Бесплатный фрагмент - А между нами снег

Посвящаю родителям: Юрию Ивановичу
и Галине Владимировне

Говорила мне бабка лютая,

Коромыслом от злости гнутая:

— Не дремить тебе в люльке дитятка,

Не белить тебе пряжи вытканной, —

Царевать тебе — под заборами!

Целовать тебе, внучка, — ворона.

Марина Цветаева

Глава 1

— Лилечка, а тебе не страшно?

— Конечно страшно! Я-то его не видела никогда, — ответила Лиля, но Кате показалось, что в её словах нет страха.

— А давай посмотрим? — предложила Катя и зашуршала своим платьем.

— Ты с ума сошла! Как мы посмотрим? У меня дверь шумная, да платье твоё шуршит как сено. Придумала тоже, надеть его в такой ответственный для меня момент.

Катя поджала губы.

— Ну и ладно, произнесла она, увидим ещё, насмотримся. Надеюсь, что он не будет тебя взаперти держать, как мой брат свою жену. У Анисьи даже обмороки случаются оттого, что на воздух не выходит.

— Да ты что! Обмороки?

— Да, каждый день. Только маменька говорит, что это не от воздуха вовсе, а от беременности.

— Ух ты, — воскликнула Лилечка, — так ты скоро тётушкой станешь? Поздравляю!

— Спасибо, стану, куда же я денусь. Только вот брат мой не любит свою жену. Он к Авдотье бегает, все знают.

Лиля удивлённо взглянула на подругу и произнесла:

— Так она же старая, как он к ней бегает?

А про себя подумала: «Вот так дела: и отец мой к Авдотье бегает, и брат Катерины тоже. Интересно, знает ли об этом папенька?»

— Да ну её, эту Авдотью! Ты лучше расскажи, ты себе вообще представляла, как вы наедине останетесь? — прошептала Катя и покраснела: — Я видела, как нянечка с поваром этим занималась. Ну просто жуть как страшно. Она так кричала, так кричала, что мне хотелось из чулана выбежать и огреть повара чем-нибудь, чтобы он от нянечки отстал. Да побоялась. И вот теперь места себе не нахожу. Страшно мне, Лиля, очень страшно. А ведь отец тоже поговаривает, что мне пора замуж. Да вот маменька пока против.

Лиля заливисто засмеялась. Катя покраснела ещё больше.

— Не боюсь я ничего, — мечтательно промолвила Лиля, — маменька сказала, что ничего там страшного нет. Посоветовала глаза закрыть и представить, что плывёшь на спине по реке, а волны тебя качают, качают…

— Ну… Не знаю, нянечку явно не на волнах качало. Она прямо в шторм какой-то попала. Я вот у своей маменьки спрашивала, так она глаза отводит и молчит. А нянечка обещала, как жениха мне приведут, так всё расскажет. Но я быстрее от тебя узнаю. Подруге-то поведаешь что да как?

— Ой, — пропела Лилечка и потянулась на кровати, — не торопи события…

— А вдруг там старик какой? Страшный как наш сторож. А может это и есть наш сторож? — глаза Кати наполнились ужасом.

— Ты в своём уме? — Лиля продолжала потягиваться на постели и плавно съезжала со скользкого шёлкового покрывала. — Мой отец, владелец самых лучших жеребцов, для своей любимой и единственной дочери выбрал в мужья сторожа-страшилищу? Не поверю в это никогда.

Лиля мечтательно закатила глаза и продолжила:

— Мне кажется, он будет высокий, кареглазый, обязательно черноволосый со смуглой кожей. Губы у него будут слегка пухлые, и никаких усов. А руки у него должны быть сильные, чтобы мог поднять меня и всё время носить. Вот проснулись утром, поднял меня на руки и за стол, а после завтрака обратно в постель.

— Ты так ходить разучишься! — воскликнула Катя.

— Не разучусь, мы по саду вместе будем гулять. У него обязательно должен быть сад. С одной стороны яблони, с другой — вишни…

В дверь кто-то постучался.

— Войдите, — громко произнесла Лиля.

В комнату вошла няня Лили Ярина. Даже не вошла, а вплыла как ладья.

В молодости Ярину на улице подобрал отец Лили. Двенадцатилетняя девочка на большом сроке беременности стояла под дождём и просила милостыню.

Отец Лили в тот момент как раз искал кормилицу для сына, который недавно родился.

Его первая жена умерла при родах, а сын ничьё молоко принимать не хотел.

Сколько этих кормилец Иван Григорьевич приглашал! Со счёта сбился. И решил, что вот эта точно подойдёт.

Он приехал домой и отправил за бедняжкой своего помощника.

Тот привёл насквозь промокшую будущую юную мать.

— Ты чьих будешь? — спросил Иван Григорьевич у девочки.

— Власовская я… Выгнала меня хозяйка, я от мужа её понесла. И жить мне негде, я у них с рождения жила.

— Когда рожать? — спросил Иван Григорьевич.

— Как бог даст, — ответила девочка.

Иван Григорьевич подошёл, грубо снял с неё рубаху, сильно пальцами надавил на грудь. Из груди брызнуло молоко и потекло у него по рукам жёлтыми густыми каплями.

— Через неделю родишь, — пробормотал он и бросил ей в руки рубаху. — Одевайся. Останешься у меня. Как родишь, будешь моего сына кормить. Но только сначала мой поест, а потом своего подкладывать будешь. Мне мой сын дороже Власовского.

У Ярины от боли, которую причинил ей Иван Григорьевич, не переставали капать слёзы из глаз. Она дрожащими руками натянула на себя рубаху.

В ту ночь и родила. Девочка прожила недолго. Поговаривали, что Иван Григорьевич приложил к этому свою руку.

Ярина тяжело переживала это. Но нашла потом успокоение в сыне Ивана Григорьевича Павле. Мальчик на её молоке рос не по дням, а по часам.

А Ярина в 14 лет стала сильно поправляться и из маленькой щупленькой девочки превратилась в каравеллу. Она выглядела намного старше своего возраста. Когда у неё спрашивали, сколько ей лет, называла всегда цифру на 20 лет большую. Такой она себя и ощущала.

Было Ярине от роду 36 лет, а всем говорила, что ей 56. Бывшего своего барина Ярина встречала иногда, да он её ни разу не вспомнил. Сложно было в невероятных размерах женщине признать маленькую стеснительную девочку.

А пятнадцать лет назад у Ивана Григорьевича забеременела вторая жена.

Он позвал к себе Ярину и приказал ей забеременеть тоже. Сказал, что если сбежит, её найдут тотчас, из-под земли достанут.

— От кого же забеременею? — спросила Ярина дрожащим голосом.

— От меня, — даже не раздумывая, произнёс Иван Григорьевич. — Мне ещё не хватало, чтобы ты шлялась где-то по мужикам чужим. Ещё заразу в дом принесёшь. А мне надобно, чтобы моего ребёнка здоровая баба кормила.

Ты вон Павла как откормила! Какой получился сын замечательный, только характер бабский. Ну ничего, это поправимо.

А моя Настасья кормить не сможет. Нечем ей кормить. Она только для любви создана, а не для кухни. Вот ты и думай теперь. Когда ко мне придёшь? Можно и сейчас, как раз нет никого рядом.

Настасья у родителей ночевать будет. Ей, видите ли, не нравится, как у меня изо рта пахнет. А я без табака и жить не могу. Вот пусть там и живёт. Вокруг других баб хватает. Да и ты под боком. Родная такая, ответственная…

Ярина не могла и слова вымолвить. Всё виделось страшным сном.

А Иван Григорьевич подошёл и дотронулся до неё, рванул на себя фартук. Потом потянул сильно за ворот. Пуговицы посыпались с Ярининого платья. Грудь оголилась. И хозяин ещё даже не успел дотронуться до оголённой груди, а кормилица уже испытала боль: такую, какая была во время их первой встречи.

— Я только пригублю немного для смелости и тебе советую.

Иван Григорьевич подошёл к бару, налил из графина красную жидкость, протянул Ярине.

— Пей, — скомандовал он ей.

— Не буду, — запротестовала она, — я никогда такое не пила.

— Пей, — заревел Иван Григорьевич.

Ярина сделала несколько больших глотков, закашлялась.

— Приди в себя, — заорал хозяин, — кого ты тут строишь из себя? С Власовым спала и меня стерпишь. Он постарше меня будет.

Иван Григорьевич опустошил стакан и двинулся на Ярину. Она не сопротивлялась. Всё случилось быстро, без боли и отвращения. Ярина молила бога, чтобы забеременеть получилось с первого раза и больше не пришлось всё это переживать.

— И если кто узнает об отце — пожалеешь! — крикнул Иван Григорьевич ей вслед.

И с первого раза получилось. Ярина родила девочку через месяц после Настасьи.

Пока Ярина ходила беременная, а Настасья уже родила Лилю, то мать кормила девочку сама.

А потом Иван Григорьевич отправил жену на полгода к родителям, а дочь Ярины отдал на воспитание своему троюродному брату.

Иван Григорьевич отвёз девочку далеко, чтобы никто не увидел её никогда.

Так Ярина стала для Лилии кормилицей.

Лиля в детстве называла её мамынькой, так и привязалось это прозвище к Ярине.

Свою дочь Ярина не видела ни разу за пятнадцать лет. Часто думала о ней, молилась за неё, а ещё за то, чтобы Настасья больше не беременела.

А Настасья несколько раз ещё была беременна. Но это быстро заканчивалось не без Ярининой помощи. Кормилица ходила к бабке и брала травяной порошок, от которого у Настасьи заканчивалась беременность.

Иван Григорьевич на кормилицу внимания не обращал. Здоровался не всегда и редко с ней заговаривал.

А она его ненавидела. Даже несколько раз брала у бабки порошок и для него, но не решалась. Боялась, что все её заподозрят, и тогда ничего хорошего в жизни не будет.

Пыталась и себе порошочек этот насыпать, да тоже смелости не хватило. Долго потом молилась, просила прощения за такие мысли.

Как ни крути, жила Ярина с этой семьёй уже 24 года. И стали ей все как родные. Дети хозяина, которых она выкормила, относились к ней очень хорошо.

Старший Павел не унаследовал от отца жестокость, а вырос добрым, отзывчивым человеком. Отец всегда бранил его за мягкость в характере: то одного крестьянина помилует Павел, то другого.

А отец никого не щадил. Любая провинность каралась жестоко. Все у него ходили по струнке. И не дай бог с жеребцами случится беда!

Часто менял Иван Григорьевич своих помощников на конюшне, долго они у него не задерживались. Слишком много было требований.

Лилия мамыньку Ярину любила больше, чем мать. Но характер у девочки получился весь в отца. Она в свои пятнадцать хотя и не была жестока как Иван, но задатки уже замечались.

Ярина наблюдала это в отношении Лилии к слугам и работникам. И глаза у неё сверкали так же, как и у отца.

Мать Лилии, Настасья, в воспитании дочери не участвовала. Она только меняла наряды, ходила с мужем в гости, иногда выезжала на балы.

Редко Настасья приходила к дочери поговорить. Но всегда при этих разговорах присутствовала Ярина.

И когда Настасья рассказывала дочери, как вести себя в первую брачную ночь, Ярина всеми силами старалась не плакать. Не было у неё никакой ночи. И посоветовать она ничего своей молочной дочери не могла. Но и рассказать, как это было у неё в первый раз, тоже не имела права.

Отмахивалась от таких вопросов, переводила разговор на другую тему. А Лиля до чего была любопытная! Всё замечала. Знала, к кому отец ходит для свиданий, кто из слуг любит друг друга. Кто куда ходит под прикрытием ночи.

Знала, но молчала, отцу не говорила. Считала, что такие знания очень ей пригодятся.

Учёба девочке давалась легко. Лиля даже полгода со всеми говорила только по-французски. Уже и слуги начали её понимать. А потом наигралась и заговорила на родном языке. Как няня радовалась этому!

Ярина вплыла в комнату.

— Лилия Ивановна, — ласково проворковала она, — Иван Григорьевич велел вам вести себя тише. Гости то и дело глядят на лестницу и ждут, когда с неё скатится смеющаяся дочь хозяина. Где ваше воспитание?

Все слуги и няни к детям обращались только по имени и отчеству с самого рождения.

Как-то услышал Иван Григорьевич, как Ярина говорила его дочери: «Лилечка, Лилюсечка…», да так раскричался на Ярину, что та больше себе такого не позволяла никогда.

Лиля улыбнулась, вскочила с кровати, бросилась Ярине на шею.

— Мамынька, — пролепетала она, — а когда же мне ещё смеяться-то? Ну вот пусть думают, что я весёлая.

Ярина посмотрела на девушку и тихо произнесла:

— Оно-то, конечно, и верно. Когда ещё смеяться-то? Смейся, а то вдруг потом не дадут.

Лиля засмеялась ещё громче. Но быстро прикрыла рот рукой.

Катя испуганно смотрела на подругу. Она знала, что если Иван Григорьевич прислал угомонить дочь, то Лиля сейчас играет с огнём.

Испуг появился и на лице Ярины.

— Ладно, ладно, — тихо сказала Лиля, — я лучше лягу спать. Катя, ты со мной?

— С тобой, — ответила за Катю Ярина. — Выходить из комнаты не велено. И сидите тут тихо.

Ярина направилась было к выходу, но Лиля потянула её за рукав и сказала:

— Нянечка, ты жениха моего видела?

— Видела! Красивый, но описывать не буду, сама разглядишь, — ответила няня.

— Ну тогда расскажи нам, как тебя замуж выдавали? — не унималась девушка.

Ярина покраснела, одёрнула руку и, не останавливаясь, вышла из комнаты. Лиля обиженно поджала губы. Она знала обо всех почти всё, а о Ярине ничего. Ни один слуга, ни один отцовский помощник о Ярине даже разговаривать не хотел.

— Запретил Иван Григорьевич, — отвечали все как один.

И Лилю это раздражало. Она давала слугам деньги, но и за деньги все молчали.

Иван Григорьевич ненавидел слухи. Просто на дух их не переносил. И каждый день напоминал всем об ответственности за сплетни. И так как его боялись как огня, то молчали.

Когда Ярина ушла, Лиле стало тревожно.

— И чего это отец не зовёт меня? — спросила она у Кати, словно подруга знала ответ.

— Я домой хочу, — заныла Катя. — Сколько мне ещё сидеть? Не приведи бог под горячую руку отца твоего попасть.

— Меня одну оставишь значит? Пойдёшь через окно? — предложила Лиля.

— Пойду, — кивнула Катя.

Девушки стянули простыню с кровати, связали её с той, что Ярина ещё утром принесла да так и не заменила из-за важных гостей.

Лиля открыла окно. Край простыни привязала к ножке стола.

Катя начала спускаться. Она медленно сползала по простынке вниз. Сколько раз уже она вот так уходила из комнаты Лили? Не сосчитать…

И уже вроде бы всё, почти спустилась, но неожиданно узел, соединяющий две простыни, начал расползаться.

Всё случилось в одно мгновение. Лиля, увидев, как одна простыня отделяется от другой, как Катя летит вниз, зажала рот рукой, боясь закричать.

Лиля слышала, как Катя вскрикнула. Девушка не смотрела вниз. Она судорожно закрыла окно, запрыгнула на кровать и укрылась с головой.

Внизу стало шумно. Было слышно, как кто-то топает, бегает, грохочет.

Пересилив себя, Лиля встала с кровати и выглянула в окно.

Вокруг Кати столпились люди.

Лиля без труда определила там отца, нянечку, матушку. Были там и сваты. Девушка всё выискивала среди них своего будущего жениха.

Почему-то никто из них не смотрел наверх.

И вдруг Лиля увидела, как высокий парень осторожно взял Катю на руки и зашёл с ней за угол.

