Бесплатный фрагмент - Академия Теней и Света. Искра

Глава 1. Письмо, которого не должно быть

Меня зовут Лира.

И да — я знаю, что имя звучит слишком мягко для девушки, которая переписывает магические трактаты в пыльном архиве провинциального города. Но мои родители не выбирали его ради поэзии. Они просто хотели, чтобы оно не выдавало происхождение. «Лира» — имя, которое носят и дочери баронов, и дочери портных. И в этом — вся моя жизнь: быть незаметной, чтобы выжить.

Я работаю в Архиве Старого Квартала уже три года. Мне восемнадцать, и большинство девушек моего возраста либо замужем, либо учатся шить платья для знати. Но я не умею шить. Зато я умею видеть.

Не магию — нет, у простолюдинов магии нет, как утверждают все учебники. Я вижу несоответствия.

Сегодня, как обычно, я переписывала «Трактат о Светоносных Формулах» магистра Элдрина. Работа скучная, но платят стабильно — два серебряных в неделю и обед в архивной столовой. Мои пальцы давно привыкли к чернилам, а глаза — к мелкому почерку XVII века. Но сегодня что-то щёлкнуло.

В главе о «Заклинании Утреннего Сияния» формула выглядела так:

«Свет, что рождается в сердце, да воссияет сквозь плоть и слово».

Стандартная фраза. Её учат даже в церковных школах. Но в оригинале, написанном рукой самого Элдрина, было иначе:

«Свет, что рождается в вопросе, да воссияет сквозь плоть и слово».

«Вопросе», а не «сердце».

Я перечитала три раза. Потом проверила другие копии — все исправлены. Везде «сердце». Только в этом, древнем, почти рассыпающемся пергаменте — «вопросе».

Сердце — это эмоция. Вопрос — это разум.

Я отложила перо. В груди зашевелилось что-то странное. Не страх. Не надежда. Понимание.

Все эти годы нас учили, что магия — дар крови, что она течёт только в жилах тех, чьи предки служили Императору или заключали договоры с духами. Но если Элдрин писал «вопросе»… значит, магия начиналась не с веры, а с любопытства.

Я осторожно сложила пергамент и спрятала его в подкладку платья. Не из жадности. Из инстинкта самосохранения. В этом городе за такие находки не хвалят. За них исчезают.

Домой я возвращалась поздно. Улицы уже погрузились в сумерки, а фонари — магические, конечно, но слабые, для простолюдинов — еле мерцали. Наш дом — маленький, с покосившимся забором и грядками капусты, которые мама выращивает «на всякий случай». Папа работает на лесопилке. У нас нет магии. У нас есть ужин в шесть и молчание после.

— Ты опоздала, — сказала мама, не глядя. Она чинила рубашку папы.

— Архив задержал. Новый пергамент пришёл.

— Опять эти старые бумаги… — вздохнула она. — Лучше бы ты вышла замуж за сына мельника. У него хоть крыша не течёт.

Я не ответила. Мы это уже обсуждали. Сын мельника — хороший парень, но он смотрит на меня так, будто я — предмет, который можно отполировать и поставить на полку. А я не хочу быть на полке.

— Сегодня что-то случилось? — спросил папа, входя с улицы. Его руки в мозолях, лицо усталое, но глаза — живые. Он всегда замечает, когда я что-то скрываю.

— Нашла ошибку в трактате.

— Ошибку? — Он нахмурился. — В магических текстах не бывает ошибок.

— Бывает. Просто их называют «традицией».

Он посмотрел на меня долго. Потом кивнул.

— Будь осторожна, Лира. Любопытство — хорошая черта для учёного. Но для простолюдинки — опасная.

На следующее утро я проснулась от стука в дверь.

Не в нашу. В соседнюю. Но стук был такой, что слышно было на весь переулок. Я выглянула в окно. У дома старого аптекаря стоял человек в чёрном плаще с серебряной застёжкой — знак Императорской канцелярии.

Сердце упало.

Они пришли за ним. Аптекарь иногда шептался с бродячими магами, предлагал «травы для ясности». Говорят, он даже пытался вылечить магическую лихорадку у ребёнка из бедного квартала. Без разрешения. Это преступление.

