пришли откровенные отморозки — якобинцы во главе с кровавым деспотом Робеспьером. Во Франции тогда всё закончилось диктатурой Наполеона, который залил кровью не только Францию, но и вообще всю Европу. Ленин был военным преступником меньшего масштаба в сравнении с корсиканским чудовищем, но и у него были определённые успехи. С самой первой минуты своей политической деятельности он лишь врал, но после Февральской революции 1917 года эта ложь приобрела чудовищный размах. Ленин сделал всё возможное ради того, чтобы получить власть в стране. Не секрет, что одним из основных факторов, сделавшим возможной революцию, было нежелание распропагандированных социалистами и пребывающих в состоянии анархии солдат продолжать войну. Так вот, Временное правительство под руководством А.Ф.Керенского за несколько месяцев до октябрьского переворота из нейтральной Швеции получило предложение от министра иностранных дел императора Карла I о том, что Австро-Венгрия готова заключить мир с Россией и союзниками без согласия Германии, другими словами, о готовности к сепаратному миру. Естественно, это держалось в строжайшей тайне. 28 октября в Париж должна была отправиться русская делегация во главе с генерал-лейтенантом Николаем Николаевичем Головиным на конференцию союзников, назначенную на 3 ноября, с полномочиями заключить сепаратный мир. Керенский утверждал, что об этом предложении стало известно Ленину и именно это подстегнуло его к принятию решительных действий по захвату власти в стране. Керенский утверждал, что Ленин впал в настоящее неистовство и форсировал захват власти, поскольку понимал, что заключение мира похоронит все шансы большевиков. Поэтому он повёл себя, как авантюрист, которому были неведомы элементарные моральные нормы, как проходимец и германский шпион, узурпировал власть в стране, переговоры о мире не состоялись, совсем напротив, война продолжилась с новым ожесточением, исторический шанс на всеобщий справедливый мир был упущен, погибли новые миллионы солдат. Но об этом чуть позже.

Вскоре после смерти авантюриста и узурпатора Ленина у штурвала государственного управления после победы во внутрипартийной борьбе встал человек, который установил такую диктатуру и пролил столько крови, что представляется совершенно невозможным найти аналог в мировой истории, поскольку никакой Наполеон ему и в подмётки не годится по масштабам тирании.

                                                        * * *

Любой большевистский вождь мог принести несчастной стране лишь разорение, репрессии в большей или меньшей степени, а в перспективе абсолютный крах. Троцкий, Каменев, Дзержинский, Антонов-Овсеенко или Бухарин — особой роли это не играло, поскольку совершенные ими преступления говорят сами за себя, если бы они заняли кресло Сталина, террор не прекратился бы, так как именно в нём заключалась сущность режима. Однако никто из них не смог бы превратить жизнь народов в огромной многонациональной стране в постоянный ледяной ужас, который опутал всех, словно щупальцами гигантского спрута. Впрочем, нам этого уже не узнать, поскольку все они либо слишком рано скончались, либо проиграли в политической внутрипартийной борьбе и были уничтожены Сталиным, ошельмованные как враги народа. А он выжил, вышел триумфатором и сумел установить диктатуру, больше напоминающую кромешный ад. Лучше всех это понял писатель В. Пелевин, который так написал в книге «Чапаев и Пустота»:

«Ты прикинь, как тогда было. Все знают, что по ночам в Кремле окошко горит, а за ним — Он. И он тебя любит как родного, а ты его и боишься до усеру, и тоже как бы любить должен всем сердцем. Как в религии. Я про Сталина почему вспомнил — стал думать, как так можно — бояться до усеру и одновременно любить всем сердцем».

Грубо, но абсолютно верно. Stockholm Syndrome (Стокгольмский синдром) охватил всю страну и вышел далеко за её пределы. Приговорённый к расстрелу Николай Бухарин написал из камеры смертников более сорока писем своему мучителю и убийце Сталину. Это почти что откровения гомосексуалиста, который питает повышенный интерес к объекту своей порочной страсти:

«Ночь 15 апреля 37 года. Коба! Хочу тебе написать, ибо я теперь ощущаю тебя как какого-то близкого. Все мои мечты последнего времени шли только к тому, чтобы прилепиться к руководству, к тебе в частности. Чтобы можно было работать в полную силу, целиком подчиняясь твоему совету, указаниям, требованиям. Я понял, как дух Ильича почиет на тебе. Мне было необыкновенно, когда удавалось быть с тобой. Я стал питать к тебе такое же чувство, как к Ильичу, — чувство родственной близости, громадной любви, доверия безграничного, как к человеку, которому можно сказать всё, всё написать, на всё пожаловаться. Книгу я задумал написать. Хотел её тебе посвятить, чтобы все знали, что я целиком признаю себя твоим».

До того, как его арестовали, судили и приговорили к смерти, Бухарин написал «Поэму о Сталине (в семи песнях!)» и послал её Сталину лично 16 ноября 1936-го года. Имеет смысл почитать завершающие строки этого «великого» произведения:

«Уже готовили злодеи пули,

Чтоб в сердце революции стрелять

И черною предательской работой

Подрыть устои мира нового. Но тщетно!

Трубит труба времен. И на пороге

Годов решающих, среди друзей без счета,

Средь миллионных толп, средь армий, средь героев,

Стоит наш Сталин, наш любимый полководец,

Готовый взмыть на крыльях к солнцу битв,

Трубит труба времен. И громкий клич несется:

«Веди нас в новый бой, коль недруг нападет!»

И мудро смотрит вдаль, пытливым взором глядя

На полчища врагов, Великий Сталин».

Не давая оценку художественной ценности этого произведения, надо признать, что оно полностью подтверждает утверждение Пелевина о том, что так называемые соратники и советские граждане смертельно боялись, но при этом нечеловечески любили своего вождя. Подумаем, мог ли человек, будучи в здравом уме написать подобные строки? А ведь Бухарин мнил себя революционером и борцом, после октябрьского переворота он стал главным редактором газеты «Правда» и ведущим партийным идеологом! При этом оставался абсолютно беспринципным человеком: сначала яростно выступал против Троцкого, потом против Зиновьева и Каменева. В 1929 году он изменил своему кумиру, даже публично назвал Сталина «мелким восточным деспотом», «беспринципным интриганом, который всё подчиняет сохранению своей власти», постоянно глупо и неумело пытался организовать оппозицию против него вместе с другими вождями-неудачниками, которые умели лишь предавать друг друга. С высоких трибун Бухарин публично славил Сталина, называл «фельдмаршалом пролетариата» и вождём революции. А за кулисами…

Из воспоминаний «Незабываемое» жены Бухарина Анны Михайловны Лариной:

«…в комнату вбежал чрезвычайно взволнованный Рыков. Он сообщил, что от Сталина ему стало известно, будто Бухарин вел переговоры с Каменевым о заключении блока против Сталина, предварительно согласовав эти переговоры с ним, Рыковым, а также с Томским. Рыков заявил Сталину, что такого быть не могло и что это явная провокация. Тогда Сталин рассказал подробности беседы Н.И. с Каменевым: резкие выпады против Сталина и характеристику, данную Молотову.

Н.И. побледнел, руки и губы его дрожали.

— Значит, Каменев донес, подлец и предатель! — воскликнул потрясенный Бухарин. — Другим путем это не могло бы стать известно, встреча была случайной, под открытым небом, в Кремле, когда мы возвращались с пленума вместе с Сокольниковым, подслушивание разговора исключено.

Бухарин подтвердил свой разговор с Каменевым и во многом признал его содержание. Рыков был до такой степени разгневан, что спокойно говорить не мог. Он кричал, заикаясь больше, чем обычно.

— Б-баба ты, а не политик! П-перед кем ты разоткровенничался? Нашел перед кем душу изливать! Мало они тебя терзали?! М-мальчик-бухарчик!

Рыков высказал предположение, что донос первоначально мог исходить и от Сокольникова, и даже через него могла быть устроена эта «случайная» встреча, что Н.И. тогда категорически отвергал. Рыков же в сложившейся ситуации не доверял ни Каменеву, ни Сокольникову в равной степени.

— Я посмотрю, — сказал он, — как ты будешь выглядеть в Политбюро, как скажешь Молотову, что он тупица и «каменная задница»».

Когда же эти интриги вышли наружу, то Бухарин принялся привычно топить своих несостоявшихся сообщников, пытаясь снова втереться в доверие к своему «другу» Кобе.

Так что же, кроме презрения, мог испытывать Сталин к этому трусливому и лживому перевертышу?

При этом нужно помнить, что Бухарин после революции стал одним из главных идеологов «красного террора» и в своих «трудах» (например, в брошюре «Программа коммунистов») теоретически обосновал необходимость массовых репрессий, организацию «красного террора» и т. д. Но и после окончания Гражданской войны он не мог остановиться и писал «Пролетарское принуждение, начиная от расстрелов и до трудовой повинности, является методом выработки коммунистического человечества». Вспоминал ли он в камере смертников о своих замечательных идеях?

А разве только один Бухарин был таким? Практически все осуждённые на Московских процессах в годы Большого террора в своё время занимали высокие должности и проливали океаны крови «буржуев», а в своём последнем слове славили Сталина и объяснялись в любви к нему, безостановочно, даже непосредственно перед расстрелом. Это поразительно, но кроме Генриха Ягоды никто них перед смертью так и не вспомнил о Боге, а он неожиданно для всех, произнёс напоследок:

«Должен быть Бог. Он наказывает меня за мои грехи».

Что же говорить об остальных? Вот типичное описание атмосферы истерии тех лет. Из книги «О Конституции СССР» 1937 года: «Появление тов. Сталина встречается продолжительной, бурной овацией всего зала. Весь зал встает. Со всех сторон несутся крики: «Ура тов. Сталину!», «Да здравствует тов. Сталин!», «Да здравствует великий Сталин!», «Великому гению тов. Сталину, ура!», «Виват», «Рот фронт!», «Тов. Сталину слава!»

                                                      II

Как получилось, что человек, рождённый в прекрасной Георгии, в райском климате среди славных и добрых людей, превратился в хитрого, лицемерного и беспощадного тирана?

Несомненно, мрачный неграмотный отец-алкоголик приложил к этому руку, избивая ребёнка. А затем он и вовсе отправил его с глаз подальше в семинарию, из которой молодой человек вышел окончательно озлобленным. Вместо веры в Бога он потерял веру в людей.

