Бесплатный фрагмент - 33 желания Ромки Янтарёва

В палату заглянула процедурная медсестра Вероника. Шевельнула пухлыми губами, бросив взгляд на Ромку. И снова испарилась, словно привиделась. Сквозь музыку в наушниках слов её Ромка не расслышал. Но понял: звала на укол. И чего тут не понять? Уколы в вену делала только она. Дядя Лёня, сосед по палате, взглянув на него, усмехнулся.

— Видел бы ты, Ромка, свою физиономию! Гримаса такая, будто тебе ласточка прямо на нос накакала, — и, хмуря кустистые брови, нарочито строго добавил: — Иди, иди! Некогда Веронике каждого больного подолгу ждать. — И принялся икать. Приступы икоты мучили дядю Лёню очень часто. Бывало, случалось такое и среди ночи. Ромка даже просыпался. Дядя Лёня пил мелкими глотками воду, задерживая при этом дыхание. Но ничто не помогало. Тогда он доставал из тумбочки бутылку с коньяком. В их коммерческой палате это не возбранялось.

Ромка снял наушники, нехотя спустил ноги с кровати, небрежно натянул спортивки. Три недели назад после первого укола в вену его стало тошнить. Запаха еды на дух не выносил, как беременный. Причём никакой. Наизнанку выворачивало. Три два вообще ничего не ел. Пока дядя Лёня врачихе не нажаловался. Та смутилась и вытаращила на Ромку удивлённые глаза.

— А что, я тебе преднизолон не назначила?

Ромка пожал плечами, и сердито отвернул лицо в сторону. Интересная! Его спрашивает. Не зря её дядя Лёня за глаза не Лилией Сергеевной, а «курицей» прозывает. Быстро осознав свою ошибку, Лилия Сергеевна стала поспешно листать его медицинскую карту. Убедившись в своей промашке, покачала головой и стала что-то поспешно карякать, держа карту прямо на коленях. И почему у врачей почерк такой неразборчивый? Однажды на какую-то процедуру ему направление в руки дали. Ни одного слова не понял. Словно не по-русски, а по-арабски нацарапано. Только что не задом наперёд и не снизу вверх, как у них.

— Будешь принимать по две таблетки три раза в день, — закончив писать, шутливо подмигнула ему Лилия Сергеевна: — На коленях у буфетчицы добавки просить станешь! Надуем тебя, как дядю Лёню. Разве дашь ему семьдесят лет? На лице ни одной морщинки. А ты, как говорят в Украине, «чахлик нэумэрущий». То есть, по-нашему, Кощей Бессмертный.

Шутку её Ромка проигнорировал. Смешно ей! Он, и правда, за последние полгода, как мама говорит, доходягой стал. Спортивки с задницы сползали. Пришлось резинку укорачивать. И щёки впали так, будто его только из концлагеря выпустили. Так что до её ли шуток?! К тому же внутри всё мутило, как после высоких качелей в детстве: вот-вот вырвет. Хоть бы ушла она скорей, что ли?!

Но врачиха уходить не торопилась. Поправив рукой пышную причёску и громко цокая каблуками, перешла к дяди-Лёниной кровати, присела на стул возле его постели.

— Ну, как ваши дела, Леонид Иванович? — Положила руку на его запястье. И зачем его пульс считает? Не сердечник ведь…

— Мои дела как сажа бела, — отшутился дядя Лёня. — Проклятая икота замучила! Слух, зрение теряю не по дням, а по часам. Седьмой курс химиотерапии принимаю, седьмой раз наголо голову брею — последней красы себя лишаю, — подмигнул он Ромке, — а будет ли толк с этой химии? — больше для куража, чем серьёзно, по-стариковски, брюзжал он. — Хотя за жизнь-то я, если честно, не очень-то цепляюсь. Восьмой десяток уж отсчитываю. Устал жить. К тому же Людмила Петровна моя, Царствие ей небесное, поди уже заждалась меня. — И кивнул в Ромкину сторону: — Молодые, вон, такие как Ромка, пусть за жизнь борются. — Они ещё в жизни ничего не видели. А я — то уж всякого насмотрелся…

Глядя на дядю Лёню, трудно было поверить в то, что он известный актёр и режиссёр. Говорил так просто, как его дедушка, что жил в деревне. Правда, выглядел эффектно. На полном лице ни одной морщинки. В больших серых глазах всегда блуждала какая-то молодецкая самоуверенная лукавинка. Мол, чем в этой жизни меня ещё удивить можно? Дядя Лёня рассказывал, что поставил в своей жизни более тридцати спектаклей. Очень часто в спектаклях играл главные роли. Даже самого короля Лира!.. И фотографии показывал. Стоит на краю сцены, на коленях, возведя руки к небесам. В глазах слёзы. На плечи спускаются седые космы волос…

— Думаешь, я всегда лысым был? — комментировал он снимки сцен из спектаклей. — Как бы не так! Вон у меня какая вьющаяся шевелюра! Хоть косы заплетай.