Все потянулись за ним. Сердце Лили забилось тревожно. Она не успела разглядеть его лица.

Тотчас Лиля услышала на лестнице громкие шаги. Так ходил только отец. Она испуганно попятилась от окна, не сводя при этом глаз с двери.

Разъярённый отец ворвался в комнату. Схватил дочь за плечи и затряс что есть силы. Девушка заплакала от боли. Никогда ещё отец так не обращался с ней.

— Ты с ума сошла? — зашипел отец.

Лиля понимала, что он не может сейчас орать на неё.

И от этого стало даже спокойнее, потому что от крика отца плохо было всем.

— Что вы тут творили? Если девка умрёт, я тебя налысо подстригу, и в монастырь поедешь, а не замуж.

Иван Григорьевич перестал трясти дочь и сквозь зубы произнёс:

— Какой позор! У меня такие важные гости, такой сложный разговор, и ещё безумные девки по простыням спускаются. Сиди и не высовывайся, — скомандовал отец.

— Можно я спущусь? — взмолилась Лиля.

— Нельзя, — прогремел голосом Иван Григорьевич.

— А как же я на жениха посмотрю?

Отец усмехнулся и произнёс:

— Жених твой сейчас Катю приводит в чувство. Он будущий врач. Они все там подумали, что это моя дочь. Крутятся вокруг неё. Поэтому сиди тут и молись, чтобы Катька жива осталась.

Иван Григорьевич схватил дочь за волосы, насильно усадил её перед иконами и пробормотал:

— Чтобы даже не вставала с этого места, проверю…

И вышел, громко хлопнув дверью.

Лиля плакала от обиды на отца, боли в плечах и неизвестности.

Очень хотелось сейчас прижаться к няне, чтобы та её успокоила, спела песенку из детства.

Ярина пела даже над разбитой коленкой своей подопечной. И Лиле казалось, что ранка на глазах затягивается.

Но Ярина не поднималась к ней. На лестнице не было слышно никаких шагов.

Лиля так и стояла на коленях перед иконами, но не молилась, как велел отец.

Уснула прямо на полу. Очнулась от чьих-то поглаживаний. Резко встала.

— Ты почему не в кровати? — спросила её мать.

Лиля вспомнила, почему она на полу. Слёзы подступили к глазам. Боль в плечах ещё ощущалась.

Настасья зажгла несколько ламп.

— Отец очень зол. Запретил Ярине приходить к тебе. Сказал, что самой большой его ошибкой было доверить ей твоё воспитание. Он хочет отправить Ярину к какому-то своему другу. Тот вроде как давно присматривался к ней. Отец впервые спросил моего совета насчёт Ярины. Знаю, доченька, она тебе очень дорога, но я сказала отцу, чтобы Ярины больше не было в нашем доме.

Дочь злобно посмотрела на мать.

— А вам-то она чего сделала? — Лиле казалось, что внутри неё разрастается огромный огненный шар.

— А мне-то ничего, — пожала плечами Настасья, — но хочется, чтобы ты со мной делилась своими девичьими секретами, а не с чужой безродной бабой.

Лиля даже не вспоминала о Кате. Новость о том, что Ярины больше не будет рядом, очень разозлила её. О подруге рассказала Настасья.

— А чего ты не спрашиваешь о Катерине?

— И что с ней? — равнодушно пробормотала Лиля.

Казалось, что она даже не понимала, о чём спрашивает. Мысли были заняты другим.

— Катерина порвала связки на ноге. Отец и ей запретил приходить в наш дом. У отца вчера был сложный разговор со сватами. Они не могли никак договориться по жеребцам. Твой отец, несмотря на всю свою спесь и злость, тебя очень любит. И не готов за бесценок сватать тебя. Жених — самое настоящее золото. Очень воспитанный. Только от вида того, как он Катеринину ногу поглаживал, я вся покрылась мурашками.

Лиле стало не по себе от такого разговора. Помимо огненного шара внутри у неё появилось ещё и неприятное чувство в горле.

— Я не выйду за него, — прошептала Лиля. — Пусть он Катькины ноги гладит. Мне такой не нужен.

— Он будущий врач, Лиля. И будет гладить всех, кто к нему придёт. Тебе нужно будет привыкнуть к этому, — голос Настасьи дрожал.

Мать никогда так долго не говорила с дочерью. И начала мысленно жалеть о том, что поведала о своих мурашках.

— Мне не нужен такой жених, я скажу об этом Ивану Григорьевичу.

Когда у Лили была обида на отца, она называла его по имени-отчеству.

— Иван не будет слушать тебя, дочка. Он уже всё давно решил. Тебе нужно срочно взрослеть. Ваша вчерашняя выходка хоть немного и разрядила сложившуюся между отцом и сватами обстановку, но всё же ни о чём никто не договорился.

Они придут завтра после полудня. Отец велел тебе надеть самое красивое платье. Я подготовлю его. Где оно у тебя?

Лиля пожала плечами:

— Всеми платьями заведует Ярина, я не знаю, куда она их уносит.

— Ну хорошо, ложись спать. Завтра будет тяжёлый день.

Настасья поцеловала дочь в лоб и вышла.

Лиля легла на кровать. Слёзы душили её от обиды на отца. Девушка не понимала, как он мог забрать самое дорогое — Ярину, её мамыньку и лучшую няню на свете.

Лиля даже не могла представить, как будет без неё жить.

Всю ночь девушка не сомкнула глаз.

Наутро в комнату постучалась мать.

— Вставай! Быстро приводи себе в порядок, — протараторила она. — Ой, да что у тебя с глазами? Ты не спала? Ох, что же будет?! Быстро вставай, я вернусь сейчас.

Лиля продолжала лежать на кровати. Смотрела безрадостно в потолок.

Настасья вернулась очень быстро с коробкой всяких баночек. Подошла к дочке и произнесла уже ласково:

— Садись за столик, буду возвращать твои глаза на место.

Лиля равнодушно встала. Разместилась перед зеркалом. Даже сама испугалась своего отражения.

Настасья прикладывала к глазам дочери листы подорожника, смоченные в каком-то ароматном масле, потом вытирала и прикладывала другие.

Мешки под глазами Лили очень быстро исчезли.

Пока мать колдовала над дочерью, у Лили созрел план.

Она уже не боялась гнева отца. Была готова отправиться в монастырь, лишь бы не преклониться перед ним, не пойти у него на поводу.

О своём плане она, конечно, матери не сказала.

Теперь нужно было решить вопрос с Яриной.

— Где Ярина? — спросила Лиля.

— У себя. Где же ей ещё быть? Собирает свои безразмерные вещи, — брезгливо ответила мать.

Лиле опять стало не по себе.

— Вещи, маменька, душу не красят.

— Ты ещё очень молода, чтобы так говорить. Сначала окунись в жизнь с головой, а потом я послушаю, что ты скажешь. И забудь эти слова. Не вздумай даже при отце их произносить!

Лиля ухмыльнулась, но спорить с матерью не стала.

Настасья помогла ей надеть платье и поспешила встречать гостей.

Девушка приоткрыла дверь комнаты. Внизу была какая-то суета: то ли оттого, что утро и все проснулись, то ли оттого, что ждали дорогих гостей.

Время уже близилось к полудню, а сердце девушки билось всё тревожнее.

Окна её комнаты выходили в сад. Лилия смотрела, как садовник чуть ли не облизывает листья роз. Он вытирал каждый листочек от тли. Отец для этого нанял несколько человек. Иван Григорьевич терпеть не мог насекомых, поэтому в его саду было много работников, которые отвечали только за изгнание насекомых.

Лиля ещё раз в голове проиграла свой план и присела в ожидании сватов.

Из окна стал доноситься шум, громкие разговоры, смех. Лиля выглянула. Все садовники мигом скрылись.

По садовой дорожке важно шагал отец. Его гости не отставали. Все шли по дальней тропе, и Лиля не могла разглядеть лиц.

Всё надеялась, что они пройдут по тропинке под её окном. Но отец повёл гостей в другую сторону. Лиля хотела было выйти из комнаты, но дверь неожиданно оказалась закрытой снаружи.

Ещё никогда Лиля не чувствовала себя такой беспомощной. Сидеть за запертой дверью ей приходилось впервые. Она даже не заметила, кто и когда успел это сделать.

— Наверное, отец и вправду очень зол на меня, — произнесла она вслух. — Ну, ничего. У меня было чему у него поучиться.

Лиля ухмыльнулась.

Ходить в тесном платье с самого утра надоело. Корсет сильно утягивал её, и от этого глаза становились ещё больше.

Так казалось не только Лиле. Она и её подруга Катя давно это заметили и частенько смеялись перед зеркалом, затягивая друг другу корсеты.

Наконец-то на лестнице послышались шаги.

В комнату вошла мать. Она была очень взволнована.

— Устала, девочка моя? — проворковала она весело и подошла к окну. — Какой сегодня замечательный день!

Настасья обошла вокруг дочери. И Лиля поняла причину такого веселья. Шлейф виноградной настойки потянулся за матерью.

Лиля лишь пожала плечами.

Жаловаться на свою усталость человеку, который поддержал отца в высылке Ярины, не собиралась. Мать стала настолько противна, что Лиля даже поморщилась.

— Пора спускаться, — произнесла Настасья, — мне кажется, доченька, я волнуюсь больше чем ты. Не каждый день дочь замуж выдаю. Отец позовёт, не подведи. Услышишь, как зовёт, сразу спускайся. Гости наши — люди занятые. С большим трудом удалось успокоить и задобрить их после вчерашнего. Не без ущерба для нашей семьи, помни это! Баловство всегда стоит очень дорого. И если соберёшься что-то натворить, подумай об этом.

Лиля улыбнулась матери. Как только та ушла, девушка стала судорожно стягивать с себя наряд, долго возилась перед зеркалом с корсетом. Наконец-то освободилась. Делала всё быстро, чтобы успеть.

Распустила волосы, убрала все заколки и цветочки, которые нацепила ей мать. Надела ночную рубашку.

Верх слегка просвечивался. Лиля начала искать в сундуке другую рубашку, перевернула всё вверх дном. Но вдруг услышала, как её зовёт отец.

Ноги дрожали.

Началась паника.

Отец позвал ещё раз.

Лиля сняла рубаху, начала надевать платье.

Отец позвал в третий раз. Лиля опять надела рубаху, подняла голову высоко, ещё раз взглянула на себя в зеркало и отправилась на зов отца.

Спускаться было тяжело. Ноги сгибались в коленях и норовили споткнуться. Но Лиля старалась держаться ровно. Со стороны её походка казалась плавной. Девушка ладьёй плыла по лестнице.

Шесть пар глаз ошарашенно смотрели на неё. Лиля не видела никого. Перед глазами был туман. Желания разглядеть жениха не было. Лиля спустилась.

По-прежнему все молчали. Девушка взглянула на отца. Его лицо было белым. Ей показалось даже, что чёрные отцовские глаза потускнели и изменили цвет.

Потом Лиля перевела взгляд на мать. Та стояла как истукан, зажав рот своей маленькой рукой. Рука матери была очень маленькой, и Лиле показалось, что огромный перстень торчит у Настасьи прямо изо рта.

Следующий человек, на которого обратила внимание Лиля, был, по-видимому, отцом жениха. Высокий мужчина уставился на её просвечивающуюся в районе груди ночную рубашку.

Рядом с предполагаемым свёкром стояла его жена. Она то и дело дёргала мужа за руку, но мужчина не обращал на неё внимания.

И тут глаза Лили встретились с глазами прекрасного юноши. Он не был похож на юношу из мечтаний, но всё равно оказался обаятельным. От всего того, что нафантазировала себе девушка, были только пухлые губы.

Будущий муж смотрел на Лилю с улыбкой. Весёлые огоньки бегали у него в глазах. Казалось, что он вот-вот засмеётся, и самой хотелось засмеяться.

Но вдруг она перевела взгляд на следующего человека. Это была Ярина. Никогда Лиля не видела у неё таких глаз. Никогда Ярина не смотрела на свою подопечную так осуждающе. Девушке стало не по себе, она скрестила на груди руки, прикрывая свою просвечивающуюся грудь.

Молчание нарушил отец.

— Знакомьтесь, — голос его шёл откуда-то изнутри. Казалось, путь этого голоса был настолько долгим, что на выходе изменился до неузнаваемости: — это Лилия Ивановна.

Все зашевелились. Было слышно, как, спрятавшись за дверьми, заохали слуги.

— Берём, — громким шёпотом произнёс отец жениха.

Лиля заметила, как ногти жены впились ему в руку. Но мужчина стерпел боль. Она отразилась только на его лице.

— Ну вот и отлично, — произнёс Иван Григорьевич всё тем же незнакомым голосом.

Девушка вдруг очнулась и побежала вверх по лестнице. Её сердце бешено колотилось.

Она забежала в комнату, повалилась на кровать и зарыдала.

А потом ощутила на себе нежные поглаживания Ярины.

— Что же ты наделала, девочка? — шептала Ярина. — Я, конечно, горжусь тобой. Моя давняя мечта — унизить твоего отца, раздавить его своим могучим телом. Но не так я себе это представляла, не так…

Ярина и Лиля лежали на кровати в обнимку. Девушка уже не плакала.

Няне показалось, что Лиля не услышала о её ненависти к Ивану Григорьевичу. И даже обрадовалась этому. Рассказывать о своих несчастьях не хотелось.

Сейчас её волновало то, какое решение примет Иван Григорьевич, оставит ли её в доме.

— Мамынька, — прошептала девушка, — как теперь отец будет ко мне относиться?

— Для тебя это уже неважно, девочка моя. Отец больше не властен над тобой. Будешь подчиняться мужу.

— Не буду я никому подчиняться, — ответила Лиля. — Я же не собака, чтобы идти на поводке. У меня есть душа, мамынька. Не хочу всю жизнь, как моя мать, пахнуть вином. Не хочу мужа, похожего характером на моего отца. Хочу забрать тебя с собой.

Ярина покачала головой.

— Боюсь, отец меня с тобой не отпустит. Я или здесь останусь, или он увезёт меня куда-то далеко.

— Я тебя выкуплю у него, мамынька, — пролепетала Лиля. — Ты нужна мне очень. Ты единственная, кто любит меня.

— Отец тоже очень тебя любит, Лилечка, — Ярина посмотрела по сторонам, боясь, что вдруг кто-то услышит, как она не по отчеству называет девушку. — Любовь бывает разной. Твой отец злой не оттого, что таким родился.

Его просто недолюбили когда-то. Он и за тебя, и за Павла любого уничтожит.

И то, что он отправит меня подальше от тебя, скорее всего, было угрозой. Может быть всё что угодно, и я ошибаюсь.

Я тоже боюсь с тобой расставаться.

Но сегодня, когда ты всё это вытворила, в глазах твоего отца была не злость. Я видела, как он побелел. Но заметила у него и мимолётную улыбку. Он гордился тобой, Лиля! Поверь мне. Все были в потрясении, я тоже, а он — нет.

Стоило только произнести Ярине эти слова, как на лестнице послышались тяжёлые шаги Ивана Григорьевича.

Он ворвался в комнату без стука. Обычно стучался. Заметив Ярину, процедил сквозь зубы:

— Убирайся!

Ярина неспешно встала с кровати. Поправила своё платье, волосы. И медленно направилась к выходу.

Поравнявшись с хозяином, поклонилась ему, подмигнула Лиле и вышла.

Лиля накинула на себя одеяло, закуталась в него так, что были видны только глаза.

Отец закрыл дверь, присел на край кровати и неожиданно улыбнулся.

Улыбка отца была прекрасной. Лиля видела её только несколько раз в своей жизни.

И если отец улыбался, значит, произошло что-то такое, что стало сильнее его злости.

— Лилия Ивановна, — прошептал отец, — вы настолько прекрасны, что очаровали весь белый свет.