Я отошла от окна. Но через минуту стук раздался у нашей двери.

— Лира Велл? — голос был спокойный, но без тёплых нот.

— Да.

— Вам письмо от Императорской Академии Теней и Света.

Я замерла.

Академия? Мне? Это невозможно. Простолюдинам туда не попасть. Даже если ты знаешь все заклинания наизусть — тебя не пустят. Там учатся дети баронов, наследники древних родов, те, чьи имена звучат в залах Совета.

Я взяла конверт. Тяжёлый, с восковой печатью — полумесяц и солнце, символы Академии. Внутри — пергамент с чётким почерком:

«Лира Велл, по указу Его Императорского Величества, вы приглашены на обучение в Академию Теней и Света в качестве участника эксперимента по расширению доступа к магическому образованию. Обучение — бесплатное. Проживание — в общежитии Академии. Отъезд — через семь дней. Отказ не принимается».

«Отказ не принимается».

Не «просим вас», не «будем рады». Не принимается.

Я подняла глаза на курьера.

— Это ошибка.

— Ошибок в указах Императора не бывает, — ответил он и ушёл.

В архиве я не рассказала никому. Но весь день ловила себя на мысли, что перечитываю тот самый отрывок из Элдрина. «Свет, что рождается в вопросе…»

А что, если это не ошибка?

А что, если это ключ?

В обед я пошла к реке — туда, где никто не ходит. Достала пергамент и перечитала. Потом прошептала формулу, как учили в церковной школе:

— Свет, что рождается в сердце…

Ничего. Только ветер в ивах.

Но потом я попробовала иначе:

— Свет, что рождается в вопросе…

И вдруг — не вспышка, не сияние — но тишина. Такая глубокая, что я услышала собственное дыхание. И в этой тишине — ощущение, будто мир стал чуть прозрачнее. Как будто между мной и реальностью исчезла тонкая пелена.

Я ахнула и отшатнулась.

Это не магия. Это… восприятие.

Дома я показала письмо родителям.

Мама заплакала.

— Ты погибнешь там. Они тебя сожгут за одно неправильное слово.

— Или сделают служанкой, — добавил папа. — Там не учат простолюдинов магии. Там учат их молчать.

— Но почему именно я? — спросила я. — В городе сотни девушек.

— Потому что ты читаешь, — сказал папа. — И думаешь. А это опаснее магии.

Он прав. Академия не ищет таланты. Она ищет контроль. Возможно, Император хочет показать, что даже простолюдинка может «освоить магию» — если её правильно дрессировать. А может, это ловушка. Проверка: а вдруг среди нас есть те, кто помнит старые истины?

Но я не могла отказаться.

Потому что если я не пойду — никто не узнает, что магия начиналась не с крови, а с вопроса.

Собрать вещи оказалось проще, чем я думала. У меня нет нарядов, нет драгоценностей, нет даже приличного плаща. Только три платья, пара ботинок, тетрадь с заметками и тот самый пергамент Элдрина, спрятанный в подкладке.

Мама в последний вечер испекла пирог с яблоками — наш роскошный десерт.

— Если передумаешь — беги, — прошептала она. — Даже если позорно. Жизнь дороже гордости.

— Я не за гордость еду, — ответила я. — Я еду за правдой.

Утром меня провожал только папа. Мама не вышла — не смогла. На станции он обнял меня крепко, как в детстве.

— Слушай не ушами, а глазами, — сказал он. — И помни: если магия требует жертвы — это не магия. Это торговля.

Я кивнула.

Поезд тронулся. Город остался позади — с его узкими улочками, пыльными архивами и страхом, который мы носим, как вторую кожу.

Академия Теней и Света стояла на холме, окружённом зачарованным лесом. Башни из белого камня с прожилками чёрного, как будто сама земля боролась с небом. Ворота — не железные, а живые: дерево, оплетённое серебряными нитями, шевелилось при приближении.

Я вышла из кареты (да, нас довезли — видимо, «эксперимент» требует хотя бы видимости уважения). Рядом — десятки студентов в дорогих плащах, с чемоданами из драконьей кожи и фамильными амулетами. Девушки в шёлке, юноши с холодным взглядом. Все — как с портретов.

