Бесплатный фрагмент - 24 секунды до последнего выстрела

Глава 1

Себ вырвался из магазина на улицу, глотнул влажную взвесь с запахом бензина и попытался унять бешеное сердцебиение. Сегодня он впервые зашёл в супермаркет после возвращения в Лондон. Поначалу его спасали консервы из магазинчика за углом, но в этот раз он наткнулся на табличку «Закрыто» и понял, что придётся рискнуть и зайти в «Теско».

Было мучительно тяжело сориентироваться среди длинных стеллажей, забитых пёстрыми кричащими упаковками, и набрать хотя бы самое необходимое. Минут через двадцать бессмысленного шатания между рядами он наконец стиснул зубы и начал действовать: подсмотрел за женщиной, какой она выбрала готовый завтрак, наугад с закрытыми глазами достал молоко из холодильника, отважно справился с хлебом, яйцами (чёрт, почему их так много? чем могут отличаться куриные яйца?) и сыром. Позорно продув схватку с мясом на развес, он быстро сунул в корзину упаковку копчёного бекона, проскочил на кассу и теперь, на улице, смог отдышаться.

Совсем рядом раздался громкий рингтон, и только через несколько мгновений Себ сообразил, что это новый звонок его нового мобильного. Номер, который высветился на экране, был ему незнаком, но Себ снял трубку.

— Себ Майлс? — спросили без приветствий. — Клаус Джордан, помнишь такого?

— Помню, — отозвался Себ, отходя подальше, чтобы не мешаться на выходе, — как дела, Клаус?

— Круто сработано в Бирмингеме, — заметил Клаус.

Его монотонный невыразительный голос не позволял угадать, похвала это или угроза. В любом случае Себ ответил спокойно:

— Без понятия, о чём ты.

— Брось, все, кому надо, в курсе, что это твой выстрел. Не найдёшь время на встречу со старым приятелем?

Приятелями они не были. Собственно, они и виделись всего два раза, оба — в Афганистане, но с разницей в три года. Клаус служил в SAS и неплохо играл в футбол — вот и всё, что Себ мог вспомнить о нём сходу.

— Посидим за стаканом пива, вспомним старые добрые… Ха, — то есть, Клаус действительно сказал «ха», отдельно, внятно, без намёка на улыбку в голосе. — Расскажешь, как тебе удалось снять этого придурка в Бирмингеме.

— Я не был в Бирмингеме, — отозвался Себ, — но, если хочешь, могу тебе рассказать про одного серба в Секторе Газа.

Конечно, серб Клауса не интересовал. Они встретились в забитой народом корейской забегаловке вечером того же дня. Клаус, пытавшийся быть незаметным, сидя за стойкой у окна, выделялся на общем фоне как дешёвая мишень для новичков. Он совершенно не изменился. Даже одежда на нём была хоть и не форменная, но военного покроя.

Пробив себе дорогу, Себ опустился рядом с ним на свободный стул, ответил на мощное рукопожатие и подумал, что уже хочет свалить. Не тянуло его на такие беседы.

— Так что, пиво? Лапша? — спросил Клаус.

Себ покачал головой. Он не хотел отвлекаться на еду, потому что был уверен — зачем бы Клаус ему ни позвонил, это точно не встреча армейских друзей.

— Как знаешь, — перед ним самим стояли две пустых коробки от местной еды. — Так что, ты не был в Бирмингеме, не получал тридцати тысяч от Райана и не совершал этот охеренный выстрел с полутора километров?

— Увы, нет, — покачал головой Себ.

— Тогда я не хочу предложить тебе постоянный контракт, — сказал Клаус. — Совершенно не собираюсь предлагать контракт на тридцать тысяч в месяц плюс расходы и официальное трудоустройство в чистенькой корпорации.

Себ внимательно посмотрел на него. Клаус не выглядел как человек, который шутит. Собственно, даже минимального знакомства с ним было достаточно, чтобы сказать: Клаус не умеет шутить.

В груди проползло что-то скользкое, как эта полуразваренная лапша, которой тут всё пропахло. Себ нахмурился и незаметно сглотнул, проталкивая невидимую лапшу поглубже. Он не думал, что вернётся к этой теме. Тот выстрел в Бирмингеме был хорош, спору нет, и денег за него он получил больше, чем заработал за полгода, поджариваясь где-то у чёрта на куличках под южным солнцем и рискуя сдохнуть в любой момент.

Но Себ не собирался повторять что-то в этом духе. Несмотря на все разумные аргументы, где-то в глубине души он считал, что зря вообще согласился на заказ.

— Даже интересно, — сказал он осторожно, — кто это не хочет заплатить мне столько денег.

— Не обязательно тебе, — сказал Клаус, — снайперу. Какому-нибудь очень хорошему снайперу. А так уж вышло, что в Британии ты лучший.

— Уверен, какой-нибудь молокосос меня уже затмил, — хмыкнул Себ. Клаус, кстати, на вопрос не ответил.

— Если надумаешь, — добавил он вместо этого, — завтра в одиннадцать утра, Камомайл-стрит, девять, тридцать второй этаж. На ресепшене скажешь, что на встречу к мистеру Мелтону.

— Типа собеседования?

— Типа, — кивнул Клаус. — Ну, бывай, Майлс.

Себ, конечно, экспертом не был, но сомневался, что те, кому нужен снайпер на постоянную работу, сидят в офисе в Сити и проводят собеседования.

Клаус уже ушёл, а Себ продолжал сидеть в забегаловке, смотреть в окно на проходящих мимо людей и крутить в голове это предложение.

Точно нет.

Неделю назад, выходя из Хитроу, он решил, что завяжет со всем этим дерьмом, запрёт винтовку в сейф и попытается придумать, чем именно занимаются люди в Лондоне. Найдёт работу. Он понятия не имел, где и какую, но был уверен: какая-нибудь подвернётся.

Ещё раз он принял то же самое решение после Бирмингема.

А теперь появляется чёртов Клаус с невозмутимой рожей и втягивает его в историю, которая не то что плохо пахнет, а воняет на полгорода.

Себ вышел из забегаловки, достал телефон и написал сообщение (надо было позвонить, но имеет же он право на небольшую уступку самому себе?): «Найдётся время встретиться завтра?»

Он не знал, какой ответ хочет получить: положительный или отрицательный. Отправив сообщение, он подумал, что, наверное, было бы лучше, если бы Эмили предложила другой день. С другой стороны, если она согласится…

Додумать, что будет в этом случае, он не успел. Ответная СМС гласила: «Рада, что ты написал, Басти, надеюсь, ты в порядке. Завтра мы можем встретиться с тобой в два часа пополудни в Гайд-парке. Пойдёт?»

Он, конечно, подтвердил время и место встречи — и выругался вслух. Только в два часа. Это значит, у него будет прорва времени на то, чтобы сходить на собеседование к этому мистеру Мелтону и потом доехать до Гайд-парка.

***

Без пяти одиннадцать он был на ресепшене некой «М-Корпорейшн». Себ решил, что название дурацкое, а вот девушка за стойкой регистрации посетителей — красивая, с хорошей фигурой.

— Подождите в приёмной, пожалуйста, — попросила она, проведя его по широкому коридору с панорамным окном, и оставила в пустой светлой комнате.

Себ остановился посередине и подумал, что она чертовски чистая.

Надраенный паркетный пол, такой сверкающий, что, кажется, можно поскользнуться. Такие же, как в коридоре, окна во всю стену вымыты так тщательно, что стёкла вообще не видно, разве что бликует — но у Себа на это глаз намётан. Низкий диванчик с красной обивкой — ни пылинки. И, наконец, огромный стол со стеклянной столешницей не был завален бумагами, как следовало ожидать, — на нём вообще ничего не было, кроме единственного ноутбука с серебряной крышкой. Стеллажи выглядели мечтой перфекциониста. Все папки — одна к одной. Все стопки — как по линейке. Себ стоял не двигаясь, но осматривался внимательно. Прочитал надписи на дипломах, вывешенных в идеальном порядке на стене напротив окна: какие-то там награды за лучший менеджмент, коммуникации и всё в этом духе. Лениво подумал, что чувак, который требует поддерживать в своей приёмной такую чистоту, должен быть слегка двинутым.

Под потолком висела камера. Себ на неё не смотрел, но заметил сразу. Он медленно выдохнул. Что его ждёт на собеседовании — непонятно. Не готовить же приветственную речь, да? Он же не школьница. Мысли в голове текли медленно, вяло. Он умел ждать и не дёргался, просто автоматически подмечал детали обстановки и посматривал на время.

Спустя пятнадцать минут не основная, а узкая боковая дверца открылась, и в приёмную вышмыгнул мелкий щуплый парнишка в отглаженной до хруста белой рубашке и брюках с заутюженными стрелками. Бросив быстрый испуганный взгляд на Себа, парнишка сел за стол и уставился в ноутбук, часто моргая.

М-да. Секретаря такого важного босса Себ представлял иначе. Если бы он сам мог платить снайперу тридцать тысяч фунтов в месяц, то уж на место секретаря нанял бы какую-нибудь красотку с третьим номером. Или босс по мальчикам?

Да и мальчика, пожалуй, можно было бы найти посимпатичнее. Этот секретарь выглядел откровенно жалко. Он не дотягивал до пяти с половиной футов. Плечи у него были опущены, спина горбилась. Тусклые рыжие волосы были зачёсаны назад и залиты какой-то даже на взгляд липкой дрянью. На лице виднелись все признаки недосыпа. И на Себа он бросал очень нервные взгляды из-за крышки ноутбука.

Прошло ещё три минуты. Теперь у Себа был новый объект изучения, и он рассматривал секретаря боковым зрением, уставившись при этом на дверь в кабинет. Бедный зашуганный парнишка. Вот надо ему это? Неужели так много платят?

Тишину нарушало только клацанье ноутбука. Секретарь щурился и иногда вздрагивал всем телом. Потом он встал, достал откуда-то из недр стола чистую тряпку и бутылку с пульверизатором, разбрызгал жидкость по столу, тщательно вытер.

Себ продолжал за ним следить. Кстати, зря он назвал секретаря парнишкой. Рост и субтильное сложение обманули, на деле ему должно было быть за тридцать.

«Дожить до тридцати с хреном и работать секретуткой. Карьера, однако», — подумал Себ. Мальчишке он ещё мог посочувствовать, но взрослый мужик, который гробит здоровье на работе, где ему страшно дышать, никакого сострадания не вызывал.

— Вам разве не предложили сесть? — вдруг спросил секретарь, закончив намывать столешницу и переходя на боковинки. Голос у него оказался точно под стать внешности: высокий, чуть дрожащий и неуверенный. Зато, несмотря на типично ирландскую рожу, говорил он с безупречным лондонским акцентом.

— Предложили, — сухо сказал Себ, хотя, вообще-то, ему просто сказали подождать.

— Давно ждёте?

Двадцать три минуты.

— Нет.

Себ не хотел с ним трепаться.

— Вы всегда такой разговорчивый, да? — секретарь издал звук, который, кажется, должен был обозначать хихиканье.

Себ промолчал, наблюдая за тем, как его непрошеный собеседник заканчивает с боковинками стола и переключается на полки. Но даже стоя спиной, секретарь не переставал бросать на него взгляды через плечо. Себу показалось, что они стали менее испуганными и более заинтересованными. Он сменил позу и сложил руки на груди, чтобы отгородиться от этих взглядов.

— Кажется, всегда, — ответил секретарь на свой же вопрос. — Я Джим, кстати, — он опять хихикнул, в этот раз отчётливее, — рад знакомству.

— Себ, — представился Себ ровно. Хамить секретарю будущего работодателя — откровенно дерьмовая идея. Может, это такой тест? На стрессоустойчивость? Он не собирался его проваливать.

— Себ? Это от Себа-астиана? — протянул Джим, непонятным образом исказив его имя. — Дайте угадаю? Вы военный. Подождите, я попробую догадаться, в каких войсках вы служили, — Джим сделал крайне задумчивое лицо, нахмурил брови, а потом улыбнулся.

Ладно, в конце концов, оставалась надежда, что босс окажется нормальным. А с голубоватым испуганным Джимом, если повезёт, можно будет не встречаться. И вообще, Себ ведь не принял решение, так? Он пришёл просто из любопытства. Может уйти в любой момент.

— Вы снайпер, — произнёс Джим кокетливым тоном, заставляя Себа снова на него посмотреть. Ах, ну да. Секретарь, наверное, должен знать, кто приходит к его боссу. — Начали в Ирландии. Засветились в Югославии. Потом Афганистан…

— Вы читали моё досье, — пожал плечами Себ. Это тоже было вполне предсказуемо.

— Повышение по службе, — продолжил Джим, словно его и не перебивали, — Ирак, широкая известность в узких кругах, и вдруг — отставка.

Что-то произошло.

Себ перевёл на Джима взгляд, потому что его голос из манерного вдруг стал очень жёстким, зазвучал ниже. И выглядел Джим иначе. Ни следа забитости или испуга. Тряпка лежала на полу, пульверизатор остался на стеллаже, нарушая идеальный порядок. Джим, опёршись на крышку стола, внимательно смотрел на Себа.

— Я задаюсь вопросом: почему? — задумчиво и очень серьёзно произнёс Джим.

Если он собирался заставить Себа занервничать, то прогадал. Те, кто так легко узнал про Бирмингем, наверное, могли раскопать и афганскую историю.

— Даже не ответите?

— Раз уж вы читали моё досье, — сказал Себ, чувствуя раздражение из-за необходимости общаться с Джимом вместо того, чтобы уже прийти на собеседование к настоящему боссу, — то мой ответ не нужен.

— Мне интересно другое, — Джим снова улыбнулся, и от этой улыбки у Себа мороз пошёл по коже (а он насмотрелся в своей жизни на всякую жуть, и в труповозке мог перекусить, не теряя аппетита). — Скажите, Себастиан, вам было обидно? Страшно? Может, мучила совесть? Что вы чувствовали, когда поняли свою ошибку?

«Какого хера тебе это надо знать?» — отчётливо подумал Себ и хотел было промолчать, но вспомнил о камере под потолком и сказал ровно:

— Это была дешёвая ошибка.

Джим птичьим движением наклонил голову набок, потом выпрямился. Спина его больше не сутулилась.

— А как вы меряете цену, Себастиан?

Никогда в жизни никто ещё не пугал так Себа, как этот мелкий ублюдок. Если бы они не были вдвоём в кабинете всё это время, он поклялся бы, что у секретаря есть брат-близнец. Адский, злобный, опасный брат-близнец. Себ не верил в мистику, энергетику и прочую метафорическую хрень, но в этом Джиме было нечто пугающее до трясущихся поджилок. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: если Джим захочет, он уничтожит Себастиана Майлса по щелчку пальцев. И неважно, что он не допрыгнет ему до плеча. Ему, может, и не нужно.

— Я так понимаю, собеседование в самом разгаре… сэр, — сказал Себ. Это был выстрел почти наугад, без подготовки — то есть именно так, как он ненавидел стрелять, но ситуация требовала незамедлительной реакции.

— Как. Вы меряете. Цену? — повторил Джим медленно и раздельно.

— По числу трупов с той стороны, за которую играю. Сэр.

Даже если бы Себ очень захотел, он не смог бы разорвать зрительный контакт. Джим смотрел, как будто просвечивал ему мозг насквозь рентгеновскими лучами. И вдруг всё кончилось. Страшное из его глаз исчезло.

Он не стал опять запуганным секретарём, но и не внушал ужаса. Обычный человек. Клерк, которых тысячи в Лондоне.

— Большой Ка объяснит вам, что делать, Себастиан, — мягко сказал он. — И, кажется, я упоминал, что меня зовут Джим?

— Да… сэр, — кивнул Себ. Пересилить себя он не мог, не в том, что касалось субординации.

— Мы над этим поработаем. Вы можете идти. Малютка Сьюзен будет рада вас видеть, не сомневайтесь.

И прежде чем Себ нашёлся, что на это ответить, Джим поднял с пола тряпку, взял пульверизатор и продолжил свою работу.

***

Клаус ждал его за дверью приёмной, быстро окинул взглядом, как будто проверял, все ли конечности на месте, и сказал:

— Пошли со мной.

После путешествия по запутанным коридорам они оказались в тёмном безликом кабинете. Клаус достал из сейфа пачку листов, положил на стол и пояснил:

— Фоули сказал, что берёт тебя.

— Фоули?

На квадратном лице Клауса появилось выражение, которое можно было бы трактовать как весёлость. Или у него прихватило живот, не разберёшь.

— Джим Фоули, так его зовут.

— Я думал, собеседование будет с мистером Мелтоном, — заметил Себ. В конце концов, именно так ему сказал вчера сам Клаус. Тот покачал головой:

— Формально да, но он старик уже, редко появляется. А Фоули… — Клаус чуть замялся, что в его исполнении выглядело просто как длительная пауза, сопровождаемая почёсыванием затылка, — вроде как его зам.

Класс. Значит, работать придётся с Джимом по фамилии Фоули, который оказался отнюдь не секретарём. Точно нет.

Себ подвинул поближе договор, в который кто-то уже внёс его личные данные, пробежал взглядом первую страницу и уточнил:

— Этот Фоули… он псих?

— Конечно, псих, — согласился Клаус спокойно. — Но ты не бойся, платить будут как по часам, если что — вытащат из любой задницы, прикроют от Скотланд-Ярда, МИ-5 и Интерпола вместе взятых.

Тридцать тысяч фунтов в месяц. И работа. Это ведь не то, что Себ искал, верно? Совсем нет. Он думал, что займётся чем-то другим. Чем обычно занимаются гражданские? Вот этим. В конце концов, в армию ему дорога заказана, а с ЧВК (1) он зарёкся связываться. Так что выбора особого и не было. Он должен был начать нормальную жизнь, в которую совершенно не вписывается работа на Клауса и Джима Фоули, как минимум потому что её предложили после выстрела в Бирмингеме.

Себ подвинул жёсткий стул, сел, забрал договор и продолжил изучать его. Навыками скорочтения он не обладал, но и спешить не собирался. Подождёт Клаус.

На последней странице рядом с пустой строкой уже было напечатано: «Себастиан Майлс», а напротив стояла длинная витиеватая подпись мистера Дэвида Мелтона. Себ задумчиво потёр переносицу — была у него такая дурная привычка, тереть нос, когда требовалось сосредоточиться или подумать о чём-то. Временами мешала на службе. Интересно, когда Клаус успел подготовить все эти бумаги, если подошёл сразу по окончании собеседования? И как Фоули, чёрт возьми, успел вызвать Клауса, если не дотрагивался ни до компьютера, ни до телефона?

Очевидно, он влипает в некое очень хорошо оплачиваемое дерьмо. Отлично это осознавая, Себ коротко расписался в договоре. Клаус отдал ему второй экземпляр и посоветовал идти отдыхать с многообещающей формулировкой: пока дают.

***

Эмили и Сьюзен подошли ко входу в Гайд-парк ровно в назначенное время. Себ увидел их издалека и невольно засмотрелся. Сьюзен подросла, как он мог судить, вытянулась на несколько сантиметров. На прогулку она надела белое платье с пышной юбкой и розовую курточку, а две светлые косички были повязаны пышными бантами, очень нарядными. Крепко держась за руку матери, она постоянно озиралась по сторонам — и вдруг, стоило им перейти дорогу, рванула вперёд с визгом: «Папа!».

Себ подхватил дочь на руки и крепко прижал, поцеловал по очереди в обе щёки и с неохотой поставил на землю.

— Привет, принцесса, — сказал он мягко и наклонился, чувствуя, что на лице сама собой появляется широкая улыбка.

Он соскучился. Ужасно.

А Сьюзен и правда изменилась за полгода. Себ даже не мог точно сказать, как именно, но было заметно, что она стала старше, а взгляд голубых глаз сделался серьёзнее.

— Я скучала! — Сьюзен снова обняла его за шею. — Тебя долго не было.

— Я работал, — тихо сказал Себ, думая, что готов держать её в объятиях вечно, — прости.

— Я не сержусь, — она вывернулась и поправила курточку, — но больше не уезжай так надолго. Ты не попал на спектакль. Я играла мышку!

— Ничего себе, — Себ положил руку ей на плечо, — и ни слова мне не сказала по телефону?

— Я думала, ты приедешь, и будет сюрприз, а ты всё пропустил. Но мама сделала для тебя фотографии. Да, мам?

Эмили как раз подошла к ним, улыбнулась и сообщила:

— Вы пугающе похожи.

Все так говорили, но Сьюзен, несомненно, была его улучшенной в десятки раз копией.

— Сью, руки! — тут же сменила тон Эмили, и Сью виновато убрала руку ото рта. — У неё появилась привычка грызть ногти, никак не отучу. Итак, что — мам?

— Я говорила про спектакль, — пояснила Сьюзен, — и про фотографии.

Эмили клятвенно пообещала показать вечером всю стопку, и они двинулись на прогулку, держа Сьюзен за руки с обеих сторон. Сьюзен делилась новостями, повторяя и те, которые озвучивала по телефону, Эмили время от времени вставляла комментарии, а Себ кивал и улыбался. Ему было хорошо.

Впрочем, идиллия длилась недолго — вскоре разговоры надоели Сьюзен. Она сначала отбежала в сторону, чтобы посмотреть на белку, потом спросила, можно ли ей сорвать цветок (Эмили запретила), выпросила мороженое, а получив рожок, пошла чуть впереди, задумавшись. Так было всегда: поболтав и наведя шороху, Сьюзен предпочитала замолчать и погрузиться в свои мысли.

— Ты отлично выглядишь, — сказал Себ, когда Сьюзен отошла, и не соврал.

Эмили выглядела великолепно: тоненькая, с тёмными волосами, которые отпустила до середины спины, белокожая и всё так же похожая на дорогую фарфоровую куклу из маминого серванта.

— Спасибо, ты тоже. Только ещё сильнее загорел.

— Сойдёт, — пожал плечами Себ. Он не сомневался, что в Лондоне загар смоется за полгода.

— И оброс.

— Отстригу, — он фыркнул. Действительно, оброс, сам замечал, но пока было лень возиться с машинкой и ровнять волосы под привычные семь миллиметров.

— Не надо. Тебе так лучше. И уже ведь можно, да?

— Мне неудобно, — он провёл пальцами по волосам. По-хорошему, надо было уже сантиметра полтора снимать, если не два.

Какое-то время они шли молча, наблюдая за Сьюзен. Со стороны, пожалуй, их легко было принять за супругов.

— Ты остаёшься? — тихо спросила Эмили.

— Да, — отозвался Себ, немного помолчав, — да, хватит с меня. Буду жить в Лондоне. Знаешь… сниму себе что-то поприличнее. Куплю кровать. Хотя и так неплохо. У меня есть горячий душ, интернет, дверь в спальне. Кажется, я начал это ценить.

Эмили рассмеялась, потом вздохнула:

— Ушам не верю, Басти. Но я рада. И Сьюзен будет счастлива, она скучает по тебе.

— Я по ней тоже.

Они дошли до пруда, Эмили извлекла из сумки батон белого хлеба, и Сьюзен умчалась кормить лебедей и уток.

Стоять недалеко от воды и смотреть на Сьюзен было приятно. Эмили зябко повела плечами, и Себ накинул на неё свою куртку. Потом вздохнул и начал неприятный разговор:

— Я говорил со Сьюзен по телефону две недели назад. Она рассказала мне о твоём парне. Джексон, так? — плечи Эмили (Себ видел боковым зрением) напряглись, на лице появилось упрямое выражение.

— Это моё дело. И прости, Басти, тебя никак не касается.

— Да, твоё, — согласился Себ, — до тех пор, пока не затрагивает Сьюзен. Джексон ей не нравится.

— Она ревнует, — резко сказала Эмили. — Это нормально для детей её возраста. Но я не собираюсь хоронить себя из-за капризов ребёнка.

— Слушай… — Себ всегда осторожно выбирал слова в разговоре с Эмили. Пусть они не вместе уже пять лет, и два года — официально разведены, он по-прежнему боялся задеть её. — Ты можешь просто встречаться с ним где-то ещё.

— Мы собираемся съехаться. Сьюзен придётся привыкнуть к нему, — чуть помолчав, Эмили добавила: — Тебе легко быть отцом. Появляешься раз в полгода, как принц из сказки, — в её голосе зазвучала лёгкая обида, — хвалишь за успехи. Восхищаешься рисунками. Даришь подарки. А когда она болеет, сижу с ней я. И когда у неё падает успеваемость, я хожу в школу. Я просто… — она плотнее закуталась в его куртку, — Басти, я имею право на кусочек своей жизни.

Себ потёр переносицу. С этим было трудно спорить. Он не мог забрать Сьюзен к себе ни раньше, когда проводил в Британии от силы три месяца в году, ни теперь, когда подписал контракт на работу, сути которой до сих пор не понимал целиком. И да, действительно, Эмили была тем человеком, на которого выпадали основные трудности, связанные с воспитанием их дочери.

— Эмили, — произнёс он аккуратно, — я понимаю, тебе непросто. Ты молодая, красивая женщина, — поймав её насмешливый взгляд, повторил: — Очень красивая. И ты заслуживаешь счастья. Я не прошу тебя хоронить себя ради Сьюзен. Я просто хочу, чтобы у неё всё было хорошо.

— Я тоже хочу. Джексон — отличный парень. Стоит Сьюзен перестать ревновать, как она увидит это. Я не… — она опустила руки, — не хочу, чтобы он вставал на место отца, на твоё место. Но они могут стать друзьями.

— Хорошо, — сказал Себ после долгих размышлений, — дай мне данные своего Джексона. Я его проверю, есть у меня человек, к которому можно обратиться. И если с ним всё в порядке, я сам поговорю со Сьюзен. Приду к вам на ужин, покажу, что всё хорошо и… Да, принцесса?

Сьюзен подошла к ним, уже с пустыми руками.

— Всё, — пожаловалась она. — они ужасно прожорливые. Особенно вот тот, — Сьюзен показала пальцем на серого гуся, который сейчас отгонял уток от нового куска хлеба, упавшего в воду у самого берега.

— Я его перестала кормить потом. Он у всех всё отнимает.

— Но справедливость восстановлена? — уточнил Себ. — Утки сыты?

— Утки, гуси и лебеди. И ещё чайки, — поправила его Сьюзен.

— В таком случае, как насчёт того, чтобы покормить нас с мамой?

Кто бы сомневался, что маленькая хитрюга состроит грустную мордашку и скажет: «А у меня весь хлеб закончился»?

По настоянию Эмили пошли не в «Макдоналдс», на который показывала Сьюзен, а в небольшой семейный ресторан. Сьюзен, правда, поныла некоторое время, но Себ не намерен был потакать тому, что могло ей навредить. А еду из «Макдоналдса» он бесспорно и при полном согласии Эмили относил в разряд вредного.

Впрочем, долго унывать Сьюзен не умела, поэтому, усевшись за стол, принялась болтать ногами и рассказывать о своих делах. Эмили, конечно, обо всём этом знала, так что лениво листала меню, а вот Себ со всем вниманием слушал про подружек из соседних домов, про учительницу, которая обещала с сентября взять Сьюзен в художественный класс, снова про подружек.

Когда принесли заказ, Сьюзен внезапно, всё тем же беззаботным тоном сказала:

— А к нам вчера приходил Джексон. Он маме нравится. Больше, чем ты. Тебя она целует в щеку, а его — в губы. Представляешь? — наклонившись к Себу, она зашептала, но так, что не услышал бы её только глухой: — Как она может? Он противный!

О да, тут Себ даже не сомневался: Сьюзен заговорила об этом совершенно специально, при этом выбрала удобный момент. Если внешне она была его копией, то в кого она пошла характером, Себ точно не знал — уж точно не в него и не в Эмили, и даже не в бабушек и дедушек. Эмили покраснела и резко одёрнула её:

— Сьюзен!

Она перевела на мать невинный взгляд и промолчала. Себ скрипнул зубами: ситуация дерьмовая вышла. Не без труда он придумал, что сказать:

— Знаешь, Сьюзен, самое главное — что твоя мама и я любим тебя. И если твоя мама полюбит ещё кого-то, она не станет любить тебя меньше.

— Он всё равно противный.

К счастью, тема забылась, когда принесли еду и напитки.

***

С дочкой и бывшей женой Себ провёл весь день до позднего вечера, отвёз их обеих домой, поужинал и сам уложил Сьюзен спать. Когда она засыпала под «Сказки дядюшки Римуса», сонно бормоча что-то про глупого Лиса и умного Кролика, Себ вдруг отчётливо вспомнил утреннее собеседование. Тогда его несильно это зацепило, но сейчас он ясно ощутил угрозу в словах Джима Фоули про «малютку Сьюзен». Конечно, утаить бывшую жену и ребёнка, рождённого в законном браке, очень сложно, особенно от таких парней. Но какое Фоули дело до жизни Себа? Он ведь так, не более, чем инструмент. Его нет смысла запугивать или шантажировать. Фоули это точно без надобности. Тем не менее он потрудился запомнить имя Сьюзен и даже как-то узнал, что Себ собирался увидеться с ней после собеседования — что уже совсем непонятно.

«Хорош, приятель. Это паранойя», — осадил себя Себ. Скорее всего, у мистера Фоули такая манера демонстрировать свою осведомлённость. Хвастается работой службы безопасности или думает, что это делает его круче.

Убедившись, что Сьюзен крепко спит, Себ спустился в гостиную и принял от Эмили чашку крепкого чая. Свой отцовский долг он выполнил, больше ничто в доме его не держало, но он сел на диван и прикрыл глаза. У Эмили было хорошо. В конце концов, именно это место он называл своим домом достаточно долго, и оно явно больше подходило на эту роль, чем та съёмная дыра, где он останавливался в Лондоне в последние несколько лет.

— Чем займёшься? — спросила Эмили, садясь, тоже с чашкой чая, на другой конец дивана.

— Нашёл кое-чего. Работа в охране, — в конце концов, именно это и было написано в договоре: «Менеджер по безопасности», — платить обещают нормально.

— Я не сказала спасибо за деньги, кстати. Это много, Басти. Ты уверен, что тебе не нужно?..

— Уверен.

Вообще-то, он собирался перевести Эмили ещё. Минимум половину того, что заработал в Бирмингеме.

— Пока… — Эмили улыбнулась, — не встретил кого-нибудь?

Она спрашивала его об этом каждый раз на протяжении последних четырёх лет.

Переведя на неё взгляд, Себ улыбнулся. Эмили была хорошенькой в восемнадцать, когда они встретились впервые. Она была очаровательна в двадцать, когда они поженились. Её красота не потускнела за время беременности и окончательно распустилась, когда Эмили взяла на руки Сьюзен. В тридцать она была значительно красивее, чем при их первой встрече — а ведь тогда Себ натурально потерял голову.

Помимо красоты, Эмили обладала многими достоинствами. Себ восхищался ей, пока они были вместе, и до сих пор гордился тем, что эта женщина была его женой и родила ему дочь.

— Ты ведь знаешь, что у нас ничего не вышло не из-за тебя, — сказал он. — Это не ты мне не подошла, это я… не особо подхожу для всего такого, — он невнятно мотнул головой, подразумевая гостиную и дом. — Раз уж у меня не вышло с самой привлекательной женщиной в моей жизни — стоит ли пробовать снова?

Эмили рассмеялась. Вскоре Себ поднялся и собрался домой, но прежде, чем он ушёл, Эмили назвала ему фамилию Джексона и место его работы.

Проверку Джексона Себ не стал откладывать в долгий ящик и тем же вечером набрал старый номер. Уверенности в том, что он ещё действует, у Себа не было, но всё-таки надежда сохранялась. И спустя каких-нибудь два гудка на том конце раздался хриплый от хронического недосыпа и бесконечных сигарет голос:

— Кто говорит?

А потом, стоило Себу поздороваться, он услышал довольное и громкое:

— Розочка? Живой, чёрт тебя возьми?

— Заткнись, — рассмеялся Себ, — и да, живее не бывает.

Может пройти много лет, может перевернуться мир, но конечно, ничто не заставит Грега забыть это идиотское прозвище.

Без малейших колебаний инспектор Скотланд-Ярда согласился проверить некоего Джексона Уилшира, стоматолога. Но поговорить дольше не вышло — помимо недосыпа, Грег страдал хроническим трудоголизмом. И в этот раз его снова дёрнули работать, несмотря на позднее время.