Дочь от удивления вытаращила глаза.

— Ради такого изумруда как вы, сваты согласились со всеми моими условиями. А для нашей семьи великое счастье — породниться с Орловскими, ещё и на таких условиях. Я горжусь тобой, Лиля.

Но девушке от слов отца стало неприятно. Она почувствовала себя куском мяса на ярмарке, за который кто-то предложил небывалую цену.

Поёжилась в своём одеяле, закуталась ещё сильнее.

Отец продолжал улыбаться и молча смотрел на дочь.

И вдруг Лиля стала вспоминать глаза тех, кто сегодня лицезрел её в ночной рубашке.

Потом вспомнила, как выглядит её будущий муж, смешинки в его глазах и ненависть в глазах его матери.

А отец всё сидел и смотрел на дочь.

И вдруг Лиля освободилась от одеяла, встала на кровати, вытянула ножку вперёд, сделала шаг, потом ещё один и пропела отцу:

— Вы, папенька, меня недооценили. Я, пожалуй, отправлюсь в монастырь.

Иван Григорьевич тотчас изменился в лице.

А Лиля играла чувствами, ей хотелось увидеть на его лице ярость и злость, к чему давно привыкла.

Но сейчас отец был перед ней беспомощным. Его руки тряслись.

— Какой, к чёрту, монастырь?

— Женский, папенька, — спокойно пропела дочь. — Стать невестой бога куда выгоднее, чем стать разменной монетой в торговле жеребцами. Замуж я не пойду-у-у-у-у…

Лиля продолжала расхаживать по кровати.

А у самой сердце в пятки ушло. В монастырь она не хотела. Замуж за Орловского хотела очень. Но ставить свои условия её ещё в детстве научил отец.

Он говорил, что из любой ситуации нужно выходить победителем. Отец победил сватов с её помощью.

Но Лиле не хотелось делить свой успех с родителем, поэтому она сейчас хитрила.

Иван Григорьевич так и сидел на кровати.

— Замуж, замуж не пойду, — пела Лиля.

— Что тебе нужно? — пробормотал отец.

— Твоя усадьба в Покровском, Ярина, наша повариха и ключница.

Отец побагровел.

— А ещё я побреюсь налысо.

— А налысо-то зачем? — испугался отец.

— А я и без волос красива. Новые отрастут. Не беспокойтесь, папенька, ваши сваты оценят такую неординарность.

Отец ничего не сказал, выскочил из комнаты дочери, громко хлопнув дверью.

Лиля перестала ходить по кровати, присела и залилась смехом.

Она знала, что отец примет все её условия.

                                        ***

Катя сидела на скамье в саду. Лиля подошла сзади и положила руки на её плечи. Девушка подпрыгнула со скамьи и застонала от боли.

Лиля поспешила помочь подруге.

— Прости, — прошептала она, усаживая Катю обратно на скамью.

На глазах подруги были слёзы.

— Больно, Лиля, ты не представляешь как. И доктор сказал, что я буду хромать… Кому я теперь нужна?

Лиле стало неловко.

— Это всё из-за тебя, Лиля. Из-за твоей семьи. Ты плохо связала простыни. Я не хочу, чтобы ты приходила. Но хочу, чтобы ты знала: мне понравился твой жених. Сознательно говорю, чтобы тебе было больно. А ещё он приходит каждый день и смотрит, как заживает моя нога.

Лиля вспыхнула, покраснела.

Вспомнила свою вчерашнюю выходку и взгляд каждого, кто смотрел на неё. И ей стало очень стыдно. Она продолжала сидеть на скамье рядом с Катей.

— Ты, Лиля, зря пришла, — продолжала Катя. — Меня никто не пожалел: ни отец, ни мать… Отец теперь спешно ищет жениха. Сказал, что я засиделась дома. Я же сто раз так спускалась. Почему в этот раз не получилось?

Девушка заплакала.

Лиля встала со скамьи и, не попрощавшись, пошла к выходу. Пока слуги Катиного отца отвязывали её коня, какое-то знакомое лицо промелькнуло перед глазами.

Это был её будущий муж. Он, видимо, прибыл к своей пациентке. Лиля надвинула шляпку на глаза, чтобы доктор её не заметил. Но он заметил и быстрыми шагами направился к ней.

Лиля запаниковала. Жених был уже рядом, она слышала его дыхание, но боялась взглянуть на него, шляпка по-прежнему была опущена на глаза.

— Лилия Ивановна, — прошептал юноша, — никак это вы?

Лиля ничего не ответила. Она стояла и ковыряла носком сапога землю.

— Странно видеть вас в одежде, — вдруг произнёс будущий муж.

Лиля вспыхнула от его слов, сердце заколотилось. Опять вспомнила свою выходку.

— Я был польщён, — продолжил жених.

Он взял Лилю за руку и нежно коснулся кожи своими губами. А второй рукой снял шляпку с её головы.

Лиля дрожала, но нашла в себе силы с гордостью поднять голову. Её глаза сверкали ненавистью.

— Как же страшно, — прошептал жених. — Если на венчании ты так посмотришь, батюшка подумает, что венчает меня на сатане. Мне нравится, что ты смелая и упрямая. Не как все остальные барышни: чуть что, и в обморок. Конечно, затянут их корсетами по самое горло, да так сильно, что воздух не проникает внутрь, вот и падают как мухи. Смотреть смешно. А ты будешь ходить дома так, как тебе хочется.

Лиля чувствовала по голосу, что он издевается и вызывает её на эмоции. Но терпела. А хотелось вспылить, ответить что-то колкое. Лиля молчала. Орловский не сводил с неё глаз и продолжал держать за руку.

— Покатаемся вместе? — предложил он. — Я провожу тебя домой. Не хочу, чтобы моя будущая жена одна по лесу добиралась домой. А вдруг разбойники на пути встретятся?

— Не встретятся, — Лиля наконец-то ответила и резко освободила свою руку, — что-то вы лишнего себе наметили, господин доктор. Вас наверняка ждёт пациентка. Ваши руки ей нужнее, чем мне. И замуж за вас я ещё не собиралась. Папенька вам разве не сказал? Я сама решу вопрос с замужеством.

Орловский громко рассмеялся.

— Девочка моя, уже давно всё решено. И мы, — юноша подошёл очень близко к Лиле, — можем даже уединиться где-нибудь в лесочке. Птичек послушать.

Лиля с силой оттолкнула его, забралась на коня. Ей казалось, что никогда она так быстро не неслась верхом на лошади. В лесу остановилась, чтобы перевести дух. Что-то не нравилось ей в этом молодом человеке. На внешность он был красив, но глаза показались неискренними. И Лиле стало страшно. Она опять запрыгнула на коня и поспешила домой.

Отец мамыньку Ярину никуда не отправил. В доме всё было по-прежнему. Изменились только слуги. Лиле казалось, что они стали как-то по-другому на неё смотреть: то ли с уважением, то ли с восхищением.

— Доброго дня, Лилия Ивановна! — услышала девушка голос отца. — Неужто у вас появились дела, и вы из своей обители выглянули на свет?

Лиля кивнула отцу. Он подошёл к ней близко и прошептал на ухо:

— Что хочешь делай, но повариху не отдам! Зайди ко мне сейчас.

— Не отдадите повариху, не пойду замуж, — упрямилась Лиля.

— Не отдам, — заорал отец и топнул ногой так сильно, что служанка, протирающая вазу, уронила её на пол.

Ваза раскололась напополам. Это была любимая ваза Лилиной матери. Служанка дрожала. Она тотчас оказалась на коленях перед Иваном Григорьевичем и начала молить о прощении. Он, по обыкновению, был груб.

— Мне безрукие не нужны. Гордей! — крикнул отец.

На его зов мгновенно прибежал небольшого роста мужичок.

— Замени служанку. А эту отправь на конюшню.

— Иван Григорьевич, ну какая конюшня? Ей рожать вот-вот, — запротестовал Гордей.

— На коню-ю-ю-ю-юшню, — на весь дом заорал Иван Григорьевич.

Лиле стало жаль плачущую молоденькую девушку.

— И её заберу с собой, — громко крикнула Лиля.

Лицо отца с багрового окрасилось в белый.

— Ты многое стала себе позволять, — прошипел он, глядя на дочь.

— Ничуть, — возразила Лиля и обратилась к служанке: — С сегодняшнего дня ты будешь убирать в моей комнате.

Девушка переползла от ног Ивана Григорьевича к ногам Лили.

Лиля спросила:

— Когда тебе рожать?

— На Иванов день примерно, — прошептала девушка.

Лиля кивнула.

— Можешь идти в мою комнату.

Отец со стороны наблюдал за всем этим. Он не знал, как себя вести. Ему стало казаться, что Лиля пытается вытеснить его, подорвать авторитет. С одной стороны, он был взбешён, а с другой — ему было очень интересно.

«Да, — подумал Иван Григорьевич про себя, — Лиля не Павлуша…»

И опять отец уступил Лиле.

— Теряешь хватку, — сказала ему жена, узнав о дневном происшествии.

За свою любимую вазу Настасья отчитала служанку так, что та сидела на полу в комнате Лилии и плакала.

Лиля никак не могла успокоить её. Как только за это дело взялась Ярина, служанка тотчас перестала рыдать, сделала всё, что требовалось, и покинула комнату.

Ярина хорошо знала эту служанку и желание Лили оставить её себе не разделила. Решила вмешаться. Сказала, что при ней лучше не обсуждать ничего. Девушка засмеялась и ответила, что видит честность по глазам.

— А я вижу по глазам глупость. Остановись, девочка. Слишком много смелости в твоих действиях, — произнесла Ярина. — Ты сможешь победить отца, но не сможешь справиться с людской ненавистью. Поэтому советую тебе хорошо подумать.

— Мамынька, но как такое может быть? Ты хочешь сказать, что отец настолько глуп и не разбирается в своих слугах?

— Твой отец умён, но он не может знать, что у каждого за пазухой. Просто будь осторожна. Слуги тоже люди, у них есть свои чувства. Их, безусловно, мучает несправедливость. А несправедливость — чувство коварное, оно шагает рядом с ненавистью, и сила его огромна. Ты играешь с отцом как с огнём. И пока не разбираешься в людях, прислушайся ко мне. Я ведь живу только для тебя, моя девочка.

Ярина разволновалась, её руки стали дрожать. Она видела, что Лиля не очень-то её и слушает. Вроде слушает, но летает в облаках, и решила больше не продолжать свои нравоучения.

А Лиля была в кураже. Ей так понравилось видеть отца слабым, что захотелось ещё и ещё одерживать над ним победу. И решение побриться наголо было не шуткой. Лиля сделала это за три дня до свадьбы.

Глава 2

Настасья редко была в гневе. Но случай с вазой и слабохарактерность мужа по отношению к дочери очень задели её, и она устроила скандал. Несмотря на то что Иван Григорьевич был ей мужем уже 17 лет, она ни разу не смогла повлиять на него. А строптивая дочь диктовала свои условия налево и направо, и он потакал этому. Настасья не понимала, как Лиле удалось найти в отце слабую сторону и использовать её в своих целях.

Постоянные измены мужа поначалу Настасью не интересовали. Иван Григорьевич взял её в жёны из небогатой семьи. И это было не по любви. Отца Настасьи (Константина Александровича) и Ивана Григорьевича связывали торговые отношения.

Константин как-то предложил Ивану свою восемнадцатилетнюю дочь в качестве выплаты долга. Иван Григорьевич согласился. Настасья была хороша, не избалована. А Иван после смерти первой жены долго не мог найти замену, а тут как раз подвернулась хорошая партия. Настасья оказалась прекрасной кандидатурой. Она была младше Ивана Григорьевича на 8 лет. И в его окружении красотой своей затмила всех.

Благодаря родству с Иваном Григорьевичем, Константин Александрович чуть ли не в один миг стал богатым и глубокоуважаемым человеком.

Жизнь Настасьи состояла из постоянных гостей, балов, поездок с мужем. И ей это очень нравилось. Поначалу Иван всегда брал её с собой. Никакая поездка не могла разлучить их. Настасье даже казалось, что муж её очень любит.

Но всё закончилось, когда она забеременела. Он вдруг опротивел настолько, что его прикосновения вызывали в ней чувство тошноты. А потом стало раздражать в нём всё. От запаха табака она вообще теряла сознание. А Иван Григорьевич, недолго думая, отвёз жену к родителям. А сам загулял и уже потом не смог остановиться.

Когда родилась дочь, Настасья пыталась вернуться в прежнюю жизнь, но Ивана она уже не интересовала.

На балы часто стала ездить сама. Мужчины восхищались ею, но никто не смел её трогать. Иван Григорьевич имел славу нехорошую, и вызывать его гнев никому не хотелось.

Безразличие мужа стало для Настасьи сильным ударом. Она даже какое-то время ненавидела дочь за то, что та пришла в её жизнь и всё в ней испоганила. Настасья всё надеялась, что если родит сына, то Иван будет счастлив. Но все последующие беременности быстро заканчивались.

Жизнь текла своим чередом вместе с бокалом вина. Настасья пристрастилась к нему от безысходности и уже не могла остановиться. Всё ждала, что Иван одумается и вернёт их прежнюю жизнь. Напрашивалась с ним в поездки. Но муж был непреклонен.

А разбитая ваза стала началом конца. После скандала, который Настасья устроила мужу, тот быстренько принял меры и насильно отправил жену к родителям.

Чтобы разбушевавшаяся нетрезвая Настасья не вырывалась, её пришлось связать. Константин Александрович дочь принял без вопросов. Он не хотел ссориться с зятем и всячески его во всём поддерживал. Лишь мать Настасьи высказала всё Ивану. Но тот быстро скрылся и больше в этот дом не возвращался.

Перед свадьбой дочери Настасья получила приглашение, но была нетрезва. Когда через два дня пришла в себя и поняла, что наделала, выпила большую дозу успокоительного. Спасти её не удалось.

Иван Григорьевич на похороны жены прибыл один. Дочь была в свадебном путешествии.

Константин Александрович постарел за эти дни. Но причиной была не смерть дочери, а беспокойство о том, что Иван Григорьевич перестал иметь с тестем общие дела.

                                        ***

Ярина плакала, когда смотрела на падающие локоны Лили. Всё это делалось втайне и вне дома. Потому что если бы Иван Григорьевич узнал, кто этот парикмахер, то уничтожил бы его в одно мгновение.

Лиле тоже было жаль волосы, но она решила не быть голословной. Хотела походить на отца. Тот никогда не говорил слов впустую, и это помогло добиться уважения среди знакомых и даже незнакомых ему людей.

Но иногда это было не уважение, а страх вперемешку с ненавистью. Но со стороны это выглядело уважением. А ещё была зависть. У Ивана Григорьевича были самые лучшие племенные жеребцы. И ему завидовали.

Для новой ступени успеха Ивану Григорьевичу приспичило породниться с Орловскими. Поначалу он хотел женить своего сына Павла на старшей дочери Орловского. Но девушка оказалась с умственными отклонениями.

Иван Григорьевич тотчас отказался от этой идеи. Он провёл своё расследование. Оказалось, что дочь Орловского была рождена от нездоровой служанки.

Орловский так любил невольницу, что взял девочку на воспитание. А сын был рождён в законном браке. Поэтому Иван Григорьевич быстро переиграл свои планы и решил выдать замуж дочь.

У Орловского были унизительные требования, поэтому переговоры длились больше года. О планах Ивана никто пока не знал.

Лиле на тот момент исполнилось 14 лет, для отца она была ещё ребёнком. Но желание добиться большего успеха, стать ещё богаче было выше жалости к дочери.

А Лиля тем временем расцветала на глазах. И Иван Григорьевич восхищался ею. Ему нравилось её упрямство. И он всё ждал, когда она станет такой, как он. Ждал, когда она превзойдёт его в упрямстве. И дождался.