В палате их было только двое. Ромкины родители заплатили за это большие деньги, правда, пополам с дядей Лёней. Были они из одного города. Отец когда-то дядю Лёню знал. В других палатах лежало по шесть или восемь человек. Чокнуться можно! Особенно в палатах, большие окна которых выходили на солнечную сторону. Жара стояла невыносимая. Круглые сутки в палате у них был включён вентилятор. И всё равно постельное бельё за ночь становилось влажным от пота, хоть выжимай. Ромке было жалко лета. Вместо того чтобы не вылезать из воды их дачного озёрка, валяйся тут на больничной койке, в такую-то пору!..

— Может, операция поможет? — краем уха уловил он изменившийся голос дяди Лёни. И даже на локтях приподнялся, чтобы видеть его лицо.

— Я — человек рискованный, решусь. А?!! — пытливо и вместе с тем отчаянно заглядывал дядя Лёня врачихе в глаза. Ромка до боли прикусил губу: ну зачем он так перед ней унижается?!

Но красивое лицо Лилии Сергеевны сразу сделалось каким-то жёстким. Она быстро отвела посерьёзневший взгляд в сторону.

— Нет, Леонид Иванович, — произнесла она решительно и, как показалось Ромке, с упрямством. — На операцию в этом отделе мозга нейрохирурги не идут. Я ведь разговаривала с ними уже, и не раз… Не берут они на себя такую ответственность.

— А если я расписку дам? Мол, по моей настоятельной просьбе… — не отступал дядя Лёня. — Какие надо деньги заплачу! Квартиру заложу, если в долг не дадут!

Врач покачала головой.

— Всё, что можно сделать в этой ситуации, мы делаем. — И, давая понять, что разговор окончен, твёрдо направилась к выходу.

— Вот курица! — беззлобно выругался дядя Лёня, когда за Лилией Сергеевной закрылась дверь. Но больше ничего не добавил, сдержав эмоции, а только тяжко вздохнул и уставился тоскливым взглядом на окно, где билась о стекло и противно жужжала большая муха. Ромка быстро подскочил к окну, открыл форточку и полотенцем выдворил назойливую гостью на улицу.

— Вот гадина! Жужжит тут! Без неё тошно!

Врачиха не обманула. После приёма прописанных ею таблеток аппетит у Ромки разгулялся такой, что он еле сдерживал себя от соблазна облизать тарелку после второго. Все деньги, что дали родители, оседали в больничном буфете. Когда друзья и коллеги приносили дяде Лёне что-нибудь съестное, у Ромки сводило живот, и он сглатывал слюни. Со стороны, наверное, это выглядело очень смешно, потому как дядя Лёня ухмылялся в свои изрядно поредевшие усы, а потом половину пакетов сразу же перекладывал в Ромкину тумбочку. Ромка не спорил, только конфузливо прятал лицо. И почти на глазах щёки его, и впрямь, начали полнеть, «спортивки» в поясе стали жать. Словом, вошёл в прежние формы. Когда сказал об этом по телефону маме, голос её сразу задрожал. Она у него такая: вечно глаза на слезах. Как папа говорит, по Красной Шапочке и то плакать будет.

Иногда дяди-Лёнины друзья, которых он называл «коллегами-питерцами», приносили ему коньяк в маленьких плоских бутылках. Дядя Лёня заметно оживлялся, веселел, в глазах у него появлялись шаловливые искорки. Отхлебнув прямо из горлышка несколько глотков, какое-то время ловил кайф в сладостном молчании. Потом его тянуло на общение.

— Главное в этой жизни, друг мой Ромка, ничего и никого не бояться. Даже смерти! — начинал философствовать дядя Лёня. — Что такое смерть? Переход души в другое состояние. «Смерти нет, уходит только плоть», — сказал поэт. Не веришь? — вопрошал он, не требуя ответа. — Сейчас докажу. Вот, например, лёд тает — становится водой. Вода испаряется — становится паром. Пар, охлаждаясь, вновь становится водой. Вечный круговорот воды в природе. Так и в нашей жизни. Из материального мира душа переходит в Мир тонкий. Я, лично, смерть жду не со страхом, с любопытством. Тебе-то, конечно, об этом думать рано. У тебя вся жизнь впереди!