Глава 2

Клаус позвонил в пять ноль семь и велел быть на другом конце Лондона через час, без оружия. Себ собрался за три минуты, прикинул время и понял, что даже успевает съесть бутерброд. Несмотря на срочный вызов и несколько напряжённый тон Клауса, Себ нервничать не собирался. Во-первых, от этого дрожат руки. Во-вторых, «без оружия» значило, что будет снова очень много болтовни. Возможно, Себ даже досмотрит сон — стоя и с открытыми глазами.

Уже неделю он работал на «М-Корпорейшн» и трижды за это время присутствовал на долгих нудных встречах — не то телохранитель, не то массовка. Ни самого мистера Мелтона, ни даже психованного Фоули там не было: обычные важные боссы в дорогущих костюмах, с золотыми «Ролексами» на запястьях и долларами в портфелях из кожи с мошонки кенгуру. Дважды он там встречался с Клаусом — тот тоже скучал. Учитывая размер аванса, который упал на счет Себа на второй день, он готов был стоять где угодно и в какой угодно позе. Этот аванс оказался настолько жирным, что Себ даже подумал и правда сменить квартиру.

Он успел проехать до утренних пробок, запарковался за три километра и в назначенное время подошёл к концу Рамиллис-клоуз. Район был паршивый, но по утреннему времени спокойный. В конце длинного ряда однообразных таунхаусов, у лестницы, ведущей в маленький запущенный парк, стоял Клаус и курил. Молча достал пачку и предложил сигарету, но Себ отказался. Выбирая между пулей и раком лёгких, он точно предпочитал первое.

— Ты пунктуальный. Мистер Фоули оценит, — кивнул Клаус. — Пошли.

Тупых вопросов Себ задавать не стал, просто двинулся следом за Клаусом.

В парке ночью кто-то неплохо оттянулся — было грязно. Клаус шёл чуть впереди и поигрывал мышцами спины. От скуки Себ начал прикидывать, с какой позиции убил бы его. На холме он заметил старую мельницу — наверняка туристическую. Подумал, что из неё можно было бы сделать идеальный выстрел. Один минус — очень уж приметная позиция. Но больше ничего подходящего не видно. Ближайший дом, с крыши которого парк будет просматриваться, почти в двух километрах — можно, конечно, рискнуть, но вероятность промазать огромная.

Разумеется, он не собирался убивать Клауса, эти расчёты и прикидки крутились в голове сами собой, по привычке. Себ не успел ничего решить, как Клаус резко остановился, повернулся и замер, вытянувшись по стойке смирно.

Себ тоже увидел Джима Фоули — тот был в тёмном костюме и светло-зелёной рубашке, что, на взгляд Себа, выглядело несколько по-гейски.

— Привет, Большой Си, — мягко сказал Фоули и потрепал Клауса по локтю, как домашнее животное. Клаус проигнорировал фамильярность и ответил:

— Доброе утро, мистер Фоули.

— У меня для вас подарок, Себастиан, — мистер Фоули улыбнулся странной улыбкой. — Думаю, повязать ленточкой или так сойдёт?

— Сэр? — не понял Себ.

— Фу, — скривился он, — плохой мальчик. Обращайтесь ко мне так, как я велел.

Себ стиснул зубы до хруста, но, под внимательным взглядом Клауса и шальным — Фоули, исправился:

— Джим.

— Хороший мальчик, — обрадовался мистер Фоули. — Сработаешь сегодня как надо — добавлю ленточку. Ты за Гриффиндор или за Слизерин?

Себ удержал совершенно бесстрастное выражение лица и не переспросил, что должна означать эта околесица.

— Упадок нравов и полная культурная деградация, боже, помоги нам, — Фоули вздохнул и вдруг вынул из рукава маленькое чёрное распятие, висевшее на тонком шнурке, поднёс к губам — и подмигнул Себу. — Будешь играть за Слизерин. Большой Си, ты показал нашему хорошему мальчику его место?

— Ещё нет, сэр, — отозвался Клаус. — Сейчас, сэр.

— Шевелитесь, оба, — Фоули мазнул по ним недовольным взглядом и рявкнул высоким нервным голосом: — Бегом!

Себ подумал, что неделя без Джима Фоули была великолепной. Клаус быстро пошёл к мельнице, и Себ поспешил следом.

— Твоя позиция — вот эта мельница. Там сзади пожарная лестница. Поднимаешься и сидишь ждёшь, — рублеными короткими фразами начал отдавать указания Клаус. — Оружие наверху, всё уже готово.

— Что там? — спросил Себ. Идея ему не нравилась — хуже нет, чем чужое не пристрелянное оружие, которое неизвестно, как себя поведёт.

— Увидишь, — как-то мрачно сказал Клаус, — на мой взгляд, перебор, но мистеру Фоули виднее. Ещё, — он остановился возле мельницы, — мистер Фоули любит красные лазерные точки на лбу у плохих парней, как в кино.

Себ выругался вслух. Круто. Снайпер с лазером. Может, ещё плакат повесить: «Вас будут убивать отсюда»? Впрочем, кто платит, тот и заказывает…

Клаус пожал плечами, как бы говоря, что сам того же мнения, но приказ босса есть приказ.

— Стрелять, скорее всего, не придётся, — добавил Клаус, — мистер Фоули умеет убеждать. Но смотри в оба.

— На что смотреть? — спросил Себ.

— Никто не должен причинить вреда мистеру Фоули. Пока просто угрожают — нормально, если его пару раз не попытались придушить или не угрожали пистолетом, у него, считай, неделя зря прошла. Но ни один волос не должен упасть с его головы. Разберёшься. Полезай.

— Клаус!

— Чего?

— Кто-то ещё его страхует? Ты рядом будешь?

Клаус ответил мрачным взглядом.

— Никого. Он сказал, ты справишься, — похоже, его самого это не радовало.

Себ полез на мельницу.

С оружием всё оказалось неплохо, хотя в условиях парка и мельницы «М-200» (1) выглядела несколько… претенциозно, а четыре запасных магазина показались явным излишеством. Зато ЛЦУ лежал на полу, отдельно, а на винтовку был установлен её родной оптический прицел. Чёрт с ним, хочет Фоули красные точки — он их получит.

Проверив винтовку, Себ занял позицию, взял бинокль и приготовился ждать.

Это было отнюдь не худшее укрытие в его жизни. Скорее, одно из лучших. Крыша, тепло, негрязно. Только мошкара жужжала над ухом, но он даже не пытался её отогнать. Пусть кусает, не сожрёт. Наручные часы показали половину седьмого. Клаус ушёл за пределы парка и пропал из зоны видимости. Джим Фоули прямо в своём наверняка дорогущем костюме уселся под деревом с книжкой. Себ подкрутил масштаб и разглядел чёрно-красную обложку, но ракурс не позволял прочесть название.

В парк никто не стремился. Даже работники мельницы, наверняка исторически-значимой и всё такое, не спешили. Скорее всего, Фоули или кто-то ещё из компании об этом позаботился.

Девять ноль три.

Мистер Фоули дочитал книжку и бросил её на траву с явным раздражением. Закрыл глаза, прислонился к стволу дерева и о чём-то задумался. Если внимательно присмотреться, можно было заметить, что он крутит в пальцах крестик.

Место для встречи, кстати, мистер Фоули выбрал хорошее. Из возвышенностей — деревья и мельница. Мельница занята, а в деревьях особо не спрячешься. Никаких столетних дубов как в Гайд-парке: молодая жалкая поросль. Гостям придётся идти в открытую. Кстати, можно не париться из-за лазера. И плакат повесить — местоположение Себа и без того очевиднее некуда.

«Оружие или наркотики?» — лениво подумал Себ. Он немного пошарился в интернете: «М-Корпорейшн» была холдингом, который включал в себя фабрики по сборке и производству мобильных телефонов, несколько транспортных парков, сельскохозяйственную компанию и пару химических лабораторий. Но Себ понимал, что ради моркови или даже телефона люди редко убивают. Ладно, из-за телефона ещё могут, в подворотне. Здесь — другое дело. Раз мистер Фоули привык ходить на деловые встречи со снайпером, значит, уверен: его будут пытаться прикончить.

Девять пятьдесят четыре.

Будет неплохо, если мистер Фоули останется там же. Или немного сместится влево. Дальность — семьсот метров, даже если гостей окажется много, их можно будет просто снять одного за другим.

О том, кто и что будет делать с кучей трупов, Себ не думал. Клаус гарантировал, что это уже забота других людей.

В десять пятнадцать мистер Фоули встал со своего места, отряхнул костюм, потянулся и принялся расправлять складки на воротнике и манжетах. И почти сразу Себ увидел гостей — с той же стороны, откуда пришли они с Клаусом, к мельнице двигались трое. Они подходили к парку нерешительно и явно чувствовали себя неуютно. Один был низкий и круглый, остальные — высокие и квадратные. Босс и мордовороты-телохранители. Было бы лучше, если бы Фоули оставил Клауса рядом. Винтовка быстрая, но расстояние может сыграть роковую роль.

Эти мысли совершенно не отвлекали Себа, он передёрнул затвор, отмечая плавный ход — мягче, чем на его родной «М-24» (2).

Троица подошла к Фоули, который на их фоне смотрелся подростком — и из-за роста, и из-за манеры двигаться и жестикулировать.

Себ не слышал ни слова, но отлично видел лица всех гостей и весьма выразительную спину Фоули.

Разговор начался мирно. Толстяк и Фоули обменялись рукопожатиями. Мордовороты немного отошли и, вне всякого сомнения, занялись тем, чем изначально планировал заниматься сам Себ: принялись досматривать сны. О чём там боссы говорят — не их дело.

Фоули размахивал руками и дёргался. Толстяк улыбался, а потом вдруг побледнел и отшатнулся. Мгновенно произошло сразу несколько событий: Фоули наклонился, толстяк вскрикнул, один из телохранителей схватил Фоули за грудки. Себ включил целеуказатель, расположив подрагивающую красную точку аккурат между бровями толстяка.

Фоули отступил и поправил костюм. Толстяк вскинул руки, телохранители отошли назад.

«Эй, всё хорошо! Мои парни просто погорячились!» — Себ не слышал, но был уверен, что толстяк говорит что-то в этом роде. Мистер Фоули пожал плечами.

«Пустяки», — наверное, сказал он. Или: «Поаккуратнее! Мы же не хотим проблем, верно?» Себ не слишком хорошо его знал, чтобы придумывать за него реплики, но главное уловил: красная точка больше не нужна.

Что ж, может, мистер Фоули и не зря любил такие эффекты. Дешевле и проще, чем выстрел. С одним маленьким минусом — гарантированно раскрывает позицию. Но боссу до этого, пожалуй, нет дела. Всё равно в этом парке нигде больше снайпер и не может находиться, если он, конечно, не мартышка.

А потом один из больших парней достал ствол. Толстяк быстро шагнул за спину второго. Себ навёл прицел на телохранителя с пистолетом. Возможно, это просто угроза, и сейчас Себ одним выстрелом пустит под откос и встречу, и свою работу в корпорации. Толстяк что-то сказал из-за спины. Телохранитель напрягся — и Себ выстрелил ему в сердце. Попал точно — он упал без движения, зато с развороченной грудной клеткой. «М-200» всё-таки перебор, сгодилось бы что-то калибром поменьше.

Второй телохранитель тоже выхватил пистолет, но Фоули не обратил на него никакого внимания. Он опустился к убитому телохранителю, ощупал края пулевого отверстия и засунул внутрь палец. Вытащил. Обернулся снова к толстяку и его охране, но так, что Себ теперь видел его лицо, и медленно облизал окровавленный палец.

Толстяка тут же вырвало, а Фоули развернулся и картинно провёл всё тем же пальцем по шее.

Надеясь, что понял пантомиму верно, Себ закончил неудачную встречу ещё двумя выстрелами.

Интересная штука: после Бирмингема у него руки ходуном ходили. И он тогда сделал над собой серьёзное усилие, чтобы, вернувшись в Лондон, не засесть в пабе с чем-то покрепче пива. А в этот раз — ничего. Он как будто вернулся с очередной операции, может, с миссии «МорВорлд». Просто выполнил работу.

Заморачиваться на этот счёт Себ не стал, но порадовался, что его отпустило. Тем более что ему было, чем заняться: дома на кухонном столе он нашёл толстую картонную папку, перевязанную зелёной с серебром ленточкой.

***

Себ лежал на продавленном диване и в который раз перелистывал бумаги. У Джексона Уилшира больше не осталось от него тайн. Досье, которое прислал Джим Фоули «в подарок», было исчерпывающим. Справка Грега состояла из трёх абзацев, а в папке Фоули было всё: фотографии, начиная с детских, дисциплинарные записи в школьном журнале, табель об успеваемости, характеристики, данные о штрафах за парковку, описание всех мелких проблем, в которые Джексон попадал в университете. А ещё: рекомендации с разных мест работы, ссылки на отзывы пациентов, расшифровки телефонных разговоров с родителями и друзьями, СМС-переписка с Эмили.

Его обнажили, расковыряли до самых глубин и разложили перед Себом в виде стопки принтерной бумаги.

Читая текст и раз за разом просматривая фото, Себ ощущал горечь на языке. Зачем Фоули это сделал? Какое ему вообще дело до парня бывшей жены одного из его подчинённых? Паранойя подняла было голову, но Себ долбанул по этой голове воображаемым кулаком и попытался найти разумные объяснения. Пока их виделось только два. Первое: заинтересованные сальные взгляды на собеседовании не были частью проверки на стрессоустойчивость, и теперь Фоули таким образом привлекает внимание. Второе: Фоули просто псих со своеобразным чувством юмора и большими возможностями.

Закрыв папку, Себ решительно остановился на второй версии, выровнял дыхание и позвонил Эмили с предложением в выходные поужинать вместе с Джексоном и Сьюзен. Приходилось признать, что Джексон — обычный парень, самое страшное прегрешение которого — однократное нарушение правил парковки. И ещё курение. Себ снова вытянулся на диване и зевнул. Можно было включить телик, но от новостей его воротило, сериалы он не понимал, потому что пропустил все первые сезоны, а смотреть шоу идиотов не хотелось. Других развлечений не имелось.

Как и планировал, Себ снял новую квартиру — на Слоун-стрит. Она была небольшой, располагалась на основном этаже и состояла из спальни, кухни и второй комнаты, которой Себ пока не придумал назначение. Она оказалась удивительно дешёвой для этого района, потому что хозяину было неохота делать ремонт. Себу, в сущности, было плевать, потрескалась ли краска на потолке и свисают ли обои. Его требования к жилью были весьма минималистичны: стены, потолок, диван, плита и горячая вода. Всё это в квартире имелось, так что они с хозяином подписали договор, он вывез оттуда единственный чемодан и сказал, что «эту рухлядь», то есть оставшуюся мебель, Себ может, если захочет, даже сжечь.

Себ зевнул.

Пойти приготовить что-нибудь? Со вчерашнего дня у него ещё оставалась половина варёной куриной тушки, а возиться с чем-то посложнее для себя одного не хотелось.

Покрасить потолок? На кой чёрт?

Чем на гражданке люди развлекаются? Что делают в эту прорву свободного времени? С тоски Себ пододвинул старенький ноутбук и вышел в интернет. Почесал в затылке и с опаской вбил в поисковик: «Джим Фоули». Какое-то время на странице крутилось колесо, а потом интернет выплюнул список ссылок.

Первым оказался ирландский футболист тридцатых годов. Нашёлся журналист — седой и с небольшой бородкой. Страницы каких-то неизвестных Джимов Фоули в социальных сетях. Был даже Джим Фоули, сыгравший Гамлета в суиндонском театре. Ещё интернет пестрел всевозможными Фоули, но не Джимами: на телике и в прессе. Вот, Эдвард Фоули — главный редактор газетёнки в Девоне.

Только на третьей странице попался сайт «М-Корпорейшн», а на нём Джеймс Фоули — заместитель генерального директора. «Занял свой пост в 2002 году. Обладает отличными управленческими способностями и талантом стратега». Ни образования, ни предыдущих мест работы — ничего.

Ради интереса Себ ткнул на «Историю компании», но там про Фоули было и того меньше.

Зато мистера Ричарда Мелтона найти оказалось проще простого: он давал комментарии и интервью, рассказывал про достижение годовых планов, участвовал в благотворительности и улыбался со страницы «О нас». Клаус говорил, что Мелтон уже совсем старик, но на фотографии был изображён мужчина лет шестидесяти пяти, крепкий, гладковыбритый, с обаятельной улыбкой и хитрыми глазами.

Он в деталях рассказывал о создании «М-Корпорейшн» как фирмы по производству тракторов, о своём детстве на ферме и о десятикратном росте акций компании в 2004 году, после того как она расширилась и стала производить не только технику, но и удобрения. В другой статье он аргументировано доказывал необходимость британского производства мобильных телефонов — разумеется, на территории Индии.

Поскольку делать всё равно было нечего, Себ вернулся на страницу «Гугла», вписал в строку «Ричард Мелтон» и получил возможность прочесть ещё немного всё о той же ферме и тех же акциях. О Мелтоне писали в газетах и журналах, ему посвятили бессмысленную статью в «Википедии», даже спорили на форумах. Обычный такой бизнесмен.

Так всё-таки, оружие или наркотики — что они прикрывают всеми этими фирмами и статейками? Пожалуй, Себ всё-таки ставил на наркотики, хотя, откровенно говоря, ему было всё равно. Это не его дело. Просто скучно.

До начала месяца у него не было свободного времени вовсе. А теперь оно не просто появилось, а навалилось. Его оказалось слишком много. Со вздохом открыв новую вкладку, Себ решил поискать хорошее порно, хотя сколько его уже было просмотрено с момента возвращения в Лондон — страшно вспоминать.

От этой сомнительной перспективы его отвлёк звонок телефона. «Давай, Клаус, скажи, что для меня есть дело», — подумал Себ почти отчаянно, но на экране отобразилось другое имя.

— Здорово, приятель, — с некоторым удивлением произнёс Себ, — не рановато для тебя?

Из динамика донёсся лёгкий смешок.

— Меня отправили в отпуск, дохну с тоски, — пояснил Грег, — вспомнил, что ты в городе. Есть планы на вечер?

Господь всемогущий, храни Грега Рассела и его начальство, которое отправило трудягу-полицейского отдохнуть.

— Уже собираюсь, — сообщил Себ, когда Грег назвал ему адрес паба, — ради тебя надену трусы с футбольными мячами.

Послав его известным маршрутом, Грег сбросил звонок, а Себ и правда пошёл одеваться. Про трусы он, конечно, загнул — в его гардеробе таких не водилось. Зато в честь встречи со старым приятелем побрился и вымыл голову.

Паб, который назвал Грег, мало изменился за прошедшие тринадцать лет. Именно здесь, в «Зелёном человеке», они зависали после полицейских курсов. Грег их успешно завершил, а Себ сбежал в армию за две недели до окончания.

Самого Грега было узнать не так-то просто. Он раздался в плечах, обзавёлся тренчем вместо кожанки, начал седеть, на лице появились ранние морщины. Зато улыбался он всё так же искренне, стискивая Себа в объятиях.

— Здорово, Розочка!

— Не смешно, — буркнул Себ, садясь напортив Грега за деревянный столик. — Что, нервная работёнка?

— Да поспокойнее твоей, если так посмотреть.

Себ, у которого в светлых волосах пока не было даже проблеска седины, сказал резонно:

— Значит, всё дело в браке.

— Ты вовремя развёлся, — вздохнул Грег.

— Всё в твоих руках.

Грег нервно рассмеялся шутке и повернулся, чтобы краем глаза видеть телевизор. Пока там шли новости, но можно было не сомневаться, что рано или поздно запустят трансляцию какого-нибудь матча.

Себ почувствовал прилив ностальгии. Точно так же они сидели (правда, не вдвоём, а впятером или вшестером) вечерами после курсов, болтали про всякую чушь, ржали над только что женившимся Грегом (но где-то в глубине души ему даже завидовали) и планировали блестящее будущее в Скотланд-Ярде. Судя по виду Грега, блеск не особо ослеплял.

— С тем парнем, Уилширом, порядок? — спросил Грег, вернувшись с двумя кружками пива.

— Полный, — скривился Себ. — Спасибо за помощь.

— Зачем он тебе?

Себ картинно прикрыл лицо ладонью и признался:

— Новый парень Эмили. Да стой, хорош ржать!

Грег хохотал, запрокинув голову, даже пиво плеснул на стол.

— Я думал… Проблемы с карьерой. Он кинул тебя на деньги. Вы подрались в пабе. Гадал, в чём дело. А он — парень Эмили… Ох-хо…

Себ тоже подхватил смех. На самом деле, приди Грег к нему с чем-то подобным, он тоже смеялся бы до упаду и потом ещё лет десять вспоминал бы.

— Господи боже, зачем тебе это сдалось?

— Да хорош! — наконец оборвал его Себ. — Мне плевать, с кем Эмили спит, но она приводит его в дом к Сьюзен.

Смех Грега резко оборвался.

— Я бы тоже постарался раздобыть на сукиного сына весь компромат, какой есть.

Себ вздохнул:

— Нет на него компромата. Парень как парень. Получше меня, если так посмотреть. Стоматолог.

Грег молча поднял бокал в знак сочувствия.

— Ты-то детьми не обзавёлся пока?

— Марта не хочет, — лаконично ответил Грег и перевёл разговор на погоду.

Минут двадцать они болтали о том о сём, вспоминали старые приколы, Грег рассказал пару случаев из полицейской практики, а Себ, тщательно выбирая, поделился армейскими историями. Из тех, где храбрые парни прикрывают друг другу спины или тырят дыни с местной бахчи, а не тех, где кто-то пытается запихнуть кишки обратно в брюхо и с удивлением понимает, что они туда не помещаются.

— Ты надолго сюда? — спросил в какой-то момент Грег.

— Чёрт его знает, — честно сказал Себ, — пока нашёл кое-что в охране, посижу. Остыну слегка. На кровати нормальной посплю, в горячем душе помоюсь и всё такое. Они выпили за душ и кровать.

Грег бросил очередной взгляд на телевизор, скривился и пробормотал:

— Дерьмо.

— М-м? — Себ обернулся, но поймал только смазанный конец новости.

— Не был в кино на этой «Жертве нового бога»?

Себ покачал головой. Он не помнил, когда был в кино последний раз.

— Меня Марта затащила, фильм про маньяка. Из-за него погибла куча народу, а его показывают свободным художником, чуть ли не героем. И кричат об этом ещё по телевизору. Как будто нам не хватает подражателей и всякий двинутых. Как по мне… — Грег отхлебнул пива, — за такое киношников сажать надо. Готов пари держать, что пройдёт месяц с премьеры, и мы найдём ещё такой труп.

— Какой?

— Принесённый в жертву, — произнёс Грег с омерзением. — Это было года два назад, по телеку много говорили — целая серия ритуальных убийств. Молодёжь насмотрелась ужасов и пошла приносить жертвы старым богам, в основном, Европу трясло, но и нам досталось. Ребята на поле под Чешемом нашли… — Грег сделал паузу, словно сомневаясь, стоит ли рассказывать, но Себ кивнул головой с любопытством. — Представь себе, гигантская клетка из брёвен, с очень узкими просветами, сами брёвна нетолстые, ровненькие такие молодые дубы. Сколочена деревянными же гвоздями, обмотана в углах верёвкой, причём не магазинной, а ручной работы, из крапивы.

Себ нахмурился. Похоже, впереди было что-то действительно неприятное, раз Грег так мнётся.

— Внутри — раздетые догола люди. Пять человек. И всё это сожжено. Дубы были влажные, клетка прогорела слабо, да и дождь пошёл. Но понятно, все пятеро мертвы, по зубам опознавали.

— Мать вашу…

— Через неделю нашли придурков. Четверо отбитых парней и девчонка решили возрождать какой-то там друидский культ. Парни поехали в тюрьму, девчонка — в психушку. В Дании был случай до этого. Дипломатов на Рождество нашли в собственной квартире, в креслах, выпотрошенными и зашитыми. А внутренности на ёлке, вместо гирлянд. Ещё раньше, кажется, в Польше кого-то заживо сожгли в деревянной ладье. Короче, — Грег заглянул в пустую кружку, — идиотов хватает и без наших киноделов. Пойду, ещё возьму…

— Я схожу, — поднялся Себ и вскоре вернулся с двумя пинтами «Сэнт-Питерса».

Но не успел он сделать глоток, как зазвонил телефон, и в этот раз это был Клаус.

Грег посмотрел понимающе, хотя и не слышал ни слова.

— Начальство, да? Моё тоже любит дёргать под вечер.

— Зря выпил, — сказал Себ. Грег смотрел очень сочувственно и даже жалостливо, и Себу стало от этого неуютно. Грег ведь ловил людей, на которых он, Себ, работал.

Они распрощались и договорились встретиться ещё.

***

С Фоули придётся стать трезвенником. Именно так думал Себ, попутно размышляя над новым заданием. Его цель находилась в доме сто тридцать восемь по Монтэгью Мэншэнс, на четвёртом этаже, комната с южной стороны.

«Мистер Фоули сказал, что тебя никто не торопит, но чтобы ты сам выбрал укрытие», — передал Клаус. И это было проблемой. Одно дело — просчитать хорошую лёжку, занять позицию в городе, где уже идут военные действия, и другое — влезть на какую-нибудь высотку в центре Лондона.

Ещё Себ ненавидел выходить на позицию нетрезвым. Казалось, всё отвлекает, всё ощущается остро, ярко, отвратительно. Но выбора у него не было, поэтому он заталкивал раздражение поглубже, осматривая дома.

Более или менее подходящий вариант Себ заметил на углу Мэрилебон-роад, но решил, что оставит его на крайний случай: чердаки в доме были заколочены, а металлическая крыша с высокими скатами почти не давала укрытия.

Зато через квартал высилась двадцатиэтажная башня, по виду жилая. Многоквартирный дом или что-то в этом роде. Стараясь не прибавлять шага, хотя и чувствуя внутри нетерпение, он двинулся к ней через переулок.

Это оказалось общежитие — как гласила вывеска, принадлежащее университету Вестминстера.

Себ щёлкнул языком.

Закрытая территория (хотя через забор можно и перешагнуть), наверняка магнитные замки на дверях, так просто не войдёшь. Дом новый, пожарных лестниц снаружи нет. Но либо это, либо угол Мэрилебон, скользкий холодный металл и риск сорваться.

Мимо прошла, не обратив на Себа никакого внимания, парочка. Парень приложил ключ, пропустил девушку и закрыл дверь за собой. До Себа донёсся весёлый девичий смех и ответное ворчание.

Себ поскрёб в затылке. Он никогда не учился в университете, даже толком не знал, как там в общежитии всё устроено. Бывал всего в одном несколько раз. Пять раз, если уж точно. Он тогда ещё ходил на полицейские курсы и встречался с Энн. Она училась в Лондонском университете искусств, планировала стать архитектором и…

Он не был уверен, что это хорошая идея. Но он ведь уже проходил без ключа в общежитие, в котором ему нечего было делать и в которое его никто не собирался пускать. И едва ли кто-то смог бы опознать его уже на следующий день.

Это было одно из самых безумных его эротических воспоминаний. Шерстяной плед, дурацкие свечи (три штуки и все разные, потому что других он просто не нашёл), бутылка вина, маленькие пирожные с кремом. Холодный октябрьский вечер и очень, очень горячий секс прямо на крыше. Потом, правда, он дал зарок, что в жизни ничего подобного повторит, а Энн на следующий день кашляла, но тогда было круто. Это воспоминание послужит ему пропуском в общежитие.

Он вернулся к машине, забрал из багажника грязный плед, завернул в него чехол с винтовкой, купил вино в ближайшем магазине, а в ларьке неподалёку прихватил цветы.

Уже темнело, но Себ решил, что, раз точного времени ему не назвали, значит, цель никуда не денется.

Возле общежития он снял капюшон и принялся ждать. Ему не нужны были одинокие девушки, которые могли бы позавидовать потенциально более счастливой соседке (и которые имели обыкновение рассматривать мужчин слишком пристально), не нужны были и одинокие парни. Он дожидался компанию, и всего через полчаса ему повезло.

Пятеро человек шли, болтая без умолку, двое парней обнимали своих девушек, а третий брёл чуть позади, пошатываясь. Все они явно как следует выпили.

«Повезло, что не начались каникулы», — подумал Себ и привлёк внимание группы неуверенным: «Простите, пожалуйста». Он должен был сделать всё так же, как тогда. И плевать, что в двадцать два это казалось элементарным.

— Чего тебе, приятель? — спросил самый высокий из парней.

— Привет, — Себ улыбнулся, — мне неловко, но я бы хотел попросить вас о помощи.

Девушки переглянулись, явно отметили цветы и тихо зафыркали. Себ притворился, что не заметил.

— Ну, чего там?

— Вы ведь отсюда? Из этого общежития? — Конечно, да, был ответ. — У меня здесь живёт девушка.

— Посторонним в комнаты нельзя, — заметила девушка, чуть отстраняясь от своего приземистого лохматого спутника.

— В комнаты? — Себ улыбнулся. — Я и не собираюсь. В правилах, я уверен, ни слова про крышу.

Студенты рассмеялись в голос.

— Чувак, там холодно!

— Я облажался, — пожал плечами Себ, — уехал на её день рождения по работе, а она обиделась. Сказала, — кажется, ещё никогда он так вдохновенно не врал, — и не подумает выходить из общежития. Но, вы сами понимаете, крыша находится прямо в общежитии. То есть технически она из него… — его слова потонули в хохоте.

— Повезло ей! — выдохнула та девушка, которую обнимали. — А тебе вот лень в кино со мной сходить! — и она ткнула своего парня локтем в бок. — «Я уста-ал, я уста-ал».

— Ну, ладно тебе! — пробормотал он в ответ. — Сходим.

Себ изобразил понимающую улыбку, а вторая девушка спросила:

— Она у тебя где учится?

На самом деле, это стоило погуглить заранее, но, к счастью, кое-что об университете Вестминстера Себ знал.

— На архитектурном. Её зовут Энн.

Потому что Энн и правда как-то говорила о здешней магистратуре.

— Жаль, не знаю, — вздохнула девушка.

— Пошли, покажу, как подняться на крышу, — заметил лохматый парень, — там ключ припрятан, но все знают, где искать. Не ты один такой умный.

— Я ваш должник. С меня пиво.

— Спорим, он об этом забудет минут через пять? — фыркнул высокий.

— Через десять, — возразила его девушка, — если Энн будет дуться и выйдет не сразу.

— Если она тебя пошлёт, стучись в комнату двенадцать/ девяносто. Но тогда с тебя пиво, — добавил лохматый.

Через десять минут Себ уже стоял согнувшись на крыше.

Снизу слышались шаги уходящих студентов. Немного подождав, он запер дверь снаружи и подошёл к северо-западному углу. Постелил плед — раз уж он так удачно оказался у него в руках, не стоило мёрзнуть напрасно. Вино и цветы отложил в сторону, нужно будет потом их забрать.

Азарт схлынул, и Себ приступил к работе, закрепил ложе, установил винтовку на сошки и вставил магазин. Положив рядом бинокль, Себ занял удобное положение и набрал Клауса, но не дозвонился, в трубке что-то щёлкнуло.

— Умница, — пропел Фоули. — Сегодня вас двое, мальчики. Себастиан, четвёртый этаж, свет в окнах. Будешь вторым. Первый… — Фоули рассмеялся, — я сниму с тебя кожу по лоскутам, если ты сделаешь это снова. Нет, не фигура речи, — что-то в его тоне подсказывало, что Фоули способен на такое. — Второй, — он хмыкнул, — даже не думай. Чтобы промазать, тебе нужно выпить что-то серьёзнее «Сэнт-Питерса».

Какого чёрта? Как он узнал?

За указанными окнами шла тусовка для богачей. Дамы в платьях и меховых накидках и мужчины в смокингах ходили группками, о чём-то разговаривали. Все пили шампанское из бокалов на высоких ножках, ели маленькие закуски, разложенные на нескольких застеленных скатертями столах и явно радовались жизни.

Спустя двадцать минут гости торопливо собрались вокруг большой подарочной коробки, которую вкатили на тележке. Она стояла у окна, так что Себу было отлично видно и коробку, и нетерпеливые лица гостей. Кто-то хлопал, кто-то поднимал бокалы. Наверное, там играла музыка для атмосферы. Два официанта подошли к коробке и сдёрнули с неё крышку.