И одна я — в поношенном платье, с мешком за плечами.

— Простолюдинка? — раздался насмешливый голос.

Я обернулась. Высокий юноша с тёмными волосами и острым подбородком смотрел на меня с таким выражением, будто я — грязь на его ботинке.

— Ты здесь по ошибке. Академия — не приют для бедняков.

— А вы здесь по праву? — спросила я. — Или просто потому, что папа заплатил?

Его глаза сузились.

— Ты пожалеешь об этих словах, девчонка.

— Меня зовут Лира, — сказала я. — Запомните. Потому что через год вы будете цитировать мои работы.

Он фыркнул и отошёл. Но я заметила: он не ушёл далеко. Стоял, наблюдая.

Распределение проходило в Зале Отражений. Там стояло зеркало — не обычное, а живое. Оно не показывало лицо. Оно показывало… намерение.

— Подойдите, — сказал профессор в серебряной мантии. — Зеркало укажет ваш путь.

Студенты подходили по одному.

Эльфийка — отражение показало книгу. Факультет теории.

Оборотень — меч. Факультет боевой магии.

Дочь барона — весы. Факультет этики.

Когда подошла я, зеркало помутнело.

Потом в глубине появилась… рука, держащая перо.

— Интересно, — сказал профессор. — Факультет анализа магических систем. Такого факультета нет уже двести лет.

— Что это значит? — спросила я.

— Это значит, — раздался голос из толпы, — что ты либо гений, либо ошибка.

Это был тот самый юноша.

— А я думаю, — добавил он, — что ты ошибка.

Профессор посмотрел на него, потом на меня.

— Ошибки тоже учат, Кайрен. Возможно, именно её мы и ждали.

Мою комнату дали в самом низу башни — подвал с одним окном, выходящим на корни древнего дуба. Внутри — узкая кровать, стол, стул и полка. Никаких магических удобств. Ни света, ни тёплой воды. Только свеча и кувшин с водой.

Я поставила мешок в угол и села на кровать.

Устала. Испугана. Но… взволнована.

Потому что сегодня я впервые за всю жизнь почувствовала: я не на своём месте.

И это — самое лучшее, что может случиться.

Я достала тетрадь и написала первую запись:

«День первый. Академия. Они думают, что я пришла учиться. Но я пришла — учить их».

За окном шелестели листья.

А где-то в башнях Академии — ждали ответы на вопросы, которые никто не смел задавать.

И я собиралась задать их первой.

Глава 2. Ворота из чужого камня

Первую ночь в Академии я провела без сна.

Не из страха — хотя страх был, конечно. А от ощущения, будто я вошла в дом, где все двери заперты, но ключи лежат прямо на виду. Нужно только понять, как ими пользоваться.

Утром меня разбудил звон — не колокол, не скрип двери, а вибрация в воздухе, будто сама Академия вдыхает. Я открыла глаза. Свеча догорела. За окном — серый свет, пробивающийся сквозь корни дуба. Вода в кувшине была тёплой. Не от солнца. Отчего-то сама по себе.

Я потрогала её.

— Ты тоже живёшь здесь? — прошептала я.

Вода не ответила. Но я почувствовала — да. Всё здесь живо. Даже камни.

Завтрак проходил в Большом зале. Я вошла последней. Сотни глаз уставились на меня — с любопытством, презрением, скукой. Я нашла свободное место у дальней стены. На тарелке — овсянка, хлеб, кусок сыра. Просто. Как дома.

— Ты Лира? — спросил голос слева.

Я обернулась. Юноша лет девятнадцати, с тёплыми карими глазами и чуть растрёпанными волосами. На груди — значок факультета целительства: зелёный лист с каплей росы.

— Да.

— Я Марк. — Он протянул руку, потом, заметив моё замешательство, просто улыбнулся. — Не бойся. Я не кусаюсь. Хотя, если честно, некоторые здесь — да.

— Например?

— Например, Кайрен Веллари. — Он кивнул в сторону дальнего стола, где тот самый юноша с острым взглядом сидел в окружении студентов. — Он считает, что Академия — его личное поместье.

— А ты?

— Я считаю, что Академия — это место, где можно научиться помогать. Даже если тебе не дали титула при рождении.