— Да уж!!! — кривил губы Ромка. Не пятилетний, понимал, что такое рак, да ещё не где-нибудь, а в костях свода черепа. Где и вырезать-то его невозможно. Слышал ведь, как врачиха сказала маме: «Операцию делать нельзя, поражены четыре доли черепа. Что за процесс — сказать сложно. Признаюсь честно: случай редкий. Мы с таким ещё не сталкивались». Уловив краем уха свой диагноз, стал рыться в интернете, изучать проклятущую болячку. За две недели начитался такого, хоть в лес беги да волком вой. Конечно, то, что ему дали направление в Питер, — дело неплохое. Как-никак — лечить будут не рядовые врачи, а профессора. С другой стороны, как выразился дядя Лёня, хоть больные в этом научно-исследовательском институте и подопытные кролики, но всё-таки какая-то надежда есть. Ведь наука на месте не стоит. Вон, какие им с дядей Лёней уколы колют. Волосы не выдерживают, от ужаса сами вылезают. После первых уколов взглянул в зеркало душевой — глазам своим не поверил: волосы на махровом полотенце целыми прядями оставались, и вся голова в голых плешинах. В палату побежал с воем. Но дядя Леня успокоил, сказал, что после окончания курса химиотерапии шевелюра вновь отрастёт, да ещё гуще будет. Дяде Лёне он верил, как самому себе. Вот только от страха, про который говорил тот, освободиться так и не удавалось. Ночью, когда дядя Лёня засыпал и палату заполняли трели его виртуозного храпа, Ромка тихонько выскальзывал из палаты и пробирался в ванную комнату. Открыв кран с холодной водой, давал волю слезам. Но заглушить шумом воды рыданий не удавалось. По коридору цокали каблуки дежурной сестры. Постучав в дверь, та, не дожидаясь разрешения, врывалась в ванную. Никаких защелок на дверях ванной комнаты не было, как в психушке. Медсестра быстро совала ему в рот какие-то таблетки, подносила к губам стакан воды. А потом, как малолетнего, прижав его к своему боку, провожала до палаты и сидела у его постели до тех пор, пока он не засыпал. Наутро Лилия Сергеевна долго «впаривала» Ромке всякие надежды: мол, опухолевые заболевания сегодня уже излечиваются, вот пройдёшь несколько курсов и забудешь о своих переживаниях, как забываются солнечным утром страшные сны.

Но её увещеваниям Ромка не очень-то верил. А вот слова дяди Лёни в душу западали. Однажды тот подсунул Ромке журнал «Саквояж». Ткнул пальцем в какую-то статью с названием «На крыльях мечты».

— Читай и на ус мотай! — строго произнёс он.

Под статьёй были помещены фотографии. Пацаны его возраста верхом на слоне. Они же — в обнимку с какой-то темнокожей красавицей. Вот стоят на краю кратера вулкана, занимаются дайвингом, плывут на парусной яхте по какому-то морю, а то вдруг принимают участие в ночном фестивальном шествии среди африканских жителей… Словом, занимаются всем тем, о чём Ромка и мечтать теперь не мог. И потому скептически скривил губы. Развод обыкновенный! Но дядя Лёня погрозил ему пальцем. Излюбленная, видимо ещё режиссёрская, привычка. Рассказывал, что на репетициях эмоций не щадил и актёрам от него крепко доставалось.

— Ты рожу-то не кривь! Читай! — и ворчливо качал головой, сетуя кому-то незримому. — Что за мода у нынешней молодёжи советы старших, без разбору, ногой отбивать?!

Ромка нехотя стал водить взглядом по строчкам. Английский парень его возраста подал объявление в интернет с просьбой о помощи своему другу, которому нужна была серьёзная операция. А другу пообещал, что тот не только поправится, но и осуществит тридцать три своих заветных желания. Причём посоветовал другу записать эти желания в тетрадь. А через месяц на карту банковского счёта, обозначенного в объявлении, пришла такая сумма в фунтах стерлингах, какой хватило не только на операцию, но и на исполнение всех прописанных друзьями желаний.