Все замерли, но хлопать не начали. Очень медленно из коробки поднялась девушка в костюме балерины. Покрутилась на одной ноге, демонстрируя стройные ножки под балетной пачкой и пояс смертника на талии. По взрывчатке скользнули красные точки лазеров. Тот, кто сегодня отвечал за световые эффекты, скорее всего, в жизни не держал в руках оружие или выпил куда больше, чем Себ — во всяком случае, точки хаотично подёргивались и перемещались с места на место. Это было бы очень смешно в другой момент. Крутая идея. Так можно и напугать, и не выдавать реального местоположения стрелка.

После минуты оцепенения началась паника. Две женщины кинулись к двери, задёргали ручку. Мужчина бросился к окну, прижался лицом к стеклу, другие роняли бокалы, беззвучно кричали, но тут же резко, словно по команде, замерли. Один из гостей вышел на середину комнаты и опустился на колени. Балерина пробежала по комнате, без труда открыла дверь и, сделав ещё один пируэт, исчезла. Красные точки пропали. В наушнике раздался сухой голос Фоули:

— Шоу окончено. Простите, мальчики, сегодня вышло скучно. Второй, хорошая позиция, но сработано топорно, — и сбросил вызов.

Что бы Фоули ни говорил, Себ не чувствовал никакого разочарования из-за того, что вечер вышел «скучным». Скорее, его это радовало. Да и пиво выветрилось окончательно.

Александр Кларк: 1

«Ваш новый фильм называют „скандальным“ и „шокирующим“, как вам эти эпитеты? Может, подберёте свои? — Как насчёт „жизненный“ или „правдивый“? Не могу ничего поделать с тем, что жизнь скандальна и временами шокирует, извините. Это в ведении господа бога». Из интервью на CNN

Александр Кларк не любил свою лондонскую квартиру особой нелюбовью. Он признавал её достоинства, но в то же время считал душной в сравнении с семейным поместьем, где он чаще всего проводил зиму, и тем более — со свободой путешествий во время съёмок и пиар-кампаний.

Квартира на Ратленд-гейт перешла к нему по наследству от дяди. Тот обладал прекрасным вкусом, и Александр так и не решился с его смерти поменять хоть что-то. Викторианской эпохи кровать под балдахином всё так же стояла в спальне, а небольшую гостиную делали визуально ещё меньше три разномастных кресла в вязаных чехлах.

Вступив в наследство, Александр разве что завёз удобное компьютерное кресло в кабинет, проследил, чтобы в гостиной на правильном уровне развесили колонки, и усадил на рабочий стол Мишель.

Лучший друг, Мэтт, звал квартиру «барахолкой» и «складом хлама». И, глядя его глазами, Александр признавал справедливость этих характеристик. Тем не менее он едва ли позволил бы минималисту-Мэтту выбросить хоть одно кресло или заменить хоть один из сервизов на однотипную бездушную керамику из «Икеи».

Александр находил квартиру уютной, и всё-таки не любил. Возможно, дело было не в интерьерах, а в том, что чаще всего он останавливался в Лондоне, когда ожидал выхода нового фильма на большие экраны.

— Александр?

Очень медленно, неохотно он сфокусировал взгляд на Елене.

Это было чудо, что она вырвалась к нему сегодня, отложила все свои дела, наверняка государственной важности, подвинула все встречи, чтобы провести с ним пару часов. И конечно, они оба понимали, почему она пошла на такие жертвы.

— Я в порядке, правда, — улыбнулся он, — ты знаешь, это просто хандра. Она пройдёт.

— Знаю, — ласково сказала Елена, и её лицо осветила искренняя улыбка.

— Сиди так, — попросил Александр, дотянулся до блокнота и несколькими движениями карандаша попытался захватить этот образ. Но он рассыпался.

Елена была единственным человеком, кого он не мог нарисовать, сколько ни пытался. Он тщательно зарисовывал её короткую стрижку, уверенную линию челюсти, крупные глаза, строгие, тяжёлые надбровные дуги и жёсткий контур губ, привыкших отдавать приказы. Но даже очень точная передача всех черт на бумаге отнюдь не делала рисунок Еленой, а ту самую суть, смысл, он не мог уловить.

— Уже можно? — засмеялась она, когда Александр недовольно закрыл блокнот.

— Даже рисовать не могу. Ненавижу это чувство, — он запрокинул голову на высокую мягкую спинку кресла.

— Всё пройдёт, — сестра накрыла его пальцы широкой мягкой ладонью. — Всё будет хорошо.

— Помнишь этот момент из «Реальной любви»? Эмма Томпсон говорит с Хью Грантом. «Что сделал сегодня мой брат? Заступился за честь своей страны. Что сделала я? Голову омара из папье-маше». Вот я чувствую себя как человек, сделавший голову омара.

— Ошибки, ошибки… Эмма Томпсон говорит с Аланом Рикманом. Я вряд ли стану премьер-министром, — покачала головой Елена, — а ты сделал не голову омара, а фильм, который критики The Guardian назвали «гениальным», а The Sun — «открытием года». И что ещё будет после премьеры…

Александр снял очки и потёр глаза пальцами. Он никогда не читал рецензии на свои фильмы, но кто-нибудь время от времени всё-таки сообщал ему о том, что они существуют.

— Сколько бы я ни бился, — проговорил Александр, скептически разглядывая стакан с соком, к которому так и не притронулся за почти час разговора, — насколько бы ни оттягивал премьеру, каждый раз одно и то же. Пока я смотрю фильм на монтаже и на предпоказах, я его как будто не вижу. Всё равно, что пытаться разглядеть свою почку. Но стоит ему выйти на экраны, и всё. Он перестаёт быть частью меня. И тогда я смотрю его и понимаю, каким он должен быть на самом деле. А то, что получилось, всегда оказывается пошлой жалкой пародией.

— Это твоей пародии пророчат «Оскар», — заметила Елена.

— Не показатель. Если что, я всё равно откажусь от номинации.

— Почему?

— Мне не нравится курс, которым идёт Гильдия кинокритиков. Не хочу участвовать в премии, критерии которой мне… — он бы сказал, что неясны, но правдивее было бы: слишком уж ясны. — Ладно, неважно.

Он знал, что меньше всего Елене интересно слушать про закулисные игры кинобизнеса.

— В таком случае, если этот фильм — жалкая пародия, то боюсь, что оригинал свёл бы мир с ума. Официально выражаю тебе благодарность за то, что бережёшь страну от массового помешательства.

Александр засмеялся и спросил:

— Неужели посмотрела?

— Отрывками, — несколько виновато призналась Елена. — Если у меня выдастся выходной, запрусь в комнате с телевизором, твоими фильмами и… — она щёлкнула пальцами, — ведром попкорна.

Им обоим было очевидно, что этого не произойдёт, как минимум до тех пор, пока в Британии существует терроризм, а следовательно, требуется принимать меры по противодействию ему.

Елена бросила короткий взгляд на маленькие золотые наручные часики и вздохнула. Александр поднялся, не дожидаясь её речи, полной извинений.

— Я ценю, — произнёс он искренне, подавая сестре руку, — что ты нашла для меня время.

Елена встала тяжеловато, поворчала на низкое кресло, а Александр охватил внимательным взглядом её фигуру. Ему не нравилось, что она прибавляет в весе. Плюс двадцать футов за последние три года, и это при том что, он знал, Елена не пренебрегает советами своего диетолога, да ещё и находит время на спортивные занятия.

— Я жирная, и мне не требуется твоего мнения по этому поводу, — ворчливо сказала она.

— Ты прекрасно выглядишь, — ответил Александр, не сильно погрешив против истины.

Она едва ли могла бы покорить модельный подиум, но выглядела как человек, способный править миром. Как на вкус Александра — это куда важнее.

— А ты безбожно врёшь. Прости, мне, правда, пора.

Коротко обняв его (для чего Александру пришлось сильно наклониться), Елена достала из объёмной сумки записную книжку, пролистнула её и объявила:

— В субботу обед, родители ждут, я пришлю за тобой машину. Дальше… Пожалуйста, будь аккуратным. Никаких сомнительных связей, никаких… — она вздохнула, — непроверенных девушек. И никакой депрессии, ясно?

— Непроверенная девушка помогла бы предотвратить депрессию, — шутливо отозвался Александр.

За столько лет он привык к этим нотациям и знал, что Елену они успокаивают. Будь её воля, она, наверное, приставила бы к дверям квартиры пару телохранителей, а внутри понавешала бы камер, но, к счастью, понимала, что это не та мера, которая встретит понимание у Александра. Ему было достаточно того, что юристы его студии сидят у Елены на второй зарплате, а лондонская домработница пишет ей электронные письма дважды в неделю.

— Всё будет хорошо, — пообещал он.

— И поешь.

— Мэтт проследит, — пожал плечами Александр.

— Вот и чудесно, — отозвалась Елена.

Неторопливым, полным достоинства шагом она покинула квартиру. Александр запер дверь, опустился в кресло, ещё тёплое от её тела, закрыл глаза и подумал, что нужно и правда что-то поесть. Неделя до премьеры и две после всегда были тяжёлыми. Но это не значит, что можно перестать есть. Домработница варила ему несолёный рис, он точно не доставит проблем. И, возможно, стоит добавить пару ломтиков лёгкого сыра?

Преодолевая внутреннее сопротивление, Александр всё-таки пошёл на кухню и соорудил себе простой перекус. Потом сделал ещё одно небольшое усилие и договорился сам с собой на чай.

Глава 3

Новое задание было поздним вечером. Себ наблюдал за встречей в бывших доках в районе Ньюхэм. Под фонарём на парковке с раздолбанным асфальтом стояло два совершенно одинаковых серых «Форда Мондео». Они отличались только номерами, в остальном же были полностью идентичны — вплоть до полосатых чехлов на передних сиденьях.

Впервые во встрече участвовали Клаус и Фоули одновременно. Причём Фоули был абсолютно неузнаваем — он не кривлялся, не манерничал, а молчал и вёл себя так, словно опасался и Клауса, и третьего участника — высокого нервного блондина. И одет был не в костюм, а в какую-то потёртую джинсовку, ещё и кепку нахлобучил.

Себ не мог даже предположить, о чём там идёт речь, но по привычке всё равно крутил в голове бессмысленные диалоги. Вот, сейчас блондин, слегка стукнув по капоту ближней к нему машины, взмахнул руками. «Мне нужна именно эта!» — наверное, воскликнул он. Клаус не шевелился и руками не махал, ещё и стоял спиной к Себу, так что увидеть, открывает ли он рот, было нереально. Но должно быть, он ответил: «Они совершенно одинаковые, мистер. Можете убедиться». Да, он сказал что-то в этом роде, потому что блондин обошёл вторую машину, открыл багажник, посмотрел в него, кивнул и вернулся. Фоули подбежал и закрыл багажник обратно. Клаус вытащил ключи из кармана.

Вне фокуса, справа, мелькнуло белое. Себ быстро перевёл взгляд и увидел женщину в светлом костюме. Она замерла на краю парковки.

— Клаус, — сказал Себ в микрофон, — на три часа от тебя. Кто это?

— Чёрт, — выругался Клаус. Блондин вздрогнул и повернулся к женщине спиной, как будто боясь, что она увидит его лицо. Фоули вроде бы нервно оглянулся — и посмотрел точно туда, где было укрытие Себа.

— Убери её, — велел Клаус.

Женщина, кажется, пыталась понять, идти ей дальше или бежать прочь, но Себ не дал ей времени на принятие решения, снимая одним чистым выстрелом. Блондин дёрнулся от громкого звука, подскочил и уставился на Клауса с выражением ужаса на лице. Клаус покачал головой. Блондин сел в ту машину, в которую, похоже, и нужно было, и уехал.

Клаус спросил о чём-то Фоули. Может, «что делать с трупом, сэр?». Фоули снял кепку и пригладил волосы. Махнул Клаусу на оставшийся «Форд» и явно приказал уезжать. Спустя минуту второй автомобиль покинул парковку. Когда наступила тишина, Фоули снова посмотрел в сторону Себа и поманил его пальцем.

Себ аккуратно собрал винтовку. С «М-24» они были вместе уже пять лет, и она по праву заслуживала звания лучшей винтовки в мире: тихая, меткая и послушная. И компактная. После сборки она помещалась в небольшой чехол, со стороны похожий на сумку с какими-нибудь ракетками или другими спортивными снарядами. Закинув чехол на плечо, он спустился.

Фоули стоял, сунув руки в карманы, и покачивался с пятки на носок, кивнул и жестом потребовал следовать за собой. Бросив короткий взгляд на труп и понадеявшись, что Фоули или Клаус о нём позаботятся, Себ последовал прочь от парковки, на плохо освещённую широкую улицу, засаженную хилыми деревьями.

В какой-то момент Фоули перехватил болтающийся на запястье крест и начал крутить его в пальцах. Потом спросил:

— Жалобы? Эмоции? Отпуск для поправки душевного здоровья?

— Что? — переспросил Себ.

Фоули замедлил шаг и посмотрел на него с интересом. Себ поёжился под взглядом его светлых, даже как будто светящихся в темноте глаз.

— Почему тебе не жаль её? Она ведь была хорошенькой. Глупая девочка, которая просто заглянула не туда.

Тут до Себа дошло, что Фоули имеет в виду.

— Клаус приказал — я выстрелил, — ответил Себ. — Я солдат, а солдаты не обсуждают приказы, сэр.

— Джим.

— Джим, — согласился Себ.

Фоули цокнул языком, кивнул своим мыслям и отвернулся. За следующие полчаса пути он не произнёс ни слова. Они пересекли автостраду, пару раз свернули в проулки, а потом вышли на широкую улицу, где ещё даже сохранялось какое-то движение. Фоули указал пальцем на юго-запад:

— Тебе туда, — а сам развернулся и пошёл строго в противоположную сторону, продолжая играть с распятием.

Себ поймал такси почти сразу. В мыслях крутились события вечера. Он не переживал из-за выстрела, но это не означало, что он не думал о нём. Фоули ошибся. Ему было жаль девушку, которая зря зашла на пустую парковку. Но был приказ и была осознанная необходимость выстрелить. Он это сделал. К счастью, ему никогда не снились по ночам убитые — иначе он, наверное, сбежал бы из Афганистана ещё в две тысячи втором.

***

На следующий день ему никто не писал и не звонил — а Себ не отказался бы от срочного задания. Однако его не было, а значит, не было повода отменить неприятную встречу.

Себ провёл ладонью по ёжику волос, поправил галстук, поддёрнул рукава пиджака, который, кажется, стал маловат в плечах, бросил на отражение недовольный взгляд и вышел из дома.

На обед к Эмили он ехал несколько заранее, наплевав на все правила приличия. Ему просто хотелось побыстрее с этим покончить. И даже при том, что он сам придумал устроить этот обед, участвовать в нём не хотелось.

Его успокоила бы быстрая езда. Но кто бы сумел ехать быстро в Лондоне в половине четвёртого после полудня в субботу! «Форд» едва тащился по пробкам, пару раз Себ нарушил, чтобы проскочить очередной затор, но на среднюю скорость движения это не сильно повлияло. Радио он выключил — раздражало. Начал постукивать пальцами по рулю. Поймал себя на этом — и немедленно прекратил. Внутри будто бы что-то зудело и ворочалось. Мелькнула бредовая мысль бросить машину на любой парковке (только попробуй найди её) или просто на тротуаре и пойти пешком.

Зачем ему вообще сдался этот обед?

«Ради Сьюзен», — напомнил он себе. Он делает это ради Сьюзен. Поэтому приедет сейчас домой к Эмили, будет жать руку её новому парню, травить анекдоты и вести себя дружелюбно.

Сьюзен важно увидеть, что он ободряет выбор её матери, и главное, что появление Джексона Уилшира ничего не изменит и не испортит в их отношениях.

На стадии планирования всё было отлично, а теперь Себ с трудом боролся с непонятным глухим раздражением. Он даже не мог точно сказать, что его злит: не ревность же, в самом деле?

Выворачивая к дому Эмили, Себ понял, что вспотел. Почти час в дороге, нервы и плохое настроение сделали своё дело. Оставалось надеяться на дезодорант.

Какое ему вообще дело, что о нём подумает Уилшир?

Дверь дома открылась, и на улицу выскочила Сьюзен. Все неприятные мысли, волнение и раздражение тут же исчезли. Себ улыбнулся, ощущая, как внутри разливается тепло, вышел из машины и подхватил Сью на руки.

— Пап, — шепнула она, — давай уедем, пожалуйста?

— Что случилось, принцесса? — спросил Себ с тревогой, опуская Сью на землю.

Она была одета в симпатичное розовое платье, но лицо покраснело, а на щеках виднелись дорожки слёз.

— Не стану я с ним обедать, — резко заявила Сью, — зачем она вообще это придумала?

— Мама?

— Терпеть её не могу.

Тяжело выдохнув, Себ заблокировал двери машины, протянул Сьюзен руку, и они неторопливо пошли вокруг дома.

— Я это плохо сказала, да? — после долгой паузы уточнила Сьюзен. — Про маму?

— Плохо, — согласился Себ.

— Просто меня бесит Джексон. Зачем он ей? Почему она не может снова жить с тобой? Ты же вернулся и теперь не уедешь…

Это было очень сложно. Себ дорого дал бы за возможность вернуться в прошлое, когда Сьюзен задавала пусть каверзные, но не такие острые вопросы.

— Помнишь, — начал он, подыскивая слова и разглядывая ухоженные клумбы Эмили, — мы говорили про развод?

— Угу, — кивнула Сьюзен, — ты сказал, я маленькая и не всё пойму. Уже не маленькая.

— Ещё какая большая, — хмыкнул Себ, и Сьюзен тут же недовольно наморщила нос. — Когда мужчина и женщина влюбляются друг в друга настолько, чтобы пожениться, они думают, что будут вместе всю жизнь.

— Вы тоже думали?

Маршрут вокруг дома оказался слишком коротким, но Себ решил, что они могут его повторить.

— Да, думали. Но потом оказалось, что мы очень разные. Мы мало виделись друг с другом из-за моей работы. Мама хотела бы, чтобы мы встречались чаще, чтобы я жил дома постоянно. А я не хотел бросать работу. И в конце концов…

Себ не случайно опасался этого разговора. Дело в том, что, зная Сьюзен, легко было предположить закономерный вопрос. Что-то вроде: «Если ты перестал любить маму, значит, перестанешь любить и меня?». И он всё никак не мог подобрать объяснения, почему этого никогда не произойдёт.

— Вы развелись, — мрачно подвела итог Сьюзен. — Пап, я всё думаю, — она крепче стиснула его ладонь и, конечно, озвучила тот самый больной вопрос.

Себ обнял её за плечи и поцеловал в макушку.

— Нет. Тебя я буду любить всегда. Бывают разные виды любви. Мы можем развестись с мужем или женой, но нельзя перестать любить своего ребёнка.

Сьюзен наклонила голову и спросила хитро:

— Даже если он очень-очень плохо себя ведёт?

— Даже в этом случае. Правда, — Себ добавил с нажимом, — эта любовь отнюдь не мешает родителям наказывать своих детей, особенно если они очень-очень себя плохо ведут.

Сьюзен заливисто рассмеялась, а Себ спросил:

— Идём на обед? Нас уже ждут.

Как ни странно, возражений не последовало, и они вместе вошли в дом. Впрочем, ни задержаться в гостиной, где уже был накрыт стол на четверых, ни толком поздороваться с Эмили Сью не дала, потащив Себа к себе в комнату, смотреть новые рисунки. Она с раннего детства любила рисовать, но в последнее время у неё стало получаться совсем хорошо. Как минимум у Себа не возникало ни малейших сомнений, что именно изображено.

— Это вчерашний, мы с мисс Кларенс ходили к пруду.

Себ взял акварель и внимательно изучил. В прошлом году Сьюзен то и дело промахивалась с размерами предметов, а теперь на рисунке была совершенно правильная, как он мог судить, перспектива. И в воде отражались облака. Сам бы он так не нарисовал.

— Здорово! — искренне сказал он. — Мне нравится.

— Хочешь, я тебе его подарю? Хотя нет, — Сьюзен забрала лист бумаги, — я тебе нарисую другой, лучше.

— Буду ждать.

Они убрали рисунки по местам и, когда прозвенел дверной звонок, спустились вниз.

Джексон обнаружился в гостиной. Он робко стоял возле стола, сунув руки в карманы брюк. Высокий, худощавый. Тёмные волосы длиннее, чем на последнем фото: слегка прикрывают уши. Лицо узкое, с гладким подбородком.

Он широко улыбнулся, вытащил руки из карманов, протянул одну Себу и сказал торопливо:

— Привет! Я Джексон. Джексон Уилшир. Привет, Сьюзен, как дела?

— Себ, — представился он, пожимая протянутую руку, и слегка надавил на плечо Сьюзен. Поняв намёк, она ответила недовольно:

— Привет.

— Я… очень рад познакомиться, очень. Себ — это от Себастиана, да?

— Просто Себ.

Время от времени Себ подумывал задать маме вопрос, что именно заставило её выбрать это жуткое километровой длины имя для своего сына, но как-то к слову не приходилось. Зато он сделал то, что было в его силах: отрезал от этого имени столько лишних букв, сколько получилось.

— Сьюзен постоянно о тебе говорит, — продолжил Джексон. — Ты военный, да?

— Уже нет, — отозвался Себ суховато, — работаю в охране.

— А где служил?

— На войне! — заявила Сьюзен. Джексон засмеялся, но слегка натужно.

— Учитывая обстановку семейного обеда, — чуть улыбнулся Себ, — давай остановимся на этом исчерпывающем ответе. А ты чем занимаешься?

Из досье, конечно, Себ знал, что Джексон — стоматолог, что у него частная практика и свой кабинет, пусть и не на Харли-стрит, но неплохой и доходный. Но светить этими знаниями не собирался.

— Стоматолог.

— Полезное знакомство, Сьюзен, — заметил Себ, — у тебя сколько зубов ещё не выпало?

Сью посчитала:

— Три.

— Как минимум три раза Джексон сможет тебе помочь.

— Обязательно помогу! — с энтузиазмом заверил её Джексон. — Да и тебе, Себ. Будет нужно — обращайся, сделаю скидку.

— Ну, если скидку…

— Дорогие мои, за стол. Я одолела индейку!

Эмили внесла блюдо, на котором лежала крупно порезанная индейка с аппетитной корочкой. Джексон тут же засуетился, перехватил блюдо, помог поставить его на стол, уронив пустой стакан, и все сели на места. Сьюзен решительно устроилась между Себом и Эмили, напротив Джексона, и кидала на него недовольные взгляды.

— Алкоголь не предлагаю, — проговорила Эмили мягко, — но есть отличный морс.

Себ потянулся к графину — разлить — и столкнулся с рукой Джексона. Логично. Если он переберётся к Эмили, то будет хозяином в этом доме.

— Извини, — Себ убрал руку, и Джексон налил всем морса, потом положил индейки и сел на место. Пальцы у него подрагивали, и Себ понадеялся, что в стоматологическом кабинете он ведёт себя увереннее.

Но, не считая этого эпизода, обед шёл мирно. Эмили сначала явно ощущала неловкость, но потом расслабилась и снова начала улыбаться обычной мягкой улыбкой. У Джексона перестали трястись руки. Сью всего пару раз отказалась отвечать на его вопросы, а сам Себ чувствовал себя здесь лишним.

— Па-ап? — Сьюзен коснулась его плеча.

— Что, принцесса?

— Мы сходим в зоопарк? Помнишь, ты обещал? — и бросила на Джексона хитрый взгляд.

Себ быстро разгадал, что тут произошло. Он не обещал Сью никакого зоопарка, зато туда предложил пойти Джексон. И она теперь сообщала: «Видишь, ты мне не нужен, даже в зоопарк меня может сводить папа».

Хотелось сделать вид, что он ничего не понял, и ответить: «Хоть завтра». Но, чёрт, это было бы очень неправильно по отношению к Эмили и Джексону.

— Что-то не помню я про зоопарк, — произнёс он. — И знаешь, я его не очень люблю. Все эти тигры в клетках…

— Я обожаю зоопарк! — радостно сообщил Джексон. — Хочешь, сходим завтра вместе, Сьюзен? Эмили, ты с нами?

Прежде чем Сью успела категорически отказаться, Себ вставил:

— Мне нравится этот план. А мы с тобой через выходные поедем смотреть оленей. Без клеток. Что скажешь?

— Ладно, — буркнула она.

После мороженого на десерт Сьюзен ушла к себе, и атмосфера в гостиной снова стала неуютной. Эмили и Джексон перебрались на диван, Себ сел в кресло, закинул ногу на ногу и понял, что сказать ему нечего.

Эмили разглядывала маникюр, Джексон заинтересовался обивкой дивана. Впрочем, именно он первым нарушил тишину и спросил:

— Значит, ты в охране? Не стал спрашивать подробности при Сьюзен, понимаю, ей это ни к чему. Чем именно занимаешься? Если это не секрет, конечно, — он улыбнулся и развёл руками. Дружелюбие буквально хлестало из него. А ещё он сидел очень близко к Эмили, не пытался лапать её, но как бы держал в своём поле, в личном пространстве. Очень интимно.

— Никаких секретов, — отозвался Себ, чуть отведя взгляд. — Работаю в корпорации, сопровождаю босса на встречи. Играю мышцами и всё такое.

— Я думал, там предпочитают бугаев, — фыркнул Джексон.

— Мой босс предпочитает результат.

— Я рада, что ты вернулся, — произнесла Эмили. — Не думала, что ты решишь осесть в Британии. Мне казалось…

— Я уже староват для армии, — с деланным равнодушием сказал Себ и повторил то, что говорил уже несколько раз разным людям: — Начинаю тянуться к мягкой кровати и горячему душу.

— Да уж, понимаю, — засмеялся Джексон, а Эмили посмотрела пристально и сказала:

— Забавно, как с возрастом меняются люди. В двадцать пять ты говорил, что у тебя есть призвание, единственный талант и ты не собираешься его зарывать… Впрочем, я рада, что это в прошлом.

— Что за талант? — тут же заинтересовался Джексон, а Эмили совершенно спокойно сообщила:

— Он снайпер какого-то там очень высокого класса. Один из лучших в британской армии.

— Ух ты! — восхитился Джексон, как будто ему рассказали, что Себ лучше всех в Британии… ну, скажем, строит дома или вышивает крестиком. Это было даже ненормально — испытывать такой восторг, учитывая род деятельности, о котором они говорили. — Ты выступал на соревнованиях? — а, вот теперь понятно.

— Нет, не выступал, — Себ поймал его взгляд и сказал прохладным тоном: — Чтобы снять эти вопросы в будущем: в армии снайпер не поражает гонги на больших расстояниях на скорость. Лучших оценивают по другим критериям.

Джексон сглотнул, перевёл взгляд за окно и объявил, что погода сегодня прекрасная.

Если бы существовал прибор, который меряет неловкость беседы, он бы пищал без остановки, а показатели бы зашкаливали.

— Себ, я хотела спросить… — Эмили поёрзала на диване. — Мы с Джексоном планируем в начале сентября на неделю уехать в отпуск. Ты не мог бы присмотреть за Сьюзен? Днём она с няней, никаких сложностей. К тому же начнётся учёба…

— Без проблем, — тут же согласился Себ. — Позвони мне потом, скажи даты.

Оставалось надеяться, что Фоули не придёт в голову куда-нибудь его послать.

— Спасибо! Я бы взяла её с нами, но школа…

А ещё восьмилетний ребёнок не очень способствует романтике, ага. Себ отлично понимал.

— Ладно, мне пора. Завтра…

— Работа, да?

Вообще-то, нет, но именно это он и хотел сказать.

— Точно. Джексон, рад знакомству. Удачи в зоопарке.

«Я тоже очень рад», «спасибо, что пришёл», «звони», — и прочее в том же духе. Простившись с ними, Себ поднялся к Сьюзен, ещё немного посидел с ней, послушал о жизненных неурядицах героини какого-то мультика и ушёл.

Всё прошло хорошо. Но больше дом Эмили не казался ему домом.

***

Клаус дважды вызывал Себа в охрану на деловые встречи и один раз отправил приглядывать за «Хаммером» без номеров. Себ сорок минут держал его под прицелом, но наушник так и не отдал команду стрелять, и «Хаммер» благополучно скрылся за поворотом. А потом наступило затишье — внезапно и Клаус, и Фоули пропали, не было ни звонков, ни сообщений, ни заданий.

Себ понял, что буквально вешается со скуки. Он никак не мог хоть чем-то забить свободное время. Как-то он зашёл в строительный магазин, купил штукатурку, пять вёдер краски, инструменты и выкрасил стены и потолок. Теперь в комнате было чисто, свежо, но воняло краской. С цветом он, кажется, промахнулся. Выбрал бежевый, а вышел какой-то буро-коричневый, под цвет запылённого грязного брезента. Зато белый потолок получился отлично.

Следом Себ приобрёл кровать. Надоело уже говорить всем про неё, а спать на раскладном диване.

После этого ещё сутки он провалялся в кровати, открывая для себя давно забытые грани наслаждения физическим комфортом. Смотрел телевизор. Провёл тщательную ревизию интернета и отобрал целую папку подходящей порнухи — пока на просмотр не очень тянуло, похоже, он перебрал этого добра на неделе после возвращения в Британию. Но пусть лежит, запас карман не тянет.

Когда в пятницу позвонил Грег и спросил, не хочет ли он выпить пива, Себ подскочил с новой кровати как по сигналу тревоги.

— Со мной тут пара ребят из отделения, — продолжил Грег. — Не возражаешь?

Себ не возражал бы, даже скажи Грег, что с ним пара маньяков и Джим Фоули собственной персоной.

Полицейские заняли их с Грегом любимый угловой столик и придвинули к нему ещё один. Оказалось, что коллег с собой Грег привёл троих. В самом углу сидел полный лысый мужичок лет пятидесяти. У него была добродушная широкая улыбка и старомодные усы щёткой. Рядом с ним приткнулся неприметный парень с коротко стриженными светлыми волосами. Он обжёг Себа очень внимательным взглядом и первым протянул руку, бросив отрывисто:

— Пол Брэндон.

— Кристофер Рич, — помахал полный мужичок, чтобы не тянуться через стол.

— Джоан Вуд, — рука Себа оказалась в крепкой хватке молодой женщины с очень короткими чёрными волосами и резкими чертами лица.

Стоило Себу сесть за стол, как его просветили: собрались они не просто так, а по поводу.

— С повышением, детектив-инспектор! — объявила Джоан, и остальные подняли бокалы. Себ присоединился к бурным поздравлениям, от которых Грег засмущался.

— Я всегда говорил, что он далеко пойдёт, — пояснил толстяк-Кристофер. На полицейского он не очень-то походил, но по паре фраз Себ разобрался, что он судмедэксперт, а потому быстро бегать ему не обязательно, главное — работать как следует головой и руками.

Джоан теперь стала напарником Грега, а Пол возглавлял их команду.

— Что, Себ, не желаешь в полицию? — спросил Пол на второй пинте. — Тут недобор крепких и башковитых ребят.

— Нет, спасибо, — Себ салютовал ему бокалом, — я уже попробовал, с меня хватит.

— Попробовал? — удивилась Джоан.

Грег и Себ переглянулись — и новоназначенный детектив-инспектор пустился вспоминать эту историю тринадцатилетней давности.

— Мы начинали вместе на курсах. У этого парня, — он с обвинительной интонацией в голосе ткнул пальцем Себу в грудь, — отличная память. А как он с цифрами обращался — это надо видеть, — он хитро прищурился и спросил: — Себ, девятьсот сорок семь на триста четырнадцать?

— Эм… — Себ сдавил переносицу. Он, конечно, хорошо считал (в том числе поэтому и стал хорошим снайпером), но не после пива же? — двести восемьдесят… двести девяносто семь тысяч триста пятьдесят восемь.

— Джоан, проверь! — велел Пол. Джоан полезла за телефоном, потыкала кнопки и объявила:

— Верно! — и тут же сообщила: — Вы сговорились! Жульничество!

— Прости, Себ, — Грег развёл руками, очевидно, не испытывая ни капли сожаления.

Себ проворчал:

— Как всегда… — потому что, действительно, этот номер повторялся далеко не в первый раз.