Его дочь Светлана Аллилуева была убеждена, что наихудшее влияние на его становление личности оказала именно учёба у духовной семинарии. Она пишет в мемуарах «Двадцать писем к другу»:

«Я убеждена в том, что духовная семинария, где он провел в общей сложности более десяти лет, оказала большое влияние на формирование его характера и на всю его дальнейшую жизнь. Она развила и усилила его врожденные свойства. Религиозного чувства у него никогда не было. У молодого человека, который ни минуты не верил в духовное, не верил в Бога, бесконечные молитвы и навязанная дисциплина могли привести только к противоположному результату… Семинарский опыт внушил ему, что люди нетерпимы и грубы, что духовные пастыри обманывают свою паству, для того чтобы крепче держать ее в руках, что они занимаются интригами, лгут и что у них очень много других пороков, но очень мало достоинств…»

Да и сам он Сталин подтверждал это в интервью Э. Людвигу:

«Меня сделало марксистом мое социальное положение… прежде всего, жесткая нетерпимость и иезуитская дисциплина, так беспощадно давившая на меня в семинарии».

Не получивший никакого образования, никакой профессии, Иосиф Джугашвили вступил в ряды революционеров. Вероятно, его вполне устраивала перспектива превратиться «из грязи в князи». После этого вся его жизнь до революции протекала по ссылкам и тюрьмам, а средой общения революционеры социал-демократы, после раскола партии — большевики.

Первая жена Сталина Екатерина (Като) Семёновна Сванидзе быстро умерла, успев родить мужу сына Якова. Смерть наступила в результате тяжёлой болезни, денег на лечение у Джугашвили не было, хотя под его руководством была проведена вошедшая в учебники по криминалистике знаменитая тифлисская экспроприация — нападение 13 июня 1907 года в Тифлисе на карету казначейства при перевозке денег из почты в отделение Государственного банка. Более того, он являлся основным поставщиком средств для партии большевиков…

Некоторые исследователи говорят о том, что Сталин любил свою жену. Об этом я судить не могу, зато хорошо знаю судьбу его сына, а также участь родственников покойной жены. «Сына воспитывали многочисленные грузинские родственники. Яков Джугашвили родился 19 марта 1907 года. Его мать — Екатерина Сванидзе — первая жена Сталина — умерла от брюшного тифа спустя восемь месяцев. До 14 лет его воспитывала тетка, Александра Монаселидзе, а в 1921 году Яков переехал в Москву к отцу».

Гораздо более «романтичной» была вторая любовь будущего вождя народов, вторую свою жену, дочь одного из старых большевиков, семнадцатилетнюю Надежду он изнасиловал прямо в своём штабном поезде, не обращая никакого внимания на её крики и слёзы.

Чтобы отец девушки не возмущался и не поднимал скандала, Сталин, которому тогда исполнилось сорок лет, женился на ней. Через пять месяцев у них родился сын Василий.

Это поведение демонстрировало всё презрение, которое Сталин испытывал к закону и моральным устоям жизни, поскольку сам он жил по правилам преступного мира, иначе говоря — без всяких условностей, словно дикий зверь!

Брат первой жены по имени Александр Сванидзе также был большевиком (партийный псевдоним «Алёша»). Он и его жена Мария считались близкими друзьями Сталина. Сталин даже назначил его на должность наркома по финансам в Грузинской ССР, позже — зампреда Госбанка по внешним торговым операциям. Мария была оперной певицей. В декабре 1937 года Александра арестовали, следствие по его делу длилось до 1940 года. Брата покойной жены Сталина обвинили в пособничестве испанским троцкистам и шпионаж в пользу Германии. Его приговорили к расстрелу, но приговор был приведён в исполнение не сразу, а лишь летом 1941 года. Также была арестована его жена (очевидно плохо пела, не те песни!) и сестра Маро. Их обеих расстреляли 3 марта 1942 года по постановлению Особого совещания НКВД, хотя совершенно очевидно, что без санкции самого Сталина никто не осмелился бы даже посмотреть в их сторону, так что это он распорядился их уничтожить.

Кроме пения Мария занималась ещё и тем, что вела дневник. Недолго, с 1934 по 1937 год. В дневнике она высказывает недовольство тем, что по всей стране развелось так много вредителей и диверсантов. Например, помехи в радиовещании она объясняла именно вредительством! В записи от июня 1935 года она записала свои впечатления от первой поездки в метро, которое построили в Москве. Среди прочего она пишет:

«И. (Иосиф Сталин — М.Б) все время ласково улыбался, глаза у него были добрые, добрые и ласковые. Думаю, что его при всей его трезвости все-таки трогала любовь и внимание народа к своему вождю».

И далее развивает тему:

«Он как-то сказал об овациях, устраиваемых ему — народу нужен царь, т. е. человек, которому они могут поклоняться и во имя которого жить и работать».

5 марта 1937 года она записала с праведным большевистским гневом о проклятых троцкистах и врагах народа:

«…крупное событие — был процесс троцкистов — душа пылает гневом и ненавистью, их казнь не удовлетворяет меня. Хотелось бы их пытать, колесовать, сжигать за все мерзости, содеянные ими. Торговцы родиной, присосавшийся к партии сброд».

В августе 1937 года она продолжает изливать желчь на страницы дневника:

«Хочется просто выразить свое возмущение и недоумение. Как мы могли всё проглядеть, как могло случиться, что вражеский элемент расцвел таким пышным цветом, — в чем причина и содержание этого разговора? Я часто, идя по улице и всматриваясь в типы и лица, думала: куда делись, как замаскировались те миллионы людей, которые по своему социальному положению, воспитанию и психике не могли принять сов (етского — М.Б.) строя, не могли идти в ногу с рабочими и бедняцким крестьянством, в ногу к социализму и коммунизму? И вот эти хамелеоны на 20-м году революции обнаружились во всем своем лживом облачении. Ни элементарной честности, ни патриотизма, ни чисто животной хотя бы привязанности к своему государству в них не нашлось. Вредить, продаваться, шипеть, ненавидеть, предавать, только бы не процветание самого справедливого строя». Затем следует вообще умопомрачительная фраза: «Столько чуждого и недоброжелательного элемента в момент революции присосалось к партии — как клещи, всосались и пили соки, все они взгромоздились на командные высоты, сначала маскировались, прикидывались правоверными, а потом, снюхавшись и объединившись, обнаглели и, к счастью, выявились, правда, с большим опозданием, так как успели уже сорганизоваться и причинить немало вреда стране».

Спустя несколько месяцев неожиданно выяснилось, что вся её семья состоит из врагов народа и, что самое удивительное, сама она также являла собой облигатный симбиоз хамелеона и клеща. Наверное, она очень возмущалась тому, что «товарищи» её посчитали врагом народа, но если абстрагироваться от того смысла, который вкладывали в это большевики и опричники из НКВД, а рассмотреть ситуацию объективно, то надо честно признать, что и она сама, и вся её семья действительно были злейшими врагами народа, которые навязали стране неслыханную в мировой истории кровавую тиранию и верно служили деспоту. Мне лично их трагический финал кажется весьма жестоким, но справедливым воздаянием за большевистскую деятельность.

Ужасна была и судьба сына Сталина Якова. Он впервые увидел отца лишь в 1921 году, когда его, до этого говорившего только по-грузински, привезли в Москву. Сталин называл его волчонком и никогда не воспитывал. Тем не менее Яков оказался способным молодым человеком и хорошо учился, только вот Сталин любил его примерно также, как и всех остальных Сванидзе. В результате этой большой отцовской любви Яков попытался покончить с собой выстрелом в сердце, но пуля прошла навылет и после долгого лечения он выздоровел. От выстрела в сердце сына в сердце Сталина отнюдь не закралась жалость, он издевательски насмехался над сыном, а потом написал (9 апреля 1928) года своей второй жене, которая по-настоящему хорошо относилась к юноше:

«Передай Яше от меня, что он поступил как хулиган и шантажист, с которым у меня нет и не может быть больше ничего общего. Пусть живёт где хочет и с кем хочет».

Ещё раз процитирую дневник Марии Сванидзе, в котором она описывает сталинскую семейку:

«28-го были „тетушки“ в Кремле на рождении Светочки (11 лет). Впервые был Яша с женою. И. (т. е. Яков Сталин — М.Б) не пришел, по-моему, умышленно. Он отодвигает это удовольствие познакомиться с новой невесткой. И впрямь радости мало. Она хорошенькая, старше Яши — он у нее — пятый муж, не считая иных прочих, разведенная особа, не умная, мало культурная, поймала Яшу, конечно, умышленно все подстроив. В общем, лучше, если б этого не было. Жаль и нашему не блестящему кругу еще один член общества. Жаль И. Подумать, полуумная (так написано в оригинале — М.Б.) О. Е., идиот Федор, слабоумный Павел и Нюра, недалекий Стах, ленивый Вася (второй сын Сталина — М.Б.), слабохарактерный Яша. Нормальные люди Aл., Женя, я и все искупающая для И, Светочка. Да, еще хорош дедушка, с причудами, но хороший старик — и это близкие более или менее люди для И. И к чему еще Юлия — какая-то авантюристка, как было б хорошо если б Яша женился на скромной, милой девочке из своей революционной семьи, мы б ее любили и баловали — а эта принесла сплетни, злость и пересуды». Ничего, добрый Иосиф скоро довёл сына до попытки самоубийства. «Яша стрелялся у нас в кухне, рядом со своей маленькой комнаткой, ночью. Пуля прошла навылет, но он долго болел. Отец стал относиться к нему за это ещё хуже», — записала Светлана.

Между тем Яков сумел получить два высших образования! В начале войны Яков, старший лейтенант Красной Армии, попал в плен. На сотрудничество с гитлеровцами он вопреки лживым заявлениям нацистской пропаганды не пошёл, был отправлен в концлагерь на территории Германии «Заксенхаузен», где вёл себя достойно и гордо, был убит охранником выстрелом в упор при попытке к бегству. Как вы могли догадаться, довелось хлебнуть горя сполна и его вдове Юлии. Полтора года она провела в тюрьме: сначала в Москве, потом в Энгельсе. Её выпустили на свободу лишь в 1943 году, после поступления достоверных сведений по агентурным каналам о том, что Яков погиб как герой. После освобождения из тюрьмы долго тяжело болела и умерла в 1968 году.

Второй его сын — Василий — тоже сполна хлебнул отцовской любви, начиная с младенчества. Из мемуаров жены Бухарина:

«В присутствии Н.И (т. е. Бухарина — М.Б) курящий трубку Сталин пускал дым в лицо маленькому сыну Васе и смеялся, когда ребенок плакал, задыхался и кашлял от табачного дыма. Однажды над детской кроваткой Васи Н. И. увидел плакат: „Если ты окажешься трусом, я тебя уничтожу!“».