Часто благодарил Настасью за то, что она родила ему такую дочь. Но к самой Настасье не испытывал никаких чувств. Ему льстило только то, что на неё все обращали внимание, а она была его женой.

Иван Григорьевич жаждал славы. И любил только славу, деньги и дочь.

Сын у него просто был. В нём текла его кровь. Но Павел унаследовал характер матери: мягкость, нежность, ласковый голос… Всё это раздражало Ивана Григорьевича в мужчинах. И сына не удалось перевоспитать.

Когда Иван увидел дочь лысой, у него отвисла челюсть. Перед ним стояло, по его мнению, чудовище с не по годам налившейся грудью. Он долгое время не мог произнести ни слова. Лиля смотрела на отца, улыбалась. Он на неё… И промолчал. Досталось потом всем, кроме Лили и Ярины.

С того дня, когда Лиля спустилась к отцу и сватам в ночной рубашке, Иван Григорьевич Ярину больше не трогал. Ничего ей не высказывал и передумал отправлять в другое место.

То, что подумает жених и его родители, когда увидят лысую невестку, его раззадоривало. Ему очень хотелось поскорее на это посмотреть. И этот день настал.

Для дочери Иван Григорьевич оплатил самое дорогое свадебное платье, что могла предложить известная портниха. Лиле это платье не нравилось. Но у неё вдруг проснулось уважение к отцу за то, что он не закатил скандал, увидев её без волос.

И решила теперь быть паинькой. Понимала, что лишние скандалы и сплетни только подорвут авторитет отца. Этого Лиле никак не хотелось. То, что отец принял её в ряды упрямых людей, дочери было достаточно. Она твёрдо для себя решила, что не позволит обращаться с собой так, как отец обращался с матерью, и будет на равных с мужем.

В день свадьбы из комнаты Лили пропал браслет. И Ярина, и служанка, которую когда-то спасла Лиля от гнева отца, обыскали всю комнату. Служанка к тому времени родила ребёнка, жила вместе с ним в крохотной комнатушке. Лиля обещала забрать её в усадьбу, которую отец всё-таки подарил дочери.

Но найденный в её вещах пропавший браслет и другие украшения Лили, пропажу которых она не заметила, сыграли со служанкой злую шутку. Лиля ничего не сказала отцу, боялась, что он просто убьёт воровку.

Всё устроила Ярина. Она договорилась с кем-то, и за два часа до свадьбы ни служанки, ни её ребёнка в доме не было. Отец даже не заметил этого. А может и заметил, но спрашивать не стал.

Ярина напомнила о том, что предупреждала о возможных проблемах, и Лиля пообещала прислушиваться к мамыньке.

То, что мать не приедет на свадьбу, Лилю не огорчило. Она всё ещё держала обиду за то, что та хотела разлучить её с Яриной. Да и в родной матери Лиля не нуждалась. Ей важнее было то, что Ярина рядом.

Лысая невеста впечатлила всех гостей. Наверное, никто из присутствующих никогда не видел таких невест. Жених немного оторопел. Но быстро пришёл в себя.

— А ты непростая, — шепнул он Лиле в церкви, — чувствую, мы с тобой поладим.

Лиля взглянула на него, а про себя подумала: «Ты будешь мной гордиться, муженёк!»

А вот мать жениха чуть не упала в обморок. Она побелела при виде невестки, слегка покачнулась, но глава семейства подхватил её, потряс за плечи. Свекровь пришла в чувство.

Сам Орловский-старший смотрел на Лилю с восхищением, казалось, что он даже не заметил отсутствия волос на её голове. Это восхищение заметил и Иван Григорьевич и понял, что теперь из свата можно вить верёвки.

Для семейного архива Орловский-старший пригласил фотографа из Парижа. Когда фотограф прислал готовые снимки, на них не было видно, что Лиля лысая, голову закрывала фата.

Всю церемонию Ярина плакала. Она представляла себе, как её дочь вот так шла бы под венец. Но и за Лилю радовалась. Искренне желала ей счастья, настоящего счастья, которого никогда не было у Ярины.

Мамынька не думала о несправедливости, она считала, что любовь в её жизнь не пришла из-за грехов отца. Тот был преступником и погубил немало людей.

Родители зачали Ярину в день повешения отца. После этого мать Ярины прожила ещё 11 лет. И в день смерти матери барин Власов сказал одиннадцатилетней девочке, что разрешит жить у него в доме, если она будет с ним спать. Сказал всё это, а согласия не дождался. А потом выгнал, когда Ярина забеременела.

Память всколыхнула все обиды, подняла всё то, что давно сидело внутри. Но Ярина взяла себя в руки и решила насладиться праздником, порадовать свою истерзанную душу хотя бы чужим счастьем.

Подруга Лили, Катя, тоже была на свадьбе.

Её нога давно зажила, но хромота, хотя и не сильно заметная, осталась. Катя с улыбкой подошла к молодым. Пожелала им счастья.

Но Лиля заметила тоску в глазах подруги. Слегка изменилось и лицо жениха. Отец учил Лилю следить за эмоциями людей и внимательнее смотреть, когда кто-то подходит здороваться.

Это всё отец говорил в день свадьбы. Напутствие давал.

«Если заметила что-то неладное, следи за этим человеком. Будь чуткой. Каждый шаг обдумывай. Никому не верь. Даже себе не верь.

Иногда в порыве можно совершить ошибку, как ты со своими волосами. Я это всё сыну должен говорить, а не своей маленькой девочке.

Но ты теперь не под моей защитой, Лиля. Береги себя и не давай в обиду. Я поэтому и не стал забирать у тебя Ярину. Она за тебя и в огонь, и в воду.

Виноват я перед ней. Исправить теперь что-то сложно. Но ты тоже в обиду её не давай.

И запомни, по глазам можно определить, честен ли с тобой человек. Изучай глаза своего мужа, не переставай в них смотреть…» — Иван Григорьевич говорил очень долго.

Но Лиля слушала внимательно. Она понимала, что ничьи больше слова так не западут ей в душу как слова отца. Все сегодня будут желать счастья, улыбаться искренне или ехидно, с завистью или от всей души.

Но таких слов не скажет никто.

И пусть отец не обнимал её, не лил слёз, как Ярина, не посвятил молодым пламенной речи, он сказал то, что Лиле пригодилось бы в жизни больше, чем пожелания счастья от толпы весёлых гостей.

И вот Лиля первое время сверлила всех глазами, потом научилась делать это незаметно. А Катин взгляд не давал ей теперь покоя.

Катя недолго желала счастья, отошла и всю свадьбу простояла в сторонке.

Лиля изредка посматривала на неё.

Чем ближе время подходило к вечеру, тем страшнее было Лиле.

Она боялась оставаться с мужем наедине. Только с виду была такой боевой. А оставшись с ним в одной комнате, запаниковала.

Дрожала так, будто намокла под дождём. Муж помог снять платье.

— Никогда не видел таких красавиц, — шептал он, ходя вокруг Лили.

А Лиля вспоминала, как мать говорила: «Лучше глаза закрыть и представить, что плывёшь на спине по реке, а волны тебя качают, качают».

Лиля глаза закрыть не могла. А муж всё ходил и ходил вокруг. Казалось, что это длилось целую вечность. А потом он вдруг дотронулся до Лили своей рукой.

Ладонью провёл по груди. Ладонь была очень горячей. Всё тело Лили запылало. Муж подхватил жену на руки и положил её на кровать.

Лиля только тогда смогла закрыть глаза. Всеми силами представляла себя на реке. Но ощущения, которые испытывала от прикосновений мужа, не давали сосредоточиться на совете матери, и она просто забылась.

— Я всегда думал, — неожиданно услышала Лиля, — что подруги, если дружат долго, одинаково мыслят и чувствуют. Это оплошность с моей стороны. Я же доктор. Но все разные, да…

Лиля ещё лежала на кровати и пыталась понять, что всё-таки произошло. Какое-то полусонное состояние овладело ею. А когда муж упомянул Катю, Лиля словно проснулась. Вдумалась в его слова, но ничего не поняла.

— Ты божественна, крошка моя, — прошептал муж и поцеловал жену в лоб. — Нежная, красивая, и ведь теперь только моя. А это очень хорошо. Пройдёт немного времени, и я научу тебя всем тонкостям любви. Потом будешь думать о том, как могла жить, не ощущая всего этого. Ты ещё очень молода. Тебе сейчас в самый раз всему учиться.

Лиля соображала плохо.

— И ещё, — продолжил муж, — тебе придётся носить парик. Я ценю твою смелость и упрямство. Не люблю паинек и тихоней. Но нужно соответствовать времени. Парик закажем прямо завтра.

— Ещё чего, — запротестовала Лиля, — не буду я носить никакой парик. Не нравится, не смотри. Я буду ходить так, как захочу.

— Ну-ну, зубки-то не показывай. Мной сложно управлять, девочка моя. Без ключика очень сложно. А пока ты его не нашла, то наденешь парик завтра же.

Лиля задрожала от злости. Вскочила с кровати, быстро оделась.

— Даже не подумаю, — повторила она. — Я назло тебе не буду отращивать волосы.

— Ну-у-у нача-ло-о-о-сь, — протяжно произнёс Орловский-младший. — Завтра всё решим.

Он вдруг подобрел, подошёл к Лиле, взял её за плечи. Девушка была зла, но дрожь предательски охватила всё тело. Муж прижал её к себе, начал целовать.

Лиля хотела оттолкнуть его, убежать куда-нибудь, чтобы не видеть больше это нахальное самоуверенное лицо, но тело не слушалось. Оно отвечало на ласки. Двигалось в такт мужу.

Лиля уже смогла представить и речку, и песчаный берег, и поле полное цветов…

Знакомилась с новыми ощущениями.

Проснувшись утром, тихо плакала. Жалела о том, что родилась девочкой. Казавшееся хорошей чертой характера упрямство предало её.

И она не знала, что теперь делать, и как вести себя в новом статусе.

Муж посапывал рядом с ней. Лиля разглядывала его. Было прохладно, он лежал раскрытый. Сначала она любовалась его телом, потом накрыла осторожно простынкой.

А сама встала, потянулась. Глаза всё ещё были полны слёз.

Но никто не мог помочь ей справиться с новыми мыслями, никто не мог дать нужный совет. Отныне Лиля была сама по себе.

Выйти замуж Лиля, конечно, мечтала. Но стать женой в 15 лет оказалось сложным испытанием.

Отец мужа подарил молодым своё загородное имение.

Но Лиля, даже не побывав там, отказалась в нём жить. Ей большего всего нравилась отцовская усадьба в Покровском. Отец строил её для своего сына Павла. Но брату Лили отцовский подарок не полюбился.

За домом и садом следил управляющий. За несколько недель до свадьбы Лиля посетила усадьбу вместе с отцом. Иван Григорьевич дал управляющему некоторые указания и сказал Лиле, что она теперь хозяйка, и всё ложится на её плечи.

— Не надейся, милая моя дочь, что и дальше я буду думать об уюте и порядке в твоём доме. Захотела — получай. Но что будет дальше и как, лишь от тебя зависит. Если устраивает управляющий, можешь оставить его на первое время, если нет, я заберу его с собой, и ищи другого. Михаил живёт здесь 10 лет, он надёжный и преданный человек. Нужна будет помощь, смело обращайся к нему. Да, он слегка неприятен на внешность, но не это главное в людях. Боишься его?

Лиля испуганно помотала головой.

— Нет-нет, папенька, пусть останется.

Лиля осматривала всё вокруг и ужасалась от масштабов. Но радовалась, что она теперь единственная хозяйка, и может делать здесь всё так, как вздумается. А пока что менять ничего не хотелось. Был лишь страх перед неизвестностью.

Брат Лили, Павел, узнав, что отец подарил Покровское дочери, затаил обиду. Он говорил, что не отказывался от усадьбы, просто ещё не пришло время там жить.

Но Иван Григорьевич воспринимал только первый и единственный отказ. И если кто-то говорил «нет», а потом резко соглашался, то путь для переговоров был закрыт.

Единственным исключением были переговоры Ивана Григорьевича и Родиона Орловского, влиятельного дворянина, приближенного к царю не только службой, но и личными связями.

Но ради такого родства Иван был готов на всё. Павел от обиды на отца и сестру на свадьбу не явился, чем вызвал сильнейший отцовский гнев.

Не думал Иван Григорьевич, что тихий, скромный Павлуша может показать большие зубы. И за неуважение к семейным традициям, за отсутствие на свадьбе сестры лишил сына наследства. Не теряя времени, закрепил своё решение документально.

О решении отца Павел был уведомлен письмом. Лиля не знала о том, что отец так поступил.

Сразу после свадьбы молодые отправились в Покровское. Ярина пока оставалась в отцовском доме. Она должна была переехать в то время, когда Лиля и её муж уедут в свадебное путешествие.

Лиля возложила на Ярину так много обязанностей, что мамынька боялась не успеть. Но она понимала, что маленькая девочка, только-только отпустившая её, Яринину грудь, не сможет сразу со всем справиться. Поэтому крутилась как белка в колесе, желая угодить своей любимой Лилии Ивановне.

Ярине было сложно в новом доме с новыми слугами. Они все странно смотрели на полную женщину, еле-еле проходившую через двери.

В доме Ивана Григорьевича как-то все занимались своими делами, а здесь все были расслабленными, больше глазели, чем дела делали. И это раздражало Ярину.

К приезду Лили ещё ничего не было готово. Всё делалось медленно. Увидев, что Ярина не справляется с прислугой, управляющий Михаил посоветовал не быть такой мягкой, а прикрикивать и подгонять. Ярина только голос повысила, сразу всё начало делаться.

В Покровском было невероятно звёздное небо. Мамынька после трудного дня выходила на улицу, садилась на скамью, запрокидывала голову и не могла оторваться от мерцающих огоньков.

Как-то услышала рядом чьи-то шаги. Встрепенулась. Михаил… Напугал.

— На звёзды смотришь? — спросил он ласково.

Ярина даже вздрогнула от такого голоса. Ни один мужчина ранее так с ней не разговаривал. А Михаил присел рядом, так же задрал голову, и вместе они долго смотрели на мерцающие звёзды. С того дня только дождь мог помешать вот таким ночным посиделкам.

                                        ***

— Где ты, моё сокровище? — сидя перед зеркалом Лиля услышала голос мужа.

Она только-только смогла справиться со слезами, а тут опять нахлынуло.

Промолчала.

— Лилечка, сокровище моё, где же ты?

На часах было уже десять утра. Осталась в прошлом первая брачная ночь. Лиля встала, дрожащими ногами пошла на зов мужа.

— Ну, иди же ко мне, моя девочка.

Девушка медленно подошла к кровати. Орловский-младший потянул её к себе за руки. Прижал так сильно, что Лиля еле вымолвила:

— Богдан, отпусти…

Впервые назвала Лиля мужа по имени. Но он не отпустил её. Валялись в кровати до полудня. Услышав за дверью шорох, Орловский нехотя поднялся. Открыл дверь. На пороге стояла служанка в смешном белом чепчике.

Богдан широко улыбнулся.

— Обед отведаете? — прошептала девушка.

— Отведаем, подавай…

И закрыл дверь.

— Лиля, — крикнул он, — жду тебя на обед.

Сам быстро переоделся и вышел.

За обедом сказал Лиле, что в путешествие они отправятся не сегодня, а завтра, так как он ещё не всем пациентам дал предписания на время своего отсутствия.

Лиля внимательно изучала мужа: черты его лица, взгляд, ухмылку. И когда говорил о пациентах, ей показалось, что он отводит глаза. И первые подозрения о нечестности мужа закрались в её сердце.