— Я проверю! — решительно сказала Джоан. — Шестьсот сорок пять на четыреста восемьдесят. Восемьдесят два.

— Триста десять тысяч… эм… восемьсот девяносто, — посчитал Себ, и после проверки на калькуляторе было единогласно решено выпить.

— Эй-эй, — напомнил Кристофер, — с этой арифметикой вы не дорассказали историю. Почему же этот математик не работает в Ярде?

Грег, хлопнув себя по лбу, вернулся к теме:

— У него было отличное будущее в полиции! Как думаете, что его напугало? — он сделал драматическую паузу. — Бумаги. Этот сукин сын сбежал, когда понял, сколько придётся вести отчётности.

После нескольких секунд молчания грянул громовой хохот, который подхватил и Себ. Честное слово, он не жалел о том, что сбежал с курсов. Он и пошёл на них просто так, сам не зная, чем хочет заниматься. Выбрал, потому что «полицейский — это уважаемо», по мнению мамы, и потому что «должна быть мужская профессия», по словам папы. И потому что его задолбало подрабатывать непонятно где и кем: то официантом, то грузчиком, то продавцом. Хотелось заняться чем-то серьёзным.

— Может, и не прогадал, — сказал Кристофер, отсмеявшись. — Зато вон, весёлый, здоровый и волосы все на месте.

— И даже без седины, — не без зависти заметил Грег. Пол и Джоан, у которых седины тоже не наблюдалось, переглянулись и пожали плечами.

Потом, конечно, начались рабочие истории. Привалившись к стене, потягивая пиво и хрустя картошкой, Себ слушал про найденного в Темзе выпотрошенного покойника и про загадочный глаз, который непонятно как вытащили у убитой недавно женщины, про «там так воняло, что я сам чуть не блеванул» и про «помнишь Рута, стажёра? Он тут у меня хлопнулся в обморок от отрезанных пальцев».

Был во всём этом определённый уют. Всё равно, что сидеть с ребятами на базе и трепаться о заданиях и вылазках, превращая каждую первую историю в анекдот.

— Прости, Себ, — в какой-то момент сказала Джоан, — профдеформация. У нас вроде праздник, а мы всё про трупы.

— Вы про работу, — пожал плечами Себ и заметил, что Джоан очень привлекательна. Не красива, боже упаси, какая уж тут красота с этими обрезанными волосами, с квадратной мужской челюстью и стойким запахом сигарет (она выходила курить чаще всех, уже раз пять). Но очень привлекательна.

Себ изучал её руки с длинными пальцами и короткими ногтями без лака, изящную шею, самый верх ключиц в вырезе бесформенной рубашки… Из остальных голосов её слышался отчётливее и ярче.

— Мои друзья обычно приходят в ужас, если я заговариваю о работе, — продолжила Джоан, разворачиваясь к Себу всем корпусом. Он тоже поменял положение и спросил:

— А муж? Тоже приходит в ужас?

— Я не замужем, — широко улыбнулась Джоан. — Профессия, знаешь ли, не располагает. А замуж за полицейского я в жизни не выйду.

— Почему? — Себ чуть приподнял брови. — Коллега бы тебя понял.

— И то немногое время, что я отдыхаю, тоже оказалось бы посвящено разговорам о работе? — она наморщила крупный нос с горбинкой, — Ни за что. А что насчёт тебя? Грег толком ничего не сказал, только что ты недавно вернулся в Лондон откуда-то из-за границы. Чем занимаешься?

Она немного понизила голос. Себ наклонился к самому её уху и сказал негромко:

— Вернулся с серии классных курортов: Афганистан, Ирак, Африка.

— Жаркие курорты, — так же тихо ответила Джоан, чуть наклоняясь к нему, и Себ втянул носом её запах: свежий пот, немного дезодоранта, сигаретный дым.

— Эй, Розочка!

Он вздрогнул, когда услышал оклик Грега, чем немало повеселил компанию.

— С этими всё ясно, — махнул рукой Кристофер и покачал головой с видом человека, который понял жизнь и разочаровался в ней.

— Джоан, я буду ревновать! — объявил Пол. Джоан показала ему кулак — крупный для женщины, но явно недостаточно внушительный, и Себ довольно отметил, что в этой компании на Джоан смотрят как на друга, напарника и «своего парня», несмотря на эти шуточки.

— Ревнуй, а мы потом посмотрим, как она тебя отделает в зале, — Грег выпил ещё пива и выругался, когда у него зазвонил телефон.

Пол картинно заткнул уши, и Себ тут же понял, почему: из трубки раздались бешеные крики. Покрасневший Грег вскочил из-за стола и вылетел на улицу, так что никто не успел вникнуть в содержание разговора.

— Жена не одобряет, когда он задерживается после девяти, — сочувственно пояснил Кристофер.

— Жена? Да это монстр, — содрогнулся Пол. — Я как собираюсь жениться — сразу на Грега смотрю и раздумываю.

Себ только головой покачал. У него были подозрения, что с браком Грега всё не очень ладно, но он не подозревал, что настолько.

Грег вернулся через пару минут, встрёпанный, и засобирался под сочувственные похлопывания по плечам. Без виновника торжества сидеть было уже не так весело, и вскоре домой засобирался Кристофер. Пол тоже поднялся, спросил Джоан, не подбросить ли её, но она сказала:

— Выпью ещё, идите.

Себ попрощался с обоими полицейскими, проследил взглядом за тем, как они вышли, и сосредоточил всё своё внимание на Джоан.

— Наверняка тебя об этом спрашивает каждый, но… Как ты оказалась в полиции? Да ещё и в отделе убийств и особо тяжких преступлений? — Себ положил одну руку на стол, другую — на своё колено, и чуть отклонился назад.

Ему нравилось смотреть на Джоан. На то, как она пила, говорила, на её жесты. Себ однозначно хотел её. Но липнуть к ней как прыщавый подросток на дискотеке не собирался.

— Это всё жажда справедливости, — ответила она спокойно, — и криминальные боевики. Бесконтрольный доступ к телевизору. Да и с физической формой у меня всё всегда было отлично, так что нормативы сдала без проблем. А ты? Как ты попал в армию?

— После провала с полицией не знал, чем заняться. Армия показалась хорошей идеей.

— Всё ещё служишь?

— Нет, теперь я скучный гражданский.

Ещё минут пять они болтали о разном: о гражданских, об учёбе и о прошлых выходных. Потом Джоан замолчала, какое-то время пристально вглядывалась в его лицо, причём без намёка на кокетство во взгляде, скорее так, словно планировала составить его фоторобот, и придя к какому-то решению, сказала твёрдо:

— У меня ненормальный кот и отвратительные соседи за картонной стенкой.

— У меня слегка воняет краской, зато крутая новая кровать, — в тон ей ответил Себ. — Кажется, вопрос решён.

Наступив на гордость Себа неженственными берцами, Джоан сама расплатилась за пиво, но позволила заказать такси.

Едва оказавшись рядом на заднем сидении, они принялись целоваться. Кто начал первым — не разберёшь, но, кажется, всё-таки Себ. Он крепко держал Джоан за плечи, впивался в её рот, наслаждался вкусом, запахом, уверенными прикосновениями её языка.

Это была самая долгая поездка на такси в его жизни. Стоило закрыть глаза — и представлялись картины, в которых было больше, чем можно позволить здесь, в чужой машине. Оказавшись на улице, одуревая от свежего ночного ветра, они ещё почти минуту стояли рядом, молча и неподвижно, а потом Себ снова притянул Джоан к себе. Она была ниже него на каких-то полголовы, и это было странно, непривычно, потрясающе хорошо.

До квартиры оставалось сто метров по улице и три лестничных пролёта, но чтобы их пройти, надо было расцепиться, разорвать поцелуй на сорок секунд, но на это не хватало силы воли.

— Себ… — выдохнула ему в рот Джоан, и это дало ему решимость остановиться.

— Мы близко… — прошептал он, прижимая её к своему боку.

Шатаясь как пьяные они поднялись по лестнице, Себ открыл дверь, закрыл и даже запер — и снова угодил в ловушку. Теперь надо было добраться до кровати, а для этого требовалось перестать прижимать Джоан к стене (высохла ведь уже краска, да?).

— Тихо… Стены покрашены…

Джоан хмыкнула, и наваждение как будто немного отступило, хотя перед глазами отчаянно плясали красно-чёрные круги.

Взлохмаченная румяная Джоан была невероятно красивой. Улыбаясь друг другу, они прошли в ванную и вымыли руки, Себ умылся и встряхнулся, пытаясь хоть немного вернуть себе трезвость мыслей (но куда там!), а Джоан принялась было приглаживать волосы, но тоже безуспешно.

— О да, — объявила она, когда они вошли в спальню, — кровать крутая.

— Позавчера купил, — зачем-то сказал Себ.

Она засмеялась, а он пояснил:

— Как вернулся, всем говорю, что в Британии наслаждаюсь душем и мягкой кроватью… А кровати не было. Диван только старый.

Джоан подошла к кровати и упала на неё, перекатилась, вытянулась и повторила:

— Крутая кровать. Присоединяйся.

— Подойду — и уже не встану, — честно признался Себ, не сводя с Джоан глаз. — Подожди минуту…

Презервативы он всё собирался купить, но так и не дошёл. Впрочем, у него был кое-какой запас.

— Я знаю двадцать способов применения презервативов из армейского базового набора. Сейчас мы добавим двадцать первый.

— Наши солдаты, правда, должны носить с собой резинки? — спросила Джоан, уже успевшая разуться и сбросить пиджак.

— Боже, храни королеву и тех, кто это придумал, — Себ вытащил из сумки несколько штук и бросил на подушку. — Очень кстати.

Он тоже снял ботинки и забрался на кровать. Поцеловал Джоан в шею, нашёл языком быстро пульсирующую артерию и осторожно облизал. Он снова пьянел, сходил с ума. Минуты адекватности забылись, от напряжения дрожали мышцы. Джоан сжала его плечи, потом забралась руками под футболку, а Себ принялся расстёгивать множество пуговиц на её рубашке и потёрся носом о ложбинку между полукружиями груди.

— Себ, — она прикусила мочку его уха, — Кем ты служил? Мне интересно.

— Я снайпер, — ответил он, а Джоан опять рассмеялась, утыкаясь ему в шею лицом и начиная расстёгивать пуговицу на джинсах.

— Меткий, да?

Себ подхватил её смех, который тут же превратился в судорожный вздох, когда Джоан осторожно сжала его член прохладными пальцами.

— Да уж не промажу, — выдохнул он сквозь зубы, отчаянно пытаясь совместить смех с поцелуем.

Александр Кларк: 2

Александр встал и застегнул оставшиеся две пуговицы на старой шерстяной кофте. Мэтт бросил на него сочувственный взгляд и спросил:

— Кофе? Одеяло?

— Переживу, нам осталось троих послушать.

Пока в студии было пусто, он объявил девочкам-ассистенткам десятиминутный перекур, и они тут же разбежались.

— Дай-ка, — он забрал у Мэтта пухлый блокнот, пролистал и открыл на нужной странице, — запусти мне вот этого.

Мэтт подошёл к камере и выбрал запись. Александр обхватил себя руками и наклонился к экрану. Взял наушник и попал на фразу: «Вы удивительно хороши собой, мистер Грей. Не хмурьтесь, это правда». Выдернул наушник и помотал головой. Нет, звучало в записи совсем не так, как он запомнил. А ведь ему понравился этот кандидат.

Он любил на пробах давать классику. Отрывки из сценария — не показатель. Он хотел видеть фактуру, подход к банальным словам, работу ума. Вложить новую мысль в цитату из книжки, зачитанной ещё в школе — вот задачка для актёра. По крайней мере, так он это объяснял Мэтту. Для себя у него был ещё один аргумент: прослушав сцену тридцать-сорок раз на кастинге, он начинал её ненавидеть, как бы она ни была хороша. И всё равно требовал переписать или переписывал сам.

— Девятый, может? — предложил Мэтт сочувственно. Александр кивнул — и снова остановил запись секунд через тридцать. — Не то?

— Может, у меня уже закипели мозги. Всё, давай, конец перекура, слушаем оставшихся и по домам.

Вернулись ассистентки и Мари, директор по кастингу. Посмотрела строго, велела убрать забытый кем-то пластиковый стаканчик. Смягчилась, встретившись взглядом с Александром, спросила:

— Вы готовы, мистер Кларк? Может, продолжим завтра?

— Мы заставили этих людей долго ждать. Выслушаем сегодня. Трое осталось?

— Четверо! — вмешалась одна из ассистенток. Она покраснела, когда Мари недовольно нахмурилась, но добавила: — Простите, мистер Кларк, в списке четверо.

— Четверо… — протянул он. Сбился со счёта, надо же.

Почему-то показалось, что именно этого четвёртого выслушать и будет тяжелее всего, но он понимал, что это просто искажение восприятия. Он уже настроился на то, что осталось трое, что после них пробы закончатся. А тут — внезапно! — ещё плюс пятнадцать минут.

— Запускай.

Первого из четвёрки можно было выпроводить сразу. Жёстким условием сегодняшних проб было наличие натурального ирландского акцента, а парень его имитировал, причём бездарно. Через три фразы Александр дал Мари знак, что этот не подойдёт. Ему нужен был неизвестный, но очень профессиональный актёр-ирландец невысокого роста и с лицом, далёким от классических канонов красоты.

Следующего Александр даже помнил по видеопробам — фактурный парень, характерные крупные черты, соломенные волосы и очень интересные глаза — большие, но пустоватые, слишком светлые. Ещё он был натуральным ирландцем, что слышалось сразу, и очень недурно работал голосом. Александр сделал пометку в блокноте и на скорую руку набросал зарисовку — поворот головы, профиль, линия челюсти, цепочка на шее под рубашкой. Подумал, что с ним стоит встретиться ещё раз, дать реальный сценарий.

Предпоследний тоже был ирландцем, мелким, да ещё и рыжим. Мэтт шепнул: «Стереотипы. Давай оденем в зелёный пиджак?», — но Александр шикнул на него, чтобы не отвлекал.

Интересный парень.

Александр провёл карандашом по новой странице, набрасывая глаза. Глубокие, тоже светлые, но темнее, чем у предшественника, и очень живые. Небольшой прямой нос, подвижные губы, высокие скулы. Бежевый с искрой костюм сидит отлично. Худоват, на камеру выйдет даже чересчур, зато эффект может получиться отличным — такой парень совсем в себе, чужой в обществе, непривлекательный для женщин. Разве что сил в нём нет никаких, и это видно. Средней комплекции девушка уделает его легко. Нужно будет подумать.

Александр довёл жёсткую линию верхней губы и спросил тихо: «Помнишь его на видео?» Мэтт покачал головой и сказал:

— Ты знаешь, я их вообще не запоминаю, пока не встречу. Мелковат.

Александр пожал плечами. Да, роста совсем невысокого, на взгляд — пять и три… с половиной. Но это не проблема: каблук и ракурс всё решают, пол-Голливуда подтвердит.

— Начинайте, мистер Барри, — велела Мари звучным голосом.

Барри…

Александр мысленно прокрутил в голове кинопробы, но так ничего и не нашёл. Мистер Барри подошёл к самому краю съёмочного пространства, как будто был в театре и выходил на авансцену, развернулся и остановился прямо напротив Александра.

Мари показала развернуть камеру. Мистер Барри подвинул стул, сел, и тут Александру бросилось в глаза то, что он не отметил сразу: костюм на актёре не просто сидит отлично, а пошит по фигуре. Он парой линий обозначил это на рисунке.

Барри не двигался и не говорил, и Александр посмотрел ему в глаза. Барри улыбнулся, облизнул губы и сказал совсем тихо:

— Да, мистер Грей, боги к вам милостивы, — у него был тенор, высокий, но не визгливый, — но боги скоро отнимают то, что дают. У вас впереди немного времени для жизни настоящей, полной и прекрасной, — в глазах его что-то поменялось.

Парень был на высоте. И плевать, что он крутил и вертел монолог по-своему. Не в порядке предложений суть, а в том, как достаточно пошлое уайльдовское рассуждение об абсолютной власти красоты он в самом начале превращал в угрозу.

— Вы удивительно хороши собой, мистер Грей. Не хмурьтесь, это правда. Подлинная тайна жизни заключена в зримом, а не в сокровенном, правда? — он сделал паузу, от которой, однако, не разило театральщиной. Просто как будто задумался. — Вы улыбаетесь? О, вы не будете улыбаться.

И всё-таки переигрывает. Но, надо признать, не критично и не глупо. Не пытается кривляться. Просто чуть-чуть перегибает палку, немного уходит в сторону Бродвея, где, чтобы зрители поняли мысль, её надо с нажимом и паузами сообщить со сцены.

— Вам вдруг станет ясно, что время побед прошло, или придётся довольствоваться победами столь жалкими, что в сравнении с прошлым они вам будут казаться горше поражений, — Барри встал со стула, обошёл его и опёрся о спинку. — Каждый уходящий месяц приближает вас к этому тяжкому будущему. Вы будете страдать ужасно… — он вдруг рассмеялся ни с того, ни с сего. Покачал головой и повторил: — Ужасно, мистер Грей, — и подмигнул Александру. Манерно раскланялся и, не дав Мари даже остановить съёмочный процесс, направился к выходу.

— Мистер Барри! — окликнула его одна из ассистенток. — Мистер Барри! — но он просто ушёл.

Александр откинулся на спинку стула и спросил в пустоту:

— Что это было?

— Псих, — уверенно ответил Мэтт. — Всё, давайте четвёртого, заканчиваем. Быстро, быстро!

К своему стыду, Александр почти не слушал последнее выступление, а потом попросил Мари найти ему видеовизитку этого Барри. Хотелось понять, как он мог его не запомнить, а голос, произносящий: «Ужасно, мистер Грей», — звучал в ушах.

Глава 4

Себ выдохнул, задержал дыхание и нажал на спусковой крючок.

Выстрел вышел громким, но не для Сохо. Внизу закричали, но у входа в соседний клуб даже не обернулись — там играла музыка и шла какая-то тусовка.

Избегая мелькания перед окном, Себ опустил раму и задёрнул шторы. Вынул магазин, снял сошки, ложе и приклад, чтобы убрать винтовку в футляр.

Это задание было необычным и сильно напоминало Бирмингем — снять цель по заказу. Была папка с фотографиями, распорядок дня, наиболее подходящие локации. Первый раз это далось очень тяжело. Сложно было убедить себя в том, что это не убийство.

Когда перед глазами свои и чужие, решение приходит само собой. Это просто война: в Афганистане, в Африке или здесь, в Лондоне — без разницы. Всегда есть командование, которое указало на врага, есть операция, и есть он — снайпер в засаде. И руки у него не дрожат.

Когда вот так дают папку с фотографией цели, это уже не защита своих, а охота. К обычной охоте Себ испытывал стойкое отвращение, участвовал в ней всего несколько раз в жизни, а единственную в своей жизни утку убил тогда, когда точно знал, что съест её — и съел.

А тут охота на человека.

Впрочем, подумалось Себу, такое было и на войне. Однажды в Ираке он охотился за вражеским снайпером. Долго, тяжело, каждую секунду ожидая пулю в череп от добычи, которая могла опередить охотника, но всё-таки охотился. Выслеживал, поджидал и наконец совершил удачный выстрел.

Себ помнил, что тогда почувствовал странную пустоту, словно переступил через какой-то моральный запрет. Его жертва оказалась слишком близко: он разглядел другого снайпера куда чётче, чем позволял оптический прицел, на какую-то долю секунды ощутил, что он ничем от него самого не отличается. А потом нажал на спусковой крючок.

Вернувшись на базу и лёжа ночью без сна в липкой душной жаре, Себ много чего передумал. Похожая бессонная ночь застала его почти год назад, в Лондоне, в грязной комнатушке, когда он подписал контракт с «МорВорлд». И снова — совсем недавно, после Бирмингема.

Этой ночью, кажется, бессонница ему не грозила. Складывая винтовку, Себ не ощущал ничего, кроме привычной удовлетворённости от хорошо выполненного задания. Он уже собирался уходить, как щёлкнул запертый замок. Себ подобрался, но понял, что ни сбежать, ни спрятаться не успеет. Однако это было и не нужно — в номер отеля на час, который служил Себу лёжкой, вошёл Джим Фоули. Закрыв за собой дверь, он щёлкнул выключателем, сразу ослепляя слишком ярким светом.

Проморгавшись, Себ посмотрел на босса: тот выглядел бледным, под глазами залегли тёмные круги, словно он не спал пару суток, но на губах играла довольная улыбка.

— Сэр, добрый вечер, — произнёс Себ, а Фоули чуть прищурился и расхохотался, запрокинув голову и вытягивая тощую шею.

Он смеялся искренне, громко и от души, а успокоившись, вытер пальцами уголки глаз и сообщил:

— Ты прелесть, Себастиан. Идеальный выбор места, времени и обстоятельств. Да, я знаю, — он махнул рукой, — ты даже не думал об этом. Но это шикарный подарок. Даже жаль, что твой новый знакомый не попадёт во всей красе на страницы газет… — вздохнув, Фоули прошёл через комнату и присел на подоконник, немного раздвинул шторы и посмотрел вниз.

— Сэр, — осторожно, но твёрдо сказал Себ, — я рад, что вы довольны работой. Но сейчас нужно уходить, скоро здесь будет полиция.

Фоули фыркнул.

— Полиция не найдёт это место раньше завтрашнего утра. Их мозгов не хватит на то, чтобы посчитать траекторию, пока не придёт баллистическая экспертиза.

— Сэр, простите, — Себу совершенно не нравился ход мыслей босса, — в полиции работают не дураки.

— За друга обиделся или за подружку? — Фоули продолжал смотреть в окно, а Себ снова ощутил холодок по спине.

Это уже перебор.

— Какого чёрта, сэр? Вы следите за мной? — спросил Себ.

— Слежу? — Фоули обернулся и приподнял брови.

— Вы знаете, куда я хожу, с кем общаюсь, марку пива, которое я выпил как-то перед работой, и ту назвали, — Себ говорил, не повышая голос. В общем-то, он даже не злился, но ситуацию хотел прояснить.

Фоули спрыгнул с подоконника, подошёл к Себу чуть ближе и посмотрел внимательно, как будто снова пытался прожечь рентгеном мозги насквозь. Сделал ещё шаг, и теперь между ними осталось каких-нибудь три дюйма. Несмотря на значительное превосходство в росте, Себ ощущал давление. Ему очень захотелось отступить, но это было бы совершенно жалко.

— Я знаю, Себастиан, — вкрадчиво промурлыкал Фоули, — что ты делаешь… что ешь и пьёшь… с кем встречаешься… о чём думаешь… сколько раз и когда передёргиваешь в душе, потому что так и не привык расслабляться в кровати… Знаешь, откуда? — он выдохнул через рот, облизнулся. — Потому что это написано… НА ТВОЕЙ СОЛДАФОНСКОЙ РОЖЕ! — крик Фоули ударил по ушам и, наверное, напугал половину отеля.

Себ отшатнулся, чувствуя, что на него попали капельки слюны, рефлекторно вскинул вперёд руку, защищаясь предплечьем, а Фоули вдруг тоже отступил на пару шагов, его лицо, только что искажённое яростью, сделалось испуганным и даже заискивающим.

— Прости. Прости, Себастиан. Я не хотел кричать. Ты… — он помотал головой, — ты сегодня молодец. С вами бывает сложно, знаешь, — он вдруг заговорил быстро, в речи послышался жёсткий ирландский акцент, — вы так медленно думаете, так примитивно. Прости, — он опустил взгляд, и Себу стало неловко.

Он, вообще-то, даже не обиделся. Ну, солдафонская. Ну, рожа. По сравнению с гением-финансистом Фоули он и правда туповат. Однако реакция босса сбивала с толку.

— Ты не сердишься, Себастиан?

— Нет, сэр.

— Джим.

— Джим.

— Чего ты хочешь в качестве компенсации, а?

За крик, в смысле? Себ даже не думал об этом, но раз уж Фоули предложил, он ответил:

— Можете не называть меня полным именем?

Фоули тихо рассмеялся и снова отошёл к окну.

— Мне нравится твоё имя. Тебе идёт. Святой Себастиан, — он прижался лбом к окну, но, по крайней мере, не отдёргивал штору, ограничиваясь тем обзором, который давала узкая щель. — Знаешь, что я больше всего люблю в легенде о святом Себастиане?

Себ наморщил лоб. Разговор становился совершенно непонятным. И, если честно, сейчас было не место и не время вести его. Было бы круто убраться из отеля. Но иногда так бывает: ты не понимаешь действий командования, поэтому просто расслабляешься и делаешь, как велят.

— Его… зарезали… кажется. И он вроде бы ожил, — сказал Себ неуверенно, понимая, что Фоули ждёт ответа и не удовлетворится многозначительным молчанием. Он застонал:

— Нет… Невежество прикончит эту планету задолго до глобального потепления.

— Я не очень интересуюсь этой всей религиозной темой… — Себ проглотил привычное «сэр», но так и не поставил вместо него «Джим», так что фраза вышла незаконченной.

— А я, представь себе, пел в церковном хоре, — поделился Фоули. — Святой Себастиан, по легенде, был римским легионером. Вместо того чтобы преследовать христиан, он сам тайно исповедовал запрещённую веру. Его не зарезали, а пронзили множеством стрел. Но снайперы оказались так себе, поэтому Себастиан выжил, — Фоули пожал плечами, — правда, потом его всё равно забили камнями, но это уже не важно. В этой легенде мне больше всего нравится продолжение. Представь себе, святой Себастиан на много веков стал главной влажной фантазией всея Европы, девичьей, да и не только, грёзой. На что приходилось идти людям до изобретения интернета… В одной церкви во Флоренции даже убрали изображение Себастиана, потому что оно, видите ли, вгоняло прихожанок в греховные мысли. Художники всех времён рисовали святого Себастиана, и, надо сказать, выходило у них не слишком-то праведно. Впрочем, это не удивительно: римский легионер наверняка мог похвастаться неплохой фигурой, — Фоули бросил на Себа короткий взгляд и спросил невинным тоном: — Может, нарисуем тебя, святой Себастиан?

Себ закинул чехол с винтовкой на плечо, щёлкнул каблуками и спросил прохладно:

— Могу я быть свободен, сэр?

Пусть эти намёки Фоули засунет себе в задницу. Фоули опять рассмеялся:

— Я не стану сокращать твоё имя, святой Себастиан, это было бы преступлением. И да, ты можешь идти. Не бойся, доблестная полиция ещё не скоро найдёт этот отель.

Себ вышел, оставив босса наблюдать за тем, как, вероятнее всего, скорая и полиция суетятся внизу.

Сделав большой крюк, он без труда вышел на параллельную улицу и вернулся домой, продолжая размышлять о Джиме Фоули. Сегодняшний день ясно показал: парень не совсем в себе. Перепады настроения, странные разговоры, эта бредятина про святого Себастиана. И наконец, его ответ по поводу слежки не выдерживал никакой критики: как ни крути, а «написано на солдафонской роже» вообще ничего не объясняет.

***

Четвёрка подвижных детей умотала Себа. Они бродили по Ричмонд-парку и смотрели оленей. Вообще-то Себ обещал поездку только Сьюзен, но она утащила с собой друзей — соседских ребят. Так что поездка вышла насыщенная. Себ был вынужден постоянно отвечать на вопросы и что-то рассказывать: то про оленей, которых они застали на водопое, то про деревья, бабочек и охоту. Оставалось только радоваться, что в детстве самого Себа часто водил на прогулки в лес отец — иначе любопытство детей так и осталось бы неудовлетворённым. Потом они играли в мяч, и, конечно, никто не дал Себу отсидеться в сторонке (да он и не особенно хотел, ворчал только для виду), перешли ручей вброд по камням, чем особенно восхитился маленький Пит (он оказался младше сестры всего на год) и, наконец, почти без сил разместились в «Макдоналдсе» — есть вредные, но вкусные бургеры с картошкой фри.

Уже дома, упав на кровать, Себ неожиданно для самого себя потянулся к телефону и набрал номер. Всего через два гудка раздался бодрый голос:

— Слушаю.

— Привет. Я знаю, что уже ночь.

— Кому ночь, а кто час назад разглядывал несвежий труп.

Себ чувствовал, как губы сами собой расплываются в улыбке. Да, стоило позвонить Джоан, чтобы это услышать.

— Ты всё ещё в компании трупа?

— К счастью, нет. Его развлекает Крис.

— Понимаю, конкуренцию несвежему трупу составить сложно, — сказал Себ. — Но, может, ты захочешь поболтать со мной немного?

— У тебя есть шансы, — рассмеялась в трубку Джоан. — Подожди-ка, хоть обувь сниму.

— Снимай всё, что вздумается. Не собираюсь мешать.

Себ перелёг поудобнее, перехватил телефон и прикрыл глаза. Пожалуй, его сил сейчас не хватит даже на пародию секса по телефону. Но всё равно будет приятно поговорить с Джоан.

— И я снова здесь, — объявила Джоан.

— Сложный день?

— Есть такое.

— Расскажи мне, — попросил Себ. Джоан замялась. — Давай, я не боюсь историй про трупы.

Она вздохнула и ответила с другой интонацией, совсем не игривой.

— Взрыв в Сити, два ограбления, и вот, труп под вечер. Давно не было такого дня, я чуть ли не впервые готова была расцеловать спецслужбы, когда они забрали у нас вчерашнее убийство в Сохо.

Себ закрыл глаза. Вне зависимости от того, что именно говорила Джоан, ему нравилось её слушать.

— Но сейчас ты дома? Можешь отдохнуть?

— Я попытаюсь, — улыбнулась Джоан. — Надо выкинуть это всё из головы. Отстань, мерзкое животное! Прости, Себ, это я коту.

— Точно, ты говорила, что он сумасшедший.

— Лёг на подушку и жрёт мои волосы. Да отвали! — раздалось недовольное мяуканье, тут же перешедшее в басовитое мурлыканье, и Себ отлично представил, как, сняв кота с подушки, Джоан не согнала его на пол, а прижала к груди и принялась чесать свободной рукой.

— А ты что делал сегодня весь день? — спросила она под мурчащий аккомпанемент.

— Не поверишь, развлекал толпу детей младшего школьного возраста. Показывал им оленей.

— Шутишь!

— Честное слово.

Под смех Джоан Себ рассказывал о прогулке со Сьюзен и её друзьями, как-то удивительно легко сообщив, что у него есть дочь, хотя обычно не обременял женщин этой информацией. Джоан фыркала, иногда без стеснения зевала, но говорила:

— Нет, продолжай! У тебя голос расслабляющий.

— Рад стараться, мэм.

— Я тоже хочу оленей… — протянула Джоан задумчиво.

— А потом игру в мяч и вредный жирный бургер с картошкой на обед? — уточнил Себ со смехом.

— Угу.

— Когда у тебя выходной?

— В среду… если не найдут труп.

— Значит, в среду.

Разговор как-то тёк и тёк, перебирался с темы на тему. Джоан засыпала, то и дело теряя нить рассуждений, да и сам Себ ощущал, что язык заплетается, а глаза закрываются.

Он не помнил, кто первым сбросил вызов, зато засыпал, довольно улыбаясь.

Глава 5

Утром телефон молчал и не отображал никаких сообщений. Начиная готовить завтрак, Себ включил телевизор, попал на новости — и едва не сжёг омлет, забыв про него ко всем чертям.

Диктор полностью завладел его вниманием, когда объявил: «Полиция продолжает расследование взрыва в офисе компании „М-Корпорейшн“ в Сити».

Себ повернулся к маленькому экрану в углу кухни и попал на кадры развороченного офиса, обрушившихся стен и груд чёрных выгоревших обломков.

Диктор перешёл к другим новостям, а Себ снял сковородку с пережаренным омлетом и побежал за газетами. Новость занимала половину страницы в «Таймс» и называлась «Теракт в Сити».

«Взрыв прогремел 14 июня в 7:30 вечера в центральном офисе компании «М-Корпорейшн».

Как сообщает полиция, в помещении находилось пять человек, среди которых — главный акционер и основатель Ричард Кевин Мелтон и генеральный директор Джеймс Фоули. Имена сотрудников службы безопасности, которые также присутствовали в офисе и, вероятно, стали жертвами взрыва, пока не разглашаются. Спасательная служба считает, что все они погибли.