Я посмотрела на него внимательно. Никакой иронии. Никакого скрытого смысла. Просто… доброта.

— Почему ты со мной заговорил?

— Потому что ты выглядишь так, будто думаешь, что тебе здесь не место. А это самая большая ошибка, которую можно совершить.

Я не ответила. Но кивнула. И впервые за день почувствовала — не одна.

Первое занятие — «Основы магического восприятия». Вела профессор Элианна, женщина с серебряными прядями в чёрных волосах и голосом, как лезвие.

— Магия — не сила, — сказала она, стоя у доски, исписанной символами. — Магия — язык. Язык между материей и сознанием. Чтобы говорить на нём, нужно не только знать слова, но и чувствовать ритм.

Студенты записывали. Я — смотрела на доску. Символы были красивы, но… не полны. Где-то между строк не хватало логики. Как будто кто-то вырвал страницы из грамматики.

— Сегодня вы попробуете произнести базовую формулу света, — продолжила Элианна. — Не для эффекта. Для контакта.

Один за другим студенты вставали и произносили:

— «Свет, что рождается в сердце, да воссияет сквозь плоть и слово».

Из их ладоней вспыхивали огоньки — слабые, сильные, но всегда светлые.

Когда подошла моя очередь, я замерла.

Я могла повторить как все. Слиться. Выжить.

Но в голове звучал голос отца: «Если магия требует жертвы — это не магия».

Я сделала шаг вперёд.

— «Свет, что рождается в вопросе, да воссияет сквозь плоть и слово».

Тишина.

Потом — смех.

Кайрен первый.

— Она даже формулу не выучила! «В вопросе»? Что это — молитва для философов?

Но профессор Элианна не смеялась. Она смотрела на меня пристально.

— Откуда вы знаете эту версию?

— Из архива. Оригинал Элдрина.

— Оригинал запрещён к цитированию с 1623 года.

— Значит, он прав, — сказала я.

Она не ответила. Просто кивнула:

— Садитесь, Лира. И впредь — следуйте утверждённому тексту.

Но когда я проходила мимо, она тихо добавила:

— Вопросы опасны. Особенно правильные.

После занятия я пошла в библиотеку. Не потому что хотела учиться. А потому что чувствовала: ответы там.

Библиотека Академии — не зал с полками. Это лабиринт. Стены из живого дерева, полки растут и меняют форму в зависимости от запроса. Чтобы найти книгу, нужно не знать её название, а понимать, зачем она тебе.

Я подошла к стойке. Библиотекарь — пожилой эльф с глазами, как у совы.

— Что ищете?

— Правду о магии.

— Тогда вам не сюда. Здесь только то, что разрешили хранить.

Но он всё же указал на восточное крыло.

— Там — учебники для первого курса. Не трогайте запечатанные тома. Они… не для вас.

Я кивнула и пошла.

Через час я сидела за столом с тремя книгами. Все они повторяли одно: магия — дар крови. Чем чище род, тем сильнее связь с элементами. Простолюдины могут использовать магию только через артефакты, созданные магами. Их собственная сила — нулевая.

Но в «Истории магических систем» (редкое издание, 1580 г.) я нашла строчку:

«До Великого Разделения магия была доступна каждому, кто умел видеть связи между вещами».

Разделение произошло после войны между расами. После неё магия была «упорядочена» — то есть ограничена.

Я записала это в тетрадь. И тут почувствовала — кто-то смотрит.

Обернулась.

Кайрен стоял у стеллажа, делая вид, что читает. Но его взгляд был прикован ко мне.

— Ты что-то ищешь? — спросил он, подходя.

— Учебники.

— Ты не найдёшь здесь того, что хочешь.

— А чего я хочу?

— Разрушить всё, — сказал он. — Ты думаешь, что если повторишь старую фразу, мир изменится. Но мир не меняется от слов. Он меняется от власти.

— А ты её имеешь?

— Да. И не дам тебе её отнять.

Он бросил на стол книгу — «Основы этики мага».

— Прочитай главу о скромности. Может, поймёшь, что не всё, что блестит, — твоя судьба.

Он ушёл. Но книга осталась.