Сейчас про его жизнь даже сняли целый сериал, в котором он представлен хоть и противоречивым человеком, но ярким и храбрым. К сожалению, всё было не так. Он не был похож на Якова, когда вырос, то стал пьяницей, развратником и абсолютно безвольным человеком. Историк Александр Колесник в книге «Хроника жизни семьи Сталина» опубликовал письмо свидетеля, В. Я. Липеца из Москвы:

«Может, будет интересным, что я слышал от брата своей жены, бывшего военного, Борисова Ивана Ивановича. Он в составе летчиков-курсантов в начале войны был на аэродроме (в Саратове или Куйбышеве), Комиссар объяснял, что необходима дисциплина, курение воспрещено. В это время садится самолет. Вылезает летчик и не спеша на крыле закуривает. Комиссар подбежал и начал быстро „разнос“. Но летчик (это был Василий Сталин) кожаными перчатками отхлестал комиссара по щекам при всех».

Интересно, что было бы с каким-нибудь великим князем, если бы он позволил себе отхлестать перчатками по лицу офицера, к тому же рангом выше себя? А избалованный и распущенный сын вождя себе позволял и не такие проступки, ему всё прощалось. Он без всякой скромности пользовался своим именем, все вокруг его страшно боялись и униженно заискивали перед ним, так что он благополучно сделал карьеру, незаслуженно получив звание генерала уже в двадцать четыре года.

«Всевозможные подхалимы и особенно девочки льнули к нему, как мухи к меду».

Во время войны его наградили 2 орденами Красного Знамени, орденами Александра Невского и Суворова 2-й степени. После войны наступил пик его карьеры, в 1947 году его назначили заместителем командующего, а с июля 1948 года — командующим ВВС Московского военного округа. Это изменение в статусе привела лишь к тому, что вместо исполнения своих должностных обязанностей он стал пить ещё больше, а также регулярно жаловаться на деятелей авиации, что привело к аресту многих из них. С должности его сняли после того, как 1 мая 1952 года он, вопреки запрету командования (из-за плохой погоды), разрешил пролет авиации через Красную площадь во время праздничного парада, так как было пасмурно и ветрено. Самолёты пролетели вразброс, при этом чуть ли не задевая крыши. При на посадке разбилось несколько самолетов. Впрочем, он оставался генерал-лейтенантом, депутатом Верховного Совета СССР и председателем Федерации конного спорта СССР, при этом будучи алкоголиком и меняя женщин, как перчатки.

После смерти всемогущего отца Василий недолго оставался на свободе. 28 апреля 1953 года его арестовали и судили. Военной коллегией Верховного суда СССР 2 сентября 1955 года он был приговорен к восьми годам лишения свободы за хищение и присвоение государственного имущества, а также «враждебные выпады и антисоветские клеветнические измышления в отношении руководителей КПСС и Советского государства». Он просто не понял, что теперь рот нужно держать на замке, вместо этого он продолжал вести себя, как наследный принц. Наказание отбывал сначала в Лефортовской, а затем во Владимирской тюрьме. В 1960 году Н. С. Хрущев дал указание досрочно выпустить его на свободу, восстановить в партии и вернуть звание генерал-лейтенанта. Но тюремное заключение не прибавило ему ума, он принялся за старое и вскоре совершил автомобильную аварию с представителем иностранного посольства и вновь был отправлен в Лефортовскую тюрьму. В апреле 1961 года состоялся суд, который приговорил его к пятилетней ссылке. Ссылку отбывал в городе Казани, где ему предоставили квартиру, не работал, а жил за счет льгот генерала в отставке. Умер 19 марта 1962 года, не дожив даже до сорока двух лет. Причиной, вероятно, послужил алкоголь.

Дочь Светлана стала кандидатом филологических наук и оставила великолепные мемуары. При первой же возможности эмигрировала из СССР, умерла в США.

                                                          III

Помните, что записала Сванидзе?

«Он как-то сказал об овациях, устраиваемых ему — народу нужен царь, т. е. человек, которому они могут поклоняться и во имя которого жить и работать».

Это она метко отметила. Я не знаю, читал ли Сталин книгу «История нравов. Галантный век» немецкого писателя Эдуарда Фукса, но, на мой взгляд, после своего воцарения на вершине власти, стал действовать не как республиканец, а как самый одиозный абсолютистский монарх. Многие колеблются в определении того, какой именно строй установился при Сталине. Чаще всего говорят о тоталитаризме. Но на мой взгляд его правление — это типичный пример монархии. Единственное, что не осуществил Сталин, так это свою коронацию по примеру Наполеона. Но Наполеон создал свою империю на принципах противоположных абсолютной монархии, поскольку мнил себя реинкарнацией древнеримских цезарей. Сталин же, прикрываясь фиговым листочком «самой прогрессивной» Конституции в мире и атрибутами республиканского правления на деле создал самую совершенную в мире абсолютную монархию. Судите сами. Вот цитаты из книги «История нравов. Галантный век» Фукса, в которой он пишет про сущность королевской власти:

«Так как в лице абсолютного монарха на землю спустился сам Бог, то личность его священна. Отсюда неприступность и величие, свойственные каждому его шагу, окружающие его атмосферой, непроницаемой для простых смертных.

…государь далее постоянно окружен плеядой придворных. Одинок только ничтожный и бессильный. Знаку всемогущего повинуется вся Вселенная. Придворные — вестники его могущества…

Абсолютный государь становится в своих глазах, а также в глазах всего мира высшим земным существом…

Такой типичный абсолютный государь, как Вюртембергский герцог Карл Евгений, имел своим девизом слова: «Государь — образ и подобие Божье. Он имеет право делать добро и зло, как ему заблагорассудится». Из такого воззрения само собой возникает Убеждение, что единственный и высший закон для страны — его благо, его удовольствие: suprema lex regis voluntas («воля короля есть высший закон»)…

В этом ключ к разгадке и логическое оправдание всех поступков самодержавного государя. Божество может распорядиться всем. Оно вольно над жизнью и свободой подданных, в особенности же над их собственностью. Все принадлежит по праву королю. Все государство — его личное владение.

…возводится в догмат, который в продолжение столетий принимается на веру и если критикуется, то только украдкой и тайком, фраза «Car tel est notre plaisir» («Потому, что нам так хочется») все оправдывала или же опровергала.

Наука и искусство обязаны прославлять лишь короля, и они в самом деле поют только ему — всемогущему — хвалу. История становится описанием героизма и подвигов его и его предков… Монарх полон мудрости и добродетели. Никогда раньше мир не видал подобного соединения в одном человеке благородства, величия и возвышенности…

У народа одно только «право» — безропотно подчиняться. Непосредственным последствием подобного тезиса стало убеждение, что нет большего преступления, как сомнение в законности этого режима или стремление к его изменению, бунт против него… Не меньшим преступлением является и критика поведения носителя власти. Критика — кощунство. Для такого преступника тюрьма слишком мягкое наказание.

И не только критика существующего строя есть преступление. Когда речь идет о массах, то преступлением надо считать уже самостоятельное мышление.

К числу важных для характеристики общей картины эпохи порождений абсолютизма принадлежит возникновение верноподданнической психики…

Когда абсолютизму удалось сломить гражданскую свободу и низвести народ до уровня стада баранов, то нравственный закон эпохи перекинулся в свою собственную противоположность, так как интересы абсолютизма требовали наличия совсем иных «добродетелей». Отныне нравственным долгом каждого становилось «верноподданническое» подчинение власти абсолютного государя, а постоянное соблюдение этого принципа — высшей и похвальнейшей добродетелью гражданина. Ведь держать стадо баранов в повиновении можно только тогда, когда отдельная личность отказывается от собственной воли и беспрекословно подчиняется приказаниям вожака. Так как духовное влияние на массы, их психическое порабощение всегда тем глубже, чем ярче обнаруживается господствующая власть в области политической, то абсолютизм этой цели достиг в совершенстве, ибо, как известно, никакая другая исторически сложившаяся власть не могла так категорически распоряжаться народом, как именно абсолютизм.

Наиболее характерная черта верноподданнической психики — принимаемая как нечто естественное и само собой понятное — несамостоятельность отдельного лица: каждый слушается без колебания и без раздумья. Люди не верят больше в себя, так как у них нет больше идеалов, созданных ими же самими: у них есть только идеалы, навязанные им насильно. Поведение их поэтому лишено всякого истинного величия, как лишена его и общая картина культуры такой эпохи. Люди уже не устанавливают новых вех, новых целей для человечества, они, напротив, услужливо помогают, когда абсолютный монарх произвольно переставляет пограничные столбы своих прав, возводит выше валы своего могущества и грубой рукой срубает древо свободы, вокруг которого народы плясали в дни юности в радостном сознании своей силы.

«Подданный» из принципа трус, из покорности глуп и из мести подл. В этом все проявления его жизнеспособности, в этой сервильности (Сервильность — раболепство, прислужничество, рабская угодливость), тогда ставшей массовым явлением. Одно неотделимо от другого. Там, где существуют «подданные», неизбежна сервильность. Сервильность не что иное, как официальная форма подчинения господину в полной уверенности в законности такого подчинения. Подданный говорит своему господину: «Топчи меня, обесчесть меня, унижай меня — для меня все почет и наслаждение; я буду целовать ногу, которая ступала по мне, я сам укажу путь к моему позору, который для тебя — удовольствие».

Для населения был установлен самый строгий табель о рангах. Что было запрещено делать по отношению к монарху придворным, не могла себе позволить служанка по отношению к госпоже, мещанка по отношению к даме и т. д.

Само собой понятно, что при таком резком делении на классы выскочки особенно ярко подчеркивали свое классовое превосходство, подобно тому как мелкие деспоты настойчивее других требовали, чтобы в них видели образ и подобие Божье. Это так понятно, потому что претензии этих выскочек считаться в рядах людей высшего порядка в большинстве случаев покоились лишь на милости монарха или могущественного министра.

У простого народа это верноподданническое чувство выражается еще, кроме того, в безграничном, никогда не прекращающемся благоговении перед носителем абсолютной власти и в не менее безграничном доверии. Простой народ относится к абсолютизму, как к религии.