Старший детектив-инспектор Пол Брэндон, который ведёт дело, от официальных комментариев отказался, однако выразил предположение, что причиной взрыва стал теракт.

Пока неизвестно, какая судьба ждёт «М-Корпорейшн» после смерти ключевых лиц. Мистер Саттлтон, один из членов совета директоров, отмечает: «Это шок для нас. Рич (мистер Р. К. Мелтон, — прим. ред.) создал эту компанию и вдохновлял всю команду своим примером и энтузиазмом. В последние годы он отошёл от дел, однако мы все были уверены, что в Джиме (мистер Дж. Фоули, — прим. ред.) обрели его преемника. Он привнёс в управление компанией свежесть, новаторство, при этом бережно хранил наши традиции. За последние два года мы дали рост в десять процентов и не видели причин останавливаться. В ближайшее время совету директоров и ключевым акционерам придётся принимать сложные решения. Но мы будем ориентироваться на то видение будущего, которое оставили Рич и Джим».

Мы выражаем…».

Дальше шли соболезнования родственникам погибших и справки: о том, какие террористические группировки сейчас активны в Лондоне, об истории «М-Корпорейшн», о мистере Мелтоне и мистере Фоули.

Себ читал заметку снова и снова. Не то чтобы его шокировала мысль о смерти кого-то знакомого. Но Фоули с его безумными замашками и полной уверенностью в своей гениальности, с этим жутким взглядом и умением чуть ли не читать мысли… Себ знал, что смерть — та ещё зубастая сука и грызёт всех подряд, только не думал, что она дотянется до Фоули.

Сотрудники службы безопасности остались безымянными, так что среди них мог быть и Клаус.

Себ набрал его номер и испытал облегчение, когда трубку сняли.

— Хорошо, что позвонил, Себ, — сказал Клаус, как всегда, безэмоционально. — Видел газеты, да?

— Видел. Что случилось?

— Пока не знаем. Слушай, я сам хотел тебя набрать с плохой новостью. Нам пока придётся расторгнуть твой контракт.

В этом Себ и не сомневался.

— Сам понимаешь, сейчас к нам будет много внимания. Да и без Фоули это всё не нужно.

— Мне жаль, — искренне сказал Себ, имея в виду не контракт, конечно, а смерти.

— Дерьмо случается. Я прослежу, чтобы тебе перечислили на счёт неустойку, не переживай. В течение двух недель деньги поступят.

И, коротко попрощавшись, он сбросил звонок.

Себ перебрался с омлетом на кровать и начал медленно жевать. Он не мог уложить в голове, что всё так закончилось. Он снова без работы. Больше никаких странных заданий. Никакого Фоули.

Он вздрогнул, когда зазвонил телефон — так глубоко ушёл в свои мысли. На экране высветилось: «Номер скрыт», и Себ осторожно снял трубку.

— Грустишь, святой Себастиан? — спросил голос, который сложно было перепутать с чьим-то ещё.

— Сэр? — осторожно сказал Себ.

— Попробуй ещё раз.

— Джим, — Себ не был уверен, что нужно говорить человеку, который, по официальной версии, погиб во взрыве, — рад, что вы живы.

— Как трогательно. Я прислал тебе адрес, поторопись и возьми свою игрушку, Себастиан. Может, я и мёртв, но ты работаешь на меня.

Через сорок пять минут Себ уже поднимался на десятый этаж высотки на Колледж-роад, на окраине Лондона.

Указания Фоули были достаточно подробными, так что он без труда нашёл нужную дверь в длинном коридоре и вошёл в просторное помещение — какой-то будущий офис. Здесь недавно побелили стены, воняло краской, зато было пусто. Сам Фоули сидел на мятой картонной коробке в центре. Он выглядел непривычно: вместо костюма надел мятую футболку с надписью: «Хочу вырваться на свободу», синие треники и стоптанные кроссовки.

Увидев Себа, он поднялся, выпустил из пальцев чёрное маленькое распятие, которое закачалось на шнурке, обёрнутом вокруг запястья, и спросил:

— Ну, как я выгляжу после взрыва?

Себ промолчал, поскольку, на его взгляд, вопрос был риторический. Фоули закатил глаза, потом поманил Себа пальцем и указал в открытое окно. Не считая той высотки, в которой они находились, вокруг была малоэтажная застройка, в основном — таунхаусы. Школа слева.

— Устраивайся поудобнее, Себастиан, — велел Фоули и отошёл в сторону, дав Себу собрать винтовку. Опять подошёл, присел рядом и сказал: — Смотри прямо перед собой. Теперь немного правее и ниже. Третья улица отсюда, дом с жёлтой крышей. Второе окно.

Себ нашёл то, что нужно, мысленно отмечая, что всё-таки Фоули — совершеннейший гражданский, с таким-то указанием на цель. Но мысли тут же исчезли из головы, когда он навёл прицел на человека, стоявшего у нужного окна.

— Удивлён? — совсем тихо спросил Фоули.

— Сэр…

Себ держал на прицеле Клауса.

— Удивлён? — переспросил Фоули. — Что скажешь?

Что это дерьмо, которого следовало ожидать. Если работаешь в том же городе, где живёшь, нечего удивляться, обнаружив у себя в прицеле знакомого. Только вот Себ не ожидал. Не оборачиваясь на Фоули, он взял бинокль и посмотрел на Клауса внимательнее. Тот стоял, опёршись одной рукой о подоконник, а во второй сжимал пистолет.

— Спросишь, что он сделал? — шепнул Фоули, и у него прорезался сильный акцент.

Себ не отрывал взгляда от Клауса и думал. Да, он хотел знать, что произошло. Но по факту, ему не нужна была эта информация. Фоули нанял его, Фоули отдавал приказы, а теперь решил, что Клаус должен умереть.

— Нет, — ответил он.

Фоули рассмеялся и отошёл.

— Бедный Большой Ка. Я бы посмотрел на его лицо… Нет, Себастиан, тебе не нужно убивать своего приятеля. Я хочу, чтобы он убил себя сам. Твоя цель — в соседнем окне. Левее.

Себ посмотрел в бинокль туда, куда указал Фоули, и почувствовал, как сердце пропускает удар.

— Постарайся, чтобы твоя рука не дрогнула, если потребуется стрелять.

У открытого окна на кровати сидела девочка-подросток лет четырнадцати. Худенькая, светленькая, нескладная. Она писала в тетради, лежавшей на коленях, и мотала головой в такт музыке — на ней были огромные чёрные наушники. В соседнем окне Клаус достал из кармана телефон.

Себ своими руками дважды убивал детей даже младше этой девочки. Но там были очень взрослые дети с гранатами, жаждущие крови, а не маленькая чистенькая англичанка в уютной комнате с обоями в чёртов цветочек.

Положив телефон на подоконник, Клаус осмотрел пистолет.

— У него минута, — пробормотал из угла Фоули. — Отсчёт пошёл. Либо он, либо она.

Себ машинально взглянул на часы, засекая время, и подумал, что ему не придётся стрелять. Он просто страховка, веский аргумент для Клауса. На его месте мог быть пистолет-самострел с пружиной. Бомба на дистанционном управлении. Что угодно или кто угодно.

Выглянув в окно, Клаус профессиональным взглядом окинул окна и крыши, но Себа не увидел, конечно, хотя на высотку смотрел достаточно долго.

Пятьдесят четыре секунды.

Себ не сомневался в том, что Клаус выстрелит. Он сам пустил бы пулю в лоб без колебаний, иди речь о жизни Сьюзен.

Сорок семь.

Клаус швырнул телефон на пол, посмотрел вверх, снова скользя взглядом мимо позиции Себа. Скорее всего, он предполагал, что Себ выбрал этаж повыше.

Тридцать два.

Клаус должен знать об отсчёте. Он положил пистолет на подоконник.

Себ подумал, что если Клаус струсит, ему придётся убить девочку, и не потому что иначе Фоули придёт в ярость, а для себя. Он выполняет приказы и не принимает решения — это основы его работы.

«Возьми его! — подумал Себ с болью. — У тебя там дочь в соседней комнате. Что… куда пошёл, ублюдок?!».

Клаус отошёл вглубь комнаты, забрав пистолет с собой, и остановился неподвижно, а между тем, у него оставалось всего двадцать семь секунд.

Восемнадцать.

Себ передёрнул затвор, сделал небольшую поправку. Прицелился точно в сердце: быстро, безболезненно. Она даже не успеет испугаться.

Четырнадцать секунд.

Клауса Себ видел боковым зрением, перед ним была девочка. Она всё ещё слушала музыку и, кажется, мучилась с заданием. Что-то не получалось, она кусала губы и кривилась. Светленькая, как Сьюзен. Только старше.

Девять.

Себ не слышал выстрела — он его видел. Клаус упал посреди комнаты. Девочка в наушниках даже не вздрогнула — музыка заглушила грохот.

Убрав закаменевший, как чужой палец с крючка, Себ медленно отполз назад, вынул магазин и принялся механическими движениями собирать винтовку.

Из угла комнаты раздалось довольное:

— Хороший мальчик.

Себ даже не поднял взгляда. Он не хотел видеть Фоули, но когда встал, был вынужден на него посмотреть — и сразу понял: что-то не так. Привалившись к стене, Фоули едва держался на ногах. В полутёмном помещении было не очень хорошо видно, но Себ готов был спорить, что у него испарина.

— Бедный Большой Ка… — пробормотал Фоули всё с тем же акцентом — ирландским, очень узнаваемым. — Такой глупый Ка перепутал, кто есть кто. Как там? Небо со звёздами, отражёнными ночью… — он закрыл глаза.

«Он под кайфом», — с совершенной ясностью определил Себ, и его переполнило отвращение. Он не любил наркоманов. Ему было мерзко оттого, что он только что выполнял приказ, отданный под действием дури.

— Скучные люди… Ты тоже, Себастиан, очень скучный. В тебе нет вообще ничего загадочного или хотя бы интересного. Примитивная… организация.

Себ хотел уйти. Прямо сейчас. Девочка в наушниках ещё стояла перед глазами, а от вида Фоули тянуло блевать, но он не мог, чёрт побери. Он не мог просто оставить Фоули, который вчера имитировал свою смерть, наверняка не без причин, в пустом офисе на краю Лондона.

— Ты такой хороший парень, Себастиан, — вдруг заметил Фоули, приоткрывая глаза, — не понимаю, как они тебя не захватили? Ты ведь из их числа…

— Из чьего… сэр?

— Ты должен играть за белых, но ты на другой стороне доски. Ты всё думаешь, не сказать ли малышке Сьюзен, что снова едешь на войну, да? Это было бы жестоко, зато, возможно, спасло бы её. Как часто ты думаешь об этом? А армейские… армейские привычки… — Фоули говорил невнятно, заторможено, иногда сбивался и повторял слово с самого начала. — До сих пор не можешь осознать, что спишь один в своей квартире. Одеться за сорок секунд. Душ… словно кто-то выгонит. Свистни — и пойдёшь строевым шагом.

По спине Себа медленно потёк пот. Да, Фоули мог бы, наверное, следить за каждым его шагом. Но за мыслями он как подсматривает?

— Как мне бывает скучно среди людей, Себастиан, если бы ты знал… Никакой загадки. В тебе тоже. Но нет, ты не скучный. Ты хочешь уйти сейчас. Но не уйдёшь. Если сейчас сюда ворвётся спецназ, ты их перебьёшь. И сам подохнешь, защищая меня.

Дерьмо.

Может, не так пафосно и патетично, но суть Фоули уловил верно. Если прямо сейчас на них нападут, Себ будет защищать его даже ценой своей жизни, потому что он босс и потому что они в одной команде.

— Ты боишься меня, — заметил Фоули, чуть сползая по стене. — А ты ведь мог бы пристрелить меня сейчас… Может, пристрелишь, а? Было бы весело… Не-е-ет. Не можешь.

Последние слова Фоули выговаривал уже вовсе без всякой интонации, монотонно.

Повинуясь минутной слабости, Себ сжал пальцами переносицу, сильно надавил на чувствительную точку между бровями. Господи, просто уйти бы отсюда, пойти в паб, выпить стакан виски.

Фоули закрыл глаза и задышал тяжело, хрипло. Себ приблизился к нему, коснулся плеча и позвал неуверенно:

— Джим?

Фоули открыл глаза.

— Сюда могут войти. Нас может найти полиция. Надо уехать отсюда.

Его взгляд казался потерянным и затуманенным. Моргнув несколько раз, Фоули сказал:

— Домой.

— Да, домой, — согласился Себ, — только назовите адрес. Джим, скажи адрес.

Фоули молчал очень долго, прежде чем выговорить:

— Клармонт-клоуз… тринадцать.

Себ не имел ни малейшего понятия, где это. А главное, как туда тащить Фоули, учитывая, что «Форд» он предусмотрительно оставил дома.

— Ты можешь сесть за руль моей машины, — снова угадал его сомнения босс.

Себ не хотел этого делать. Но выхода не видел. Придётся тащить Фоули вниз.

— Сможете идти?

Фоули промолчал, и Себ, преодолевая внутреннее сопротивление, потянул его за плечи.

Фоули тряхнул головой, выпрямился, и Себ резко отшатнулся от него. Только что едва державший глаза открытыми Фоули преобразился. Он снова выглядел нормально, разве что глаза бегали быстрее обычного. Он несколько раз сглотнул и сказал почти без акцента:

— Не бойся, Себастиан. Пока нечего.

Они спустились на лифте. Фоули сунул руки в карманы штанов и даже что-то насвистывал. Уверенным шагом прошёл через дворы до парковки, где уже стоял предсказуемый представительский «Ягуар», хищно мерцая серебристыми боками.

***

Фоули рухнул на пассажирское место спереди. Себ неловко устроился на водительском кресле и тут же принялся искать рычаги-регуляторы, потому что сиденье было подогнано уж точно не под его рост. Фоули бросил ключи ему на колени и повторил:

— Клармонт-клоуз, тринадцать. Разгонись получше, детка, — откинулся на спинку и закрыл глаза.

От «детки» у Себа закаменели челюсти, но спорить с Фоули сейчас смысла не было. Так что он просто ругался мысленно, перебирал все матерные конструкции, которые когда-либо слышал или составлял сам, наслаждался вкусом каждого слова, даже понимая, что это не помогает.

В бардачке нашлась новенькая карта, и Себ склонился над ней в поисках адреса. Северный Вулидж? Серьёзно? Будь у Себа столько денег, сколько у Фоули, он точно выбрал бы что-то получше…

Через час, подъезжая к дому номер тринадцать, Себ мысленно повторил: он точно выбрал бы что-нибудь получше.

В доме тринадцать было восемь этажей (1). Нелепого вида башня возвышалась над кварталом. Мусорные контейнеры рядом не убирались уже очень давно и воняли на всю округу. Из открытых окон дома доносились крики, шум телевизоров. На балконах сохло бельё всех цветов и размеров.

«Ягуар» смотрелся в этих трущобах настолько нелепо, что Себ даже не сразу сумел запарковаться, всё искал место. Но Фоули, уже открывший глаза, не заорал ничего в духе: «Ты куда меня привёз, идиот?!» Напротив, он выглядел довольным. Если сильно повезёт, его не накроет сейчас отходняком от дозы и Себ сможет просто сгрузить его на кровать и поехать домой… Видимо, на метро, если оно тут есть, или на чудом пойманном такси.

Дверь подъезда оказалась распахнута настежь, и оттуда тянуло гнилью. Фоули вышел из машины сам, какое-то время постоял, принюхиваясь и, кажется, наслаждаясь окружающим его миром, и первым пошёл внутрь. Дребезжащий зассанный лифт поднялся на восьмой этаж, остановился.

Фоули открыл квартиру обычным ключом, и Себ оказался в самом странном месте в своей жизни (а он много где бывал).

Никакого коридора или прихожей. Сразу от входной двери начиналась огромная комната. Прикинув метраж, Себ понял, что Фоули скупил как минимум три квартиры и снёс стены между ними. Всё, что осталось — это несколько металлических столбов.

Стены этой комнаты-квартиры были оклеены яркими жёлтыми обоями. Под потолком висели люстры — шесть штук, от плоского круглого плафона до хрустальной конструкции с лампами в форме свечей. Щёлкнув выключателем, Фоули зажёг половину из них.

Шкафов не было: одежда, бумаги, провода и инструменты, оружие, посуда и горы хлама валялись на полу, закрывая его плотным слоем, безо всякой системы. В центре стоял большой тёмно-синий диван. В дальнем правом углу Себ разглядел стол и придвинутое к нему кресло, в левом — холодильник.

Чуть пошатнувшись, Фоули прошёл через комнату, наступая на всё, что попадалось под ноги, будь то магазин от «Кольта» или белая рубашка, и опустился на диван.

— Он ошибся, твой знакомый из Сохо, — совершенно деловым тоном сказал Фоули. — Сначала он был очень полезен и даже забавен, но потом… Никакой фантазии, никаких творческих способностей — только спесь и непомерные амбиции. Бедняга Большой Ка.

Жестом он показал подойти ближе, и Себ был вынужден подчиниться. Слабость Фоули, кажется, прошла.

— Ты удивлён, да? — спросил Фоули устало. — Иногда я хочу взорвать его. Дом… Вместе со всеми соседями. Будет громко… Удивлён?

Взгляд Фоули стал едким и сканирующим, и даже то, что Себ стоял, а Фоули сидел, никак не меняло дела.

— Немного, сэр. Но это меня не касается.

— Опять? — мрачно спросил Фоули. — Мне казалось, мы прошли этот этап дрессировки. Ошибись ещё раз, Себастиан… — он медленно моргнул, — и мне придётся достать плётку.

«Хватит, — подумал Себ отчётливо. — Это мой последний рабочий день». Фоули больше нет, и это всё — перебор. Он не готов был мириться с подобным дерьмом.

— Я не собака… сэр, — сказал он тихо.

Фоули наклонил голову, изучая его как в первый раз. Холодные глаза, казалось, ощупывали каждый дюйм кожи, рентгеном забирались внутрь, просвечивая насквозь.

— Нет, Себастиан… — Фоули улыбнулся мягко и ласково. — Ты хищник покрупнее. Ты сейчас думаешь, что выходишь из игры. А ещё ты боишься, что у этого решения будут последствия. Что кто-то другой придёт за твоей головой по моему приказу. Или, что ещё хуже, не за твоей…

— Это угроза, сэр?

— Это твои мысли. Они написаны у тебя на лице… — речь Фоули снова, как в том офисе, стала менее чёткой. — Ты можешь называть меня как вздумается. Пока можешь. Дай мне воды…

Как робот Себ прошёл в другой конец безумной квартиры, нашёл возле холодильника маленький столик с электрическим чайником, отыскал на полу вроде бы чистый стакан и наполнил его.

Фоули выпил воду жадно, в три больших глотка, и разжал пальцы, позволяя стакану упасть на пол с глухим стуком и откатиться в сторону.

— Внизу тебя ждёт такси, Себастиан, — с трудом выговорил Фоули, — лондонский кеб. Мы скоро увидимся… детка.

Он откинулся на спинку дивана, закрыл глаза и сжал зубы, как будто борясь с болью или тошнотой.

Себ стоял ещё минуту, прежде чем развернулся и вышел из странной квартиры. Что бы там ни говорил Фоули, Себ решил: с него довольно.

***

Клаус был мёртв, однако на счёт поступила обещанная неустойка. От Фоули не было ни одного звонка.

В среду у Джоан не обнаружилось незапланированных трупов — и в одиннадцать часов они уже шли по узким тропкам Ричмонд-парка, одинаково спрятав руки в карманы курток и ведя абсурдный разговор об оленях. В этот раз между ними не искрило такое сильное желание, и беседа шла труднее, но они, пожалуй, справлялись.

— Я не думала, что Пол меня сегодня отпустит, — сказала Джоан.

— Много работы?

— Её у нас всегда много. Но этот взрыв в Сити буквально свёл его с ума. Дай ему волю, он бы там поселился — среди развалин.

— Я только потом узнал, — сказал Себ, потому что понимал, что должен об этом упомянуть, — это был офис фирмы, в которой я работал.

— Сочувствую. Есть знакомые среди погибших?

— Никого близкого. Я и проработать-то успел меньше месяца. Теперь всё, расторгли контракт. Сокращают штат. Так что со взрывом? Террористы, да?

— Я уверена, что да. А Пол вбил себе в голову, что у компании был теневой бизнес и им отомстили конкуренты. Перевернул все архивы в поисках этого Мелтона — кто он, откуда, чем и когда занимался… Ладно, забудь. Чёрт с ним, с Полом.

Они свернули и оказались на узкой прогалине. Вокруг стало тихо. Разговоры, смех и шум машин остались где-то вдалеке. Себ остановил Джоан лёгким прикосновением к плечу. Подошёл ближе и осторожно поцеловал, вглядываясь в карие крапинки в её глазах. Почувствовал её руки в своих волосах, улыбнулся. Джоан смешно морщила нос, а Себ отчаянно хотел растянуть эти минуты подольше. Ему физически нужно было это тепло, эти руки на шее.

Может, это передозировка безумным Фоули сказывалась? После расставания с Эмили Себа как-то на нежность не тянуло, наоборот, он старался любой секс упростить и обезличить. А Джоан хотелось привести домой, медленно и неспешно заняться с ней любовью, а потом усадить на диван, обнять сзади. Смотреть знакомый фильм, положив подбородок ей на макушку.

«Стареешь, приятель», — совершенно без печали сообщил Себ самому себе и нехотя разорвал поцелуй.

— Слушай, — Джоан провела ладонью по его шее, — может, ну его, этот бургер?

— Хотел сказать то же самое. Ну его…

Они спешили домой к Себу как подростки, держась за руки весь путь до машины, то и дело совершенно по-идиотски радостно смеясь. Всю дорогу на светофорах Себ касался её пальцев. Джоан ворчливо напоминала не отвлекаться и не создавать ДТП, но сама хваталась за его ладонь и с трудом отпускала.

Когда к семи вечера они всё-таки выбрались из постели перекусить тем, что найдётся в холодильнике, Себ всерьёз размышлял: может ли сержант полиции ужиться с киллером? Ну так, теоретически… Если, предположим, киллер не будет афишировать свою работу, просто объяснит, что у него ненормированный график?

Сказать, что это был риск, значило не сказать ничего. Но, макая холодную курятину в банку с майонезом, сидя на подоконнике рядом с Джоан, которая делала то же самое, он с удовольствием мечтал.

Они превратят дом в руины. Время от времени им придётся ужинать фастфудом, потому что Джоан наверняка ужасно готовит, а сам Себ может и не успеть дойти до плиты. Будут обижаться друг на друга, потому что опять не совпали выходные, потому что «чёрт, твоя работа точно не может подождать немного в час ночи в воскресенье?». Себ будет бояться за неё почти так же, как за Сьюзен, а Джоан, конечно, это каждый раз будет возмущать, потому что она полицейский, а не девочка, за которой нужен присмотр.

А ещё всё можно упростить. Уйти от Фоули, тем более, что контракт уже и не действует. Закрыть эту страницу раз и навсегда, найти наконец-то нормальную работу и…

— О чём задумался? — спросила Джоан, облизывая жирные пальцы. — Такой вид, словно планируешь моё убийство.

Себ сделал угрожающее лицо:

— Хуже.

— Боже… мне уже страшно. Просветишь?

— Ни за что. Коварный план нельзя разглашать, иначе он перестанет быть коварным, — Себ тоже облизал пальцы, отставил на стол пустую сковороду и майонез и пересел к Джоан поближе. Носом провёл по её щеке. — А мой план очень коварен. Я думаю тебя похитить.

— М… — Джоан запрокинула голову, обнажая шею, — и что ты со мной будешь делать?

— Я… — поцелуй в пульсирующую артерию, — не пущу тебя… — ещё один поцелуй возле розового уха, — на работу.

Он рассмеялся, а Джоан возмущённо ударила его крепким кулаком в плечо и тоже заулыбалась.

— Это действительно коварно. Правда, план твой будет действовать недолго, потому что стоит мне опоздать, и верные рыцари Грег и Пол кинутся меня разыскивать.

— С двумя офицерами полиции справиться будет трудновато, — Себ слёз с подоконника на пол и встал между разведёнными ногами Джоан.

— С тремя!

— Пф… Ты на моей стороне.

Джоан не стала с этим спорить, а вовлекла его в поцелуй.

***

Себ забрал Сьюзен на весь день. С утра познакомился с её няней мисс Кларенс — приятной шотландкой лет сорока с небольшим — и увёз дочь гулять. Они сходили в музей естественной истории, после чего ещё, наверное, часа два обсуждали динозавров и синего кита. Перекусили пиццей. А ближе к вечеру, когда по плану пора было ехать домой к Себу, Сьюзен загрустила.

Крепко вцепившись в его ладонь, она шла по улице, глядя себе под ноги. Сначала Себ не трогал её, но через десять минут тишины спросил мягко:

— У тебя всё хорошо, принцесса?

Она потянула было палец в рот, но передумала, поймав взгляд Себа, и осторожно спросила:

— Пап… ты не умрёшь?

Больше всего хотелось ответить: «Нет, конечно», — и закрыть тему, но Себ не стал этого делать.

— Я человек, — сказал он, — живой. Поэтому однажды умру. Но надеюсь, что это будет нескоро. У меня крепкое здоровье. И я осторожен. Почему ты спросила?

Она сжала его руку ещё крепче.

— Джулия говорит, ты скоро умрёшь. Я думаю, это глупость, но… — она не нашла нужных слов и бросила фразу на середине. Но Себ понимал, что она имеет в виду: заложенная Джулией идея не оставляет её.

— Могу я узнать, с чего Джулия это взяла?

Саму Джулию он помнил по поездке в Ричмонд-парк, хотя и смутно. Энергичная высокая для своих лет девочка, несколько манерная и важная. Когда остальные носились с мячом, всё боялась испачкать кроссовки в грязи.

— Она сказала… — Сью вздохнула, — понимаешь, у Эммы умер папа. Они раньше жили вместе, потом он ушёл, а ещё позже умер. И мама Джулии сказала, что так всегда бывает. А Джулия подумала: ты ведь тоже сначала жил с нами, потом ушёл.

Себ почесал в затылке. Как всегда, такие вопросы сваливались неожиданно и ставили в ступор. Угадать бы ещё, что имела в виду Джулия Харрис и как это объяснить Сьюзен.

Ушёл из семьи и умер.

— Сьюзен, — проговорил Себ, — я не знаю, почему умер папа Эммы. Это грустно, конечно. Но я могу тебе гарантировать, его смерть никак не связана с тем, что до этого они с её мамой развелись.

— Джулия говорит…

Себ остановился, повернулся к Сьюзен и посмотрел ей в глаза.

— Джулия ошибается. Любой человек может умереть, но нет никаких правил, что это происходит после развода. Иначе люди не разводились бы. Джулия сама не поняла, что услышала, и запутала тебя.

— Точно? — серьёзно спросила Сью.

— Честное слово, — ответил Себ, и она улыбнулась.

— Ладно. Я всё равно ей не поверила. Пап, как думаешь, где-нибудь могли остаться динозавры? Может, в Австралии?

За этой увлекательной темой они без проблем доехали до дома Себа. По уговору, он должен был накормить Сьюзен ужином и привезти к десяти.

Уже выходя из машины перед домом, Себ ощутил стыд. Он давно не убирался, в холодильнике не наблюдалось никакого особого разнообразия, в квартире не было ни одной игрушки. Стоило бы подумать об этом всём заранее. Хорошо, хоть у него отсутствовала привычка раскидывать по полу оружие — всё опасное лежало в сейфе.

Открывая дверь, Себ ощутил какое-то беспокойство. Как будто звук не тот. Другой ход ключа. Как будто что-то случилось с замком.

«Паранойя», — сказал он себе, но это не помогло. Он знал наверняка, что паранойя ни при чём. Он закрывал этот замок сегодня утром и каждый день на протяжении последнего месяца.

Не доворачивая ключ, Себ наклонился к замочной скважине. Прижал к двери ухо, зажмурился, но не услышал ничего подозрительного.

— Сью, подбеги-ка к машине, посмотри, я закрыл дверь? Подёргай её, — сказал он ровным голосом. Машина стояла в пределах прямой видимости, но достаточно далеко от двери.

Фоули пропал, не писал и не звонил, но он ведь вряд ли забыл о нём. Вспомнились его мечты взорвать дом.

Потом он посмеётся над собой. Может, даже посоветует себе сходить к врачу и попить успокоительного. Но пока предпочитал, чтобы Сью была далеко от двери в тот момент, когда он всё-таки повернёт ключ. Потому что он очень боялся, что внутри установлена растяжка. В этом не было смысла — но далеко не всё в мире совершается осмысленно.

Сью подбежала к машине и крикнула:

— Закрыто!

— Другую тоже проверь, дорогая.

Если его безумное подозрение окажется верным, сам он отскочить не успеет. Бросив взгляд за спину и убедившись, что Сью зашла за автомобиль, он резко довернул ключ в замке. Раздался щелчок. Дверь открылась.

— Тоже закрыто!

«К доктору», — постановил Себ, вытирая влажный лоб. Сью вернулась к нему и теперь с любопытством заглядывала в тёмный коридор.

— Спасибо, — проговорил он невнятно, взял себя в руки и добавил преувеличенно бодро: — Добро пожаловать в мой дом, принцесса.

При свете тусклых ламп квартира смотрелась убого, краска не везде легла хорошо. Но Сьюзен, конечно, не было до этого дела. Она внимательно осматривалась, и Себ понимал, что её интересуют не дизайнерские изыски, а нечто куда более простое: как живёт папа.

— Моем руки, — скомандовал он, открывая дверь ванной, а сам прошёл на кухню и замер в проёме.

На единственном стуле сидел с кружкой чая и бутербродом Джим Фоули. Он был в своём безумно дорогом костюме, в лакированных туфлях, но при этом жевал бутерброд с двумя кружочками завядшего помидора. «Ягуар» возле вонючей многоэтажки и то не смотрелся так чужеродно, как сам Фоули на этой кухне.

— А, Себастиан, — протянул Фоули, — рад видеть. Спасибо за чай.

— Сэр, что вы здесь делаете?

— Заглянул в гости, — пожал плечами Фоули, откладывая недоеденный бутерброд на стол. Отряхнул пальцы. — Миленько.

Сзади по коридору уже шла Сьюзен. Ей не нужно было встречаться с Фоули.

— Простите, сэр, — твёрдо сказал Себ, — сейчас у меня есть дела. Я хотел бы…

— Здравствуйте, сэр! — к его боку прижалась взлохмаченная головка. Себ нервно опустил руку Сьюзен на плечо. Сжал.

Фоули отодвинул чашку, его глаза блеснули, он улыбнулся.

— Прелестная мисс Майлс. Приятно познакомиться.

— Сью, иди в спальню, — велел Себ, чувствуя животное желание закрыть её своим телом.

— Зачем? — удивился Фоули. — Я буду рад с ней познакомиться поближе… Ну же, мисс Майлс. Подойдите ко мне.

Сью, кажется, впервые была в ситуации, когда двое взрослых велят ей делать противоположные вещи, но, к счастью, она сумела расставить приоритеты верно.

— Я… наверное… пойду поиграю в другой комнате. Да, папа?

— Именно, — кивнул Себ, но Фоули резко повысил голос:

— Нет! — и Сью остановилась.

— Себастиан, не будь букой, — протянул Фоули. — Я могу рассказать очаровательной мисс Майлс сказку. Я очень люблю сказки.

Себ посмотрел Фоули в глаза. Он не понимал, чего тот хочет, зачем пришёл и зачем пытается поговорить со Сьюзен.

— Джим… — сказал он тихо, — Сьюзен устала. Она хочет пойти и немного отдохнуть. Не отвлекайте её сказками. Пожалуйста.

Во взгляде Фоули появилась откровенная насмешка, но она быстро пропала.

— Ты умеешь убеждать, святой Себастиан. Отдыхайте оба.

Себ буквально пихнул Сью в угол, закрывая её телом, но Фоули просто прошёл мимо в прихожую. Оттуда обернулся и сказал:

— До скорой встречи, Себастиан. Увидимся.

Он открыл входную дверь, закрыл снаружи — и запер замок.

В тишине Сьюзен робко спросила:

— Пап… кто это был?

— Просто знакомый, — пробормотал Себ.

— У него такие глаза… как у злодея из сказки.