— Мне очень сложно привыкать к жизни в чужом доме. Нам всё-таки больше подходит отцовское имение, — сказал Лиле Богдан во время завтрака. — У отца всё уже обустроено, а тут непаханое поле. Я, конечно, зря сразу согласился на то, чтобы мы жили здесь. Если не смогу привыкнуть, мы вернёмся к этому разговору. Безусловно, это расположение для меня удобно, но всё же будь готова к тому, что я не смогу здесь жить.

Лиля ещё даже не притрагивалась к еде. Пока смотрела за глазами мужа, он вылил на неё ещё поток информации, которую нужно было переварить. Не до завтрака было, когда с утра пища для ума подоспела раньше чувства голода.

— Ну тогда мы будем ездить друг к другу в гости, — предложила Лиля, — потому что я отсюда никуда переезжать не буду.

Богдан небрежно бросил на стол ложку, салфетку и откинулся на спинку стула. Стал с интересом рассматривать Лилю. Их взгляды встретились.

Богдана начало забавлять поведение его юной жены. Перед ним сидела маленькая девочка, без волос больше напоминающая мальчика (если не смотреть на грудь), и смело общалась с ним на равных. Ни капли страха не было в её глазах.

Долго смотрели друг на друга.

— И всё-таки в парике тебе было бы лучше, сокровище моё, — произнёс Богдан после длительного молчания.

Встал из-за стола, подошёл к жене, поцеловал её в макушку.

Лиля подняла голову и заметила, как после поцелуя муж потёр губы, видимо, неприятно было целовать колючую макушку.

Богдан вышел. Было слышно, как он ругается с кем-то на крыльце. Лиля не выходила, не интересовалась.

До сих пор не могла понять, что с ней происходит, и как взять себя в руки.

Так и не притронулась к еде. Задумчиво ковыряла ложкой в тарелке. А потом пошла в спальню. Сама заменила простыни. Переставила цветы с окна на тумбочку.

Прилегла на кровать. Улыбнулась. Мысленно представила рядом с собой мужа. Он ей определённо нравился. Смущало только то, что он пытался навязать своё мнение как единственное правильное.

Он говорил таким тоном, будто не ожидал в ответ сопротивления. А он и не ожидал. И Лиля заметила сразу его возмущение, но молчать не стала. А от его прикосновений Лиле было очень хорошо, даже когда он поцеловал её в макушку перед уходом, мурашки побежали по коже.

День прошёл незаметно. Лиля ужинала в одиночестве. Только вечером ощутила, как она голодна. Мужа так и не было. Наступила ночь. Лиля сидела на кровати и ждала. Прислушивалась к каждому звуку.

Но ночь была очень тихой, только птицы изредка вскрикивали.

Девушке не спалось. Сначала она была спокойна, потом лёгкое волнение начало кружить голову, а потом тревога так сильно забралась в сердце, что стало страшно.

Страшно оттого, что она оказалась одна в большом доме. Впервые за свою жизнь одна среди незнакомых слуг, далеко от любимой мамыньки, отца.

Лиля обняла свои коленки и не могла унять дрожь. В голове стали возникать страшные мысли. Думалось, что слуги придут и убьют её, а муж специально вот так её оставил, чтобы избавиться от упрямой жены. Лиля не могла справиться со страхом и как маленькая девочка завопила:

— Ма-а-а-мы-ы-ы-ы-нь-ка-а-а-а…

Но мамынька была далеко. Она тоже скучала по своей девочке. Не спала уже вторую ночь. Всё думала, как там её девочка в новом для себя статусе. Тревожилась за неё. Волновалась. Но ничего не могла предпринять. Только через три дня она должна была туда отправиться со всеми вещами, приданным и выбранными Лилей слугами.

Иван Григорьевич прощался с поварихой. Повариха давала последние указания своей ученице. В доме Лили после свадьбы никто не спал ни днём, ни ночью. Все что-то искали, паковали, готовили, разбирали. Вся эта суета была похожа на большой муравейник.

Но Лиле всё это было неведомо. Она плакала в одиночестве.

Богдан явился только к утру. Его слегка приподнятое настроение обескуражило и без того беспокойную Лилю.

Орловский, не переодеваясь, рухнул на постель и тотчас захрапел.

Лиля встала, стянула с него сапоги.

Очень хотелось спать. Лиля была так рада, что муж вернулся, прижалась к нему.

Поначалу было непривычно. Запах никотина и спиртного отталкивали её, но сон оказался сильнее.

Проснулась Лиля от поцелуев мужа. И опять тело предательски отвечало на ласки Богдана.

А хотелось закатить скандал, обвинить в том, что ей было страшно, спросить, почему он оставил одну ночью. Много чего хотелось высказать.

И Богдан чувствовал возмущение жены, но то и дело прикрывал её ротик поцелуями. Лиля быстро оказалась в его власти. Она, не веря своим ушам, просила о поцелуях и объятиях, громко кричала, что любит его.

Богдан улыбался и делал всё, о чём просила жена. Он и сам не мог поверить, что его маленькая девочка такая страстная и неугомонная.

Время от времени было слышно, как слуги скребут по двери, желая получить указания. Но ни Богдан, ни Лиля не вставали с кровати.

Когда уже всё закончилось и оба пришли в себя, Лиля начала мысленно грызть себя за слабость. Злилась на себя, ругала своё тело. Но в теле была какая-то приятная усталость, и оно явно не хотело сейчас напрягаться от мыслей своей хозяйки.

— Ты прекрасна, моё сокровище, — время от времени произносил Богдан. — Зря маменька отговаривала меня от женитьбы.

Да что она вообще понимает в любви? Она умеет только ревновать отца и строить из себя недотрогу. А ты у меня просто кладезь страсти и любви.

И главное — всё это для одного меня хранилось и спело. Я польщён, что Господь даровал мне тебя, юное создание. Значит, я не настолько греховен, как говорят многие, раз мне такие подарки в жизни приходится получать.

Лиле стало неприятно. Она не была чьим-то подарком. Она была, прежде всего, человеком, дочерью богатого отца, не крепостная, не девушка лёгкого поведения. Очень задело Лилю сравнение с подарком. Девушка быстро выбралась из объятий мужа.

— О, коготочки-то остренькие, — прошептал тот, — как бы ни обломились, крошка.

Лиля затряслась от такой наглости, приблизилась к мужу и отвесила ему звонкую пощёчину.

Богдан схватил жену за руку. Прислонил к щеке, по которой она ударила. Погладил это место её же ладонью. Лиля не могла освободить свою руку. Она чувствовала своей ладошкой, как горит его щека. А он всё сильнее сжимал её руку.

Лиле было больно, она терпела, молчала. Стиснула зубы. Казалось даже, что сейчас захрустят косточки её пальцев.

— Ну, кричи! — скомандовал Богдан.

— И не подумаю, — ответила Лиля.

— Ну тем лучше, на помощь никто не придёт.

Богдан схватил Лилю за плечи и повалил на кровать. Навалился на неё, с силой прижал её запястья к кровати, словно пригвоздил их.

Лиля смотрела на мужа бешеными глазами. Она не чувствовала боли, злость перебивала всю боль. Богдан глядел сквозь неё, сверлил глазами. Опять Лиле ударил в нос запах табака и спиртного. Но она не могла даже отвернуться, чтобы глотнуть чистого воздуха.

Муж так и лежал на ней. А потом резко встал. Лиля часто задышала, ей не хватало воздуха, но с места не сдвинулась.

— Я не люблю, когда кто-то идёт против меня, — начал Богдан. — Я не подарок, характер у меня сложный. Я старше тебя на 8 лет. Ты для меня ребёнок. И тебе ещё учиться и учиться общению со мной.

То, какое ты сокровище в постели, ещё не значит, что мы с тобой поладим в жизни. Тебе придётся терпеть моё отсутствие.

Я не собирался жениться. Я врач и должен быть с пациентами тогда, когда они попросят. За мной будут приезжать, меня будут умолять, но я всего лишь один и всем помочь не смогу.

Если ты мечтаешь видеть меня каждый день, то забудь об этом. Сегодня я ночевал у отца. Я просто не захотел сюда. Здесь всё для меня чужое. И ты чужая. Ты подневольная просто. Для меня ты подарок, для своего отца ты — товар. Ты — то-о-в-а-а-р…

Богдан сделал на этом слове особый акцент и произнёс так протяжно, что комок подкатился к горлу Лили.

— Я выполнил условия отца лишь из-за того, что обязан ему своим появлением на свет. И ты должна об этом знать. Было бы нечестно строить из себя влюблённого мужа.

Я был восхищён твоей смелостью при первом нашем знакомстве, когда ты вышла в ночной рубашке. Поверь, я такого ещё не встречал. Это было забавно.

Моя мать до сих пор отчитывает отца за то, что он связался с твоей семьёй. Ты категорически ей не нравишься.

А знаешь почему? Потому что она сама хотела стать такой, как ты, но не хватило смелости. Мать завидует твоей молодости.

Кстати, мой отец положил на тебя глаз. Нужно быть идиотом, чтобы не заметить это. Я надеюсь, у него не хватит смелости приехать сюда в моё отсутствие.

Если это случится, не вздумай оставаться с ним наедине. Он может распускать руки. А я не хочу делить тебя с отцом. Уж если ты моя жена, то моя навеки. Узнаю о ком-то другом, убью и его, и тебя, и даже если это будет мой отец.

Обо мне ходят разные слухи. Ты можешь им верить, можешь не верить. Слухи нехорошие. Многие через эти сплетни пытаются навредить моему отцу.

Ты же держись подальше от сплетен. Никогда ни с кем не обсуждай нашу семейную жизнь. Не рассказывай о моём отношении к тебе. Любое твоё слово может обернуться для нашей семьи большой трагедией.

Ты и так непохожа на других. Лысый ребёнок… Но пока отец сдерживает это всё.

Не думай о том, что если ты кому-то пожалуешься, то станет легче. Не станет. Будет хуже. Потому что тебе начнут давать советы, как вести себя со мной. А я хочу, чтобы ты разглядела мою душу без подсказок.

Я не дам тебя в обиду и отныне буду твоей стеной. Но и ты будь за меня. Что бы ни случилось, мы теперь друг для друга самые близкие люди.

Лиля продолжала лежать. Ныли запястья. Она поначалу не хотела прислушиваться к словам мужа, думала, как поставить его на место и отомстить. Но Богдан говорил так убедительно, что слова записывались в Лилиной памяти, словно она учила стихотворение.

— Ты не обижайся, я бы тебя не убил за пощёчину, наоборот, мне даже понравилось. Я позволю тебе делать так иногда, но не переусердствуй. Мне может надоесть, и тогда я за себя не ручаюсь. За то, что сделал тебе сейчас больно, прости.

Лиля приподняла голову от удивления.

Муж вернулся на кровать. Присел рядом с ней, наклонился и поцеловал в лоб. Потом его руки начали медленно скользить по телу жены. Лиля убрала его руки, привстала и отодвинулась от него.

— Обидно, понимаю, — продолжал Орловский-младший, — но ты же пришла во взрослую жизнь. Ты же теперь жена, хозяйка дома. На тебе будет держаться всё. Так что прислушайся к моим словам. Мне незачем льстить тебе. Ты красивая, ты страстная, ты нежная. Ты моя. И будешь слушаться только меня.

— Не буду, — Лиля сказала это так грубо, что муж даже приподнял от удивления брови.

— О, ты и так можешь?! Смело. Я рассчитывал, что ты после моих слов присмиреешь, поняв всю ответственность, которая на тебя возложена. Что ж, взрослей, пока есть такая возможность, и пока я не полностью погружен в работу. Но этот день неминуемо близится. И если ты сейчас не уяснишь, то нам будет сложно. Запомни, я с тобой только ради своего отца.

Многие слова мужа словно ножом резали сердце Лили. Она-то мечтала о совсем другой жизни. А оказалась в какой-то степени в положении своей матери Настасьи. Только мать какое-то время была в центре внимания, а Лиле связали руки уже сейчас. И как избавить себя от такой невесёлой участи Лиля ещё не знала.

— А теперь, когда я всё сказал, можешь собираться в наше запланированное путешествие. Выезжаем завтра утром.

Богдан развалился на кровати. Лежал, расставив руки и ноги. Его поза напоминала звезду.

Лиля сидела на краю кровати, обняв коленки.

Как же ей было противно всё, что сейчас происходило. Хотелось сидеть в своей комнате в отцовском доме, болтать с Катей о всякой ерунде.

«Катя…, — пронеслось у Лили в голове. — Он же лечил Катю, а теперь трогает меня. Может, он был у неё?»

Лиля даже не заметила, как сказала это вслух.

Богдан перестал строить из своего тела звезду, подскочил и уставился на Лилю.

— А вот этого не надо… — прошептал он. — Ревность ещё никого не украсила и никого счастливым не сделала. А у тебя есть все шансы стать счастливой со мной.

После этих слов Богдан вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Лиля даже не пошевелилась. Ей вдруг стало страшно от откровений мужа.

— Он так целовал, так обнимал, — шептала она вслух, — но не любит, не любит…

Глаза наполнились слезами.

— А разве так можно? Не любить, а сильно желать? Вот так целовать разве можно, как он целовал?

Лиля плакала, уткнувшись в подушку.

— Волны, речка. Что же ты, маменька, обманула меня…

Все слова мужа прокручивались в голове у Лили, словно Богдан до сих пор их говорил. Появилась обида и на отца.

— Мамынька, Ярина моя дорогая, когда же я увижу тебя? Как же мне так жить?

Лиля с трудом нашла в себе силы, чтобы успокоиться. Встала с кровати, подошла к зеркалу. И впервые ей не понравилось отражение: опухшие глаза, синяки под глазами.

Лиля изучала себя и вдруг вспомнила свои длинные волосы. Пожалела о том, что побрилась наголо. Не сложилось так, как она хотела.

Она мечтала о том, что муж будет в восторге от усадьбы в Покровском. Это место восхищало всех, и неоднократно отцу предлагали большие деньги за усадьбу, но тот не соглашался.

Иван Григорьевич строил её для сына, который отказался от подарка сразу, когда отец презентовал его. И тогда Иван Григорьевич решил, что если не Павлу, то Лиле точно она не помешает. А потом Лиля и сама изъявила желание в ней жить.

И вот сейчас, смотря в зеркало, Лиля чувствовала себя несчастной. Сняла ночную рубашку, бросила её в угол комнаты и с гордо поднятой головой произнесла:

— Больше не позволю даже пальцем меня тронуть пока не полюбит, пока я не поверю в его любовь.

А у самой сердце заныло, стоило только вспомнить его глаза, его прикосновения. Мурашки побежали по телу.

И в это время Богдан вошёл в комнату.

— Воспитанные люди входят со стуком, — укоризненно произнесла Лиля.

— Я могу в любую из комнат в этом доме входить без стука, — выпалил Богдан. — Разве не так? И ты тоже можешь без стука.

Ваши слуги слишком расслаблены, юная моя хозяйка. Они даже имени моего не знают. Как такое может быть? Они с тобой-то знакомы?

А может быть мы перепутали и приехали не туда? Ну ничего, я займусь их воспитанием. Каждый будет знать мою родословную до третьего колена.

Как можно не запомнить моё имя? Вчера ещё всем объявил кто я. Никто не хочет соглашаться с тем, что я Бог. Но ты-то, моя девочка, согласна с этим?

Богдан близко подошёл к Лиле. Она стояла перед ним обнажённая.

Муж начал ходить вокруг Лили. Она почти не дышала. От его взгляда напряглось всё тело. Богдан видел, как дрожат её руки, как мурашки покрыли её всю, но продолжал ходить. Лиля не знала, как бороться со своими желаниями.

А Богдану, видимо, хотелось игры.

— Ну что ж, — сказал он весело. — Можно и по твоим правилам немного пожить. Только не переусердствуй, моя дорогая.