Также совершенно очевидно, что «чернь» была отделена от монарха не только гранями незримыми, но и строгими предписаниями, неприступными стенами, изгородями и заборами. Вход в огромные парки и сады, окружавшие резиденции государя, был строжайше запрещен, для их посещения требовалось особое разрешение, и нарушение этого правила каралось обыкновенно драконовыми наказаниями. Когда монарх совершал прогулку по городу, то нередко целые улицы и бульвары оцеплялись, и только издали народ обретал высокое счастье лицезреть священную особу монарха. Так было в Веймаре при жизни Гете. А тот, кто удостаивался его взгляда или милостивого обращения, постигал величайшее счастье, которое только может выпасть на долю смертного, и на всю жизнь он чувствовал себя вознесенным высоко над своими согражданами. На нем покоилось око самого божества, его коснулся луч божьей милости. А тот, кто почувствовал постоянный интерес государя, до известной степени сам приобщался к его божественности».

Думаю, лучше всех природу нового режима понял писатель М. Булгаков. Для него было очевидно, что Сталин лишь использует в своих целях внешние атрибуты коммунистического режима: идею всеобщего равенства, марксистскую идеологию, интернационализм, марксистско-ленинскую философию и т. д. А на деле он является абсолютным монархом, новым Людовиком XIV. Булгаков не был глупцом и хорошо понимал, что его до сих пор не уничтожили лишь благодаря незримому покровительству Сталина, которому понравились его книги. Более того, Сталин снизошёл до того, что сам позвонил писателю и после этого жизнь Булгакова улучшилась, ему позволили работать. Вот тогда он и написал, очевидно, с дальним прицелом, пьесу «Кабала святош». В пьесе речь идёт о судьбе знаменитого французского комедиографа Жан-Батиста Мольера. Церковники запретили к исполнению его пьесу «Тартюф», и он ищет справедливости и покровительства у короля Людовика ХIV. Образ короля описан льстиво, это скромный гений, стоящий высоко над миром и невероятно мудрый, более того, лишь он один и способен понять по-настоящему беднягу Мольера. Зато настоящими злодеями и фальшивыми лизоблюдами, скрывающие свои злые намерения под маской благочестия, рисуются в пьесе святоши и слуги короля-солнце. Сюжет содержал очевидный двойной смысл: гениальный Сталин и плетущие против него заговоры «соратники», придворные интриганы.

Неизвестно, прочитал ли Сталин эту пьесу. Вероятно, прочитал, поскольку хотя её после семи представлений спектакль запретили, тем не менее Булгаков благополучно избежал трагической участи других жертв Большого террора. Всех прочих, даже стоявших у самого трона красного монарха, расстреляли, как бешеных собак или стёрли в лагерную пыль. А Булгакова, который в пьесе показал свою полную лояльность и восхищение мудрым королём, был оставлен в живых и оставшиеся ему годы провёл на свободе. Правда, судьба оказалась гораздо более жестокой по отношению к великому писателю, чем вождь народов: он умер молодым, находясь на самом пике своего творчества.

Правда, Булгаков не понял, что Сталин одновременно с элементами абсолютного монарха сочетал в себе также элементы криминального авторитета. Он умело изображал из себя государственного деятеля, на самом деле являясь «capo di tutti capi». Даже более того, глава мафии был вне закона, его могли арестовать и осудить за преступления, а Сталин поставил законы страны на службу своей мафии и лично себе. Его преклонение перед гением царя Ивана Грозного зиждилось не на пустом месте, поскольку Сталин парадоксальным образом сумел построить столь масштабное царство страха и террора, которому позавидовал бы даже сам полубезумный государь московский. Но Иван Грозный родился монархом, а Иосиф Джугашвили дорвался до высшей власти в результате невероятной борьбы и в его стране новая опричнина ни на минуту не ослабляла своей железной хватки, выжигая калёным железом не только заговоры, но даже и малейшую возможность даже просто поговорить на кухне. Доносы и стукачество цвели пышным цветом. Родственники отрекались друг от друга, дети доносили на родителей и требовали их расстрела, как врагов народа. Это был даже не апокалипсис, а дно ада.

                                                        * * *

Лично я глубоко убеждён в том, что И. Сталин являлся абсолютным, я бы сказал, эталонным преступником, который по масштабам своих злодеяний намного превзошёл даже своего «коллегу по цеху» тиранов А. Гитлера. Поэтому при оценке любых событий, связанных с его демонической личностью следует принимать за аксиому установку: ВСЕ его мысли, слова и деяния были лицемерны и преступны.

Глава II. Воспоминания очевидцев

«Товарищ Наполеон всегда прав».

Дж. Оруэлл «Скотный двор»

А. Авторханов в книге «Загадка смерти Сталина» пишет:

«Сталин никого не убивал из любви к убийству. Не был он и садистом и еще меньше — параноиком. Такие оценки его действий вытекают из неправильной «антропологической» предпосылки: Сталина рассматривают как человека со всеми человеческими атрибутами, а поэтому все его нечеловеческие поступки сводят к душевной болезни. Между тем все поступки, действия, преступления Сталина целеустремлены, логичны и строго принципиальны. У него нет зигзагов душевнобольного человека: помрачение ума, а потом просветление, восторг сейчас, меланхолия через час, злодеяние сегодня и раскаяние завтра, как бывало с действительно больным Иваном Грозным. Сталин был политик, действующий уголовными методами для достижения цели. Более того, он представлял собою уникальный гибрид политической науки и уголовного искусства, превосходя этим всех других политиков.

Сталин был принципиально постоянным в своих злодеяниях — в восемнадцать лет он выдал свой марксистский кружок в Тифлисской духовной семинарии жандармам (оправдывая себя тем что так он сделал кружковцев революционерами); в двадцать восемь лет он руководил убийством людей на Эриванской площади в Тифлисе во время вооруженного ограбления казначейства; в тридцать восемь лет он лично командовал в Царицыне массовыми расстрелами пленных «белогвардейцев»; в сорок восемь лет начал подготовку к истреблению крестьянства; ему было пятьдесят восемь лет, когда по его приказу в 1937 — 1938 годах чекисты умертвили миллионы невинных людей; ему было уже семьдесят лет, когда он без суда расстрелял дюжину членов ЦК, своих ближайших помощников.

Теперь он решил взяться за остальных. Сумасбродные действия, как говорит Хрущев?

Ничуть не бывало. Целеустремленные и целеоправданные действия с гениальным чутьем предвидения.

Если бы Сталину удалось уничтожить Политбюро 1952 года, он, вероятно, жил бы подольше, а антисталинского XX съезда партии в истории вовсе не было бы».

                                                        * * *

Главное отличие Сталина от бесноватого фюрера на мой взгляд заключалось в том, что он умело маскировал свои преступления и во время публичных выступлений всегда носил маску добродушного простака, за которой скрывалось безжалостное кровавое чудовище. Ложь и обман были не менее действенными его орудиями, чем нечеловеческая жестокость и террор. Он до такой степени был хорошим актёром, что очень многие до сих пор сомневаются, а был ли он столь плох на самом деле? Ведь именно он был Верховным Главнокомандующим в годы войны с нацистами и, несмотря на кошмарные поражения первых лет войны, затем командовал успешно, «освободил» Восточную Европу от нацистской чумы, спас евреев от Холокоста (Красная Армия освободила Аушвиц, не так ли?), принял Россию с сохой, а оставил её с атомным оружием и так далее.

Это колоссальная ошибка, поскольку даже то немногое, что можно записать ему в позитив, на поверку также оказывается преступлением, правда, завёрнутым в яркий цветной фантик. Например, на Ялтинской конференции в 1945 году Сталин подписал обязательство в освобожденных от нацистов Красной Армией странах провести свободные выборы. В «Декларации об освобожденной Европе» было чётко определено право народов на самоопределение:

«Установление порядка в Европе и переустройство национально-экономической жизни должно быть достигнуто таким путем, который позволит освобожденным народам уничтожить последние следы нацизма и фашизма и создать демократические учреждения по их собственному выбору».

Но как сталинская система могла дать народам тех стран, куда ступал сапог сталинского солдата свободу, если в самом СССР не было никакой свободы? Конституция, демократические выборы, власть народа, справедливое правосудие — всё это было не более, чем филькиной грамотой, в лучшем случае потёмкинской деревней. Одиозный сталинский прокурор Андрей Януарьевич Вышинский по профессии был юристом, закончил юридический факультет университета в Киеве.

Это малоизвестно, но он написал серьёзный труд по юриспруденции под названием «Теория судебных доказательств в советском праве». Цитата из этого труда:

«…было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого… В достаточно уже отдалённые времена, в эпоху господства в процессе теории так называемых законных (формальных) доказательств, переоценка значения признаний подсудимого или обвиняемого доходила до такой степени, что признание обвиняемым себя виновным считалось за непреложную, не подлежащую сомнению истину, хотя бы это признание было вырвано у него пыткой, являвшейся в те времена чуть ли не единственным процессуальным доказательством, во всяком случае считавшейся наиболее серьёзным доказательством, „царицей доказательств“ (regina probationum)».

Неизбежно возникает вопрос: как образованный юрист, автор этих прекрасных строк мог председательствовать на московских процессах 1937—38 гг.?! Ведь это же нонсенс, поскольку презумпция невиновности, которую он так превозносил в теории, была полностью отвергнута Вышинским на практике. На кровавых судилищах он пел соловьём уже совсем другие песни:

«Вся наша страна, от малого до старого, ждёт и требует одного: изменников и шпионов, продавших врагу нашу Родину, расстрелять как поганых псов! …Пройдёт время. Могилы ненавистных изменников зарастут бурьяном и чертополохом, покрытые вечным презрением честных советских людей, всего советского народа. А над нами, над нашей счастливой страной, по-прежнему ясно и радостно будет сверкать своими светлыми лучами наше солнце. Мы, наш народ, будем по-прежнему шагать по очищенной от последней нечисти и мерзости прошлого дороге, во главе с нашим любимым вождём и учителем — великим Сталиным — вперёд и вперёд к коммунизму»!

Ведь хорошо известно, что те процессы являлись насмешкой над правосудием! Только вот он не мог поступить иначе, поскольку являлся продуктом системы, в которой абсолютно все понятия имели двойной, извращённый смысл. Во время Нюрнбергского трибунала именно он фактически руководил советской делегацией, как самый опытный и квалифицированный юрист, умело показавший себя на кровавых московских процессах тридцатых годов, а главное — как цепной пёс, готовый безропотно пойти на любое приказание со стороны своего хозяина. И он вполне оправдал ожидания своего шефа: на процессе полностью «замяли» тему о секретных протоколах пакта «Молотов-Риббентроп», а также о катынском расстреле пленных польских офицеров палачами из НКВД. Англичане и американцы понимали, с кем имеют дело, но при этом широко улыбались своему «союзнику». Сталинским обвинителям в Международном трибунале не должно было найтись места, поскольку справедливо было бы посадить их рядом с нацистами, как совершившими чудовищные преступления против человечества в таких же масштабах. Англичане и американцы во время войны также совершили немало вещей, за которые сегодня им стыдно, но у них за плечами не было ни Колымы, ни Катыни, и своих граждан они не репрессировали и не гнали на убой в штрафных батальонах. Но об этом более подробно поговорим позднее.