Прочитав статью, Ромка отбросил журнал в сторону. Бред какой-то! Разве будет кто-то в нашей стране незнакомому человеку деньги высылать? Из области фантастики! На что дядя Лёня возразил:

— Ну, не скажи! В каждой сказке есть доля правды. Я лично верю в силу мыслительной энергии. И если она подкрепляется устремлённостью с положительным вектором направленности, мощь её усиливается. Вот тогда и загорается зелёный свет!

Ромка задумался. Мудрено он всегда говорит, конечно. Попробуй тут пойми: «…положительный вектор направленности»! Так и хочется спросить: «Это что за хрен? И с чем его едят!». Но дядя Лёня не любит панибратства. Из него бы учитель хороший вышел! Жаль, что таких, как он, в школе — днём с огнём не сыщешь. Есть, конечно, и у дяди Лёни пунктики…. Любит он произвести эффект. Наверное, профессиональная привычка. Эффектно так погладить себя двумя руками по голове, веером расставив пухлые пальцы, словно причёсывает не бритую голову, а густую вьющуюся шевелюру. Любит эффектно закурить сигару с каким-то редким благовонием, артистично раскрыть перед медсестрой дверь, когда та выходит из палаты, унося на ладони поднос с таблетками. С этаким сценическим пафосом произнести монолог из какой-нибудь пьесы. Артист — он и в Африке артист! Но, как не ворчал про себя на дядю Лёню, любопытная статья эта из головы не выходила. А что, если попробовать? Не зря ведь говорят: «Мечтать не вредно!». А ещё говорят, что с мечтами надо быть осторожным. Они сбываются». Ведь если всё это чушь собачья — зачем тогда под Новый год записки с желаниями на пламени свечи сжигают? Да ещё так, чтобы пепел в бокал с шампанским летел. Или всё это сказки, как про Деда Мороза и Снегурочку?

Долго раздумывал. Но на «тихом часе» всё-таки решился. И как только дядя Лёня уснул, осторожно порылся в тумбочке, ища блокнот, и принялся кончиком ручки чесать в затылке. С детства не мог отвыкнуть от этой дурной привычки. Кто только его за это не ругал! И стыдили, и по затылку легонько били. А он… будто мысли в голове раскручивал! Ну да что об этом! Думай, Ромка, Думай! Наконец, начал записывать. Главное, как наставлял дядя Лёня, — грамотно и чётко мысли оформить. Никакие Высшие силы расшифровывать чьи-то безграмотные каракули не будут. Или ещё поймут не так. И будет, как в той сказке!.. Тогда за голову и схватишься! Ну, первое, конечно, хотелось бы поскорее выйти из больницы, причём в полном здравии. Представил, как обрадуются мама с папой. С того дня, как врачи поставили ему этот диагноз, родители совсем перестали улыбаться. В глазах у обоих поселился какой-то панический страх. И совсем нестерпимым было их сострадание. В детстве, когда у него поднималась высокая температура, такая жалость Ромке даже нравилась. Болеть он любил! Целую неделю можно было оставаться дома и заниматься, чем душеньке угодно: спать до обеда, играть в компьютерные игры, рисовать модели вертолётов, дрессировать любимца семьи Бимку. Научил того и тапки приносить, и песни петь, и танцевать, подкармливая за послушание его любимыми сушками. Мама пекла Ромке тонкие блины, которые он просто обожал уплетать со сметаной и вишнёвым вареньем. Словом, всю неделю можно было находиться, как в шутку говорил папа, «в свободном полёте». Но та боль, какую он видел в глазах родителей теперь, пугала не на шутку. Невыносимо было слышать мамины всхлипывания по ночам.

Вспомнив про родителей, Ромка совсем загрустил. И на глаза навернулись слёзы. И даже плечи затряслись. Дядя Лёня, каким-то невероятным образом почувствовав это, заворочался на постели, приподнял голову, щурясь в его сторону:

— Эй, сударь! Хватит сырость разводить! И продолжай писать! На каком желании остановился?