Точно. И не поспоришь.

Памяти Клауса Джордана

Джим пошевелил пальцами и сумел поймать крест. Острый край поцарапал кожу, и Джим застонал вслух. Хорошо. Повторил. Тактильные ощущения давали огромный кайф — просто потому что они были. Покрутив крест некоторое время, он рискнул приоткрыть глаза и тут же закрыл их снова. Шторы оказались не задёрнуты, в комнате — слишком светло.

— Я тебя убью, — пробормотал Джим непослушными губами.

Онемение уже ушло, но какие-то отголоски сохранялись.

Ему никто не ответил. Открыв глаза снова, Джим понял, что он в квартире один. Пошевелил пальцами ног. Носки так и остались на месте, а вот туфли он всё-таки сумел снять. Всё тело было липким от пота. И воняло.

Поморщившись, Джим дорасстегнул рубашку и отшвырнул её в сторону. С отвращением вспомнил, что Большого Ка он не сможет убить. Потому что он уже убил его.

Почти.

Джим снова застонал, перевернулся так, чтобы лечь на диван целиком, стянул брюки и увидел снова эту картину: Клаус вставляет пистолет в рот и нажимает на крючок. Падает на новый серый ковёр, пачкает его кровью и мозгами, таращится в потолок пустым взглядом.

Нет, Джим не испытал того удовлетворения, на которое рассчитывал. Вышло слишком слабо. Дело, конечно, было в самом Клаусе. Тупой бурдюк. Он умудрился испортить даже мгновение собственной смерти.

Джим выпустил крест и потёр глаза. Зрение более или менее восстановилось, но на душ пока недоставало сил.

Он снова воспроизвёл в голове сцену: комната, Клаус, за стеной — девочка под прицелом снайпера.

Снайпер. Вот кто был хорош без сомнений. Мысленно Джим переключил картинку и погрузился в неё с головой. Высокий лоб, который создаёт дивную иллюзию ума, внимательные голубые глаза, неотрывно глядящие в прицел. По шее из-под коротко стриженных светлых волос стекает капелька пота, но он даже не думает стереть её, даже не вздрагивает, хотя это должно быть щекотно. Капелька проходит вниз и прячется под воротником серой футболки.

Джим слегка поменял ракурс. Спереди зрелище тоже было отличное.

На лице — ни одной эмоции. Разве что спокойная сосредоточенность. Моргает редко. Губы плотно сомкнуты, но не сжаты. Подбородок гладко выбрит, но всё равно видно, как должна расти щетина. Руки держат винтовку как будто совсем легко, без усилий.

Джим хотел знать наверняка: выстрелил бы Себастиан в девочку? Ему нравилось думать, что да. Такой совершенный инструмент должен работать без сбоев.

Но ведь Клаус тоже был хорош!

Внутри сжалось, и Джим сказал вслух: «Мне обидно!»

На самом деле, конечно, нет, он был зол и всё. Но ему могло бы быть обидно, теоретически.

Клаус изменил ему. Мудак. Что там, пара тысяч фунтов? Пара сотен тысяч? Попроси Клаус по-хорошему, Джим дал бы ему эти деньги. У него были. И ему было их совершенно не жаль.

Клаус решил всё усложнить..

В голове было тихо, и Джиму это не нравилось.

Продолжая крутить мысль о том, что сделал Клаус и ради чего, он нащупал пульт и включил стереосистему, позволяя вкрадчивому голосу заполнить пустоту. На фоне голоса мысли складывались стройнее.

Клаус устал возиться с ним, вот в чём причина. Он оказался таким слабаком, этот здоровый и сильный Клаус.

Может, стоило убивать его медленнее. У Джима был один талантливый парень, который умел снимать с людей кожу живьём. Вот только Клаус был таким скучным, что ради него даже не хотелось возиться.

Но, сделай Джим всё красиво и как следует, сейчас, пожалуй, было бы лучше.

Оставляя музыку играть в пустой комнате, Джим ушёл в душ и долго стоял под водой, тщательно вымыл голову два раза, а когда вернулся, композиция уже сменилась. Теперь играл старик-Синатра, и Джим не стал ему мешать. На сегодня у него ещё было много дел.

Он опять поймал крест, на этот раз избегая острого края, и потёр его. Гладкая поверхность оникса нагрелась.

Джим не хотел работать. Он ощущал себя разбитым в самом прямом смысле: как будто куски его тела, ставшего фарфоровым, разлетелись по всей комнате, а целостность — только иллюзия.

Снова рухнув фантомным телом на диван, Джим выключил музыку и активировал экран — он выехал из ниши в потолке и опустился на удобный уровень. И сразу началось воспроизведение фильма.

Джим улыбнулся, когда на экране отобразилось по очереди:

«Пост Реалити Студио» совместно с кинокомпанией BBC,

постановка Александра Кларка,

продюсеры Александр Кларк и Мэттью Фишер,

сценарий Александра Кларка,

фильм основан на реальных событиях,

«Жертва нового бога».

Джим обожал смотреть, как Александр каждым кадром признавался ему в любви.

Глава 6

Это, конечно, была паранойя, снова поднявшая голову, но Себ не собирался на этот раз осаживать её, и, выходя вместе со Сьюзен из дома, прихватил футляр с «М-24». Сью на сумку бросила любопытный взгляд, но вопросов задавать не стала — ей сегодня хватило впечатлений, тем более, что в последние два часа они отчаянно играли в «Морской бой», а до этого — вместе готовили ужин. Себ постарался как можно тщательнее отвлечь дочь от воспоминаний о встрече с Фоули — и, кажется, это удалось.

Эмили на руки он сдавал очень уставшего, но весьма довольного ребёнка.

— Господи, Себ, ты её умотал, — улыбнулась Эмили.

— Это взаимно, — сказал он, помахал рукой и пошёл прочь.

Завёл машину, отъехал немного, сделал круг и вернулся. Запарковался чуть в стороне, чтобы не привлекать внимания, забрал винтовку и пошёл к школе — трёхэтажному зданию с идеальной плоской крышей, буквально созданному для его целей.

Его никто не видел, да и сам Себ никого не замечал. Район спал, в большинстве окон уже погасили свет.

Школа, конечно, охранялась, но одинокий сторож едва ли обратил внимание на шевеление теней, когда Себ перебрался через ограду. По пожарной лестнице он поднялся на крышу и сразу лёг на живот, чтобы на фоне ещё не до конца чёрного неба никто не разглядел силуэт.

Дом Эмили был перед ним как на ладони — он видел все подходы к нему. Через прицел можно было даже попытаться заглянуть в незашторенное окно, но делать этого Себ не стал.

«Что я делаю? Какого хера вообще творю?» — спрашивал он себя, но не шевелился, прижимаясь всем телом к холодной крыше, устроив щеку на ложе и вглядываясь в темноту.

Никого не было, не должно было быть.

Но Себ знал, что никакие разумные доводы не заставят его сдвинуться с места. Он должен убедиться, что пугающие намёки в словах Фоули — бред воспалённого воображения. И он предпочитал убеждаться в этом на крыше, на ветру, с винтовкой в руках, а не дома, где тепло — и где он совершенно беспомощен.

Шевеление за спиной он не услышал, а почуял, ощутил кожей. Боковым зрением увидел, как рядом опустилась тень, свесила ноги с края крыши и легкомысленно поболтала ими.

— Там никого не будет, Себастиан, — сказал Фоули после нескольких минут молчания. — Совершенно никого. Только я. И я здесь.

Себ поднял голову, опёрся на руку и тоже сел, поджав под себя ноги. Винтовку положил рядом. Фоули, чуть наклонив голову набок, рассматривал Себа с особым вниманием.

— Мне нужен снайпер, Себастиан.

— Тебя больше нет, — фамильярно произнёс Себ. Трепет перед Фоули исчез, как рукой сняло. — Я видел некролог в газете.

— Фоули нет… — улыбнулся он, и Себ заметил, что у него слегка искривлены нижние зубы. Казалось бы, мог бы пойти к стоматологу и всё исправить, заплатив сумму, раза в два меньше стоимости его костюма, но нет — оставил. Пиджак ценой в годовой доход какой-нибудь британской семьи, а зубы кривые. — Остался только Джим. И ему нужен лучший снайпер.

Сейчас Фоули… чёрт его возьми, просто Джим, выглядел совершенно адекватным. Примерно так могло бы проходить первое собеседование Себа: только не на крыше, а в офисе. Нормальный парень в дорогом костюме предлагает ему работу, и Себ соглашается, не спрашивая, кого именно завтра будет держать на прицеле, потому что ему, в общем-то, всё равно.

Вот только Джим Фоули — не нормальный парень, а сумасшедший. Сидит на наркотиках. Взорвал собственный, мать его, офис. Припёрся домой к Себу и угрожал его дочери. Или не угрожал?

Себ запутался.

Фоули давал ему работу, которая была отчаянно нужна, освобождал от необходимости искать себе место в гражданской жизни, которого всё равно не было.

— Мне нужно официальное место работы — не желаю привлекать внимание налоговой. И сумма из моего прошлого контракта… — произнёс Себ, — удвой её.

Джим присвистнул.

— Многого хочешь, детка. За что же такие деньги?

— Первая половина — за мою работу, — пояснил Себ. — Вторая — за то, что к этой работе прилагаешься ты.

Джим засмеялся — слишком громко в ночной тишине, хотя они ведь ни от кого не прятались.

— Вы посмотрите, оно кусается…

— Или ищи себе снайпера где хочешь.

— Я завтра пришлю документы. Тебе придётся каждый день доказывать, что ты стоишь этих денег.

Какое-то время они вдвоём рассматривали ночные улицы и небольшие тёмные домики. О чём думал Фоули… Джим — кто его знает, а Себ размышлял о том, что лет через десять ему потребуется чертовски хороший психолог. Если он проживёт десять лет с таким боссом, как Джим, разумеется.

— Ещё кое-что, Джим, — нарушил молчание Себ.

— Я весь внимание, дорогой.

— Возможно, я туповат, не спорю. У меня солдафонская рожа, на которой всё написано, и у меня нет и не может быть никаких секретов. Окей, без проблем. Я знаю, что ты можешь уничтожить меня, если захочешь. Идёт. Но если ты хоть раз заставишь меня снова испугаться за безопасность Сьюзен… — он сделал паузу, не сводя взгляда с дома Эмили, — если я почувствую хотя бы намёк на опасность для неё, я тебя убью. И твои мозги, хитрость и что там ещё прилагается не помогут, потому что от снайпера ты не спрячешься.

Ещё вчера Себ, наверное, побоялся бы сказать Фоули что-то в этом роде. А сейчас слова вылетали сами собой, без малейшего затруднения. Себ точно знал, что выполнит эту угрозу. И Джим знал, что Себ её выполнит.

— Это так трогательно… — сказал он задумчиво. — Так глупо… Твоя жизнь, твой опыт, знания куда дороже жизни девчонки, которая ничего из себя не представляет. Но ты умрёшь, защищая её. Никогда не пойму людей.

— Тогда просто запомни.

Джим протянул ему руку и улыбнулся, показав верхний ряд зубов:

— Моё слово. Никто не тронет малышку Сьюзен.

Себ скрепил этот договор рукопожатием, отметив, что у Джима тёплая мягкая ладонь.

По идее, можно было вставать и возвращаться домой. Но Джим сидел так, словно совершенно никуда не собирался, и Себ тоже не двигался. Он сам не понимал, в каком напряжении провёл весь этот день, а теперь его отпускало. Было приятно просто дышать ночным воздухом.

— Теперь вы возглавите новую компанию, сэр?

Джим фыркнул:

— Нет, дорогой, это в прошлом. Быть на виду, сидеть в офисе… Это было ужасно скучно. Нас ждёт нечто новое. Ох, Себастиан… Будет очень весело. И горячо. Всё как ты любишь. Не скучай, детка, — тем же плавным движением Джим поднялся, провёл рукой по волосам Себа, заставив его рефлекторно вздрогнуть, и исчез в темноте.

Можно было бы поднять винтовку и через прицел проследить за ним, но Себ решил, что ему лень.

***

Кто бы сомневался, что первое в новой жизни задание от Джима будет сложным и кровавым? Только не Себ. Скорее всего, бывший Фоули заметал следы и отдавал долги, потому что за сутки только пули Себа убили троих. Сколько ещё умерли от отравления газом или от рук других киллеров, он не имел понятия.

Зато ему действительно доставили бумаги, согласно которым Себастиан Майлс принимался на должность старшего менеджера службы безопасности в компанию GMS. И как это расшифровывается, даже «Гугл» не знал. Менеджер так менеджер. Себ поставил подписи в положенных местах, оставил один экземпляр себе, а второй отдал курьеру.

Когда третья пуля была выпущена, у Себа завибрировал телефон. Сообщение от Джима оказалось лаконично-раздражающим: «Хороший мальчик», — и подтвердило, что удвоение оклада Себ требовал не зря. Это всё он готов был терпеть только за очень большие деньги.

После серии заданий Себ снова с головой погрузился в ничегонеделание. Прогресс, правда, наблюдался: он понемногу учился находить себе занятия. Например, вспомнил, что уже на следующей неделе Эмили и Джексон отправятся в отпуск, а значит, Сью будет жить у него, и потратил день на то, чтобы обустроить для дочери комнату из той, которая до сих пор пустовала. Покрасил там стены в сиреневый цвет, купил односпальную, но достаточно широкую кровать с хорошим матрасом, поставил письменный стол, кресло с правильной спинкой, настроил освещение. Ему хотелось, чтобы Сьюзен чувствовала себя хорошо у него дома.

Новый звонок от Джима застал его за мытьём окна в комнате дочери.

— Ты мне нужен в Сити, здание напротив нашего офиса, через сорок минут. Не опаздывай, Себастиан, — без приветствий сообщил Джим.

— Да, сэр, — тут же отозвался Себ.

— И захвати свою игрушку, — он сбросил вызов, а Себ закрыл окно, оставил ведро с водой и немедленно собрался.

В Сити он бросил «Форд» на одной из общих парковок и пошёл к офису пешком, внимательно глядя перед собой: не хватало ещё нарваться на полицию.

До офиса он не дошёл — заметил прислонившегося к бетонной колонне Джима, одетого как подросток — в футболку с принтом и джинсы с прорехами. На уши он надвинул красную кепку с Багзом Банни.

Себ остановился в нескольких шагах и кивнул. Джим поднял палец, призывая к тишине, и зажмурился. Тут Себ заметил, что в ушах у него — наушники-капельки. Жмурясь и качая головой в такт, Джим дослушал песню, убрал наушники в карман джинсов и спросил:

— Любишь высоту?

Себ промолчал. Какая разница, любит он её или не любит. Надо — значит, полезет.

— Пошли, Себастиан. Покажу тебе кое-что.

Пожав плечами, Себ двинулся следом за Джимом. Они шли через Сити, почти всё время оставаясь в тени, которую отбрасывали груды стекла и бетона. Потом вошли в неприметную дверь «только для персонала», втиснулись в узкий маленький лифт и поехали на двадцать третий этаж.

То и дело Джим бросал на Себа задумчивые взгляды, как будто ждал какой-то реакции, а Себ благодарил бога и удачное стечение обстоятельств за то, что босс сегодня молчит.

Они вышли на крышу, и Джим велел:

— Достань винтовку, детка.

— Тогда присядьте-ка. Вас видно на пол-Лондона.

«Детку» он пропустил мимо ушей, и сам зашёл за вентиляционную трубу, опустился на колени и начал собирать винтовку. Джим, немного подумав, сел на пыльную крышу рядом с Себом.

— Смотри, — Джим указал рукой на северо-восток, — красный кирпич, третье окно слева, второе сверху. Это гостиная. Сейчас там сидит четверо человек, — он говорил спокойно и мягко, задумчиво. — Они смотрят телевизор. Дети устали и не понимают, почему мама и папа не отправляют их спать, как обычно. А мужчина и женщина не замечают времени. Знаешь почему?

— Потому что вы сейчас их убьёте? — предположил Себ.

Джим засмеялся:

— Ты действительно прелесть, Себастиан. Убивать родителей на глазах их детей… за кого ты меня принимаешь?

Себ понадеялся, что своим проницательным умом Джим как-нибудь дойдёт до ответа: «За редкостного сукиного сына», — поэтому промолчал. Если бы Джиму было нужно — он убил бы кого угодно и в любых обстоятельствах.

— Нет, Себастиан, сегодня никаких смертей. Всё, что тебе нужно — сломать их телевизор. Вот этим.

Из заднего кармана джинсов Джим достал упаковку патронов. Себ взял их, рассмотрел. Калибр подходил, но патроны были ему незнакомы. Не то самопал, не то китайщина.

— Оно вообще стрелять будет? В процессе не рванёт?

Джим посмотрел на него обиженно, и Себ зарядил магазин. Лёг на живот. Прицелился через открытую форточку.

Он действительно видел гостиную и телевизор. Мимо прошёл ребёнок.

— Ну?

— Цель несвободна.

Джим рядом щёлкал языком, что раздражало.

Стоило уйти ребёнку, как на траектории выстрела появилась женщина, подошла к телевизору вплотную. Что она там делает?

Щёлканье становилось всё настойчивей.

Женщина села, и Себ нажал на спусковой крючок. Что дальше происходило в комнате, его не слишком интересовало, а вот Джим смотрел не мигая — хотя что он там без оптики видел, оставалось загадкой.

Только через пятнадцать минут, когда Себ уже убрал «М-24» обратно в футляр, прислонился к трубе и расслабленно закрыл глаза, Джим заметил тихо:

— Теперь они вспомнят… Знаешь, Себастиан, что в тебе хорошо? Ты не задаёшь вопросов и не страдаешь от угрызений совести. Скажи, если бы я приказал застрелить этого ребёнка, вот того, ты сделал бы это?

Себ открыл глаза, посмотрел на Джима. Учитывая, что совсем недавно он готов был убить дочь Клауса, этот вопрос был излишним. Джим смотрел настойчиво, щурясь.

— Я скажу за тебя, святой Себастиан, — промурлыкал Джим. — Да. Ты бы это сделал.

— Сэр, можно без сеанса психоаналитики? — резко оборвал его Себ. — Я на вас работаю. Если вам понадобится, действительно понадобится убить ребёнка, вы его убьёте, а моими руками или ещё чьими-то — уже не важно.

В конце концов, приказы не обсуждаются.

— У меня был снайпер… до тебя, — сказал Джим таким тоном, словно рассказывал нынешнему любовнику про бывшего: с ноткой грусти и стыда. — Виртуоз. Он сломался, Себастиан, понимаешь? — поднявшись на ноги, Джим достал наушники, снова сунул их в уши и пошёл к выходу на чердак.

***

Себ лишний раз убедился, что сейф не только заперт, но и надёжно спрятан от посторонних глаз, пока Сьюзен мыла руки, выкрикивая из ванной вопрос за вопросом.

Эмили и Джексон улетали сегодня вечером, но Себ предложил забрать дочь пораньше. Джим никаких признаков жизни не подавал и работы не подкидывал, а ребятам нужно было спокойно уложить чемоданы.

Сьюзен осмотрела комнату, посидела на кровати, включила и выключила настольную лампу и сказала:

— Тут круто.

— Ну, у тебя дома комната лучше, — заметил Себ.

— Зато эта больше. И мне нравятся разводы на стенах. Как волны, — она провела пальцем по тому месту, где валик пошёл не туда и осталась заметная полоса. — Пап, можно я завтра пропущу школу? На один день? — она захлопала глазками, но Себ на это не повёлся.

— Нельзя.

— А послезавтра?

— Тоже нет.

— Послепослезавтра?

Себ чувствовал, что губы сами растягиваются в улыбке, но ответил всё так же непреклонно:

— Нет.

Сьюзен протянула жалобно:

— Ну, хотя бы послепослепослезавтра?

— Я же сказал…

— Но это будет суббота! — она рассмеялась первая. Себ обнял её, присев рядом на кровать, и признал:

— Подловила. В субботу, так и быть, можешь не идти.

Сьюзен устроила голову у него на плече и сказала серьёзно:

— Знаешь, я им разрешила.

— М-м?

— Маме и Джексону. Жить вместе. Он не так уж и плохой, на самом деле, — она замолчала и спросила: — Тебя не обижает, если я это говорю?

— Нет, — Себ погладил её по волосам, — меня это радует. Я очень хочу, чтобы твоя мама была счастлива. И если ей хорошо с Джексоном, и он ладит с тобой — то это прекрасно.

— Только я поставила им условия, — она завозилась, сворачиваясь в клубок, — во-первых, — сжала ладошку в кулак и отогнула один палец, — пусть они поженятся. И мама должна надеть платье, она мне обещала. Во-вторых, — второй палец, — Джексон не должен заходить ко мне в комнату, пока я не разрешу.

— Отличное правило.

— И ещё, я сказала, что не хочу, чтобы у них рождались другие дети. Мы с Эммой сидели на прошлой неделе с её племянником. Ему два года и он такой противный, — она сморщила нос.

— Думаю, это условие ты не можешь ставить. Только мужчина и женщина могут решать, хотят ли они, чтобы у них родился ребёнок.

— Джулия говорит, если они родят ребёнка, то я им буду не нужна, — упрямо сказала Сьюзен, — она сказала, так всегда бывает.

— Далеко не всегда. Рождение второго ребёнка не делает первого менее любимым. И вообще, Джулия что-то не кажется мне авторитетным источником информации.

— Что такое — авторитетный источник?

Болтая про источники, школьные задания и Джексона, они отправились готовить обед. Сьюзен участвовала активно: к горячей сковороде Себ опасался её подпускать, но вот с ножом она уже управлялась неплохо. Он показал ей, как резать помидоры и огурцы кубиками, и она с увлечением взялась за работу, пока сам Себ обжаривал небольшие партии замаринованной курицы.

От телефонного звонка Себ вздрогнул — представил, что его немедленно выдёргивают на работу. Но это оказалась просто мама.

— Блудный сын слушает, — сказал он, предвидя первую же её фразу.

— Почему блудный? — тут же спросила Сьюзен, отвлекаясь от помидора.

— Действительно, блудный, — сказала мама нежно, пока Себ обещал Сьюзен рассказать об этом попозже. — Ты хоть ещё помнишь, как мы с отцом выглядим?

— Я запомнил один раз, когда мне было пять, и с тех пор не обновлял информацию. Рад тебя слышать, мам, — прижав телефон плечом к уху, он выложил криво нарезанный помидор на сковороду и пояснил: — Сьюзен, это бабушка.

На самом деле, мамин упрёк был слегка излишним. В конце концов, он был у них с папой… посчитав, что это было больше полугода назад, в короткий февральский отпуск, он испытал укол совести. А последний звонок, кажется, состоялся сразу после возвращения в Британию, то есть тоже довольно давно. Потом был Бирмингем, Джим Фоули — и стало не до того.

— Привет, бабушка! — крикнула в трубку Сьюзен, и Себ, включив громкую связь, понял, что в нём как в участнике разговора эти две болтушки не нуждаются.

Конечно, позднее его спросили, когда он приедет наконец в гости. Себ ответил обтекаемо — просто не мог загадывать. Родители так и жили в пригороде Карлайла, почти на границе с Шотландией, и добираться до них из Лондона было не так-то просто: либо пять часов на поезде, либо полтора на самолёте до Манчестера и дальше ещё два с половиной — на поезде. Такую вылазку придётся обсуждать с Джимом, и тот ещё не факт, что отпустит. Выходные в контракте Себа прописаны не были.

***

Жить со Сьюзен оказалось хорошо: Себ ещё раз напомнил ей о правилах дома, некоторое время понаблюдал, убеждаясь, что она их выполняет, и расслабился. От ребёнка он требовал немного: не входить в его комнату, когда там нет его самого, не раскидывать свои вещи и игрушки, читать только при нормальном свете и сидя, делать уроки за столом и с включённой настольной лампой, не возиться, если он зовёт есть или говорит идти спать.

У самого Себа почти не было привычек, которые требовалось корректировать из-за присутствия дочери рядом, особенно если учесть, что половину дня она проводила в школе.

А вот без няни они пока обходились — Себ договорился с мисс Кларенс, что на время отдыха Эмили её работа сводится к тому, чтобы возить Сьюзен на занятия и оставаться на связи: на случай, если его срочно вызовут на работу. Себ не хотел пускать в дом постороннего человека.

Несколько раз они созванивались с Джоан — но только поздно вечером, когда Сьюзен уже гарантировано спала.

Именно поэтому утренний сонный вопрос посреди завтрака:

— Пап, ты тоже в кого-то влюбился? — застал Себа врасплох.

— Что, прости? — Себ как раз только что получил от Джоан СМС с текстом: «Найдёшь немного времени сегодня после двенадцати? Надо встретиться», — и размышлял над словом «надо». Оно намекало на то, что у Джоан проблемы.

— Ты влюбился?

Себ предпочёл бы отшутиться или уйти от ответа, но потом представил, как после этого трудно будет знакомить Сьюзен с Джоан и сказал честно:

— Сам ещё толком не знаю.

— Как это?

— Продолжай есть кашу, мисс Кларенс приедет через десять минут. Так бывает. Я встретил одну женщину. С ней очень интересно общаться, мы иногда гуляем и… — как бы это так сформулировать в понятных восьмилетнему ребёнку категориях? — мне нравится проводить с ней время. Но мы знакомы очень недолго, поэтому я пока не знаю точно.

Сьюзен посмотрела на него серьёзным взглядом, размазала ложкой кашу по краю тарелки и сказала мрачно:

— Ладно. Понятно, что где один, там и второй.

Себ подавил улыбку и пообещал:

— Если всё будет серьёзно, я обязательно вас познакомлю.

— Она должна быть хорошей.

— Сама убедишься, — ответил Себ. На самом деле, он не сомневался, что однажды они с Джоан познакомятся, но всё-таки перевёл тему на домашние задания.

Джоан он ответил: «Если не появится работа, буду рад тебя увидеть. Где?». В ответ она скинула название того паба, где они познакомились, и к двум Себ уже был на месте.

В «Зелёном человеке» было достаточно людно, но не по-вечернему, когда все расслабленные и выпивают, а по-деловому: из окрестных офисов народ подтянулся на ланч. Едва Себ нашёл небольшой столик, как в паб вошла Джоан. Профессиональным цепким взглядом она окинула помещение, отыскала Себа, пробралась по лабиринту между столами, села напротив и сразу отказалась от предложения выпить или перекусить.

Себ подумал, что в полицейской форме она выглядит иначе. Более далёкой как будто.

— Мне надо было тебя увидеть и поговорить лично, а вся неделя безумная, — сказала Джоан, положив ладони на стол. Кажется, ещё чуть-чуть — и вцепится пальцами в крышку. — Побоялась, что потом не успею. Ты, если хочешь, ешь.

По мимике, скупым жестам и тону голоса Себ читал напряжение. Что-то произошло.

— Джоан, в чём дело?

Мелькнула мысль, что Джим Фоули как-то решил напугать её. С него бы сталось. Хотя, конечно, в этом не было бы никакого смысла.

Джоан закусила губу, уставилась на свои руки и призналась:

— Я готовила речь, но она вылетела у меня к чертям собачьим.

Себ чуть прищурился, изучая её лицо. Она отводила взгляд, заинтересованно разглядывая старую потёртую столешницу со следами от стаканов и кружек.

— Давай без речи, — попросил Себ, протянул руку и погладил её по запястью. — Просто как есть.

Задержав дыхание, она подняла на него глаза и сказала короткими, рублеными фразами:

— Мне предложили повышение. Старший детектив-инспектор. Глава отдела.

Поздравления Себ приберёг. Джоан — не безумная истеричка, и раз она вызвала его посреди дня, да ещё и в таком волнении, то у неё есть на это причина. Причём явно более существенная, чем новость о повышении. Что-то с Грегом? Если его отстранили или убили, а Джоан получила его место — да, это объясняло бы и спешку, и волнение. Но нет, тогда она говорила бы первым делом о трагедии, а не о повышении. Он не мог разобрать, в чём проблема, поэтому просто ждал.

Джоан добавила:

— В Плимуте.

Себ убрал руку от её запястья и кивнул, а Джоан забормотала торопливо, в манере, которая ей совершенно не шла:

— Если бы где-то ещё — я бы отказалась, я люблю Лондон, но Плимут… мой родной город. Там мои родители, старые друзья… — она рвала фразы. — Себ, я не хочу отказываться, потому что потом буду жалеть. И я…

Он заметил у неё под глазами мешки. Она ночь не спала, обдумывая это всё, правда, готовила речь.

Так мягко, как сумел, Себ сказал:

— Я понимаю.

— Не хочу играть в попытку отношений на расстоянии, — тихо добавила она. — Это всё, сам знаешь, ни к чему не приводит.

— Да, — кивнул он. — Ты права. И я понимаю, почему ты согласилась. Всё правильно.

Нужно было сказать ещё что-то, и он заставил себя подобрать слова.

— Ты чудесная женщина, Джоан, — выговорил он, — думаю, ещё немного — и я не смог бы тебя вот так отпустить.

Это было чистой правдой.

— Ещё немного — и я не смогла бы уехать, — улыбнулась она явно через силу.

А больше и не о чем было говорить. Не давить же эту чушь про «останемся друзьями», верно? Друзьями-то они уж точно не успели стать.

«Ладно, — подумал Себ заторможено, — к лучшему». Учитывая его работу, ему лучше не встречаться с бобби. А ей уж тем более будет лучше без парня-киллера.

После неловкого прощания они разошлись.

В голове у Себа было пусто, ничего осмысленного. Нет, правда… Дерьмо. Конкретно сейчас Себ не отказался бы от звонка Джима.

Поехать куда-то, за кем-то следить, заняться делом — да, его бы это точно взбодрило.

Нет, конечно, он не думал всерьёз об отношениях с ней. Чудо, что за пару встреч и несколько звонков она не узнала о нём чего-то лишнего. Начни они жить вместе — правда о работе Себа точно всплыла бы. И в сравнении с такой перспективой её переезд — отличный выход. Потому что, несмотря на все разумные доводы, Себ очень сомневался, что расстался бы с ней сам. Он ловил кайф от каждого звонка, от интонаций её голоса, от их секса и от самого присутствия Джоан в его жизни. Но раз она уедет в Плимут, то всё забудется, хотелось бы верить, что достаточно быстро. Просто сейчас на душе у Себа было дерьмово.

Александр Кларк: 3

Натурные съёмки в Ирландии были в самом разгаре. После долгих пререканий с Мэттом и продюсерской командой Александр всё же затащил группу в настоящую глушь. Конечно, все они могли бы спокойно жить в отеле и выезжать на съёмки с утра, но Александр хотел, чтобы главные герои прочувствовали на собственной шкуре пустынное одиночество, ночной холод, изоляцию от мира. Накануне ему не спалось: они долго бродили по окрестностям с Лией Харпер, которая играла главную роль. В свете удивительно большой яркой луны осматривали долину, зелёно-синие с мягкими тенями холмы, кромку низкого редкого леса вдалеке. Сначала они обсуждали, что чувствует девушка, оказавшаяся так далеко от всего, что она любит, в руках безумца, а потом говорили о маленьком народце. Лия согласилась, что, живи она в подобном месте, тоже верила бы в существ, которые однажды могут явиться из-под холмов. Она была одной из немногих, кто понимал, ради чего они все который день живут в вагончиках и терпят бытовые неудобства, за что Александр её очень ценил.

Новый съёмочный день оказался не из удачных. Они одолели сцену покупки дома с семнадцатого дубля, у Александра к этому моменту закончился чай в большой кружке, а вместе с чаем — запас терпения. После очередного «стоп, снято» он объявил перекур, сунул кружку в чьи-то свободные руки и подозвал оператора, осветителя и Кристин к домику. Он думал сегодня ещё снять визит любопытного журналиста и похороны, но теперь сомневался, что удастся — люди были совершенно не в форме. Поэтому похоронами он решил пожертвовать, сосредоточившись полностью на ночной сцене.

На самом деле, времени у них оставалось не так уж и много, синоптики предсказывали с начала следующей недели дожди, а оставалось ещё достаточно натурных сцен. И хотя, разумеется, при желании уголок дома и запущенный сад за высоким сплошным забором можно будет воссоздать в студии, Александру не хотелось бы этого делать. Он ценил жизнь в кадре. Этот дом — восемнадцатого века, с настоящим винным погребом, с каменными стенами, заросшими мхом, — значил куда больше своего пластикового двойника.