В СССР официальная пропаганда и СМИ говорили о мире, но при этом на протяжении всей советской истории страна лихорадочно готовилась к войне, надрывая экономику в гонке вооружений, готовясь захватить весь мир, с восторгом воспринимая любого бандита, который захватывал власть путём переворота и объявлял себя революционером, поскольку это и был столь воспетый «ленинский путь». Вот лишь один пример лицемерия, возведённого в ранг государственной политики. Газета «Правда» опубликовала официальное сообщение о том, что 26 ноября 1939 года на участке советско-финской границы вблизи деревни Майнила группа советских военнослужащих была обстреляна артиллерией с финской территории, было убито трое рядовых и один младший командир. На этом основании СССР начал военное вторжение в Финляндию. Нельзя не признать, конечно, что в этом случае Сталин просто скопировал действия своего германского коллеги, который напал на Польшу после реализации операции «Консервы» (нем. Aktion Konserve) — инсценировки нападения Польши на немецкую радиостанцию в городе Глайвиц. Конституция в СССР на бумаге была самой прогрессивной в мире, а на деле граждане страны были лишены даже самых элементарных прав и их планомерно гноили в ГУЛАГе и физически уничтожали миллионами, крестьяне же и вовсе были лишены паспортов и прикреплены к колхозам и совхозам, обречены на голод и тяжкий низкооплачиваемый труд. Царскую Россию справедливо называли тюрьмой народов, но в советской империи преступления великодержавного шовинизма превзошли всё вообразимое, репрессиям подвергались не только отдельные люди, но и целые народы. Президент США Рональд Рейган назвал СССР империей зла. Но надо признать, что это была уже издыхающая империя, а во времена Сталина она находилась в зените славы, в самом расцвете сил и представляла из себя самую мощную в мировой истории империю зла, невиданную тиранию.

Так вот, если говорить про подписанные в Ялте (а затем и в Потсдаме) международные обязательства, то Сталин их не только не соблюдал, но более того, никогда и не собирался соблюдать. Для него это было не более, чем составной частью дипломатической игры. А к союзникам по антигитлеровской коалиции он всегда относился, как к временным попутчикам, которых нужно использовать до тех пор, пока это выгодно, а затем все договорённости в необходимый момент можно выбросить в корзину для мусора. В занятых Красной Армией странах в коалиционные правительства немедленно были поставлены на ключевые позиции завезённые из Москвы коммунисты, сталинские марионетки. Прежде всего они заняли кресла руководителей силовых структур, а всё остальное было уже делом техники. На штыках Красной Армии и под пристальным надзором тайной полиции уже в самом скором времени были созданы марионеточные промосковские коммунистические режимы и все надежды на свободу и демократию были похоронены. Так что Черчилль имел все основания прозорливо заявить в Фултоне уже в 1946 году, о том, что

«от Щецина на Балтике до Триеста на Адриатике над европейским континентом опустился железный занавес». Он также подчеркнул: «Коммунистические партии, которые были весьма малочисленны во всех этих государствах Восточной Европы, достигли исключительной силы, намного превосходящей их численность, и всюду стремятся установить тоталитарный контроль».

К концу сороковых годов с демократией и либеральными свободами в странах, занятых Красной Армией, было покончено на долгие десятилетия.

В своё время Черчилль предвидел подобное развитие событий и пытался своевременно договориться с советским диктатором, чтобы сохранить демократию и свободу хотя бы в Западной Европе. 9 октября 1944 года он подписал с «кремлёвским горцем» «Naughty Document» («Непристойный документ»). На небольшом клочке бумаги он написал названия стран и «сферы влияния» в процентах СССР и союзников в Европе. Было это так (из мемуаров Черчилля):

«Создалась деловая атмосфера, и я заявил: «Давайте урегулируем наши дела на Балканах. Ваши армии находятся в Румынии и Болгарии. У нас есть там интересы, миссии и агенты. Не будем ссориться из-за пустяков. Что касается Англии и России, согласны ли вы на то, чтобы занимать преобладающее положение на 90 процентов в Румынии, на то, чтобы мы занимали также преобладающее положение на 90 процентов в Греции и пополам — в Югославии?»

Пока это переводилось, я взял пол-листа бумаги и написал:

«Румыния:

Россия — 90 процентов

Другие — 10 процентов

Греция:

Великобритания (в согласии с США) — 90 процентов

Россия — 10 процентов

Югославия — 50/50 процентов

Венгрия — 50/50 процентов

Болгария:

Россия — 75 процентов

Другие — 25 процентов».

Я передал этот листок Сталину, который к этому времени уже выслушал перевод. Наступила небольшая пауза. Затем он взял синий карандаш и, поставив на листке большую птичку, вернул его мне. <…> Исписанный карандашом листок бумаги лежал в центре стола. Наконец я сказал:

«Не покажется ли несколько циничным, что мы решили эти вопросы, имеющие жизненно важное значение для миллионов людей, как бы экспромтом? Давайте сожжем эту бумажку».

«Нет, оставьте её себе», — сказал Сталин».

После войны Черчилль проиграл выборы и утратил пост премьер-министра, так что Сталин вовсе не собирался соблюдать договорённости, поскольку с глубочайшим презрением относился к закону и был, образно говоря, настоящим хозяином своего слова: захотел дал, захотел взял обратно. Подобно Гитлеру, он глубоко презирал западные демократии и относился к международным договорам, как к туалетной бумаге. Сталин вовсе не собирался ограничиваться поглощением одной лишь Восточной Европы, его агентура развила активную деятельность также и в Западной Европе. В правительства Бельгии, Италии и Франции вошли коммунисты и этот процесс, казалось, шёл неудержимо, словно сход снежной лавины. Главный же оплот западной демократии — США — уже давным-давно последовательно подвергался тайной и явной сталинской экспансии. Коммунистическая партия была образована в США ещё в 1919 году и с тех пор являла собой настоящую «пятую колонну», рассадник шпионов и злейших врагов Америки. При этом они закамуфлировались под борцов за социальную помощь неимущим и гражданские права. Не скрывая своей ориентации на Москву, они при этом умело притворялись законопослушными гражданами США. Надо признать, что их идеология нашла широкий отклик в среде левой интеллигенции, которые уже тогда соответствовали тому меткому определению, которое дал им В.И.Ленин. Всех прекраснодушных и недалёких людей, симпатизировавших коммунистам из числа либеральных интеллектуалов, политиков и общественных деятелей Ильич ласково именовал «полезными идиотами». Не могу не признать, что это весьма уместное прозвище. Ещё более правильно он говорил про то, что «капиталисты сами купят веревку, на которой мы их повесим». И опять же он как сквозь воду глядел, поскольку показательна нулевая реакция Америки на чудовищные репрессии в СССР и на Голодомор, развязанный большевиками против собственного населения. На официальном уровне хранилось полное молчание по поводу порабощения рабочих, которые трудились день, создавая оружие Сталину и на распространение агентов Интернационала по всему миру. Ответ был красноречив — в 1934 году Рузвельт, которого все почитают, как величайшего из всех американских президентов, признал Советский Союз. Американская пресса во всё горло пела гимны коллективизации и индустриализации, гению доброго и простого вождя трудящихся в СССР «Дядюшке Джо». С тех пор тираны и диктаторы всего мира начали рассматривать всякого рода либеральные движения как своих союзников в лагере демократических стран. Сам Ленин на скрывал своего презрения к этим, как он говорил,

«болтунам, боящихся революционного насилия».

Он издевательски делился с писателем М. Горьким своим истинным мнением об умственных способностях интеллигенции, мол: «на деле это не мозг, а говно». А ведь Ленин был дворянином, образованным человеком и интеллигентом, закончившим университет, в отличие от Сталина, который был выходцем из самых низов, необразованным и совершенно неинтеллигентным. Можно только представить себе, до какой степени не получивший никакого образования Сталин ненавидел и презирал интеллектуалов! Он прекрасно осознавал, что из подобных людей, поражённых комплексом без вины виноватых «белых воротничков», проникнутых симпатией к некому абстрактному «народу» и идее социализма, можно верёвки вить и он это использовал в своих целях, умело используя политику кнута и пряника. Ведь они, словно слепцы, не обращали внимания на чудовищные репрессии в СССР. Их не волновало ни физическое уничтожение всех «буржуев» включая женщин и детей, ни тотальные расстрелы участников Белого движения, ни ликвидация наиболее трудолюбивого крестьянства во время пресловутой «коллективизации», ни становление системы ГУЛАГа, ни даже кровавая вакханалия 1937—38 годов. Так, всемирно известный писатель Лион Фейхтвангер, посетив сталинскую Москву, написал жалкую книжонку, в которой восхвалял кремлёвского тирана и его диктатуру. Предисловие к этому великому произведению Иосиф Сталин писал собственной рукой! Вероятно, книга ему понравилась, ещё бы, ведь среди прочего бреда Фейхтвангер, например, написал, что

«больше всех разницу между беспросветным прошлым и счастливым настоящим чувствуют крестьяне», которые имеют обильную еду и «ведут свое сельское хозяйство разумно и с возрастающим успехом».

К этому времени миллионы людей уже умерли от голода, а оставшиеся в живых с трудом выживали. Даже ПОСЛЕ Второй Мировой войны в СССР умерло от голода от миллиона до двух несчастных! Интересна его дальнейшая судьба. В 1933 году нацисты лишили его немецкого гражданства, конфисковали всё имущество, его произведения попали в список запрещённых книг и публично сжигались гитлеровцами, как в средние века. За его голову была объявлена награда. Он укрылся во Франции, жил в городе Санари-Сюр-Мер, но в 1940 году нацисты захватили и эту страну. По иронии судьбы Фейхтвангер, как германский подданный, был интернирован французскими властями в лагерь, правда, ненадолго, поскольку благодаря кипучей деятельности своей жены ему вскоре удалось бежать — сначала в Марсель, а затем через Испанию и Португалию… нет, не в Москву, а с помощью американского священника Уайтстила Шарпа и его жены Марты, в США. Ведь в тот момент СССР и Третий рейх были лучшими друзьями! Ширер Уильям (Shirer William L.) в книге «Берлинский дневник» пишет:

«Молотов вызвал Шуленбурга, чтобы от имени Советского правительства принести поздравления „с блестящим успехом германского вермахта“».