После этих слов он вышел из комнаты, закрыл дверь. Лиля услышала стук.

— Войдите, — сказала она, сомневаясь, что за дверью её слышно.

Но Богдан вошёл. Потом лёг на кровать и отвернулся.

Лиля продолжала стоять возле зеркала, и опять слёзы начали душить её.

Она понимала — муж издевается. Он видел, как её тело реагирует на него. Но не обнял, не прижал к себе, а Лиле этого очень хотелось.

А она ведь несколько минут сказала себе, что больше не позволит к ней прикасаться. А когда он ходил вокруг неё, то думала: «Ну вот разочек ещё позволю, и всё…»

Было очень обидно. Лиля наконец-то сдвинулась с места, надела платье и покинула комнату.

Первым на её пути встретился управляющий Михаил — высокий мужчина с уродливым шрамом на лице. Лиля никогда не делала акцент на человеческих увечьях. Спокойно относилась к одноруким, одноногим, со шрамами и прочими особенностями. Этому её научила Ярина.

Няня часто говорила: «Лиля, человек не сам избавился от руки, не сам изуродовал себе лицо, это судьба у него такая. И если остался жив, то так богу угодно. Относись если не с уважением, то с безразличием. У них и так хватает недоброжелателей. А тебе лучше промолчать и не показывать своё пренебрежение. Неизвестно, какой станешь ты. Всегда помни об этом и не обижай тех, кто уже наказан».

Михаил слегка смутился увидев Лилю. Поклонился.

— Здравствуйте, Лилия Ивановна! Хочу обсудить с вами кое-какие вопросы. Нам нужно как-то взаимодействовать. Ваш отец велел мне не давать вас в обиду. Но судя по вашему виду, вас обидели и не один раз.

— Я разберусь сама, спасибо за беспокойство, — произнесла Лиля. — Что вы хотите обсудить?

— Дело в том, что ваш супруг Богдан Родионович велел слугам готовиться к переезду на другое место. Он ищет им замену. Я понимаю, он здесь хозяин, и вы хозяйка.

Но я полагаю, что ваше слово должно быть последним. Все те, кто здесь работает, замечательные люди. Им просто трудно привыкнуть к суете, которая сейчас образовалась.

Постоянно привозят ваши вещи и вещи Богдана Родионовича. Всё нужно разобрать и подготовить к нормальной жизни.

Это всё нелёгкий процесс, и все трудятся на ваше благо. Я бы не хотел сейчас расставаться с этими людьми. Никогда ничего не просил у вашего отца, хотя он поможет мне в любой ситуации.

Мы с ним однажды спасли друг друга и обязаны друг другу жизнью. Поэтому я здесь. Но даже этот факт не позволяет мне попросить что-то у вашего, Лилия Ивановна, папеньки. Для него у меня всегда всё хорошо. Но сейчас я прошу вас.

Михаил встал перед Лилей на колени.

Наклонил голову к её ногам.

— Сейчас же поднимитесь, — строго сказала Лиля. — Вы ничего не натворили, чтобы падать мне в ноги.

Михаил не торопился подниматься, бормотал:

— Дайте нам всем войти в нормальное жизненное русло, а кто не справится, вы потом замените неугодных.

— Вставайте же, — Лилю стала раздражать эта сцена.

Михаил поднялся, посмотрел Лиле в глаза.

— Я поговорю с мужем, пусть пока все остаются. Завтра мы отбываем в путешествие, а дальше видно будет.

Михаил улыбался, шептал слова благодарности. Позволил себе взять Лилины руки в свои и поцеловать их.

— Вы, Лилия Ивановна, станете прекрасной хозяйкой. Главное, не равняйтесь на мать.

— Не стоит о моей матери сейчас говорить, — ответила Лиля.

Она хотела указать Михаилу, что он говорит лишнее, но промолчала.

А Михаил продолжил:

— Я вижу, Лилия Ивановна, что вам несладко. Не бойтесь меня, я помогу даже в самой трудной ситуации.

Лиля кивнула и тотчас вспомнила, как Богдан советовал ей никому не жаловаться.

И даже подумала о том, что и Ярине ни к чему всё это знать.

Глава 3

Отец Кати, Еремей Николаевич, был родом из Царства Польского. Его мать была полячкой, отец Николай — русским.

Николай получил во владение землю по окончании военной службы, построил там дом. Став помещиком, занялся лошадьми. У него была небольшая конюшня и около десятка породистых жеребцов.

Когда Николай умер, всё наследство перешло старшему сыну Еремею. Еремей женился на полячке по велению матери. Но лошадей не жаловал так, как отец.

И поэтому, выдержав для приличия пару лет после смерти отца, продал всё Ивану Григорьевичу. Отец Лили выкупил у Еремея всё. И у него в конюшне свою покупку и оставил.

Не захотел переездами травмировать лошадей. Снял у Еремея конюшню в аренду. Платил за аренду много. Так много, что Еремей, ничего не делая, прекрасно на эти деньги существовал не только сам, но и содержал свою семью.

Иван Григорьевич, посещая поместье Еремея, часто брал с собой дочь Лилю. Там она и познакомилась с Катей. Катя была на год старше Лили. Девочки очень сдружились. Иногда Иван Григорьевич забирал с собой Катю или оставлял Лилю у Еремея в поместье.

Сам Еремей часто прикладывался к бутылке. Но в запой не уходил. Контролировал себя изо всех сил. Ему льстило, что сам Иван Григорьевич пользуется его, Еремея, имуществом.

Катя была младшей дочерью из четверых детей. Две старшие сестры по наставлению матери были отданы замуж за поляков и проживали в Царстве Польском.

Ни разу после замужества ни пани Юстина, ни Еремей своих дочек не видели. Вырастили, отпустили, как подросших птенцов из гнезда, и забыли.

Сама Катя сестёр не помнила. Она была поздним ребёнком, и в памяти образы их не сохранились. Отец о них никогда не вспоминал, лишь мать иногда могла всплакнуть. Но поездку в Польшу никто не планировал.

Все в поместье жили тихой, размеренной жизнью. Катин брат, взрослея, бранил отца за то, что тот всё распродал, не оставив детям даже шанса на владение наследством деда.

Отношения между отцом и сыном были сложными. Жену, которую выбрали родители для своего сына, тот не любил. Не любил, но страшно ревновал её ко всем, даже к отцу.

Поэтому жена Катиного брата Анисья сидела взаперти. А сам брат пропадал у разных неблагочестивых дамочек. И совершенно этого не стеснялся.

Еремею Николаевичу всегда было стыдно за сына перед Иваном Григорьевичем. А когда он прознал, что и сын, и Иван Григорьевич к одной Авдотье похаживают, устроил скандал. Но сын быстро его осадил.

Катя росла пугливым ребёнком. Иногда отец поднимал руку на мать. И дочке доставалось, когда бежала защищать матушку.

Катя любила бывать у Лили. Всё в доме нравилось ей: и уют, и убранство, и огромное количество слуг. Девушка мечтала о такой жизни. Даже строгость Лилиного отца не пугала её.

А когда Лиля рассказала о том, что скоро сваты приедут, Катя непременно захотела присутствовать при этом. Ей замужество пока не сильно грозило. Отец не выбрал достойную пару, и вообще казалось, не собирался выбирать. Мать подгоняла его, просила поторопиться, мол, девчонка пока расцветает, можно и женихов найти побогаче. Но Еремей чего-то ждал.

Когда Катя повредила ногу и увидела будущего жениха Лили, она тотчас влюбилась. Лиля стала ей в один миг ненавистна. Кате не было очень больно, она притворялась для того, чтобы подольше ощущать на себе руки Богдана. А потом он стал приезжать к своей пациентке.

Массажировал ногу и соблазнил Катю. Всё это случилось в её комнате. Как-то всё сложилось удивительным образом.

Обычно при всех посещениях доктора присутствовала либо маменька, либо няня. Но в тот день отец выпил больше обычного, всех озадачил работой, скандалил с женой. Катиной няне тоже досталось. А Богдан оказался настойчивым, и Катя сдалась.

Когда врач ушёл, Катя радовалась, что он ещё не муж Лиле. А значит она раньше, чем подруга, стала его женщиной.

Катя рисковала. Она понимала, что ничем хорошим эта связь не закончится. Тем более, она не хотела свадьбы между Богданом и Лилей. Но так как не могла с этим ничего поделать, просто не отказывала Богдану в близости.

А он приезжал часто. Говорил, что если бы была его воля, то он женился бы на Кате. Обещал, что всё устроит, и они будут вместе. Катя верила. На свадьбе подруги не сводила с него глаз. Он тоже время от времени обращал на неё внимание.

И даже перед своим свадебным путешествием провёл с ней ночь. Катя, дождавшись, когда все уснут, выбралась из дома. Её уже ждал Богдан. Они провели ночь в давно пустующей сторожке. Там Катя сказала Богдану то, отчего он оторопел. Поведала о своей беременности в момент прощания.

Юноша не ожидал такого поворота.

— Почему раньше не сказала? — спросил Богдан дрожащим голосом.

— А когда раньше? Я только сейчас поняла. И что мне делать?

— Намекну твоему отцу, чтобы женил тебя поскорее. Мой отец всё устроит. Жениха найдёт быстро. Нельзя мешкать, — быстро тараторил Богдан. — И не вздумай никому говорить об этом. И моё имя ни в коем случае не упоминай. Я тебя всё равно не оставлю. Но жить с тобой, конечно, не буду.

Катя понимала, что Богдан не бросит жену. Но на сердце всё равно было неспокойно.

На следующий день после отъезда Богдана и Лили в свадебное путешествие к отцу Кати прибыли сваты. Их сопровождал Родион Орловский.

Родион каким-то образом смог проникнуть в комнату Кати и сказал ей, что рождённого ребёнка заберёт к себе на воспитание любым способом.

Всё происходящее было для Кати как в тумане: и венчание, и знакомство с мужем. Он оказался намного старше её и почти всегда отсутствовал. Девушка была в доме мужа совершенно одна.

Иногда её навещал Орловский-старший, он рассказывал о своих планах на внука.

Катя несколько раз пыталась написать Ивану Григорьевичу о том, что Богдан изменяет Лиле. Но не смогла.

Жила всё время в страхе и беспокойстве.

                                        ***

Лиля обошла дом, заглянула в каждую комнату. Раньше Покровское дарило столько эмоций! Девочка мечтала о таком же доме. Даже просила отца сделать и ей такой подарок. Но Иван Григорьевич всё время говорил, что она будет жить с мужем там, куда этот муж её позовёт.

А получилось всё-таки по её, Лилиному, желанию. Дом достался ей, но первые дни семейной жизни стали болью для девушки. Поначалу Лиля рвалась обратно в родительский дом. А потом подумала и решила, что не очень туда и хочется. И здесь уже оставаться не хочется.

Пока Лиля обходила дом, слуги расступались перед ней, становились вдоль стен. А как только скрывалась за поворотом, тотчас начинали свою работу.

Лиля даже мысленно обрадовалась тому, что Богдан заставил всех работать. В доме отца все были при деле. Иван Григорьевич был строгим хозяином, и Лиле захотелось стать такой же, но муж её опередил.

Холодный октябрьский ветер поприветствовал девушку, как только она вышла из дома.

Поёжилась, вернулась домой, накинула на себя шаль и вышла опять.

Медленно гуляла по саду, туфельками разрывая жёлтый осенний ковёр.

Присела на скамью, наклонилась, взяла в руки охапку листьев.

Ночью был первый мороз, он оголил все деревья. И девушка почувствовала себя оголённым деревом. Она была такой же, как все берёзы, рябины, клёны…

Обнажилась неожиданно, а одежду не подготовила. Нечем было прикрыть свой позор. Лиле вдруг стало стыдно за себя. Стояла перед мужем обнажённая, тело жаждало его, а он просто ушёл. Ком подкатил к горлу. Глаза наполнились слезами. Лиля прижала к себе листья.

— Вот так и я… — прошептала она тихо. — Как бы мне стать кленовым листочком? Пусть ветер унесёт меня подальше от этого места. Туда, где не надо обнажаться, ощущать стыд, недоумение, страх, страсть. Есть ли на свете такие места?

Лиля подняла голову, посмотрела на небо и сказала громче:

— Господи! Есть ли на свете такие места?

Когда опустила голову, заметила, что рядом с ней стоит дворник. Он не мёл своей метлой. Стоял тихо, не шумел. Видимо, не хотел беспокоить хозяйку.

— Иди, — сказала ему Лиля, — мети в другом месте. Здесь потом уберёшь. Вообще эту дорожку пока не трогай. Займёшься ею, когда уеду. Завтра…

Поначалу Лиля с трепетом ждала свадебного путешествия.

Отец редко брал её с собой. Всё говорил, что нечего ребёнку трястись по дорогам, лучше языки учить, чтобы вырасти и блеснуть знаниями.

И Лиля учила. Французский и английский давались ей очень легко. Одно время она говорила только по-французски. Это раздражало мать, но радовало отца. Иван Григорьевич тоже время от времени ворчал на Лилю, всё беспокоился, что она родной язык забудет, но видно было, как радуется и гордится своей дочерью.

— Гордится, — пробормотала Лиля, — а замуж меня выдал ради денег и славы. Ненасытный и злой. Жестокий и коварный. В чём же он виноват перед Яриной? Вина и отец — противоположны друг другу. Неужели за каменным сердцем отца живёт другое сердце? Неужели оно может чувствовать вину?

Лиле это было неведомо. Она даже начала думать, что это всё ей послышалось. А спросить было не у кого. Ярины рядом не было, да она и не сказала бы ничего. А Лиля решила, что допрашивать не будет. Ни к чему тревожить душу мамыньки.

Холодный ветер стал пробираться под шаль, мурашками пробежал по коже. Лиля встала, но пошла не домой, а вглубь сада. Там дорожки были уже чисты от листьев. Только некоторые листочки, гонимые ветром, останавливались и лежали в одиночестве, ожидая нового порыва.

— Лилия Ивановна, — услышала девушка.

Обернулась, к ней приближался Михаил.

— Богдан Родионович ищет вас, беспокоится. Вот велел вам полушубок дать, боится, что вы простудитесь. А вам ехать-то нужно. Да и простуда не красит. Доктор велел полушубок надеть. Я помогу.

Лиля улыбнулась. Тепло разлилось по озябшему телу.

«Заботится, — подумала она, — беспокоится. Может быть он и не такой плохой, как я себе нарисовала. Я ведь тоже не подарок. И внешность моя сейчас не под стать ему. Вот и злится, как отец на провинившегося ребёнка».

— Богдан Родионович ждёт вас дома. Велел подавать на стол. Досталось всем за то, что вы не кушаете вовсе. А это плохо, Лилия Ивановна, очень плохо. Я не доктор, но знаю об этом. Идите уже домой. А то и я начинаю волноваться. Не дай бог что, папенька ваш не простит мне.

Но в Лиле включилось упрямство. Улыбка сошла с лица.

— Пусть Богдан Родионович обедает без меня. Я не голодна.

Михаил поклонился и пошёл в сторону дома, а Лилю вдруг затрясло.

Не успела она прийти в себя, как услышала громкую ругань мужа:

— Хватит уже играть в обиженную девочку.

Богдан схватил её за руку, привлёк к себе и насильно поцеловал.

Лиля пыталась выбраться из его объятий, но он не отпускал.

— Я не привык обедать в одиночестве. В моей семье так не принято. А ты теперь моя семья. Я закрыл глаза на твою лысину. Чёрт с ней. Но ты тоже подстраивайся под меня. У меня кусок в горло не полезет, если рядом никого не будет. Зачем мне жена? Может быть ты в саду поселишься?

— С чего это? — зло сказала Лиля. — У меня есть дом.