Ромка не ответил и только снова почесал кончиком ручки в затылке. Дядя Лёня повернулся на другой бок, уснул. Сильно напрягать мозги Ромке не приходилось. Желаний было на тридцать три в квадрате. Труднее было выбрать самое важное. Хотелось, чтобы скорее отросли волосы и, как сулил ему дядя Лёня, ещё гуще прежнего стали. Смог бы тогда носить причёску ёжиком, как у Вовки Фролова, в которого без памяти была влюблена первая в их шестом «Б» классе красавица Ирка Громова. Ирка была такой длинноногой, что ростом с ней могли сравниться только Вовка Фролов и Славка Щербатюк, которые постоянно и крутились возле неё. На остальных парней Ирка смотрела как на шутов Её Величества. Ромку задевало такое высокомерие. Он старался её не замечать. Однако глаза сами так и косились в сторону её парты. Прямо наваждение какое-то! А что, если записать это третьим желанием? Только как сформулировать? Ну, например, чтобы Ирка сама стала за ним бегать. Не в прямом смысле, конечно, но чтобы поглядывала на него, просила списать домашнее задание по математике. Как-никак, в математике он был самым сильным в классе. А впрочем, зачем ему Ирка? Любая другая красивая девчонка, не такая заносчивая, как эта Громова. Причём, возможно, и не из их класса…

Писал долго, старательно, почти до самого ужина. Дядя Лёня, проснувшись, не мешал, читал книгу.

— Эй, братья-химики? Трапезничать пора! — заглянул в их блатную палату дядя Вася, с которым дядя Лёня любил играть в шахматы. Дяде Васе предстояла серьёзная операция на голове. У него на затылке росла какая-то шишка. Был он простым электриком. И уже на пенсии. С дядей Лёней они скорешились не только из-за шахмат. Перед ужином дядя Вася обычно забегал с фляжкой любимого дядей Лёней коньяка. И они, как любил выражаться дядя Вася, принимали на душу по сто грамм для жизненного тонуса. А уж потом шли закусывать в столовую. — А ну, поднимайтесь! — тихонько, почти крадучись, проскользнул он в их палату. — Хватит дырки во лбу крутить! На ужин винегрет с селёдкой. Лёньчик! — заговорщицки подмигнул он дяде Лёне. — А у нас с тобой было… — и похлопал ладонью по вздувшемуся карману больничной пижамы. — Встань-ка, Ром, на шухер! Мы с Лёньчиком душу взбодрим!

Из кармана первыми вылезли две пластиковые мензурки. Дядя Лёня быстро спустил ноги с постели, вдохновенно потёр руки.

— Ну, Васёк, умеешь ты мысли читать! Какая селёдка без стопочки? «Вороне как-то Бог послал кусочек сыра! — весело начал декламировать он! — На ель ворона взобралась, позавтракать совсем, было уж, собралась да призадумалась, а сыр во рту держала. На ту беду — лиса близёхонько бежала…». — И, озираясь на дверь палаты, добавил своими словами: — Ну! Вздрогнем! Пока лиса не прибежала!.. Не пьём ведь, а лечимся!

Ромка начал подхихикивать. Любил дядя Лёня сыпать репликами из литературных произведений, которых, видимо, застряло в его памяти неимоверное количество. Причём всякий раз выискивал что-то новое. Выпивали дядя Лёня с дядей Васей почти каждый вечер. Про болячки говорили редко. Это было запретной темой. Зато любили вспоминать молодость и всякие куражные моменты прожитой жизни. Слушать их было интересно. И Ромка с наслаждением распускал уши. Хотел однажды даже их байки на диктофон записать, но дядя Лёня строго погрозил ему пальцем:

— Это, Ромка, эксклюзив! Только для твоих больших ушей, понял?

Ромка кивнул и послушно выключил диктофон. Дядя Вася, глядя на его кислую мину, расхохотался.

Дядя Вася был худым и шустрым. Вытянутое лицо его было бледно-серого цвета, с множеством глубоких морщин и шрамов. Сам он объяснял это тем, что в молодости очень любил драться. Ромке верилось в это с трудом. Хотя кто его знает? Азарта в нём хватало. Смеялся он как-то по-детски заразительно. При этом был похож на весёлого хулиганистого подростка. Но стоило дяде Васе вспомнить что-нибудь грустное, лицо его становилось таким помятым, как печёное яблоко. Был он младше дяди Лёни лет на десять, но выглядел старше. И по этому поводу отшучивался: «Я ведь человек простой, не голубых кровей, как некоторые. Меня гормонами не потчуют. Вот потому и усыхаю на корню!».

— Расскажи-ка, Васёк, нашему юному другу о своей первой любви, — забасил дядя Лёня. — Кто тебя целоваться-то научил?

Дядя Вася расцвёл. И даже обвислые щёки чуть порозовели. И глаза азартно так забегали, будто он следил за игрой футболистов на спортивном поле. Но вот лукавый взгляд его остановился на Ромке.