Я открыла её. На полях — пометки. Не печатные. Рукописные. И почерк… знакомый. Тот же, что в исправленной формуле в архиве.

Он знал.

Он всё это время знал, что оригинал другой.

Обед я пропустила. Вместо этого пошла гулять по внутреннему двору. Там росли деревья с серебряными листьями, а по дорожкам бегали магические звери — не прирученные, но и не дикие. Один грифон сидел на фонтане, лениво глядя на студентов.

— Он тебя не тронет, — сказал голос за спиной.

Я обернулась. Марк.

— Грифоны чувствуют страх. А ты не боишься.

— Боюсь. Просто не показываю.

— Это хуже, — улыбнулся он. — Потому что тогда ты не просишь помощи.

Он сел рядом.

— Кайрен тебя дразнит?

— Он считает, что я ошибка.

— А ты?

— Я считаю, что ошибки — лучшие учителя.

Он посмотрел на меня долго.

— Ты не такая, как все.

— Это комплимент?

— Это предупреждение. Здесь не любят тех, кто выделяется.

— А ты?

— Я… — Он замялся. — Я люблю тех, кто видит. Даже если мир не хочет быть увиденным.

Я не знала, что ответить.

Он встал.

— Если захочешь поговорить — я всегда в лечебном саду. Там тихо. И никто не подслушивает.

Вечером я вернулась в комнату. На пороге — свёрток.

Внутри — тёплый плащ и записка:

«Холодно в подвале. Не простужайся. Ты ещё не доказала, что достойна быть здесь».

Без подписи. Но я узнала почерк.

Кайрен.

Я надела плащ. Он был слишком велик, но мягкий. Пахло можжевельником и чернилами.

Ночью я не спала. Сидела у окна и смотрела на корни дуба. И вдруг — шорох.

Не ветер. Не зверь.

Кто-то шёл по коридору. Тихо. Осторожно.

Я потушила свечу и прижалась к стене.

Шаги остановились у моей двери.

Пауза.

Потом — лёгкий стук.

Я не ответила.

— Лира, — прошептал голос. Глубокий, усталый. — Откройте. Это важно.

Я узнала его. Профессор Тео. Тот, кто вёл курс этики.

Я открыла дверь на цепочку.

Он стоял в тени, в простой чёрной мантии без знаков. Лицо — бледное, глаза — тёмные, как ночь после дождя.

— Вы не должны были цитировать Элдрина, — сказал он.

— Почему?

— Потому что теперь за вами следят. Не только студенты. Совет Академии. Возможно, даже Императорская гвардия.

— Я не сделала ничего незаконного.

— Вы сделали нечто хуже. Вы напомнили им, что система — искусственная.

Он протянул мне маленький флакон.

— Это настойка молчания. Если почувствуете, что вас допрашивают — выпейте. Она не защитит от пыток, но сохранит разум ясным.

— Почему вы помогаете мне?

— Потому что я был таким же, как вы. Двадцать лет назад.

— И что случилось?

— Я выжил. Но перестал верить, что можно изменить систему изнутри.

Он посмотрел на меня с такой болью, что мне стало не по себе.

— Не повторяйте мою ошибку, Лира. Не молчите ради безопасности. Но и не кричите ради славы. Говорите — только когда это изменит что-то.

Он ушёл.

Я закрыла дверь и сжала флакон в руке.

На следующее утро первым делом — лекция Тео.

«Этика магического вмешательства».

Я вошла в аудиторию. Он стоял у окна, спиной к студентам. Когда я села, он обернулся. Наши глаза встретились. Он кивнул — едва заметно. Больше ничего.

Лекция была о границах: когда маг может вмешаться в чужую жизнь, а когда — нет.

— Магия — не право, — сказал он. — Это ответственность. И чем сильнее вы, тем больше должны молчать.

Студенты записывали. Я — думала.

Он говорил не о законах. Он говорил о стыде. О том, что настоящие маги — те, кто знает, когда не использовать силу.

После занятия я пошла в лечебный сад. Нашла Марка за пересадкой растений.

— Ты пришла, — сказал он, не удивляясь.

— Ты знал, что я приду?

— Нет. Но надеялся.

Я села на скамейку.

— Расскажи мне о Кайрене.