— Вот и пойдём в этот твой дом и как нормальные люди пообедаем. И впредь запомни, ты должна спускаться тогда, когда накрыли на стол и позвали. Только так можно дисциплинировать слуг. Ты должна быть примером для них. Иначе эта расхлябанность никогда не закончится.

Лиля не двигалась с места. И тогда Богдан взял её на руки, перекинул через плечо и понёс домой.

Девушка била его по спине руками, царапала шею. Но муж не отпускал её.

— Отпусти, — попросила Лиля успокоившись, — я сама пойду.

Обедали молча. Лиля то и дело поглядывала на поцарапанную шею мужа. Он ловил её взгляд и улыбался такой загадочной улыбкой, от которой Лилю бросало в дрожь.

После обеда Богдан сообщил жене, что будет ночевать у отца. Она хотела было возразить, пожаловаться, как ночью ей было страшно одной в большом доме, и попросить остаться. Даже готова была извиниться за своё поведение. И пока подбирала нужные слова, мужа и след простыл.

Лиля не стала собирать вещи для путешествия. Сразу после обеда ушла в комнату, укуталась с головой в одеяло и пролежала так до вечера, потом до утра. Во вторую ночь страха уже не было. Ничего уже не было. Никаких ощущений. Лиля не думала ни о чём и ни о ком.

Наутро засуетилась. Вдруг испугалась, что Богдан будет зол из-за несобранных вещей, и начала этим заниматься.

То, что поездка отложилась уже на два дня, стало не очень удачным обстоятельством. Богдан и Лиля должны были попасть на званый ужин, на котором присутствовал и Орловский-старший.

Лиле не очень хотелось видеть свёкра, особенно после предупреждения Богдана. Да и вся программа путешествия теперь сдвигалась. Лиля решила, что не будет забивать себе голову этим. Не по её вине они до сих пор дома.

Богдан вернулся перед обедом раздражённым, невыспавшимся. Прикрикивал на слуг. Он даже не прикрикивал, а кричал на них во всё горло, оскорблял, грозился отправить на конюшню к отцу всех до одного.

Потом ворвался в комнату. Резко прижал к себе Лилю, шепнул ей на ухо:

— Доброе утро, сокровище моё!

Так же быстро отпустил и вышел вон.

Лиля повеселела, заулыбалась. После объятий мужа, даже таких резких, кратковременных, почувствовала, как тепло разливается по телу.

Богдан был не в себе. Все, кто попадался ему на пути, были обруганы и оскорблены. А виной всему был тяжёлый разговор с отцом. Богдан поведал ему о том, что Катя ждёт ребёнка.

— Да ты с ума сошёл, — кричал на сына отец, — ты только женился, а у тебя уже проблемы.

— А вот нечего было меня женить, — возразил Богдан. — Теперь решай, как быть дальше. Я лучше на Кате женился бы, чем на этой лысой бестии.

Катя мягкая, безропотная, влюблена по уши. У неё есть волосы. Она похожа на женщину.

А Лиля похожа на подростка-беспризорника, ещё и острозубая, упрямая. Мне как с ней сладить? Подскажи, отец…

Я могу поступить с ней нечестно, просто переехать к тебе. Формально мы женаты. Ты получил то, что хотел. А я буду наведываться туда для приличия раз в неделю.

Иван Григорьевич не будет лезть в семейную жизнь дочери. Она не будет жаловаться никому, я малость припугнул её, надеюсь, помогло.

Орловский-старший смотрел на сына с удивлением.

— Да твоя Катя — простушка: ни осанки, ни фигуры, хромая. То ли дело Лиля! Гордись своей женой, Богдан. Волосы отрастут, и она затмит всех. Мне будут завидовать, что у меня такая невестка. Ты же помнишь первую встречу с ней… Как её можно с этой хромой девицей сравнить?

— Так вот и нужно было самому жениться на Лиле. А теперь даже думать о ней забудь. Если тронешь её пальцем, я этого так не оставлю. Мы же договорились, отец. Зачем ты опять начинаешь восхищаться Лилей?

— Ладно, уговорил, — Орловский ухмыльнулся.

— Мне нужно, чтобы Катя была под присмотром. Её необходимо забрать у отца. Выдать замуж за того, кто её не тронет. Найди такого мужа. Она должна жить недалеко от тебя, чтобы я мог навещать её.

Муж должен всё время отсутствовать дома. Обвенчаются, и отправь его подальше без возможности вернуться.

---

Мне ли тебя учить… — Богдан говорил быстро, много, чтобы у отца не осталось лишних вопросов. — Сделай это в наше отсутствие. Когда мы вернёмся, Катя должна быть замужем.

— А если отец Лили обо всём узнает? Ты же очерняешь моё доброе имя, Богдан.

— Точно очерняю? А ты его не очернил, когда служанка родила от тебя дочь? Ты свою дочь не оставил, она при тебе. И об этом никто не сплетничает, вот и помоги мне тоже.

— А я и не мог её бросить, нечего налево и направо кровь Орловских пускать. Все должны быть при мне. И мне неважно, кем была её мать, мне важно, что я отец! И даже если бы она родила неведомую зверушку, я бы всё равно не бросил её в беде. И внука своего не брошу. Но ты не думай, что я буду всегда решать твои проблемы. Пора взрослеть. Ты же доктор, Богдан! Ты должен решать всё сам.

— Не должен, ты меня втянул во всё это, вот теперь и решай мои вопросы, — Богдан уже нервничал. — Я тут останусь, завтра поеду к бестии.

— Не страшно её одну оставлять? Усадьба большая, мало ли что.

Богдан громко расхохотался.

— Она своим видом всех распугает, не беспокойся, отец.

Родион Орловский как-то смутился после слов сына.

— Зря ты так, — произнёс он. — Хорошая у тебя жена, воспитанная, умная. Под стать тебе. Ты береги её. Если не любишь, то полюбишь. В жизни всё может быть, а она будет с тобой до конца. Вот и береги её, чтобы она не добила тебя в случае чего. Добейся её уважения, и ты всегда будешь под защитой, и я буду спокоен.

— Я парик ей предлагал, а она не хочет.

Орловский-старший вдруг изменился в лице и закричал на сына:

— Всё, хватит о бесполезном твердить. Обратной дороги нет. Один раз помогу, потом сам решай. Нечего налево и направо любовь свою всем дарить.

— А не поможешь, — сквозь зубы произнёс Богдан, — я расскажу всем, как ты Лилиного отца собрался разорить.

— Ах ты щенок! — Родион схватил со стола курительную трубку и со всей силы бросил в сына.

Богдан увернулся и покинул кабинет отца. Когда открывал дверь, заметил, что один из слуг подслушивал.

Орловский-младший схватил его за шиворот, притащил к отцу и сказал:

— У него слишком большие уши…

Богдан ночевал в конюшне. Поначалу хотел вернуться к жене, но передумал. Решил, что его отсутствие будет для Лили уроком. Льстило, что она влюбилась в него. Но характер и упрямство жены его не устраивали. Вот он и решил переломить гордую девчонку своим отсутствием.

Лиля собралась быстро. Перед отъездом хозяев слуги выстроились вдоль дорожки и желали Лиле и Богдану хорошего отдыха.

— Вот стоят они, смотрят на тебя и ненавидят, — ворчал Богдан. — Вижу их насквозь: ненавидят. И как можно в пути быть спокойным, когда эти люди желают, чтобы твой путь закончился побыстрее, и ты не вернулся никогда. Кажется, только Михаил по-доброму относится, остальные как змеи, чуть что — ужалят.

— Ты преувеличиваешь, — произнесла Лиля. — И от слуг можно добиться уважения.

— Нет, Лиля, нельзя. Его нельзя добиться даже среди близких тебе людей. Невозможно любить кого-то безусловно и безумно. Нет такой любви. Это всё выдумки и сказки. А они вынуждены на нас работать, выполнять наши прихоти. Ты хотела бы так? Любила бы своего хозяина, уважала?

Лиля пожала плечами.

— Я не хотела бы так, — произнесла она. — И рада, что у меня по-другому.

— Ну вот, — пробормотал Богдан. — Поэтому я тебе и говорю, что от них пахнет только ненавистью и нет никакого уважения.

Дай им волю, они сбегут при первой же возможности. Даже интересно, что будет дальше. Станут ли они счастливыми? Как изменится их жизнь.

А это случится, Лиля! Им дадут свободу, и тебе придётся научиться всему, потому что больше никто не захочет обслуживать господ. Тогда и наступит крах всего. Вот посмотришь.

Мой отец всё время говорит, что этого нельзя допустить, ибо начнётся хаос и неразбериха. Как только он затрагивает эту тему среди своих друзей, все единогласно против свободы крестьянам.

— А я бы хотела, чтобы они были свободными, — Лиле нравился этот разговор.

Богдан говорил пламенно, жестикулировал, эмоции на его лице менялись так быстро, что Лиля не успевала их уловить. Но он был честен с ней. И об этом говорили его глаза.

Лиля именно в свадебном путешествии стала постигать искусство чтения человека по глазам. Богдан для этого оказался хорошим учебным пособием. А сейчас он смотрел на Лилю и вещал о своих мыслях.

Рядом с ним было хорошо и спокойно. Лиля знала, что такие темы никто не обсуждает с жёнами. Дамы в большинстве своём только шуршат платьями и сплетничают о том, кто в чьей постели, помимо супружеской, просыпается. А Лиле именно этого и хотелось. Обсуждать не постель и любовников, а жизнь. Её тянуло к новым знаниям.

Богдан так разошёлся, что говорил непрерывно все три часа пока ехали до первой остановки.

Лиля при этом тоже высказывала свою точку зрения.

Иногда Богдан умолкал и удивлённо смотрел на жену.

— Дорогая, ты прекрасный собеседник. Получше всякого образованного мужика.

От похвалы Лиле стало так тепло на душе, что она прильнула к мужу и прикоснулась губами к его щеке. А он запечатлел на её губах долгий поцелуй. А когда Лиля задрожала, остановился и отодвинулся от неё.

— Не сейчас, милая, — прошептал Богдан.

Лиля смутилась от своего состояния, покраснела, от обиды отвернулась.

— Продолжим? — Богдан похлопал её по плечу. — Мне нравится рассказывать тебе о своих мыслях. Правда, Лиля, очень нравится. Я горжусь, что у меня такая жена. Мы так мало женаты, а я уже понимаю, как мне повезло. Мы с тобой вдвоём горы свернём, дорогая.

Лиля улыбнулась, повернулась к мужу, посмотрела в его глаза.

— Спасибо, — произнесла она, — что даёшь и мне возможность высказаться.

Богдан усмехнулся, прижал Лилю к себе и прошептал:

— У тебя будет много разных возможностей, сокровище моё. Но самую главную возможность ты уже получила. Ты получила меня.

И опять на Лилю нахлынула нежность. Но она сумела побороть её. Дальше так и сидели в обнимку. Богдан продолжал сотрясать воздух своими пламенными речами.

Первая остановка была в имении и у двоюродной тётки Богдана. Мария Савишна оказалась невероятно худой. Лиле даже стало не по себе от её облика.

Племянника и его жену вышла встречать сама тётка, её муж и родная сестра Богдана Ольга.

Она с самого лета гостила у тётки. У Марии Савишны из-за болезни не могло быть детей, вот она и привечала племянников от своих родных и двоюродных братьев.

В доме Марии Савишны можно было делать всё что угодно.

Для желаний своих маленьких родственников несколько лет назад Мария Савишна обзавелась аж десятью поварами.

И она ими очень гордилась, так как каждый работал на совесть. Кухни народов мира были доступны в небольшом русском имении, благодаря сильным желаниям племянников Марии Савишны.

Сестра Богдана Ольга радостно встречала брата и Лилю.

В весенние и осенние периоды у неё случались приступы повышенного возбуждения.

Она могла часами смеяться или плакать, или бить посуду. Богдан обещал вылечить её, как только найдёт нужный рецепт. Специально для племянницы Мария Савишна закупала несколько ящиков недорогой посуды, чтобы та не била дорогие тарелки и бокалы.

Все эти ящики сносились в комнату Ольги. Она под присмотром одного из слуг бросала тарелки на пол и радовалась, когда осколки разлетались повсюду.

Девушка выпускала свой пыл, выходила из комнаты и становилась ненадолго адекватной. Как только ей было не по себе, она тотчас возвращалась обратно.

Никто в доме тётки её не запирал и не боялся. Она никому не причиняла зла, ни на кого не бросалась.

А в доме отца за ней одновременно смотрели пять человек, включая специально приглашённого из Германии доктора.

Но там приступы проходили гораздо с худшими последствиями. Мария Савишна не раз просила своего брата Родиона Орловского, чтобы тот последовал её примеру и позволил девушке в родном доме бить посуду.

Но Родион на уступки не шёл и с радостью давал такую возможность своей сердобольной бездетной сестре.

— Лилечка, — весело прощебетала Ольга, — пойдём скорее со мной, я покажу вашу комнату. Я сделала её очень красивой.

Ольга взяла Лилю за руку и повела в дом.

А Богдан стал давать указания по поводу кормления лошадей и разгрузки багажа.

— Ты бы сестру с собой взял, — сказала Мария Савишна, ведя племянника к дому. ­ — Замаялась она одна. Думаешь, ей в Париж не хочется? Жалко девочку. Ей бы хорошего провожатого…

— Может, тётушка, вы за это возьмётесь? — Богдан не любил разговоры о том, что сестру нужно куда-то везти.

Он был с ней однажды в Петербурге. Ольга там потерялась, засмотревшись на карету, украшенную живыми цветами. Больше ни Богдан, ни отец не брали её с собой. А Ольга мечтала о балах и красивых платьях, о женихах и подругах. Но никто её никуда не приглашал.

­ — Я и так опозорюсь. Мне ещё до полного падения в лицах людей не хватает выходок Ольги, — Богдан заметно нервничал.

— Это что же приведёт тебя к позору? — удивилась Мария Савишна.

— А мне для этого ничего не нужно делать, уже всё сделано до меня. В Париже столько отцовских друзей, влиятельных служащих, а моя жена, мягко говоря, как неоперившийся воробей, выпавший из гнезда прямо в лужу.

Марию Савишну такое сравнение очень удивило, она даже поморщилась.

— Глупец! — воскликнула она. — Лиля — славная девочка. Она же любит тебя, а ты ничем не лучше отца. Может даже хуже. Я таких счастливых глаз у Лили даже на свадьбе не видела. Покорил ты её, Богдан, вот и не позволяй девочке страдать.

— Покорил? — ответил Богдан задумчиво. — На моём месте мог быть совершенно любой мужчина. Она ребёнок. Маленький ребёнок с капризами. Хотя… Умом она блещет, безусловно. А её французскому позавидовал даже я. Но, тётушка, она выглядит смешно. Поначалу я восхитился ею, когда только увидел. И даже мой отец не остался в стороне. Мать до сих пор не может принять тот факт, что я женился. Лиля не понравилась ей с первого взгляда.

— О, милый мой, ты свою мать сюда не вмешивай. Она тяжёлый человек. Кого бы ты ни выбрал, она всегда будет против, поверь моему жизненному опыту. Она достаточно привязана к твоему отцу. Прощает все похождения, лишь бы он не отправил её куда-нибудь подальше от своих глаз. Но и не делает он этого не потому, что ему дорога Павлина. Он боится потерять уважение. Его будут осуждать больше, чем остальных. А для него это недопустимо. А ты ещё ничего не добился. Практикуйся в своём врачевательстве и тогда о статусе будешь печься. Ты сейчас о семье думай. И девочку не обижай.

— О, да её обидой не сломишь, она какая-то каменная.

— Однажды ты обидишь её так, что будешь жалеть об этом всю жизнь. Не допусти…

— Ой, тётушка, не начинайте со своими предсказаниями. Вдруг начнут сбываться, — Богдан прибавил шаг, чтобы поскорее закончить этот разговор.