Если бы он переехал в воспетый им коммунистический рай, то, скорее всего, его в рамках советско-нацистской дружбы, как многих других немецких евреев и коммунистов, депортировали бы в Германию и выдали гестапо на расправу. Он поселился в Калифорнии, на вилле «Аврора» в Лос-Анджелесе (названной так явно не в честь революционного крейсера), где благополучно прожил до конца своей жизни. Думаете пережитые невзгоды изменили, урок, который ему преподали большевики, заключив договор о дружбе с нацистами, пошёл ему впрок? Он до конца жизни так и остался леваком, его не интересовало ни чудовищное преследование (после Холокоста!) евреев в СССР, ни расстрел Еврейского Антифашистского комитета, ни «Дело врачей», ни антисемитская кампания в СССР, ни демонизация созданного в 1948 году Израиля. В приютившей его стране он написал пьесу «Помрачение умов, или Дьявол в Бостоне», в которой обрушился на организаторов «охоты на ведьм». Вот что его возмущало, так это процессы комиссии по расследованию антиамериканской деятельности по разоблачению сталинской агентуры в США. Он яростно выступал против этого. Но вот прошло время и тайное стало явным. В 1995 году Агентство Национальной Безопасности США рассекретило и обнародовало документы по проекту «Venona». Благодаря опубликованию этих документов выяснилось, что Компартия США была на содержании Москвы и являлась резидентурой советской разведки, точнее — одной из нескольких её штаб-квартир на американской территории. Генсек компартии Эрл Браудер и его товарищи были платными советскими агентами и почти легально вербовали новых шпионов. Алджер Хисс, Ноэль Филд и Лоуренс Дугган из Государственного департамента, Чарльз Крамер из Сената, Гарри Декстер Уайт из Казначейства, Джордж Сильверман из Совета по железнодорожным пенсиям, Харольд Вере из Министерства сельского хозяйства, Лохлин Кюри из Белого дома и сотни, если не тысячи прочих служащих американских государственных учреждений на деле являлись сталинскими шпионами, активно работающими против США. Особенно шокирует дело супругов Розенберг. На протяжении десятилетий их считали невинными жертвами новоиспечённых охотников на ведьм, неоинквизиторов-маккартистов. Как эффективно советская пропаганда и левая пресса использовали их казнь в своих целях! В СССР Америку стали сравнивать с нацистской Германией. Прошло время, и генерал Павел Судоплатов (который после ареста своего шефа Берии был арестован и чудом избежал расстрела, проведя много лет в заключении и имитируя безумие) написал, что супруги Розенберги были привлечены к сотрудничеству советскими спецслужбами ещё в 1938 году (агентами Овакимяном и Семеновым). Полный список переданной Юлиусом Розенбергом информации остаётся секретным, однако доподлинно известно, что в декабре 1944 года он добыл и передал советскому разведчику Александру Семеновичу Феклисову подробную документацию и образец готового радиовзрывателя. Оказалось, что шпионы понесли вполне заслуженное наказание! Был ли и писатель Фейхтвангер советским агентом, я не знаю, но «полезным идиотом», несомненно, был.

Нет, что не говорите, а Ленин в некоторых своих определениях был исключительно точен.

                                                       IV

После революции 1917 года в России большевики кричали на всех углах, что их целью является построение идеального общества, всеобщего равенства, улучшенная при помощи марксизма реализация утопии Томмазо Кампанелла «Город Солнца», установление рая на Земле — но без помощи Бога, рая материального. В этом благородном деле они не особенно преуспели, зато им вполне удалось построить в своей стране филиал АДА на Земле, который они мечтали распространить на весь земной шар. Во главе этих счастливых чертей, как и положено, после затянувшейся на годы схватки пауков в банке, стал человек, который стал живым воплощением Лукавого. Можно сколько угодно верить или не верить христианским догматам, но та характеристика, которая даётся дьяволу, вполне соответствует образу добрейшего Иосифа Виссарионовича. Был ли он убежденным грешником? Несомненно, ПОСТОЯННОЕ совершение самых чудовищных преступлений было неотъемлемым атрибутом Сталина, его сутью. Все характеристики врага человеческого рода один в один совпадают с воспоминаниями очевидцев с обликом товарища Сталина:

1. Наделенный непомерной гордыней, честолюбивый и тщеславный

2. Второе качество — это совершенно невероятная ложь, неслыханная раньше. Вполне аргументированно можно заявить, что «отец народов» на деле был отцом лжи.

3.Сверхкачеством Сталина являлось лукавство, коварство его натуры, извращение всего, что совершает.

4. Коварство и изворотливость являлись сутью его истинной природы. Он был полон неправедного обольщения, при этом на поверку не являлся действительным лидером, его сила была в том, что он, образно говоря, питался падалью. Марк Солонин совершенно точно отметил: «…у Сталина была удивительная биография, он многократно пользовался чужими трудами, чужими успехами. Мы же понимаем, что не Сталин организовал Великую октябрьскую революцию и не он выиграл в Гражданской войне. У него хватило звериного чутья и полного отсутствия какой-то морали и совести, чтобы перебить своих. То есть все успехи Сталина — это успешная расправа над своими… Это все-таки шакал. Большой, наглый, очень удачливый шакал». Такая характеристика кажется мне исчерпывающей, Сталин действительно был альфа-самцом, но только не среди волков, а среди шакалов.

Я не стану писать о Сталине до революции, поскольку от него в те годы мало что зависело. Гораздо интереснее посмотреть на него уже обладающего абсолютной властью. При этом всегда надо помнить о том, что сказал про тирана Борис Стругацкий.

« — Кого ни послушаешь, у всех товарищ Сталин всегда в хорошем настроении, добрый и шутит…

— Это называется «селекция наблюдений» … Просто те, кто видел его в плохом настроении, — не выжили, и их рассказов история нам не сохранила».

Итак, обратимся к немногим дошедшим до нас свидетельствам.

Авиаконструктор Яковлев.

Он был одним из немногих, к кому Сталин благоволил. Однако и он, подобно любимцу Гитлера архитектору Альфреду Шпееру (которого «фюрер» во время войны назначил на пост министра вооружений), лишь чудом избежал репрессий. Карьерный рост Яковлева был подобен взлёту ракеты. К 1939 году в СССР стали пожинать горькие плоды массовых репрессий 1937—38 гг. Повсеместно наблюдалась нехватка квалифицированных кадров. Война в Испании показала слабость советской авиации в сравнении с германской. Пока в СССР строили огромные самолёты, на которых устанавливали мировые рекорды по дальности перелётов, в Германии построили скоростные маневренные истребители «Мессершмитт 109» и штурмовик «Юнкерс-87», которые били в испанском небе «сталинских соколов». Вместо детального разбора причин отставания начались необоснованные репрессии, что привело к ещё большему кризису в авиапромышленности. И лишь накануне начала Второй мировой войны сталинское руководство спохватилось: а не слишком ли перегнули палку? На наше счастье, Яковлев оказался не только хорошим конструктором, но и прекрасным писателем. Конечно, он не мог написать самого интересного из-за цензуры, но даже то, что ему удалось изложить в книге своих мемуаров «Цель жизни», вполне достаточно для понимания личности советского диктатора. Перед читателем возникает образ настоящего, а не лубочного Сталина — злого, двуличного, лукавого, жестокого деспота. При этом Яковлев явно не желал описать его именно таким, отрицательным героем. Напротив, он полностью оправдывает жестокое поведение Сталина, объясняя всё трудным временем, которое требовало подобных жестоких решений. Кроме того, этим же он объясняет и своё верное служение режиму. Читая его воспоминания создаётся стойкое впечатление, что автор так и остался очарованным до конца жизни Сталиным, восхищаясь его гением и преклоняясь ему даже после разоблачения «культа личности». О Хрущёве, например, он пишет недобро, с явным презрением. Вероятнее всего, Яковлев так и остался сталинистом, поэтому и не смог написать ничего хорошего про Хрущёва, который основательно стёр память о генералиссимусе, уничтожив всё, что было связанно с его именем.

С Яковлевым Сталин поступил также, как и с остальными своими выдвиженцами: сначала возвысил, соблазнил привилегиями и властью, потом приблизил к себе максимально близко. Вот как конструктор описал это в своих воспоминаниях:

«Я с волнением поднимался по лестнице, устланной красным ковром. Когда очутился в секретариате и собрался представиться, секретарь Сталина предупредил меня:

— Конструктор Яковлев? Товарищ Сталин назначил вам прийти к шести часам, а сейчас пять часов сорок пять минут, попрошу вас подождать.

Точно в назначенное время меня пригласили пройти в кабинет. Там кроме Сталина были Молотов и Ворошилов. Все трое со мной тепло поздоровались.

Первое впечатление от кабинета Сталина врезалось в мою память на всю жизнь. Признаться, я был как-то разочарован: меня поразили его исключительная простота и скромность.

Не скажу, что, когда я вошел в кабинет, мое волнение сразу как рукой сняло, нет, но постепенно оно ослабевало. Ровный голос, размеренная походка Сталина действовали успокаивающе.

Сталин начал расспрашивать о работе, о новой машине.

По мере того как разговор углублялся в техническую область, в мою родную стихию, я все больше успокаивался и скоро совершенно освоился, перестал стесняться и, отвечая на вопросы, уже не подыскивал слова, как вначале.

Сталин, Молотов и Ворошилов очень интересовались моей машиной ББ и все расспрашивали, как же это удалось при таких же двигателях и той же бомбовой нагрузке, что и у СБ, получить скорость, превышающую скорость СБ.

Я объяснил, что здесь все дело в аэродинамике, что СБ проектировали 5 лет тому назад, а наука за это время продвинулась далеко вперед. Кроме того, нам удалось свой бомбардировщик сделать значительно легче, чем СБ.

Сталин все ходил по кабинету, удивлялся и говорил:

— Чудеса, просто чудеса, это революция в авиации.

Было решено запустить ББ в серийное производство.

После того как договорились по некоторым вопросам дальнейшей работы нашего конструкторского бюро, Ворошилов что-то написал на листочке бумаги и показал Сталину, который, прочтя, кивнул головой в знак согласия.

Тогда Ворошилов прочитал текст ходатайства перед Президиумом Верховного Совета СССР о награждении меня орденом Ленина, автомобилем ЗИС и премией в 100 тысяч рублей. Ходатайство тут же все трое подписали.