— О нём? — Марк вздохнул. — Он наследник рода Веллари. Его предки писали уставы Академии. Для него это не школа. Это наследство.

— Он ненавидит меня?

— Нет. Он боится тебя. Потому что ты — доказательство, что его привилегии — не заслуга, а случайность.

— А ты? Ты тоже боишься?

— Я боюсь, что ты не заметишь меня, — сказал он тихо. — Потому что ты смотришь слишком далеко.

Я посмотрела на него. Впервые — по-настоящему.

Он не герой. Не спаситель. Просто… человек, который хочет быть рядом.

— Я вижу тебя, Марк.

Он улыбнулся. И в этот момент я поняла: он будет тем, кто останется, даже если мир рухнет.

Вечером я вернулась в библиотеку. Нашла «Устав Академии, 1492 г.» — запрещённый том. Он лежал не на полке, а под ней, будто его спрятали.

Открыла.

Первая строка:

«Магия принадлежит тому, кто её понимает, а не тому, кто её унаследовал».

Я задрожала.

Это было не мнение. Это был закон.

И его стёрли.

Ночью я написала в тетради:

«День второй. Они думают, что я пришла учиться магии. Но я поняла: магия здесь — не сила. Это система контроля. И я найду, как её разобрать на части».

За окном грифон крикнул — одинокий, гордый звук.

А где-то в башнях Академии кто-то уже решал, как избавиться от меня.

Но я была готова.

Потому что теперь у меня было три союзника:

один — который критикует, но защищает,

второй — который улыбается, но не лжёт,

третий — который молчит, но помнит.

И этого было достаточно.

Глава 3. Правила, которые никто не читает

На третий день в Академии я поняла одну простую вещь:

Здесь не учат магии. Здесь учат подчинению.

Всё — от расписания до формы одежды — продумано так, чтобы ты забыл, зачем пришёл. Тебя кормят вовремя, укладывают спать вовремя, заставляют повторять одни и те же фразы, пока они не станут частью тебя. А когда ты перестаешь задавать вопросы — тебя считают «готовым».

Но я не собиралась становиться готовой.

Утро началось с «Упражнения на послушание».

— Сегодня вы будете удерживать пламя в ладони, — сказала профессор Элианна. — Не для силы. Для дисциплины.

Студенты выстроились в круг. Огоньки вспыхнули — ровные, послушные.

Я попыталась повторить. Но вместо пламени в моей ладони возникло… пустота. Не тьма. Не холод. Просто — отсутствие. Пространство, где огонь отказался быть.

— Что это? — спросила Элианна, подойдя ближе.

— Я не знаю.

— Это опасно. Пустота — признак разрыва связи с миром.

— Или признак того, что связь была ложной, — ответила я.

Она посмотрела на меня так, будто впервые видела не «простолюдинку», а угрозу.

— После занятий — ко мне в кабинет.

Пока остальные шли на обед, я пошла в архив Академии — не библиотеку, а настоящий архив: пыльный, запертый, доступный только профессорам. Но я заметила, что дверь в подвал библиотеки ведёт туда же. Через старый проход, заросший плющом.

Я протиснулась внутрь.

Архив был огромен. Стены — сплошные шкафы с пергаментами, свитками, печатями. Воздух пах плесенью и воском. И тишиной — такой глубокой, что слышно было, как бьётся моё сердце.

Я искала не магию. Я искала правила.

И нашла.

В ящике с надписью «Уставы, отменённые» лежал том в потрёпанной обложке:

«Общий устав Академии Теней и Света. Год основания — 1489».

Я открыла его дрожащими руками.

Первая страница:

«Цель Академии — не хранить магию, но раскрывать её всем, кто способен понять её природу. Происхождение, богатство и титул не являются мерой достоинства. Мера — разум и этика».

Я перелистнула.

«Факультет анализа магических систем учреждается для изучения магии как языка, а не как силы. Его задача — находить ошибки в существующих практиках и предлагать исправления».

Этот факультет закрыли двести лет назад.

После Великого Разделения. После того, как магия стала инструментом власти.

Я читала дальше.

«Любой студент, вне зависимости от происхождения, имеет право запросить пересмотр формулы, если обнаружит в ней логическую несогласованность. Совет обязан рассмотреть такой запрос в течение семи дней».