Навстречу им выбежала Ольга, бросилась к Богдану на шею и пролепетала:

— Лиля восхитилась очень, ей понравилось. Тётушка, — Ольга обратилась к Марии Савишне, — ей понравилось очень. Она танцует с моим букетом.

— Танцует? — Богдан улыбнулся. — Я, пожалуй, пойду к жене. Простите, тётушка, продолжим в другой раз.

Поклонился и направился к дому.

— Горе ты моё несчастное, — Мария Савишна прижала к себе Ольгу. — Покажу я тебе Париж, потерпи немного.

— Правда? — глаза девушки засияли.

— Правда, — кивнула тётушка. — Жить нужно сейчас. И ничего не случится. Тарелки и в Париже продают.

                                        ***

Ольга родилась на четыре года раньше Богдана. Мать была служанкой, которая волею судьбы ею стала.

Её отец Ратибор был военным офицером.

За исправную службу получил надел земли, выращивал розы. А потом разорился. Задолжал столько денег, что жизнь его семьи превратилась в ад. Кредиторы то и дело угрожали расправами. Несколько раз похищали его жену и дочь. Но потом возвращали.

И в один прекрасный день Родион Орловский, которому Ратибор задолжал самую крупную сумму, предложил перемирие. Он сказал, что ему не нужны деньги, а нужна только его дочь, именно в качестве служанки. Ратибор обрадовался и отдал дочь в тот же час.

Марфа была очень красива. Родион влюбился с первого взгляда. Но девушка оказалась душевнобольной. Орловский возил её к знахарям, вызывал заграничных врачей. Обещал всё своё имущество тому, кто вылечит девушку. Но никто не справился с этим.

Марфа забеременела и родила Ольгу. Поначалу жила с дочкой в своей каморке. Туда же приходил и Орловский. Но Марфе становилось всё хуже, она уже никого не узнавала, была крайне раздражительна. Орловский отправил её в монастырь. А дочь оставил у себя.

То, что Ольга переняла странности матери, стало понятно лишь к десяти годам. Орловский и для неё искал врачей. А потом отвёз как-то к своей двоюродной сестре, и та научилась справляться с Ольгой. Брат платил сестре деньги за тарелки и был счастлив, что дочь под присмотром.

Богдан вошёл в комнату и ахнул.

Вся комната была украшена розами. Стоял необыкновенный аромат.

Рядом с окном спиной к мужу танцевала Лиля. Её движения были плавными и напоминали танец арабской наложницы. Богдану приходилось видеть танцы арабских девушек. И то, что его жена умеет танцевать так же, удивило и одновременно восхитило его. Он тихо, чтобы Лиля не услышала, подошёл ближе.

Смотрел и не мог насмотреться. На Лиле был парик. Видимо, Ольга уговорила его надеть. Лиля повернулась к мужу, ойкнула, быстро стянула парик с головы, бросила его на подоконник. Но Богдан успел заметить, что его жена с волосами всё-таки прекраснее, чем без них.

— Продолжай, — прошептал Богдан, — только лицом ко мне.

А сам полулёжа устроился на кровати.

— И не подумаю, — ответила Лиля. — Вообще вы, сударь, могли бы дать знак, что видите меня в непривычном для вас состоянии.

— И не подумаю, — ответил Богдан её же словами. — О каких знаках ты говоришь? Муж входит в комнату, которая предназначена для него и его жены! Танцуй!

Лиле не понравился тон, которым муж разговаривал сейчас. Идиллия, наступившая по пути сюда, улетучилась мгновенно. Лиля тотчас вернулась в свой упрямый и непоколебимый образ.

— Танцуй, — повторил Богдан, вскочил с кровати и схватил Лилю за плечи. — Хотя… Ещё станцуешь! Я и так доволен. Сокровище моё…

Богдан говорил уже шёпотом.

Но Лиле удалось вырваться и выбежать из комнаты, а потом и на улицу. Там было безлюдно.

«О, если бы он попросил меня другим тоном и голосом станцевать перед ним! Если бы прошептал об этом нежно и без приказа, я бы чувствовала себя не служанкой, как сейчас, а любимой», — думала Лиля.

На улице было ветрено. На душе неспокойно.

Лиля вдруг почувствовала, что у неё внутри гуляет ветер.

— Девочка моя родная, — услышала Лиля за спиной, — простудиться захотела? В дом, быстро в дом.

Лиля оглянулась. Мария Савишна протянула ей руку и как ребёнка завела в дом.

— Какая ручка маленькая, — прошептала тётушка. — Ну ты же дитя ещё, ей-богу, дитя. Вот не понимаю я таких отцов. Как можно от сердца такую красоту оторвать и чужому мужику отдать. Чужому, наглому мужику. Девочку свою отдать с косичками. О, если бы у меня была дочь…

После слов о девочке с косичками Лиля дотронулась до головы, и глаза наполнились слезами. Мария Савишна это тотчас заметила и произнесла строго:

— А вот этого не нужно. Слёзы — лишний повод чувствовать себя несчастной. А ты счастливая, просто счастье твоё ещё маленькое. Вот-вот разрастётся, заполнит всё внутри. Так что реветь туда.

Мария Савишна показала Лиле комнатку с низенькой дверью, такой низенькой, что нужно было, наверное, встать на колени, чтобы туда войти.

— Это наша молельная, рыдальная… Туда только на коленях и обратно только на них. Никто не должен видеть твоих слёз.

Но Лиля не могла себя успокоить.

— Никто не должен видеть твоих слёз, — повторила Мария Савишна. — Все свои слабости нужно прятать от людей. И жаловаться мне на племянника не нужно. Я могу защитить тебя. Могу сама, если посчитаю нужным, дать ему совет. Но никаких жалоб. Пойми, если я тебя сейчас начну жалеть, то твоя жизнь станет известна всем. Я сплетница ещё та. Ох, как сложно держать себя в руках, когда речь идёт о твоей семье. Мне сложно, но я держусь, Лиля. Так что советую тебе посетить молельную.

Лиля кивнула. Она вошла в комнатку не на коленях, а согнувшись. Мария Савишна закрыла за ней дверь.

Повсюду на стенах висели иконы. Много икон. Они же были и на потолке. Запах ладана тотчас ударил в нос. Лиле стало не по себе. Со всех сторон на неё с немым укором смотрели десятки глаз святых.

Молиться не хотелось. Лиля села на пол, застеленный ковром с длинным ворсом. Смахнула слёзы.

— А что если я вернусь к папеньке? — сказала девушка вслух. — Ну не выгонит же он меня? Хотя… Выгонит. Зачем ему позорная дочь? Он уважаемый человек, а я — сбежавшая от мужа негодница. И Ярина меня не спасёт…

— Боже святый, Симеон, она бежать собралась. Ну ты только послушай, — Мария Савишна уступила мужу место рядом с достаточно большим отверстием в стене, замаскированным под кружевное обрамление иконы. — Непростую девчонку Родион выбрал себе в невестки, ох, непростую. Вот так девочка. Не хотела бы я такую дочь, моя дочь не могла бы носить такие мысли.

Муж Марии Савишны Симеон прильнул к отверстию. Лиля молчала. Просто сидела на полу, обняв колени.

— И не молится даже, — прошептал Симеон. — Твоё слово правое, Мария, негодница она.

— Ну ладно, давай я дальше посмотрю. А то мало ли что надумает, а мы и не знаем. Что я потом Родиону-то скажу? Мол, ах, ох, убежала, недоглядели. И начнётся ураган. Тьфу, тьфу… Не дай бог такую беду накликать.

Лиля и не знала, что за ней подсматривают и подслушивают. Так и сидела, обняв колени, а потом запела тоненьким детским голосочком. Пела колыбельную, которую всегда перед сном слышала от Ярины.

— Свет не балует лучом,

Ты не думай ни о чём.

Сладко спи, моя душа,

Ночка больно хороша.

Спи, спи, спи…

Засыпай, моя душа,

Сердце бьётся не спеша,

Завтра будет новый день,

В жизни новая ступень.

Спи, спи, спи…

Ох, Ярина, как же я устала быть замужем. Лучше бы я не выходила из комнаты вообще. Даже силой меня невозможно было бы вытащить. Приросла бы к кровати, пустила длинные толстые корни…

— Вот те на! Размечталась, — прошептала Мария Савишна мужу. — И как в голову может прийти такое? Не понимаю. А поёт она хорошо. От такой колыбельной и я заснула бы.

Лиля начала рассматривать стены. Иконы были размещены плотно друг к другу, некоторые даже краями друг на друга находили. Почему-то возникло чувство, что они так плотно навешаны из-за жадности. Потом опустила глаза на ковёр. Сидеть на нём было мягко, словно на перине. И Лиле захотелось прилечь. Она вытянула ноги и легла на спину.

— Ой, Симеон, ну как перед образами можно вот так лежать? Ну не могу на это смотреть, — Мария Савишна отошла от стены и зажмурила глаза.

Лиля недолго лежала, потом вышла из комнаты. Мария Савишна тотчас выскочила из своей. Улыбнулась широко, её лицо было таким добрым, что Лиля расцвела.

— Успокоилась душа моя? — пропела Мария Савишна. — Молельная творит чудеса. Боженька всегда поможет, девочка моя. Ну вот как хорошо, что ты уже без слёз. Скоро на ужин буду звать, иди к мужу, за вами поднимутся.

— Спасибо, — произнесла Лиля.

Богдан спал. Лилю умилило это зрелище. Он лежал на белом покрывале, полностью усыпанном лепестками красных и белых роз. Лиля смотрела на него с восхищением и любовью. Как ей хотелось сейчас прилечь рядом с ним, разбудить поцелуем, обсыпать его лепестками. Хотелось, чтобы он улыбался и гладил её по волосам.

Настроение Лили резко изменилось. Подошла к зеркалу. Посмотрела на себя. Волосы торчали ёжиком. Она стала выглядеть ещё смешнее.

Взяла брошенный парик, надела его. Вернулась к зеркалу.

— Всё не то, — прошептала она. — Это как будто и не я вовсе. Не буду его носить!

И бросила парик на пол. Захотелось прилечь. Так как Богдан развалился посреди кровати, Лиля нашла себе место только у него в ногах. Прилегла, свернулась калачиком и уснула.

Проснулась от стука в дверь. Поспешила открыть. Мария Савишна как-то не по-доброму взглянула на Лилю, девушке стало неловко. Тётушка тотчас отвела глаза в сторону, словно что-то заметила на стене и произнесла:

— Спускайтесь к ужину.

И быстро скрылась.

Богдан тоже проснулся. Он лежал на кровати, потягивался, вставать не спешил.

— Мария Савишна на ужин приглашает, — сказала Лиля.

— Ну так собирайся! Так пойдёшь что ли? — голос Богдана был грубым.

Лиля подошла к зеркалу, посмотрела на себя с удивлением и спросила у мужа:

— А что не так с моим платьем?

— Другое надень, это мне не нравится. А тётушка любит красоту…

                                        ***

Ольга ни на секунду не отходила от Лили. Пока Лиля и Богдан гостили у Марии Савишны, у Ольги ни разу не было приступа. Но Мария Савишна всё время предостерегала Лилю. Просила далеко от дома с Ольгой не уходить, не оставаться с ней наедине, не позволять есть больше обычного.

Аппетит у Ольги был отменный. До того, как Мария Савишна запретила слугам выдавать ей помимо установленных приёмов пищи что-то дополнительное, Ольга всё время проводила на кухне.

Через два дня после приезда Лили и Богдана в имение тётушки, сама хозяйка и её муж неожиданно куда-то исчезли, оставив гостей и Ольгу. Богдан был вне себя от злости. Оставаться на правах хозяина в чужом доме да ещё присматривать при этом за сестрой в его планы не входило. Мария Савишна вернулась через неделю.

— Как вы, детки мои? Всё у вас хорошо? Мы с Симеоном решили немного развлечься, пока вы нежитесь в своих постелях. А что ещё молодым нужно? — сказала тётушка, увидев Богдана.

По выражению лица племянника поняла, что тот такой авантюре был совсем не рад.

— Ну-ну, злишься как в детстве, — не унималась Мария Савишна. — Я устала просто, Богдан. Вы с Лилей сейчас уедете, а я пока никуда не могу отлучиться. Осенью Ольге тяжелее всего. А вот зимой мы с ней в Париж отправимся.

— Ну-ну, удачи. А я не советую этого делать. Пока я не изобрёл лекарство для сестры, любое путешествие для неё может быть опасным. Вы, тётушка, думаете, что мой отец ничего не пытался сделать?

— Пытался он, пытаюсь я. У меня с ней всё хорошо, у отца нет. Поэтому и Париж будет.

Всю неделю, пока Мария Савишна отсутствовала, Богдан спал не в комнате с Лилей. После того как жена отказалась танцевать, он с ней не разговаривал. Завтракали и ужинали отдельно. Всё своё время Лиля проводила с сестрой мужа.

Она пыталась помириться с Богданом, обмолвиться с ним парой слов. Но тот смотрел на неё молча.

В день возвращения Марии Савишны Богдан велел Лиле собираться, и они в тот же день отбыли из имения.

И в дороге молчали. Лиле было настолько скверно, что она беззвучно плакала.

Богдан же всё время шуршал страницами старой потрёпанной книги. Пытался что-то там разглядеть, но карету так трясло, что он злился, но всё равно листал.

Лиля украдкой поглядывала на мужа. Он вёл себя так, словно находится совершенно один, и никого больше нет рядом с ним. Пока добрались до следующей остановки, уже смеркалось. Сняли комнату в небольшой придорожной гостинице. Богдан тотчас лёг спать. А Лиля до утра лила слёзы.

Утром она не смогла скрыть от мужа своё заплаканное лицо. Богдан посмотрел на жену с усмешкой и опять ничего не сказал. И тогда Лиля решила сбежать.

Воспользовавшись занятостью Богдана, она вышла из гостиницы и пошла вдоль дороги.

Землю слегка припорошил осенний снежок. Лиля даже не знала куда идёт и зачем. Видела перед собой только далеко петляющую ниточку дороги.

Просто шла подальше от этого места, от Богдана, который жил отдельной жизнью и не замечал жену вообще, а лишь иногда с насмешкой смотрел на неё.

А Лиля всё шла. Длинное платье волочилось по дороге, оставляя за собой след от несчастной любви.

А так хотелось к мужу в объятия, как тогда, в их первую совместную ночь…

                                        ***

Весть о смерти Настасьи Иван Григорьевич не стал передавать дочери. Решил, что она узнает обо всём, когда вернётся. Ярина, как ни странно, долго оплакивала жену Ивана Григорьевича. Тревожилась.

Жалко ей было и самого Ивана, несмотря на то что он поступил с ней очень жестоко. Когда уже всё приданное Лили было собрано, и Ярина прощалась со всеми, к кому привыкла за много лет жизни в этом доме, к ней подошёл Иван Григорьевич и велел пройти за ним.

Ярина кивнула послушно. Он вёл её в свой кабинет.

— Присядь, — сказал Иван Григорьевич, но не приказным, как обычно, тоном, а каким-то ласковым.

Ярина раньше не слышала такие ноты в голосе хозяина.

Более того, он никогда никому из слуг не позволял сидеть у него в кабинете. А ей, Ярине, позволил.

Она присела, неожиданно стало страшно.

Иван Григорьевич подошёл близко, положил руки на плечи кормилицы. У неё сердце в пятки ушло. Задрожала от страха.

— Ты прости меня, Ярина, — начал Иван Григорьевич. — Но у меня не было другого выхода. Я вообще много чего плохого сделал в жизни. Вот и Настасью загубил. Теперь и не знаю, правильно ли я поступил, отдав Лилю замуж за Орловского.