Это было совершенно неожиданно, я растерялся и, кажется, даже не поблагодарил. Хорошо еще, что, опомнившись, в конце концов нашелся сказать, что работал не один я, а целый коллектив и что награждать меня одного было бы несправедливо. На это Сталин ответил, что нужно немедленно представить список моих сотрудников, которые работали над новой машиной, чтобы их также наградить.

Со мной дружески попрощались, пожелали дальнейших успехов в работе…»

И далее:

«Ничего, ничего, я бы и сам так, да должность не позволяет.

Заходящее солнце заливало кабинет ярким светом. Сталин прохаживался, как обычно, от письменного стола к двери и обратно и внимательно слушал.

Я стоял лицом к нему, прислонившись к столу. Солнечные лучи меня слепили, и я невольно щурился.

Сталин заметил это, подошел и опустил шторы на окнах.

— Теперь лучше? — спросил он.

— Спасибо, товарищ Сталин.

— Чего же спасибо, надо было раньше сказать».

Угощал чаем, бутербродами. Дружески улыбался. Всячески высказывал своё доверие и расположенность, даже распорядился провести ему в квартиру телефон правительственной связи. А затем наступил неслыханный карьерный взлёт:

«…вас решили назначить заместителем к товарищу Шахурину. Будете заниматься в авиации наукой и опытным строительством.

Я был поражен. Ожидал чего угодно, но только не такого предложения. Я стал отказываться. Приводил множество, казалось убедительных, доводов, а главное, старался доказать, что не могу быть на такой большой руководящей работе, не справлюсь, не имею достаточного опыта.

На это мне ответили, что Шахурин тоже не имеет такого опыта, он секретарь Горьковского обкома партии.

— Я специалист-конструктор, а не руководящий работник.

— Это как раз и хорошо.

— Я еще очень молод.

— Это не препятствие, а преимущество.

Я доказывал, наконец, что не могу бросить конструкторскую работу, так как без нее не смогу жить.

Мне ответили, что никто и не заставляет меня бросать деятельность конструктора. Новый нарком создаст условия, при которых я смогу сочетать обязанности заместителя наркома с творческой работой по созданию самолетов

Я сказал, что не выдержу режима работы, намекая на то, что в наркомате засиживаются до 2 — 3, а то и до 4 часов утра каждодневно. На это мне возразили, что режим работы я могу установить себе сам, лишь бы дело шло успешно.

Вот что еще меня беспокоило: я конструктор и, находясь на посту заместителя наркома по опытному самолетостроению, могу стать притчей во языцех: конструкторы будут меня обвинять в необъективности, в том, что я затираю других.

На это Сталин возразил: как лицо, отвечающее за опытное самолетостроение, я на посту заместителя наркома буду заинтересован в том, чтобы все коллективы свободно развивались и приносили максимум пользы; если я буду добросовестно работать, то создам возможности для успешной деятельности всех наших конструкторов. Кроме того, он еще раз подчеркнул, что никто не думает лишать меня возможности работать конструктором. Наоборот, надеются, что я и впредь буду давать хорошие самолеты.

Словом, ни один мой довод не был принят во внимание. Но я стоял на своем.

— Значит, заместителем наркома не хотите быть?

— Не хочу, товарищ Сталин.

— Может быть, вы хотите быть наркомом? — улыбнулся он и уже серьезно спросил:

— Вы коммунист? Вы признаете партийную дисциплину?

Я сказал, что признаю и что если вопрос ставится в такой плоскости, то мне придется подчиниться, но это будет насилие.

Сталин рассмеялся:

— А мы не боимся насилия, мы не остановимся, когда нужно, перед насилием. Иногда насилие бывает полезно, не было бы насилия, не было бы революции. Ведь насилие — повивальная бабка революции…

…

11января 1940 года было опубликовано постановление Совета Народных Комиссаров СССР о назначении меня заместителем народного комиссара авиационной промышленности по опытному самолетостроению и науке».

                                                        * * *

Это была обычная практика Сталина, возвышать молодых и перспективных молодых людей, специалистов в своём деле, которые пришлись ему по вкусу. Их осыпали почестями и деньгами, назначали на головокружительно высокие должности, давали шикарные квартиры, поместья под скромным названием «дачи», выделяли персональные автомобили с прикреплённым водителем, присваивали генеральские звания и награждали наивысшими орденами. А потом начиналась работа, он заставлял всех работать на грани и за гранью человеческих возможностей, днём и ночью.

Весь этот механизм до боли напоминает триллер «The Firm» («Фирма») Джона Гришэма, в котором главный герой — подающий большие надежды выпускник Гарварда — поступает на работу в небольшую юридическую фирму, где его буквально осыпают денежным дождём, а затем выяснятся, что он должен не только в безумном темпе эти деньги отрабатывать, но и преступать закон, занимаясь легализацией денег преступных структур. Тех, кто не оправдывал надежд мафии или не желал преступать закон ждала неминуемая гибель, насильственная смерть.

После пряника обычно шёл и кнут, как правило это выражалось в том, что арестовывали людей из числа их ближайших сотрудников, друзей или родственников. Исключений тут не было: были арестованы жёны Молотова, Буденного, Поскрёбышева, Андереева и других ближайших соратников Сталина. Буквально каждый чиновник, облечённый властью, был буквально опутан паутиной страха не только за своё будущее, но и за будущее своей семьи и друзей, поскольку репрессии выкашивали людей целыми пластами. Никто не мог быть застрахован от немилости Сталина, поэтому работали на износ, день и ночь и отношение к себе испытывали уже совсем не дружеское. Так случилось и с Яковлевым, единственным человеком, к которому Сталин испытывал действительно добрые чувства и по свидетельству всех был любимчиком вождя. После быстрого взлёта «медовый месяц» быстро завершился и наступила пора серых будней, тучи над головой конструктора сгущались всё больше и больше, милость всесильного вождя сменилась на недоброжелательное отношение, всё время маячила угроза репрессий. Лишь талант и способность конструировать новые, удачные самолёты, отдалили грозу. А ведь, казалось бы, ну чего ему было опасаться? Весь советский строй, казалось, был создан для таких как он молодых людей с пролетарским происхождением. У него в биографии не было ни единого пятнышка, он был действительно незаменим, поскольку лишь единицы имеют талант настоящего конструктора, он с восторгом вступил в коммунистическую партию и всегда был лоялен режиму, рьяно работал на советскую власть. И всё равно он всё время ходил под дамокловым мечом, как и все в этом зловещем тёмном сталинском царстве, в котором даже его ближайшие родственники не были застрахованы от внезапного и бессмысленного ареста, пыток, заключения, лагерей или даже физического уничтожения, не говоря уже о сотрудниках.

В начале войны был арестован НКВД один из его ближайших помощников. Яковлев вспоминает, как решился на отчаянный шаг — попросить Сталина помиловать врага народа:

« — Товарищ Сталин, вот уже больше месяца, как арестован наш замнаркома по двигателям Баландин. Мы не знаем, за что он сидит, но не представляем себе, чтобы он был врагом. Он нужен в наркомате, — руководство двигателестроением очень ослаблено. Просим вас рассмотреть это дело.

— Да, сидит уже дней сорок, а никаких показаний не дает. Может быть, за ним и нет ничего… Очень возможно… И так бывает… — ответил Сталин.

На другой день Василий Петрович Баландин, осунувшийся, остриженный наголо, уже занял свой кабинет в наркомате и продолжал работу, как будто с ним ничего и не случилось…

А через несколько дней Сталин спросил:

— Ну, как Баландин?

— Работает, товарищ Сталин, как ни в чем не бывало.

— Да, зря посадили.

По-видимому, Сталин прочел в моем взгляде недоумение — как же можно сажать в тюрьму невинных людей?! — и без всяких расспросов с моей стороны сказал:

— Да, вот так и бывает. Толковый человек, хорошо работает, ему завидуют, под него подкапываются. А если он к тому же человек смелый, говорит то, что думает, — вызывает недовольство и привлекает к себе внимание подозрительных чекистов, которые сами дела не знают, но охотно пользуются всякими слухами и сплетнями… Ежов мерзавец! Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК — говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом — оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил. Мы его за это расстреляли.

После таких слов создавалось впечатление, что беззакония творятся за спиной Сталина. Но в то же время другие факты вызывали противоположные мысли. Мог ли, скажем, Сталин не знать о том, что творил Берия?».

Вопросы Яковлева доказывают, что он прекрасно понимал, что вождь играет с ним в нелепую игру, заставляя поверить в то, что «подозрительные чекисты» пользуются его доверчивостью и творят беззакония у него за спиной. Зная, как обстоят дела на самом деле, он должен был отдавать себе отчёт в том, что близость к Кремлю означает не столько власть и привилегии, сколько напоминает хождение по лезвию бритвы.

Тема репрессий тонкой нитью пронизывает всю книгу… вот, например, как описывает ситуацию в конце тридцатых годов:

«Сталин очень болезненно переживал наши неудачи в Испании. Его неудовольствие обратилось против тех, кто совсем еще недавно ходил в героях, был осыпан вполне заслуженными почестями.

В первую очередь пострадали, как потом оказалось совершенно невинно, Герои Советского Союза Смушкевич и Рычагов, а также некоторые другие летчики участники войны в Испании.

Арестовали и группу работников ЦАГИ во главе с начальником ЦАГИ Николаем Михайловичем Харламовым.

Большинство из них незадолго до этого в составе технической комиссии, возглавлявшейся Туполевым и Харламовым, побывали во Франции и в США, где, в частности, закупили лицензию на постройку в СССР всемирно известного пассажирского самолета «Дуглас».

В чем только их не обвиняли!

Аресты среди работников авиапромышленности и ВВС вызвали у досужих обывателей разные слухи. Например, о том, что истребитель «Мессершмитт» советская конструкция и разработан перед войной у нас и что вредители продали его чертежи в Германию. Это, конечно, чепуха, но она долгое время имела хождение среди московских сплетников.

Многие неудачи тогда объяснялись вредительством. Обрушилось подгнившее деревянное перекрытие цеха на одном из самолетостроительных заводов вредительство. Крошатся поршневые кольца авиационных двигателей моторного завода — вредительство. Гибель Чкалова 15 декабря 1938 года на истребителе Поликарпова И-180 — вредительство. За это поплатились начальник ГУАП Беляйкин, директор опытного завода, где был построен самолет И-180, Усачев и заместитель Поликарпова конструктор Томашевич»…

Про аэрокоуб: «Начальник аэроклуба комбриг Макс Дейч, толковый командир, прекрасный организатор, душа аэроклуба, просил меня поговорить с редактором «Правды», членом ЦК Львом Захаровичем Мехлисом, чтобы тот вмешался и своим авторитетом остановил развал аэроклуба. К моему удивлению, Мехлис, прежде помогавший аэроклубу, теперь стал доказывать необходимость с пристрастием расследовать: почему Чкалов через полюс перелетел без происшествий, а тут из Москвы до Севастополя не смогли долететь без аварий?