Подул ледяной ветер, Александр, закончив с распоряжениями по свету, натянул капюшон, отгораживаясь от мира.

Съёмки всегда вызывали в нём чувство, схожее с эйфорией. Видеть, как сценарий и раскадровки оживают прямо здесь, под камерами, в паре метров от него — это было, пожалуй, лучшее чувство в мире.

Прикрыв глаза, он представил себе ночную сцену. Он придавал ей огромное значение, которое, впрочем, и закладывалось в неё изначально автором первоисточника. Александр видел всё действие. Оно разворачивалось под опущенными веками, играло на кончиках пальцев и вызывало тягучее предвкушение. Ещё несколько часов — и сцена оживёт.

Мысленная камера наездом вышла на крупный план, в кадре остались дрожащие губы, накрашенные вульгарной красной помадой, зелёное пятнышко краски на бледной щеке…

Вдруг в реальность Александра вырвал страшный, душераздирающий визг. Резко распахнув глаза, Александр заозирался. Съёмочная площадка никогда не была тихим местом, но все звуки на ней оставались знакомыми. Этот визг был чужим. Он повторился, прозвучал тише, человечнее, но показался даже более страшным. Теперь Александр смог сориентироваться и понять, что кричат со стороны жилых вагончиков. Быстром шагом он двинулся туда — и не он один. Люди, бросая дела, пытались выяснить, что произошло и кто кричал. Раздавались невнятные вопросы. Несколько раз его самого спрашивали: «Всё в порядке, мистер Кларк?» — но ответить ему было нечего.

— Александр! Стойте!

Ему перегородила дорогу Кристин.

— Стойте, там… Все возвращайтесь к своим делам, сейчас же! — тут же закричала она.

Впервые Александр видел ассистентку такой — напуганной, потерявшей контроль.

— Тихо… — он положил ей руку на плечо, — в чём дело?

— Там… — она выдохнула, выпрямила спину и сказала шёпотом: — Там Кевина убили.

У Александра зашумело в ушах. Сдвинув Кристин в сторону, он пошёл вперёд, обогнул трейлер Мэтта, протиснулся между чьими-то плечами и спинами, оказался на небольшом пятачке пожухлой травы и почувствовал, что сейчас потеряет сознание.

Кевин действительно был мёртв — бесповоротно. Александр немного разбирался в этом. В конце концов, у него была слава режиссёра, который показывает самую достоверную смерть в истории кинематографа. Просто болтовня ради пиара, конечно. Но он и правда видел много трупов, часами торчал в морге.

Он никогда не видел ничего подобного.

Кевина распяли на перевёрнутом кресте — привязали грубыми верёвками за руки и за ноги, вбили гвозди в ладони, а потом закололи. Теперь крест лежал на земле, забрызганный рыжей грязью, которая мешалась с кровью.

Они снимали дубль с ним два часа назад. Кевин ржал, курил и едва не довёл оператора до нервного тика.

Он был жив два часа назад.

У Александра мутилось перед глазами, ноги стали внезапно ватными.

— Тш-ш… — послышалось совсем рядом. Его приобняли крепкие руки. — Пошли отсюда… Кристин, давай… — звуки не до конца пробивались в сознание, но голос Мэтта он всё-таки узнал.

Мэтт давал какие-то распоряжения, Кристин что-то отвечала, а Александр медленно опустился на деревянный стул и зажмурился.

Лицо Кевина тут же встало перед глазами — можно было бы сказать, что очень живо, если бы только оно не было мёртвым.

— Глоток, ну, молодец!

Чай оказался обжигающе горячим и крепким, в него явно подлили алкоголя. Прошибло насквозь.

— Господи… — пробормотал Александр слабо.

— Ну, как?

Мэтт, чьё лицо теперь было в фокусе, смотрел обеспокоенно.

— Полиция уже едет, скоро с этим всем разберутся. А я сейчас приведу тебя в порядок и позвоню мисс Кларк, идёт?

— Зачем? — с трудом выговорил он и отпил ещё чаю — от него, похоже, становилось легче. — Зачем ей?..

— Лучше уж я её предупрежу, чем потом она снимет мне голову.

Пожалуй, Елена могла. И после третьего глотка чая Александр подумал, что и сам хотел бы поставить сестру в известность о том, что произошло. Моргнув, он опять увидел Кевина — и его прошиб холодный пот.

— Мэтт… — хрипло позвал он. Друг наклонился. — Я, наверное, с ума сошёл. Но этот… крест.

— Жуть, я знаю, — Мэтт сжал его плечо, пытаясь подбодрить.

— Это не жуть… Это «Новый Пётр».

***

Александр считал этот фильм наивным. Неудивительно, это была его первая режиссёрская работа для большого экрана. Очень примитивный сюжет и максимально простые мысли, заложенные в основу.

Однако сцена из середины, незадолго до кульминации, ему удалась. Единственная на все полтора часа, если честно. Она не была реальной даже в мире фильма, а виделась герою в наркотическом бреду. Александр не скрывал того, что садистская эротизация библейской сцены — это оммаж в сторону Кубрика. Однако уже тогда он снимал даже бред подчёркнуто натуралистично, в манере документалистов BBC.

В целом, конечно, получилось слабовато. Он не довёл до конца мысль, не дотянул картинку и во многом пошёл на поводу у опытного оператора, который оказался на деле банальной бездарностью. Но та одна сцена, где герой снимает своего любовника с перевёрнутого креста, вышла достойно.

Сейчас даже думать о ней было тяжело, к горлу подкатывала тошнота, и приходилось пить чай с бренди, который ему оставил Мэтт.

Друг ушёл. Долго извинялся, но в конце концов Александр сам прогнал его. Кто-то должен был пойти и навести порядок на площадке, сообщить о произошедшем Елене, помочь Кристин встречать полицию и скорую.

— Мистер Кларк?

Подняв голову, Александр увидел пожилого мужчину в тренче. Отметил мешки под глазами и небритость, скользнул взглядом по удостоверению.

— Здравствуйте, детектив-инспектор.

Подтянув брюки, детектив Флетчер сел на пластиковый стул напротив Александра и объяснил, что должен задать несколько вопросов. Они были предсказуемые, особенно для человека, который снял драму о громком преступлении и весьма достоверно показал Скотланд-Ярд. Они, конечно, не в Лондоне, но суть работы одна и та же.

«Что видели, что слышали?» «Во сколько?» «Когда последний раз говорили…». Много однотипных вопросов, ответы на которые инспектор конспектировал, положив планшет на колени и даже не глядя на бумагу. Александр отвечал, но не мог отвести взгляда от почерка инспектора: очень мелкого и совершенно несерьёзного. Такому человеку больше подошли бы размашистые каракули, где отличить V от L — та ещё задачка. Несмотря на шок и ступор, Александр отложил эту картинку в глубине памяти: из подобных кадров строится реальность. Да, он сам дал бы инспектору быстрый широкий врачебный почерк, а жизнь придумала интереснее.

— Мистер Кларк?

— Не думаю, инспектор, — отозвался Александр, сморгнув и волевым усилием переводя взгляд на собственные руки. — Кевин был хорошим парнем, неконфликтным. Не такое уж частое качество в актёрской среде, знаете ли…

— Значит, конфликты были? — тут же спросил инспектор, но ответить Александр не успел — чуть в стороне от площадки начал быстро снижаться вертолёт. Инспектор выругался сквозь зубы и бросил:

— Закончим позже, мистер Кларк. У нас тут гости.

Он зашагал в сторону вертолёта, а Александр бессильно уронил голову на грудь. А потом дёрнулся и вскочил на ноги.

Стоило ему закрыть глаза, как он снова увидел Кевина на кресте, только в этот раз кое-что заставило его нервно оглянуться по сторонам и броситься на поиски Мэтта. Ему нужно было услышать, что это плод его больного воображения.

На площадке по-прежнему царил хаос, но Александр знал, как искать Мэтта во время любой бури — просто идти к её эпицентру.

Мэтт стоял на пустыре недалеко от вертолёта и, бурно жестикулируя, одновременно давал указания Кристин, отвечал что-то детективу-инспектору и жал руку седому мужчине в чёрном костюме, явно только что прибывшему. Кроме того, каждые несколько мгновений к Мэтту кто-то подбегал с вопросами, и он успевал отвечать на них.

Больше всего на свете Александр хотел бы держаться подальше от этого водоворота людей, эмоций и голосов, но ему необходимо было узнать всего одну вещь. Стиснув зубы, он решительно подошёл к Мэтту и спросил:

— Из какого дерева сделан крест?

Все замолчали. Инспектор поднял брови. Мужчина в костюме нахмурился недовольно. Мэтт задумчиво поскрёб в затылке. А потом молоденькая девушка в полицейской форме, которую Александр сначала даже не заметил, пискнула:

— Из оливы. Только под шляпками гвоздей…

— Дощечки из другой древесины, — прошептал Александр. — Можете проверить, но это акация.

— Я не понимаю, мистер Кларк, — проговорил инспектор, а Александр ощущал качание земли под ногами.

Оливковое дерево. Дощечки из акации. Декоратор крутил пальцем у виска, когда сооружал этот крест.

— Так, — раздался очень громко, звонко и успокаивающе голос Мэтта, — мистеру Кларку надо прилечь. Я отведу его, вернусь, и мы продолжим. Вы тут осмотритесь тогда, сэр.

— Что за оливковое дерево? — спросил другой голос, раздражающий.

— Потом, потом всё. Так, давай, дружище, тебе надо прилечь. Иначе Елена снимет с меня голову.

Мэтт, конечно, позвонил на студию сразу, как только они пришли в трейлер и Александр лёг. И конечно, получил закономерный ответ: крест пропал. Убийца не соорудил крест, похожий на реквизит из «Нового Петра», — он взял тот самый.

Положив трубку, Мэтт взъерошил волосы и сказал уверенно:

— Елена и этот парень из… Агентства по борьбе с серьёзной организованной преступностью, — он произнёс название нараспев, — разберутся в этом деле ещё до того, как мы с тобой завтра проснёмся.

Видит бог, Александр очень на это надеялся.

Глава 7

К звонку в половине четвёртого утра Себ был не готов. Рингтон вырвал его из сна как армейская тревога, заставил вскочить на ноги и потянуться к одежде. И только застегнув штаны, Себ осознал, что бежать никуда не нужно.

Он схватил телефон, бросил быстрый взгляд на экран и ответил сиплым голосом:

— Миссис Кейл?

Что бывшей тёще могло понадобиться от него в такую рань? Из трубки раздался судорожный всхлип, переходящий в подвывание.

— Миссис Кейл? — повторил он, холодея. — Что случилось?

— Басти… Басти, Эмили…

— Тш-ш… тихо… скажите мне. Просто скажите.

— Эмили… — снова всхлип, сухие рыдания, хрипы, — самолёт… Позвонили спасатели… Басти…

Себ опустился обратно на кровать.

— Когда позвонили?

— Только что… Она говорила, что летит отдыхать. Мы вчера с ней…

Да нет. Ну, твою ж… Просто чушь какая-то. В голове не укладывалось.

— Басти, я не знаю, что делать… кому звонить…

— Тихо, тихо. Вы правильно сделали, что позвонили мне. Сейчас… — он вцепился пальцами в волосы, потянул, уронил руку, — мама с папой приедут к вам, я попрошу. Тихо, тихо, миссис Кейл. Я всё выясню. Всё будет хорошо, — он говорил что-то успокаивающее, не вдумываясь в слова.

Когда всхлипы затихли, он сбросил вызов и взял ноутбук. Чёртова машина грузилась слишком долго! А ему нужен был интернет. Срочно.

Сайт BBC открывался, кажется, вечность, но всё-таки загрузился, выплюнув на Себа заголовок. Тяжело выдохнув, Себ пробежал глазами новость, выхватывая только обрывки слов и смыслов: «Рейс 986 Каир — Лондон», «крушение», «164 человека», «работают спасатели», «… с родственниками погибших».

Отставив ноутбук, экран которого светил слишком ярко, до рези в глазах, он набрал цифры, указанные в конце новости. Дозвониться на горячую линию оказалось непросто, но он ждал до тех пор, пока профессионально-уверенный спокойный голос не ответил ему.

«Миссис Эмили Майлс». «Да, из Каира». «Я её муж». Больше Себу ничего не потребовалось говорить — ни приветствий, ни всяких там «подскажите, пожалуйста», и, надо сказать, он был благодарен за это спокойному голосу.

Потом был звонок папе — Себ предпочитал поговорить с ним, а не с мамой.

— Сын? — у папы голос со сна тоже был хриплым. — В чём дело?

— Эмили погибла в авиакатастрофе. Миссис Кейл сейчас звонила мне. Она в ужасном состоянии, нужно с ней побыть.

Папа не стал задавать лишних вопросов.

— Буду через полчаса.

— И, пап…

— Что, Басти?

— Маму можешь взять, но проследи, чтобы без рыданий.

— Поучи ещё… Я отзвонюсь утром.

Вот и всё. Из Лондона ночью больше ничего не сделать. Спустив ноутбук на пол, Себ лёг на кровать, уставившись пустыми глазами в черноту потолка. Дальше будет опознание. Он съездит, ясное дело. Похороны. В Карлайле? Решать миссис Кейл.

Сьюзен… Кому-то придётся сказать ей, объяснить, что случилось. И Себ точно знал, кто это будет.

Джексон тоже, скорее всего, погиб, хотя о нём пока ничего известно не было. Но давайте честно: в авиакатастрофах выживают не так уж часто.

Себ тяжело выдохнул. Дерьмо случается. Хорошие люди, мужчины и женщины, просто умирают. А те, кто остался, стоят полчаса над их гробами, слушая пастора, и уходят жить дальше. Это нормально. Жизнь такая. Просто это не должны были быть Эмили и Джексон. Не сейчас и не так.

Он опять взял телефон и, отлично осознавая бессмысленность своих действий, позвонил Эмили. «Абонент не отвечает». Но вдруг бы?..

Раздался тихий робкий стук в дверь, и Себ был вынужден впустить сонную Сьюзен, которая куталась в пушистый розовый халат.

— Что-то случилось, папочка? Я слышала что-то…

— Я тебя разбудил? — ласково спросил Себ, опускаясь на корточки, чтобы посмотреть Сьюзен в лицо.

— Чуть-чуть. Это не страшно. Но я подумала, раз ты не спишь…

Нужно было сейчас обнять её, отвести в постель, уложить. Ребёнку не нужно узнавать такие новости ночью. Ну, да, конечно, а днём их узнавать легко и просто.

— Пап?

— Очень поздно, дорогая, — произнёс он. — Давай отведём тебя в постель?

Он расскажет ей обо всём утром, когда она будет готова. И тут же подумал, что всё это херня — не будет она готова услышать такое, никогда.

— Пап, всё хорошо? — она положила руки ему на плечи, и Себ понял, что не может соврать ей сейчас, а утром ошарашить страшной новостью.

— Нет, принцесса, не всё, — признался он, подвёл Сьюзен к своей кровати, усадил, обнял за плечи и сказал правду: — Произошло кое-что плохое. Мамин самолёт упал. Мама погибла.

Это была тяжёлая ночь. Сьюзен плакала, билась, снова заходилась слезами, и Себ поил её холодной водой. Только через несколько часов она уснула, совершенно вымотанная, судорожно цепляясь за его футболку. Себ, поудобнее устроив её голову на своём плече, крутил в голове однообразные мысли.

Смерть не пугала его и не шокировала. Он своё давно отплакал и отблевал. Он не впервые терял близких людей: друзей, сослуживцев, тех, кто спасали ему жизнь по многу раз.

Его разрывало изнутри от страха за Сьюзен. Она не могла жить с ним всё время. Да это была бы худшая идея в мире. Ей нужно внимание, время, помощь психологов и комфортные условия. Она нуждалась в заботе и поддержке. Кто возьмёт на себя её воспитание? Как ему это всё устроить, чтобы, находясь в безопасности, она в то же время не чувствовала себя так, словно вместе с матерью потеряла и отца? И как, господи, помочь ей пережить это огромное для неё, такой маленькой, горе?

— Пап… — Сьюзен подняла голову, не выпуская его футболку из рук, — а где мама теперь? Эмма говорила, что её папа под землёй…

— Я… точно не знаю, — вот что ей точно не стоит рассказывать, так это как выглядят жертвы авиакатастроф и как их собирают по кускам, чтобы опознать, и как хранят в одинаковых гробах в морге, чтобы проще опознавать было, — но мы обязательно положим её тело под землю. А вот душа… Бабушка точно объяснит тебе, когда мы увидимся. Она знает лучше.

— Зачем под землю?

Надо было об этом говорить, да? Кретин.

— Так… принято. Когда человек умирает, его хоронят в земле. Это правильно. Но… — он скрипнул зубами, мысленно заставляя себя подбирать внятные слова, — ты знаешь…

Себ не умел вести такие разговоры. Он смутно помнил, что говорили ему самому, когда умер дедушка. Кажется, что он ушёл на небо и смотрит за ним оттуда. Себа это пугало, потому что одно дело — дедушка, который живёт у себя дома в Шотландии и разводит пчёл, и совсем другое — тот же дедушка, следящий за ним неустанно, да ещё и с неба, откуда наверняка всё должно быть хорошо видно. Нет, этого он Сьюзен точно не скажет.

— Знаешь, даже если человек умер, это не значит, что он нас совсем оставил. Мы её помним. И каждый раз, когда мы будем вспоминать её, она как бы будет с нами.

Сьюзен смотрела на него пустыми глазами, в которых опять заблестели слёзы. Она бы и дальше рыдала, но у неё закончились силы. Она мелко часто сглатывала, шмыгала носом и совсем не моргала.

***

Дальше была изматывающая рутина, уничтожающая трагедию на корню. Мама, папа и миссис Кейл приехали в Лондон, остановились в доме Эмили, который уже не был её домом, Сьюзен осталась на их попечении, а Себ отправился в Черногорию, на территории которой упал самолёт, — на опознание. Ни о каких девяти днях, разумеется, не шло речи — Себ понимал, что будет удачей, если они похоронят Эмили в течение месяца, учитывая время на выдачу и перевозку тела.

Главное, он нашёл её.

В тот момент, когда он собирался возвращаться в Англию, позвонил Джим.

Он молчал всё это время, словно бы исчез, а тут объявился.

— Трудная неделя, детка, да? — сказал он прохладно, таким тоном, что не было сомнений: он обо всём знает.

— Сэр, — ответил Себ, — я буду в Лондоне через три часа и готов сделать всё, что нужно.

Джим тихо засмеялся.

— Мне ничего не нужно. Но у меня есть подарок, Себастиа-ан. Приезжай ко мне и забери его.

Хотя меньше всего на свете Себ хотел сейчас получать подарки от Джима Фоули, он не стал спорить и, выйдя из Хитроу, взял такси до Клармонт-клоуз, тринадцать.

Подъезд многоэтажки всё так же был открыт. Лифт всё так же вонял и дребезжал. Но дверь на восьмом этаже была слегка приоткрыта, и из-за неё доносилась омерзительная музыкальная мешанина.

Себ вошёл внутрь квартиры и понял, что хочет броситься прочь, только чтобы не слышать этого музыкального ада, но сдержался. Джим, развалившись на диване, слушал две песни одновременно из двух невидимых, но очень мощных стереосистем. Выдохнув и немного адаптировавшись, Себ сумел разделить два трека. С одной стороны орали «Мьюз» — он не мог не узнать их, Эмили обожала эту группу. С другой — играл совершенно незнакомый ему джаз, и в какой-то момент вокальное: «Детка, ты проиграешь» даже очень точно совпало с проигрышем на саксофоне, но потом мгновения синхронности закончились, и у Себа снова заболели уши вместе с затылком.

На лице Джима при этом читалось незамутнённое наслаждение, настолько мощное, что Себ едва ли мог поверить, что оно вызвано только музыкой.

Джим шевельнул рукой, убавляя громкость обоих песен.

«Сообразительно детка распинает моих врагов», — отчётливо пропели «Мьюз», саксофон всхлипнул, и Джим вырубил музыку окончательно.

Себ сглотнул и потёр затылок, в котором до сих пор отдавалась эта дикая смесь.

— О да, — сказал Джим, выпрямился и медленно, с трудом разлепил веки, однако взгляд его не был томным или сонным, наоборот, он горел совершенно безумно. — Подойди сюда, Себастиан.

Себ приблизился и, повинуясь указаниям, сел на край дивана.

— Сэр…

— Человеческие слабости… Как они меня иногда раздражают. Но у меня есть кое-что для тебя. Думаю, ты оценишь, детка. Не так-то просто это было раздобыть. Я старался.

— Сэр…

— Я старался! — рявкнул Джим. — И я надеюсь, что ты оценишь этот подарок.

Себ промолчал. Джим достал из кармана пиджака чёрную флешку. — Ты знаешь, что в самолёте была бомба?

Себа как будто ударили по голове. Дыхание сбилось. Он не нашёл, что ответить, прежде чем Джим добавил холодно:

— Я вот не знал. А я очень не люблю, когда меня не зовут участвовать в таких развлечениях. Это обижает и расстраивает. Я мог бы долго подбираться к этим людям, ты знаешь… но почему бы не подарить их тебе? Пять имён, Себастиан. Авторы идеи, исполнители, все, кого ты так хочешь.

Себ сжал флешку ледяными пальцами.

— Скажи мне, святой Себастиан… — протянул Джим, приподнимаясь к уху Себа, — когда ты будешь выпускать пули, ты почувствуешь удовольствие?

Себ встретился взглядом с Джимом и ответил чужим голосом:

— Да, сэр.

В этот момент он действительно обожал своего безумного босса.

***

Было жарко. Не то чтобы Себ не привык к жаре, но в этот раз стоял особо испепеляющий зной. Он прожигал насквозь куртку и кепку, пробирался внутрь, обдирал лёгкие и вызывал тошноту.

Винтовка тоже нагрелась и уже не холодила щеку.

Себ ненавидел Каир. Каждой клеткой своего тела, каждым нервом. Египет за неделю вызвал у него такую ненависть, которую Афганистан не заслужил за пять лет. Он ненавидел колониальные особняки, которые не давали никакого надёжного укрытия. Ненавидел песок и горький жир в воздухе. Голубятни на чёртовых крышах и чавканье мусора под ногами в проулках. Но больше всего в этом городе и в этой стране он ненавидел себя.

Джим дал ему пять имён: четыре в Египте и одно в Британии. На флешке были настолько подробные досье, словно за каждым из пятерых следили ежеминутно, поэтому искать никого не требовалось. Приехать, потратить день на подготовку и уточнение плана, выбрать точку и сделать выстрел.

Себ убивал людей очень много раз за свою жизнь, но впервые буквально чувствовал кровь на руках. На войне или во время заказов он просто работал. Нажимал на крючок, беспокоясь только об одном — верно ли рассчитал траекторию? И если пуля ложилась как надо, чувствовал спокойное удовлетворение — дело сделано.

Здесь, в долбанном Каире, Себ задыхался в крови.

Лёжа на дырявой грязной крыше старого французского особняка, укрывшись за очередным хлипким архитектурным излишеством, он смотрел через прицел в лицо четвёртому из своего списка. Это был обычный местный: смуглый черноволосый парень в белой свободной рубашке. Стоя на крыльце узкого серого дома, он болтал со знакомым и грыз орешки, кидая скорлупу на землю. Ничто в его облике и поведении не указывало на причастность к авиакатастрофе, скорее всего, его смерть с падением самолёта никак не свяжут. А если и свяжут… Плевать. Джим умел решать такого рода проблемы. Он же, кстати, нашёл ему превосходную, почти новую «М-24» в Египте.

Выстрелить Себ мог ещё пять минут назад.

Ничто не перекрывало цель, не было помех и причин для промедления, но он оттягивал мгновение. Впервые в жизни Себ испытывал какие-то чувства к человеку, которого держал на прицеле, и они меняли всё. Доли злобы хватило, чтобы разжечь пожар. По лицу, шее и спине Себа тёк пот. Вокруг жужжали мухи, некоторые садились на голую кожу, мерзко перебирая лапками.

Мог ли знать Джим о том, какой подарок он преподносит?

Едва ли.

Безумный босс бы хотел сделать ему приятное. В тот момент, когда флеш-карта оказалась у Себа в руках, он действительно ощутил восторг. Это было совершенно особое чувство, ни на что не похожее и ни с чем не сравнимое: пьянящая близость возмездия. Возможность сделать хоть что-то для Эмили и, главное, для Сьюзен. Право смотреть дочери в глаза и думать: «Твою маму убили, но я отомстил». Такое дикое и первобытное. Но потом, когда отступать уже было поздно, пришла тошнота. Ни Эмили, ни Сьюзен это не было нужно. Ему самому — тоже.

«Это заказ», — попытался он убедить себя. Ни капли не работало.

Не выстрелить было нельзя. Потому что это был, чёрт возьми, заказ, а то, что он совпал с личными переживаниями Себа — случайность, не более. Не лети Эмили этим самолётом, Себ всё равно лежал бы в вонючей каирской жаре и смотрел бы на шестикратном увеличении, как мужик жрёт мелкие орешки.

Его заинтересованность в этом деле — совпадение. Но оно ломало изнутри, корёжило самую суть его работы.

Сделав вдох и медленный выдох, Себ нажал на спусковой крючок и подавил желание посмотреть внимательнее, что будет дальше, только убедился, что цель снята. Сложил винтовку. Стянул и сунул в карман перчатки. Пинком отправил винтовку вниз, в заваленный горами мусора дворик — плод страсти французской изящности и египетской прагматичности. Пусть ищут.

Больше в Каире его ничто не держало, и только тошнота отравляла полёт. Оставалось надеяться, что она пройдёт, когда пятый и последний человек из списка упадёт с аккуратной дыркой в грудной клетке.

***

Лондон встретил затяжным дождём. Проходя досмотр на таможне, Себ ждал звонка от Джима — но его не было. Босс вообще молчал — пропал, выдав указания.

Зато неожиданно позвонил Грег.

Себ уже сел в кеб и назвал домашний адрес, планируя переодеться и как можно быстрее отправиться в дом Эмили — обсудить, наконец, с миссис Кейл похороны и немного побыть со Сьюзен, но всё-таки снял трубку.

— Привет, старина, прости, что отвлекаю, понимаю, у тебя и без меня забот сейчас…

— Всё нормально, привет, — прервал его Себ, — в чём дело?

— Если честно, — признался Грег, — мне нужна твоя помощь.

Себ мысленно выругался. Но учитывая, что Грег помогал ему, когда было нужно, об отказе и речи не шло — так что он просто назвал таксисту другой адрес, порадовавшись, что едет без оружия.

Грег настоял на том, чтобы встретиться в какой-то забегаловке типа «Макдоналдса», только с другой вывеской. Протиснувшись мимо толпы галдящих подростков с огромными стаканами колы в руках, Себ осмотрелся в ярком свете и всё-таки отыскал за решётчатой перегородкой приятеля. Выглядел Грег неважно: не то трёхдневный недосып, не то тяжёлое похмелье. Вместо приветствий он сказал:

— Я узнал недавно об Эмили, это…

— Плохо, да, — кивнул Себ, — так что случилось?

Принимать соболезнования он не хотел — не ему они предназначались. Да и перелёт был долгим, а неделя до него — одной из самых дерьмовых в жизни.

Грег, однако, не спешил выкладывать, в чём там дело. Ероша волосы, он кидал осторожные взгляды по сторонам, и только убедившись, что они окружены подростками или шумными компаниями, наклонился и заговорил:

— Мне нужно обсудить с тобой взрыв в «М-Корпорейшн». Разговор не из простых.

Себ подобрался.

— Ты ведь работал на них… Да, знаю, что пару недель от силы, но это может быть то, что нам нужно.

— Стой… ничего не понял, — Себ мотнул головой.

— Нам надо понять, чем они занимались на самом деле. Что они делали?

Наморщив лоб, Себ задумчиво ответил:

— Да чем они только не занимались, так-то. Химикаты какие-то, мобильники, грузоперевозки, трактора ещё были. Лаборатории вроде.

Грег взбодрился.

— Да, это официально. Но Пол уверен, что было нечто другое. Что всё это ширма.

Эту теорию Себ уже слышал — от Джоан, с которой он виделся, кажется, в прошлой жизни.

— Я не…

— Ты работал в охране, — надавил Грег, а Себ пожал плечами:

— Да что там работал… Ходил на встречи с этим… Фоули и другими боссами.

— Вот! Ты был на встречах. О чём говорили?

Себ выдохнул:

— Я не помню…

Какое-то время Грег колебался, хмурил кустистые брови, о чём-то размышлял, потом поднял ладони вверх, словно бы сдавался, и резко сказал:

— Пола отстранили. Идёт служебное расследование, — Себ не рискнул ничего говорить, а Грег продолжил: — Это не случайность. Ему намекали на то, что дело со взрывом пора закрывать, но он отказывался. А потом обнаружили, что он выносил из кабинета бумаги, которые выносить нельзя.

— А он выносил?

— Да все их выносят. Это формальность. Но сверху пришёл приказ об отстранении. Расследование несоответствия должности курирует сам интендант.

— Стой. И ты думаешь, что кто-то заплатил… шефу полиции за то, чтобы он закрыл дело и приструнил особо ретивого сотрудника?

Очевидно, именно так Грег и думал. И вполне вероятно, так всё и было, хотя Джим удивлял. Связи среди террористов и преступников — одно дело. Возможность надавить на Скотланд-Ярд — уже другое.

— Все бумаги забрали в другой отдел, — сказал Грег. — Но Пол обсуждал с нами это дело. Я должен доказать, что он был прав, это единственное, чем я сейчас могу ему помочь.

Себ некоторое время молчал, надеясь, что его лицо в должной мере выражает сочувствие. Потом заговорил:

— Мне жаль Пола. Дерьмовая ситуация. Но знаю я, правда, немногое. Я никогда не вслушиваюсь, о чём там болтают боссы из компаний, сплю с открытыми глазами, только слежу, чтобы никто рядом не делал резких движений.

— Если бы мы могли допрашивать всех этих парней в костюмах и с телохранителями, — пробормотал Грег, — страна бы процветала. Может, помнишь хоть какие-то обрывки?

Было жалко обманывать Грега. Себ вообще не любил враньё. Но они были по разные стороны, ничего не поделаешь — даже с учётом того, что Грег играет за хороших парней. Или нет? Если Джим давит на полицию, а кто-то ещё — на, скажем, кабинет министров, — то за плохих играют все. Дурные мысли после дурного дня в конце сумасшедшей недели.

— Акции, цены, тонны, сроки — вот и всё, без цифр и уточнений, мне было плевать.

Грег ссутулил плечи.

— Я просто не знаю, что мне делать. Пол — отличный полицейский, сделал такую карьеру, из патруля до старшего детектива-инспектора поднялся за пять лет. Он цепкий, как питбуль. Мы его иногда всем отделом ненавидим…

«Повезло же Полу вцепиться зубами именно в то дело, которое связано с Джимом», — подумал Себ.

— Если ему повезёт, его просто понизят в должности… — продолжил Грег. — Эх, развалилась команда, — и, меняя тему, спросил: — Ты знаешь, что Джоан уехала в Плимут?

— Да, она сказала, — отозвался Себ очень спокойно, но Грег что-то там додумал за него и сочувственно покачал головой, добавив:

— Жалко. Мы уже за вас радоваться начали.

— Радоваться, — хмыкнул Себ, — зубоскалили и сплетничали, как домохозяйки у забора.

Грег рассмеялся, хотя и не слишком весело:

— Ну, не без того. Но больше не над тобой, а над Полом. Он, как к нам пришёл, всё пытался за Джоан приударить.

— Дай угадаю: она раскатала его в тренировочном зале? — вспомнил Себ шутку из почти забытой встречи с полицейскими в пабе.

— Вытерла им пол. После этого он заявил, что просто обязан дождаться смельчака, который с ней справится.

Просившееся на язык: «Позвать женщину куда-то кроме тренировочного зала он не пробовал?» — Себ тактично опустил. Такую шутку можно было позволить себе в другой жизни, где они снова встретились бы той же компанией и где Джоан сидела бы рядом.