Правило существовало.

И его игнорировали.

Я переписала всё в тетрадь. Каждое слово. Каждую запятую.

Потом спрятала устав на место и вышла, стараясь не оставить следов.

В кабинете Элианны я сидела молча. Она стояла у окна, спиной ко мне.

— Вы не маг, Лира, — сказала она наконец. — У вас нет связи с элементами. То, что вы создаёте — не магия. Это… искажение.

— Или альтернатива.

— Альтернативы опасны. Они разрушают порядок.

— А порядок разрушает правду.

Она резко обернулась.

— Вы думаете, что я не знаю об уставе 1489 года?

Я замерла.

— Знаю. Но я также знаю, что после войны маги чуть не уничтожили друг друга. Порядок — это не тюрьма. Это щит.

— Щит от кого? От нас?

— От хаоса, который рождается, когда каждый считает себя правым.

— А если правда — в хаосе?

— Тогда мир не выдержит её.

Она подошла ближе.

— Слушайте меня, Лира. Вы умны. Возможно, умнее многих здесь. Но ум без мудрости — как меч без рукояти. Он режет и того, кто держит его.

— Вы предлагаете мне молчать?

— Я предлагаю вам выжить. Потому что если вы продолжите — вас не исключат. Вас сотрут.

Я встала.

— Спасибо за предупреждение, профессор. Но я не приехала сюда, чтобы выжить. Я приехала, чтобы понять.

Обед я пропустила. Вместо этого пошла в лечебный сад. Нужно было подумать.

Марк был там — поливал редкие цветы, которые цвели только при лунном свете.

— Ты выглядишь так, будто только что узнала, что мир лежит на черепахе, — сказал он, не оборачиваясь.

— Почти. Я узнала, что мир лежит на лжи.

Я рассказала ему о уставе. Не обо всём. Но о главном.

Он выслушал молча. Потом сказал:

— Ты собираешься показать это кому-то?

— Да.

— Тогда покажи не Совету. Покажи студентам.

— Почему?

— Потому что Совет защищает систему. А студенты — ещё не сломаны. Они могут поверить.

Он прав.

Но как донести правду, если тебя не слушают?

Вечером я сидела в своей комнате, перечитывая записи. И вдруг — стук.

Не в дверь. В окно.

Я подошла. За стеклом — Кайрен. Он стоял на узкой тропинке между корнями, в плаще, подняв воротник.

— Вылезай, — прошептал он. — Или хочешь, чтобы я вошёл?

Я открыла окно.

— Что тебе нужно?

— Ты нашла устав.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я искал его три года. И не нашёл. А ты — за три дня.

Он прыгнул внутрь. Ловко, бесшумно.

— Дай мне посмотреть.

— Зачем? Ты же защищаешь эту систему.

— Я защищаю баланс. Но если система построена на лжи — это не баланс. Это преступление.

Я колебалась. Но дала тетрадь.

Он читал долго. Молча. Его лицо становилось всё мрачнее.

— Это… меняет всё, — сказал он наконец.

— Да.

— Ты понимаешь, что если это станет известно, Академия расколется?

— Лучше расколоться, чем гнить.

Он посмотрел на меня — впервые без насмешки.

— Ты не дура. Ты опасна.

— Спасибо.

— Не благодари. Я не собираюсь помогать тебе.

— Тогда зачем пришёл?

— Чтобы предупредить: если ты начнёшь это распространять — я остановлю тебя. Не из злобы. Из долга.

— А если я окажусь права?

— Тогда… — Он замялся. — Тогда я сам подам запрос в Совет.

Он вернул тетрадь и вылез обратно в окно.

— И Лира…

— Да?

— Не доверяй Марку слишком сильно. Доброта — тоже маска.

— А твоя?

— Моя — честная. Я ненавижу тебя. Но уважаю.

Он исчез в темноте.

Ночью я не спала. Думала о его словах. О том, что даже враг может быть честным. А друг — скрывать боль.

И тогда я поняла: магия здесь — не про заклинания. Про доверие.

Кто кому верит. Кто кого использует. Кто готов пожертвовать ради правды.

На следующее утро объявили о «Практическом испытании первого цикла».