Центральный аэроклуб стал одной из жертв произвола. Руководители его были арестованы. Аэроклуб практически на некоторое время перестал существовать и числился только на бумаге».

При этом, как я уже сказал, авиаконструктор, как заведённый, льёт елей на свою партию и её вождя, делая абсолютно неуместные выводы:

«Это были успехи советской авиации и ее летчиков, окруженных заботами партии и любовью нашего народа…

Все это — свидетельства того огромного внимания, которое проявляли партия и правительство к перевооружению нашей авиации».

Но ему выпало и самому испытать на себе ледяной ужас близкой гибели во время одной из вспышек гнева у Сталина. Вот как он описывает один эпизод из жизни, случившийся с ним во время войны. Неожиданная правда, неизвестно как прошедшая советскую цензуру.

«В начале июня 1943 года мы совершенно неожиданно попали в беду».

Мы — это он и его коллега заместитель министра Дементьев. Дементьев в 1941 году был назначен первым заместителем народного комиссара авиационной промышленности СССР, проработав в этой должности до 1953 года. Во время войны отвечал за серийный выпуск самолётов. После смещения и расстрела Берии в августе 1953 года Дементьев был назначен Министром авиационной промышленности СССР.

«В последний момент, когда наши войска готовились к отражению нового наступления противника, выяснилось, что полученные фронтом с восточных заводов ЯКи, составлявшие подавляющее большинство истребительных самолетов на Курском направлении, оказались небоеспособными.

3 июня 1943 года меня и заместителя наркома П. В. Дементьева, ведавшего вопросами серийного производства, вызвали в Ставку Верховного главнокомандования. В кабинете кроме Сталина находились маршалы Василевский и Воронов. Мы сразу заметили на столе куски потрескавшейся полотняной обшивки крыла самолета и поняли, в чем дело. Предстоял неприятный разговор.

Дело в том, что на выпущенных одним из восточных заводов истребителях ЯК-9 обшивка крыльев стала растрескиваться и отставать. Произошло несколько случаев срыва полотна с крыльев самолета в полете. Причиной этому явилось плохое качество нитрокраски, поставляемой одним из уральских химических предприятий, где применили наспех проверенные заменители.

Краска была нестойкой, быстро подвергалась влиянию атмосферных условий, растрескивалась, и полотняная оклейка крыла отставала от фанеры.

Мы уже знали об этом дефекте и всеми мерами стремились ликвидировать его».

Собственно, такое безобразие могло произойти только при плановой экономике, когда у чиновников, которые руководили заводами, не было почти никакой личной заинтересованности в выпускаемой продукции. Сталин компенсировал это и придавал необходимую заинтересованность в выпуске качественной продукции применением жестоких наказаний и репрессий, руководителей предприятий он держал в страхе. Впрочем, народ совершил трудовой подвиг не столько благодаря этому, сколько вопреки, мечтая о победе и самоотверженно работая на погибель нацистов.

«Сталин, указывая на куски негодной обшивки, лежавшие на столе, спросил:

— Вам об этом что-нибудь известно? — и зачитал донесение из воздушной армии, дислоцированной в районе Курска, присланное вместе с образцами негодной обшивки.

Мы сказали, что случаи срыва обшивки нам были известны. Он перебил нас:

— Какие случаи? Вся истребительная авиация небоеспособна. Было до десятка случаев срыва обшивки в воздухе. Летчики боятся летать. Почему так получилось?!

Сталин взял кусок полотна, лакокрасочное покрытие которого совершенно растрескалось и отваливалось кусками, показал нам и спросил:

— Что это такое?

Дементьев сказал, что мы о дефекте знаем и принимаем меры к тому, чтобы прекратить выпуск негодных самолетов и отремонтировать уже выпущенные машины. Дементьев обещал в кратчайший срок исправить положение и обеспечить боеспособность всех самолетов, выпущенных за последнее время.

Сталин с негодованием обратился к нам:

— Знаете ли вы, что это срывает важную операцию, которую нельзя проводить без участия истребителей?

Да, мы знали, что готовятся серьезные бои в районе Орел — Курск, и наше самочувствие в тот момент было ужасным.

— Почему же так получилось?! — продолжал все больше выходить из себя Сталин, — Почему выпустили несколько сот самолетов с дефектной обшивкой? Ведь вы же знаете, что истребители нам сейчас нужны как воздух! Как вы могли допустить такое положение и почему не приняли мер раньше?

Мы объяснили, что в момент изготовления самолетов этот дефект обнаружить на заводе невозможно. Он обнаруживается лишь со временем, когда самолеты находятся не под крышей ангара, а на фронтовых аэродромах, под открытым небом — под воздействием дождя, солнечных лучей и других атмосферных условий. Выявить дефект на самом заводе трудно было и потому, что самолеты сразу же из цеха отправлялись на фронт».

А теперь самое интересное.

«Никогда не приходилось видеть Сталина в таком негодовании.

— Значит, на заводе это не было известно?

— Да, это не было известно.

— Значит, это выявилось на фронте только перед лицом противника?

— Да, это так.

— Да знаете ли вы, что так мог поступить только самый коварный враг?! Именно так и поступил бы, — выпустив на заводе годные самолеты, чтобы они на фронте оказались негодными! Враг не нанес бы нам большего ущерба, не придумал бы ничего худшего. Это работа на Гитлера!

Он несколько раз повторил, что самый коварный враг не мог бы нанести большего вреда.

— Вы знаете, что вывели из строя истребительную авиацию? Вы знаете, какую услугу оказали Гитлеру?! Вы гитлеровцы!

Трудно себе представить наше состояние в тот момент. Я чувствовал, что холодею. А Дементьев стоял весь красный и нервно теребил в руках кусок злополучной обшивки».

Ещё бы! Сталин редко кого вот так, в лоб, называл врагом. А тут как заведённый повторяет, что это работа на Гитлера, а стоящие перед ним чиновники высокого ранга — гитлеровцы. Можно было ожидать немедленной расправы.

«Несколько минут прошло в гробовом молчании. Наконец, Сталин, походив некоторое время в раздумье, несколько успокоился и по-деловому спросил:

— Что будем делать?

Дементьев заявил, что мы немедленно исправим все самолеты.

— Что значит немедленно? Какой срок? Дементьев задумался на какое-то мгновение, переглянулся со мной:

— В течение двух недель.

— А не обманываете?

— Нет, товарищ Сталин, сделаем.

Я ушам своим не верил. Мне казалось, что на эту работу потребуется по крайней мере месяца два.

Сталин никак не рассчитывал, что так быстро можно исправить машины. Откровенно говоря, я тоже удивился и подумал: обещание Дементьева временно отведет грозу, а что будет потом?

Срок был принят. Однако Сталин приказал военной прокуратуре немедленно расследовать обстоятельства дела, выяснить, каким образом некачественные нитролаки и клеи попали на авиационный завод, почему в лабораторных условиях как следует не проверили качество лаков.

Тут же он дал указание отправить две комиссии для расследования: на Уральский завод лаков и красок и на серийный завод, производивший Яки».

Другими словами, Сталин приказал «органам» раскрутить дело о заговоре, арестовать и, как вредителей и диверсантов, наказать согласно законам военного времени всех тех, кто проявил оплошность. Причем не только с уральского химического предприятия, но и с авиазавода. Задолго до 22 июня 1941 года вышел Указ Президиума Верховного Совета от 26 июня 1940 года «О запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий, и учреждений», который завершал последовательное закабаление горожан вслед за лишенными паспортов колхозниками. Уголовная ответственность за опоздание на работу свыше 20 минут была ещё до войны. Что же говорить о том, как карали за нарушение трудовой дисциплины во время войны?

«После чего Сталин обратился ко мне:

— А ваше самолюбие не страдает? Как вы себя чувствуете? Над вами издеваются, гробят вашу машину, а вы чего смотрите?

— Товарищ Сталин, я себя чувствую отвратительно, так как отлично представляю, какой ущерб делу это принесло. Но вместе с Дементьевым обещаю, что мы примем самые энергичные меры, и в кратчайший срок дефект будет устранен.

Когда мы выходили из кабинета Сталина, я облегченно вздохнул, но вместе с тем не мог не сказать Дементьеву:

— Слушай, как за две недели можно выполнить такую работу?

— А ты чего хочешь, чтобы нас расстреляли сегодня? Пусть лучше расстреляют через две недели. Трудно, а сделать надо, — ответил Дементьев».

Дементьев знал, о чём говорил, вождь народов зря словами не разбрасывался. За подобные проступки Сталин жесточайше карал, редко кому удавалось избежать лагеря или расстрела. Изворотливому Дементьеву удалось уйти из-под удара лишь потому, что он пообещал диктатору фантастически короткий срок исправления самолётов.

После войны Сталин не забыл про непорядок в авиации и санкционировал арест главкома ВВС А.А.Новикова, наркома авиационной промышленности А.И.Шахурина, главного инженера ВВС А.К.Репина, члена военного совета ВВС Н.С.Шиманова, начальника главного управления заказов ВВС Н.П.Селезнева и начальников отделов управления кадров ЦК ВКП (б) А.В.Будникова и Г.М.Григорьяна. Дело было передано в военную коллегию Верховного суда СССР. Обвинение в их адрес было окончательно оформлено так: «Вступив друг с другом в преступный сговор, они при потворстве кураторов из аппарата ЦК ВКП (б) в течение предшествовавших трех с половиной лет оснащали военно-воздушные части бракованной авиатехникой, что сорвало 45 тысяч боевых вылетов и привело к 756 авариям и 305 катастрофам самолетов». На самом деле обвинять людей в этом было чистым сумасшествием, учитывая особенности советского производства и сумасшедший ритм военного времени. Тем не менее необходимые показания были выбиты и на суде ВСЕ арестованные каялись в своих мифических грехах, при этом оговаривая и топя друг друга.

А.И.Шахурин: «Я совершил приписываемые мне преступления в погоне за выполнением плана и графика, в погоне за количественными данными. Имея сигналы с фронтов Отечественной войны о дефектности наших самолетов, я не ставил в известность председателя Государственного комитета обороны, и в этом самое мое тяжкое преступление».