***

К дому Эмили Себ ехал в ещё более скверном настроении, чем выходил из аэропорта. Но собственные проблемы отступили, когда он увидел на крыльце похудевшую бледную Сьюзен, которая не кинулась ему навстречу, как обычно, а заплакала, цепляясь за руку няни. Себ быстро подошёл, присел на корточки, обнял Сью за плечи, всмотрелся в красные глаза и спросил мягко:

— Почему ты плачешь, дорогая?

— Бабушка сказала… — Сью всхлипнула, — ты летел на самолёте.

Дав мисс Кларенс знак отойти, Себ обнял Сьюзен, погладил по голове. Потом он объяснит ей, что летать — совсем нестрашно. Возможно, когда он убьёт пятого из списка и снова обретёт хотя бы призрак душевного равновесия, он найдёт для неё все необходимые слова. А пока он мог просто обнимать её и надеяться, что этого будет достаточно.

Он держал Сьюзен несколько минут, пока она не перестала дрожать, и потом ещё немного. Когда он разжал руки, над головой раздался строгий голос:

— Басти!

Папа остановился на пороге. Высокий, широкоплечий и спокойный, как обычно, он удивительным образом внушал уверенность, что всё разрешится. Хотя, конечно, Себ понимал, что это самообман.

— На пару минут, Басти, — позвал он, и Себ, передав Сьюзен обратно няне, встал и пожал отцу руку.

Они прошли сразу на кухню, неуловимо изменившуюся за короткий срок. Мелочи бросались в глаза: кастрюли стояли не так, как их ставила Эмили, полотенца не валялись на столе, а аккуратно висели на крючках. Себ притворил дверь и сказал:

— Бодро выглядишь. Как тут всё?

Папа сложил руки на груди. Конечно, он уже не был так здоров и крепок, как во времена детства Себа, густые волосы поседели, да и роста они на самом деле были одинакового, но он всё равно внушал Себу детский трепет.

— Неплохо. Миссис Кейл перестала рыдать каждый день, — отрапортовал он, — Сьюзен очень хорошо держится. Почти не плачет, только говорит мало. Чувствуется наша кровь. Она начала ходить в школу, хотя твоя мама была против.

— Возможно…

— Ей надо заниматься делом, — оборвал папа, — а не сидеть в комнате. От этого только хочется страдать и жалеть себя. Работа — лучшее лекарство от горя.

О да, с этой философией Себ был хорошо знаком. И в целом даже согласен. Но то, что было применимо к нему самому, плохо подходило Сьюзен.

— Я о другом хотел поговорить, Басти, — папа жестом показал, что не желает слушать никаких возражений и споров.

Себ подвинул стул и сел, напоминая себе, что ему уже очень давно не двенадцать, так что едва ли стоит бояться выговора.

Папа остался стоять, только опёрся рукой о холодильник, побарабанил пальцами по гладкой дверце и спросил, глядя Себу в глаза:

— Что ты думаешь о будущем Сьюзен?

Чего он только ни думал на эту тему за последние дни.

— Она будет жить со мной, — озвучил он тот вариант, который считал наиболее приемлемым, — я сниму более подходящее жильё, возможно, где-то недалеко, чтобы не переводить её в другую школу. Вот и всё.

Папин взгляд стал очень пронзительным, морщины вокруг глаз сделались глубже.

— Я так и думал. Бред сумасшедшего.

— Почему? — вскинулся Себ.

— Из-за твоей работы, вот почему!

— А что не так с моей работой? Хорошая фирма, большая зарплата. Да, не мечта карьериста…

Папа смотрел всё так же пристально, но Себ и не думал отводить взгляд, вместо этого встал, чтобы избавиться от неприятного чувства, что над ним нависают.

— Так вышло, что я узнал кое-что о твоих доходах, сын. Видел счета Эмили, которые ты оплачиваешь. Поболтал со Сьюзен о районе, в котором живёшь. Слоун-стрит, да? — он поджал губы, так что они стали почти незаметны на обветренном потемневшем лице, — честный человек столько не зарабатывает, Басти.

— У тебя богатая фантазия, отец, — спокойно проговорил Себ. — Возможно, за перекладывание бумажек столько и не платят, но я занимаюсь охраной, безопасностью. Это сложное и временами опасное дело, я был бы идиотом, если бы выполнял его даром.

— Я, может, и старый, но ещё не дурак, Басти. Маме или Эмили ты легко морочишь голову, но я…

— В чём именно ты меня обвиняешь? — жёстче спросил Себ: — Что я не остался служить в нашей доблестной армии? Что нашёл менее пыльную работу?

— Армия — это твоё дело, хотя я гордился тем, что мой сын — солдат, но ты… — он прикусил язык, опустил руку и сел на подоконник, как будто у него разом закончились силы.

Он выглядел сбитым с толку и смущённым. Не то разговор пошёл не так, как ему бы хотелось, не то он вспомнил, что уже давно не воспитывает буйного подростка, которому нужна твёрдая рука.

— Ладно, Басти, — он вздохнул, — я не буду учить тебя жизни, чему мог — научил, остальному, видно, не вышло. Но у твоей распрекрасной работы есть один недостаток — постоянные отъезды. Срочные задания, вот эти командировки, как сейчас, когда ты сорвался с места за два часа и на неделю. Скажешь, это всё мне тоже привиделось? — сарказм ему не шёл, и он обычно избегал его, разве что заходил в совершенный тупик.

Себ ответил спокойнее, чем собирался:

— Нет, я, правда, иногда бываю вынужден уехать. Но у Сьюзен есть няня, которая сможет присмотреть за ней.

Папа скривился:

— И кто воспитает твою дочь? Наёмная работница родом из Шотландии? Ты знаешь, что она полжизни прожила в Греции?

Себ хмыкнул:

— Преступление… — насколько он знал папу, жизнь в Европе была в его глазах куда хуже шотландских корней.

Он догадывался, к чему всё идёт, но не готов был согласиться на это.

— Чужая женщина, у которой один бог знает что в голове, вот о чём я! — повысил папа голос. — Мы с Кларой заберём её с собой.

— Нет, — отрезал Себ. — Не обсуждается. Сьюзен будет расти в Лондоне, где есть хорошие школы и большие возможности. Я не позволю забрать её в ваш с мамой медвежий угол.

Пригород Карлайла был отличным местом, очень зелёным, очень чистым и очень удалённым от столичной суеты. Но для ребёнка школьного возраста он не подходил. И тем более он был противопоказан подростку, в которого Сью очень скоро превратится. Себ помнил, как умирал там со скуки и целыми днями палил по банкам из отцовской охотничьей винтовки.

— Басти…

— Папа, нет. Если вы хотите воспитывать Сьюзен… — он сел на подоконник рядом, — я буду вам благодарен за помощь. Но она будет жить здесь. Я найду подходящий дом где-то поблизости, чтобы воспоминания об Эмили не душили её, но в то же время, чтобы она могла не оставлять свою школу, друзей, няню и всё остальное, к чему привыкла. Если вы с мамой захотите жить вместе с ней… — он сделал паузу.

Это было бы слишком хорошо, чтобы даже мечтать об этом. Мама дала бы Сью всю любовь и всю заботу, которые были ей нужны. А папа присмотрел бы за ними обеими — на случай, если самого Себа не будет рядом.

Папа ссутулил плечи, и Себу стало совестно за одно это предположение.

— Пап, — тихо сказал он, — я даже не прошу вас об этом. У вас в Карлайле своя жизнь, которой вы дорожите, и я это понимаю. Не представляю, как мама бросит свой сад. А у тебя работа, охота, друзья. Вам обоим будет плохо в Лондоне. Но Сьюзен будет плохо в Карлайле. У неё здесь тоже есть своя жизнь. Она не должна её бросать.

Папа вздохнул, разом теряя недавнюю суровость, похлопал рукой по карману рубашки и спросил:

— Ты куришь?

— Ни за что. И тебе не советую, лёгкие посадишь.

— Говоришь точно как твоя мама, — рассмеялся папа. — Мне всё это не нравится, Басти. То, о чём мы говорили раньше… У тебя с детства был талант. В то, что ты отложил винтовку в сторону и ходишь с важным видом за каким-нибудь типом в дорогом пиджаке я не поверю до тех пор, пока ад не замёрзнет. Я, конечно, деревенщина, но немного знаю, чем может заняться такой стрелок, как ты, оставшись без работы в большом городе.

Себ промолчал, не желая это никак комментировать. Все предположения оставались только предположениями. Пусть так и будет. Что бы там папа ни думал, скоро он вернётся в Карлайл и выкинет это из головы.

— Сьюзен верит, что у неё идеальный отец, знаешь?

Себ улыбнулся:

— Все дети так думают. К двенадцати она начнёт меня ненавидеть. Правда, если мне очень повезёт, то годам к двадцати пяти снова решит, что я не так уж и плох, хотя, разумеется, безнадёжно старомоден и давно отстал от жизни.

Они оба засмеялись, вспоминая бунтарские выходки самого Себа, из которых наиболее невинной было то, что он безо всякого предупреждения перестал откликаться на домашнее «Басти». Ещё устраивал голодовки и протесты в своей комнате. Дрался со всеми, с кем только мог, — а иногда и теми, с кем не мог. Украл гитару у школьной звезды. Ночевал на крыше…

Смех Себа стал ещё громче, потому что все эти картины (а также добрый десяток других) ожили в его памяти очень ярко.

Да, кажется, с папой нормально разговаривать они начали уже после Ирландии, когда Себ несколько повзрослел.

— Знаешь… — отсмеявшись, сказал Себ, — я, кажется, нашёл выход. Что ты думаешь про миссис Кейл?

Сам Себ, знакомясь впервые с будущими тестем и тёщей, обратил на них преступно мало внимания. Он был без ума от Эмили, и тот факт, что к ней прилагаются ещё какие-то родственники, волновал его мало. На первую встречу он пришёл, как велела Эмили, в костюме и с цветами, задал три дежурных вопроса: про погоду, ружьё на стене и цветы в палисаднике, пропустил мимо ушей ответы и счёл, что всё прошло неплохо. Потом они виделись мало. Он знал, что миссис Кейл от него в восторге, а мистер Кейл — ровно наоборот.

Он пропустил похороны мистера Кейла, зато помог миссис Кейл оплатить часть его долгов и перевёз её в новый дом — втрое меньше, но куда уютней старого. Почти час проговорил с ней по телефону после развода — почему-то, несмотря на все уверения в обратном, она, как и многие другие, в их разрыве обвиняла именно Эмили.

В общем, в сущности, он ничего не знал про миссис Кейл, кроме того, что ей удалось воспитать умную, заботливую, счастливую Эмили. А ещё, что она совершенно не привязана к Карлайлу и всегда была внимательна к Сьюзен.

— Она только и делает, что хлюпает носом, — нахмурился папа. — Ты с ума сошёл, если хочешь доверить дочь этой размазне.

Но по тону Себ слышал, что папа не так уж не согласен с этим решением.

Глава 8

Пятого звали Дэвид Блинч, он был из высшего класса и жил в особняке в Челси.

Себ лежал на полу запылённого чердака, усыпанного птичьими перьями и заляпанного помётом, и наблюдал за Блинчем. Тот сидел в гостиной, заставленной старой мебелью, подливал себе из пузатого чайника чай в маленькую фарфоровую чашку, разбавлял его молоком из молочника и лениво курил сигарету. Хоть фотографируй его — и на открытку. Высокий, светловолосый, с длинным лошадиным лицом, такой британский, что тошно. Себ всё ждал, что из-за кресла выскочит корги.

Не выскакивала.

Он затянул с этим делом на три дня. Сьюзен, которая до сих пор держалась очень хорошо, внезапно сорвалась в неконтролируемую истерику. Рыдала до рвоты, хваталась за Себа, кричала, что мама смотрит на неё из углов спальни.

Они вчетвером — Себ, мама с папой и миссис Кейл — с трудом напоили Сьюзен успокоительными каплями. К сожалению, после нескольких часов сна ей не стало лучше, и более или менее она успокоилась только в квартире у Себа.

Было очевидно: с жильём придётся что-то решать. Пока, в качестве временной меры, Себ арендовал половину таунхауса на соседней улице от дома Эмили, вместе со Сьюзен туда перебрались родители и миссис Кейл.

И вот теперь, когда все успокоились и обустроились, Себ вернулся к работе.

Только выполнить её оказалось очень трудно.

Он смотрел на цель, и всё, что мучило его в Каире, вдруг навалилось с новой силой. Казалось бы, разве проще выстрелить в незнакомца, чем в ублюдка, который оставил твоего ребёнка без матери?

Проще.

Отложив винтовку в сторону, Себ перевернулся и сел, прижавшись спиной к грязной стене.

«У меня был снайпер до тебя… — вспомнились слова Джима, — виртуоз… Он сломался».

И, кажется, Себ догадывался, почему.

Чёртов Джим Фоули.

Себ с силой сдавил виски пальцами, зажмурился до боли в глазных яблоках. Выдохнул.

Он не мог остановиться, прекратить всё, просто уйти.

Во-первых, потому что Блинч заслуживал смерти. Действительно заслуживал, безо всяких приказов. А во-вторых, потому что приказ всё-таки был.

«Он всё равно труп», — подумал Себ с отчаянием. Даже если он сам решит выйти из игры, Джим прикончит Блинча.

Ничего не изменится. То, что Себ ненавидит свою жертву, просто дерьмовая шутка судьбы или Джима Фоули. Мелочь. Не то, что может сбить глазомер, запороть баллистические расчёты, остановить пулю.

«Иди нахер, Джим!» — подумал Себ. Он не сломается.

Выравнивая дыхание, Себ ощущал, как его отпускает: тошнота прошла, ненависть отступила, голова очистилась.

Перевернувшись обратно на живот, он подполз к позиции, заново установил винтовку, поправил перчатки и приник к прицелу. В комнате теперь появилась женщина лет сорока, невысокая, полная, в строгом костюме и с короткими светлыми волосами. Жена, любовница? Себу было плевать. Они говорили о чём-то. «Как вы смели смотреть на горничную таким взглядом, сэр?» — озвучил её реплику Себ. Или: «Вы вообще видели прошлый отчёт?». Хотя вряд ли, официально Блинч нигде не работал. Может, они вместе ругали современную литературу?

Неважно.

Себу нужно было, чтобы женщина вышла из комнаты. Никакого волнения не осталось. Если сейчас они уйдут из комнаты вдвоём, Себ просто поедет домой, а потом продолжит — уже с другой точки. Он никуда не спешил, Джим ведь не ставил крайнего срока.

Женщина махнула рукой, наклонилась, коротко поцеловала Блинча в щёку и пошла к дверям. Кажется, её жест можно было перевести как: «Не надо меня провожать», — но Блинч всё-таки учтиво приподнялся со своего места. За женщиной закрылась дверь. Блинч вернулся в кресло, и Себ отщёлкнул предохранитель.

Скрипнула дверь. Себ вздрогнул, а за спиной тут же раздалось:

— Как поживаешь, мой дорогой Дантес?

Себ резко вскочил на ноги, повернулся — и, конечно, встретился взглядом с Джимом.

Неожиданный удар сзади — лучший способ вырубить снайпера, и Джим наверняка знал об этом. Себ сложил руки на груди, прогоняя остатки животного, вбитого в подкорку страха.

— Сэр.

Как он там спросил? «Как поживаешь, мой дорогой…», — Себ попытался вспомнить, но фамилия на «Д» вылетела из головы.

— Ясно, — пожал плечами Джим. — Я почему-то так и думал, — он выглядел раздражённым, а потому максимально опасным, — если бы я сам не давал тебе письменных инструкций, детка, я задумался бы, умеешь ли ты читать?

— С вашего позволения, сэр… вы нанимаете меня стрелять, а не читать.

Джим издал резкий звук: не то выдох, не то рык, не то стон, прошёл к подоконнику, уселся на него, разбивая последние остатки маскировки позиции, посмотрел в окно и сказал задумчиво:

— Одноклеточные и однозадачные. Господи, какая же скука…

Чем именно, Себ не знал, но чем-то он, похоже, как следует разозлил босса. Или не он?

Понаблюдав какое-то время за дорогой, Джим повернулся и сказал:

— Приговор мистеру Блинчу откладывается.

Если бы Себ услышал об этом пятнадцать минут назад, он, наверное, пришёл бы в ярость. Но теперь просто ответил:

— Как скажете, сэр.

Джим приподнял брови, и его лицо, только что выражавшее отвращение, сделалось заинтересованным.

— Надо же, — он улыбнулся, показывая зубы, — какой послушный мальчик. Может, я даже дам тебе за это косточку, Себастиан. Хочешь косточку?

Себ, наплевав на устав и напомнив себе, что он не в армии, опустился на колени и принялся разбирать винтовку. Раз уж Блинчу сегодня повезло — нечего ей тут лежать.

— Ты скучный, — протянул Джим, и вдруг окликнул его другим, непривычно-добрым тоном: — Себастиан!

— Да, сэр? — Себ тут же распрямился.

— Убей для меня кого-нибудь, святой Себастиан… — протянул Джим ласково и с мольбой в голосе, — ну, пожа-а-алуйста.

Он наклонил голову и улыбнулся, как будто действительно что-то выпрашивал, а Себ смотрел на него, сжимая в руке лямку футляра от «М-24», и не мог отделаться от мысли, что всё это один большой спектакль.

Ну, или у Джима ещё сильнее поехала крыша. Или он опять на наркоте.

— Простите, сэр, — сухо ответил Себ, — невнятный приказ, отданный командиром, пребывающим в невменяемом состоянии, я игнорирую.

— Ха, — Джим вытолкнул из себя короткий резкий смешок, — а если я дам более ясный приказ, Себастиан? Святой Себастиан… иди сюда…

Да, сомнений не было, у него начинался очередной приход. В полутьме чердака его кожа выглядела неестественно белой, на лбу блестел пот. Речь, как тогда в недостроенном офисе, стала невнятной, часть слов пропадала, и он был вынужден повторять их.

— К окну… ну, я не кусаюсь… — он опять засмеялся, и Себ с осторожностью подошёл к Джиму. Выглянул вместе с ним в окно, на немноголюдную улицу. — Смотри… повернула из-за угла… в мали… малиновой…

Джиму не было нужны договаривать, потому что Себ и сам разглядел женщину в яркой приметной шляпе.

— Вижу, — отозвался Себ.

— Видишь… — шёпотом повторил Джим, — она идёт не очень быстро… тяжёлый день, а дома ещё ссора с дочерью… Бедняжка. Она ненавидит свою жизнь. Всё время одна. Не была замужем, ни один мужчина не хотел её саму. Да и женщины тоже… — Джим прижался затылком к оконному проёму, закрыл глаза. Теперь его буквально рвало словами, зато он не терялся в них: — Работа была единственным, что делало её жизнь осмысленной, представляешь, Себастиан? И вот, пуф, она потеряла почти всё, Себастиан. Ей остался только позор, долгое и мучительное падение на дно… и дальше смерть. Помоги ей, Себастиан, — Джим открыл глаза, ловя взгляд Себа: — Убей её прямо сейчас.

Себ знал, что так будет, едва Джим упомянул женщину в малиновой шляпе. Она продолжала идти по улице, уже почти поравнялась с домом, на чердаке которого они сидели.

— Тогда уйдите от окна, сэр.

— Джим! — рявкнул он.

Да ладно. А Себ уж думал, что эту тему они проехали.

— Джим… уйдите от окна. Вас видно.

Он собрал винтовку так, словно соревновался на скорость. В голове было тихо, ровно и пусто. Джим отошёл в тень, а Себ присел и взял женщину на прицел. Расстояние было очень небольшим. Собственно, даже целиться не было нужды.

Женщина уже миновала этот дом и шла дальше. До конца квартала оставалось триста метров.

Щёлкнул затвор. Себ не знал, остановит его сейчас Джим или нет, и его это не волновало. Он сделал вдох, потом выдох. Задержал дыхание перед самым выстрелом, отсчитывая в голове секунды по ударам сердца, без всяких часов, и после десятой секунды, в перерыве между ударами, нажал на крючок.

Женщина упала, на улице началась суета, беготня, но Себ уже не смотрел туда, отодвигаясь в тень.

Опустив винтовку на пол, он посмотрел на Джима, а тот запрокинул голову и расхохотался: истерически, с повизгиванием.

— Я заплачу тебе премию, Себастиан, — он громко сглотнул, — премия нравится тебе больше косточки?

— Да, Джим.

Он смотрел на Себа как на особо интересный подопытный образец. Или как на добычу — во всяком случае, ноздри у него раздувались весьма хищно, а от наркотической (или ещё какого-то происхождения) вялости не осталось и следа.

— Хорошо. Да, Себастиан… — он хмыкнул, ещё шире раздувая ноздри, — ты убил её, потому что пожалел?

Себ ненавидел чёртов психоанализ и психологов. И его особенно раздражало, когда в психолога пытался играть Джим, потому что тогда он напоминал того стрёмного чувака из «Молчания ягнят».

— Я убил её, потому что вы отдали мне приказ, Джим, — ответил Себ. — Я могу быть свободен? На улице через пару минут будет толпа полиции.

Джим повернулся к Себу спиной и обхватил себя руками за плечи: жест вышел потерянным и жалким.

— Иди, Себастиан, — слабо ответил он. — Иди куда хочешь. И да, эта женщина… неделю назад она возглавляла огромную сеть по распространению кокса. Ты рад это узнать?

Отлично.

Хорошая новость: Себ знает, кто эту сеть возглавляет теперь. Плохая: ему плевать. Но эта игра Джима ему не понравилась.

«Он сломался».

Возможно, стоит намекнуть боссу, что, если он хочет и дальше иметь под рукой профессионального снайпера с высоким уровнем переносимости творящейся вокруг херни, то этого снайпера не нужно ломать специально. Хотя бы.

— Нет, сэр, — сказал он холодно. — Мне всё равно. И вам тоже лучше уйти… даже если полиция слишком тупа, чтобы заметить вас в тёмной комнате.

Он должен был бы начать разбирать винтовку, даже снял сошки, но больше ничего не делал. Вот только Джим выглядел отчаянно дерьмово. Подумав, что это становится недоброй традицией, Себ спросил:

— Может, вас отвезти домой?

Джим посмотрел на него с удивлением, как будто не расслышал.

— Джим?

— Иди, Себастиан, — сказал он. — Ты мне больше не нужен.

Себ бросил взгляд на часы. Может, полиция и не прибежит сюда через две минуты, но вот через полчаса Джиму точно лучше бы свалить. А он стоит, пошатываясь, с закрытыми глазами, и пытается, похоже, слегка прийти в себя. Что за дрянь он принимает, интересно?

Через пять минут Джим открыл глаза, во взгляде появилась осмысленность.

— Ты молодец, святой Себастиан, — и ушёл.

***

В завещании Эмили ничего не написала о похоронах — поэтому миссис Кейл, единственная, кто имел моральное право решать, за прошедший месяц раз пять поменяла точку зрения. Захоронение? Кремация? Приглашать ли пастора? Какую выбрать музыку? (1)

Тем не менее ко дню похорон всё было определено, и Себу оставалось только отвезти нарядную, причёсанную, но очень печальную Сьюзен на кладбище к нужному времени.

Накануне он сам, не полагаясь на сознательность и ответственность остальных, обговорил с дочерью каждую деталь, а потом помог ей выбрать подходящее платье. Вместе с родителями и няней Сьюзен они пришли к выводу, что она обязательно должна побывать хотя бы на первой части.

Себ не любил похороны, да и бывал на них очень редко — ни горевать, ни вспоминать его не тянуло, но ради Сьюзен он надел душный тесный костюм и был готов участвовать в церемонии от начала и до конца.

Заняв парковочное место у ворот кладбища, Себ повернулся к Сьюзен, поймал её потерянный и испуганный взгляд, спросил:

— Готова?

Сью сделала неопределённое движение плечами.

— Помнишь, о чём вчера говорили?

— Угу…

— Если ты захочешь заплакать — это не страшно. Никто не станет думать о тебе плохо. Но если сможешь сдержаться — будешь очень большой умницей. Попробуй всё время вспоминать весёлое. Помнишь медведя?

Сьюзен всё-таки улыбнулась через силу, вспоминая истории, которые Себ вчера рассказывал ей почти час, и собственные воспоминания о маме, которые они тоже освежили вместе.

— Пошли?

Только дождавшись внятного утвердительного ответа, Себ вышел из машины.

Кладбище Милл Хилл было из тех, которые точно понравились бы Эмили (в этом Себ был уверен — сколько их они обошли, когда только начали встречаться…). Здесь было тихо, зелено и достаточно пустынно.

Сьюзен шла маленькими медленными шагами, крепко держась за руку Себа, и даже оглядывалась по сторонам. В какой-то момент она залюбовалась большим мраморным ангелом, и они остановились возле него. Сьюзен осторожно коснулась крыла.

Себ её не торопил — специально приехал с запасом по времени.

Наконец, они вышли на церковный двор, где уже прогуливались гости. Завидев их, к ним поспешила миссис Кейл.

Ещё вчера она рыдала, но сегодня взяла себя в руки, оделась, накрасилась и даже вытащила откуда-то шляпку в духе королевы. С некоторой мрачностью Себ подумал: хорошо, что не малиновую.

— Басти! — она официально протянула Себу руку, которую он мягко пожал. Потом она наклонилась и поцеловала в щёку Сьюзен.

— Вы отлично выглядите, миссис Кейл, — сказал Себ.

Не успела она ответить, как к ним подошли соседки Эмили. Напрягшись, Себ всё-таки вытащил из памяти их фамилии: миссис Бейкер и миссис Харрис, мама неприятной девочки Джулии. Они тоже явно постарались, выбирая лучшие платья, обе по очереди пожали руку Себу и обе расцеловали Сьюзен, передавая ей приветы от своих детей.

Сьюзен выговорила в ответ пусть тихое, но вполне слышимое «спасибо».

— Она была такой красавицей, — вздохнула миссис Бейкер. — И такая ещё молодая…

— Жаль её цветы, она обожала розы и хризантемы, — проговорила миссис Харрис светским тоном, — мы с ней совсем недавно говорили, как подвязать плети на зиму…

Оставив соседок делиться впечатлениями о саде с миссис Кейл, Себ осторожно отвёл Сьюзен в сторону, незаметно поправил идиотский узкий пиджак и, подняв голову, прикинул, что между скатом крыши и высоким кирпичным бортиком просматривается отличная позиция для стрелка. Даже для двоих, учитывая симметричность строения. А спуститься можно сзади, там технические лестницы есть. Если бы он выбирал лёжку, расположился бы слева, в тени.

— Пап… — Сью дёрнула его за рукав, — что там?

Себ тут же отвёл взгляд от крыши.

— Я просто задумался. Отличная погода, правда? Представляешь, как бы нам не повезло, если бы лил дождь, как вчера?

Церковный двор окружали деревья и высокие стриженые кустарники. Себ окинул их взглядом и почувствовал, что во рту становится горько.

Прислонившись к одному из стволов, прикрыв глаза и, кажется, целиком отдавшись звучанию музыки в наушниках, стоял Джим. Себ немедленно отвернулся и встал к нему спиной, закрывая от него Сьюзен — и наоборот. Ей совершенно не нужно его видеть и вспоминать встречу на кухне.

К счастью, пробило десять. Себ повёл Сьюзен вслед за остальными в церковь, где уже был выставлен чёрный гроб, обложенный со всех сторон белыми лилиями. Ладошка Сьюзен стала влажной.

— Сейчас бабушке придётся говорить речь. Она репетировала её три ночи, представляешь, а всё равно боится, что забудет слова, — шепнул Себ на ухо дочери, садясь с ней на скамью в третьем ряду — так, чтобы не привлекать особого внимания и не делать Сьюзен предметом изучения.

Церковь набилась почти целиком. Кого-то Себ смутно узнавал — кажется, этих людей он встречал, пока они с Эмили ещё жили вместе. Но в основном вокруг была масса чужих лиц.

Пока все рассаживались, к Себу подошёл Грег — официальный и серьёзный. Кивнул Сьюзен, сказал, что ему жаль встречаться при таких обстоятельствах и отошёл, дав Себу повод снова отвлечь дочь от неприятных мыслей.

Он как раз закончил драматический рассказ о том, как будущий полицейский искал по улицам кошку Эмили, когда шуршание и шорох одежды затихли, уступая место неторопливой музыке.

Сьюзен рядом вытянулась, замерла и, кажется, даже дышала через раз. Себ продолжал держать её за руку, а на тёмном экране позади гроба расцвела первая фотография — хохочущая Эмили пытается удержать на плече кота.

«Господь, пастырь мой…» (2), — пел голос, который, если постараться, можно было принять за голос Эмили. Фотография сменилась. Теперь Эмили стояла одна и держала в руках букет цветов.

«Он водит меня к водам тихим».

Себ улыбнулся, когда увидел кусочек их с Эмили свадебной фотографии. Кто-то предусмотрительно загнул или отрезал на компьютере его половину, оставив в кадре только кусок локтя в чёрном пиджаке. А Эмили, чуть подняв голову, махала кому-то перед собой.

«И я не убоюсь зла, потому что ты со мной».

Эмили над детской кроваткой, которую не видно, но которая легко угадывается. Себ знал эту фотографию, потому что делал её сам.

И ещё фото, и ещё: множество забавных и счастливых моментов.

Отвернувшись от экрана, Себ посмотрел на Сьюзен. Глаза у неё были широко распахнуты, как будто она боялась моргнуть и упустить хоть что-то. Рот приоткрылся. Она всё ещё дышала через раз.

«И я буду жить в доме Господнем, навсегда и во веки веков».

На последней фотографии Эмили была вместе с Джексоном. Снятые по пояс, они обнимались и, похоже, собирались поцеловаться. Они смотрели друг на друга, и Себ ощутил что-то неприятное, шевелящееся в груди. Они хорошо смотрелись вместе, и он хотел бы…

Было бы круто увидеть их вместе по-настоящему. На свадьбе, которую выдумала Сьюзен. Чёрт возьми, они были обязаны закатить праздник и позвать его на торжество.

Фотография тихо выцвела вместе с последними нотами песни, и к трибуне вышла миссис Кейл. Она откашлялась, поправила рукава платья, потёрла запястья, коснулась шляпки, ещё раз кашлянула…

— Эмили ругала бы меня, — произнесла она в микрофон дрожащим голосом, — за то, что я так нервничаю… Она вообще любила говорить, что я всё время нервничаю по пустякам. Думала, она знает, как лучше жить…

Кое-где раздались приглушённые смешки.

— Она ещё в школу не ходила, когда заявила мне впервые, что мы с папой неправильно живём. И немедленно составила план, как всё исправить, — она опять кашлянула и крепко сжала пальцами край кафедры. — Первым делом, нам нужно было немедленно бросить работу, потому что «это глупо — работать столько времени».

Смешки стали громче.

Да, более юная версия Эмили, правда, отличалась страстью к поучениям.

— До седьмого класса я воспитывала ворчливую старушку, — продолжила мисс Кейл, — а потом, придя домой, вдруг обнаружила сумасшедшего подростка с розовыми волосами. Как вы думаете, чем именно она покрасила голову? — сделав паузу, миссис Кейл выговорила, хотя было видно, что ей хотелось скорее плакать, нежели смешить: — Жидкостью Кастеллани из аптечки.

Те, кто засмеялся, видимо, застали розововолосую Эмили. Хотя Себу тоже было забавно: он вспоминал фотографию, которую она гордо продемонстрировала на третьем свидании.

Миссис Кейл не зря репетировала. Она вспоминала шутки, смешные истории, выходки, и вдруг, оборвав саму себя посередине речи, ещё раз кашлянула и сказала:

— Нам всем будет не хватать нашей Эмили. Она умела приносить радость.

Несколько секунд в церкви было очень тихо, а потом опять заиграла музыка. Снова закрутились фотографии, но на них уже мало кто смотрел, потому что носильщики подняли гроб и неспешно пошли к выходу. Когда они проходили рядом со Сьюзен, она протянула руку и быстро коснулась деревянного угла. Отдёрнула ладонь. Всхлипнула и уткнулась в подмышку Себа, ещё толком не понимая причин, но уже чувствуя по общему настроению, что не нужно рыдать громко.

Миссис Кейл под руки вели родители Себа. Мама шептала ей на ухо что-то утешительное. Кто-то украдкой вытирал слёзы, а Себ ощущал настойчивый зуд в затылке. Поймав момент, он обернулся и встретился взглядом с Джимом, стоящим позади скамей. Он уже убрал наушники и теперь сливался с толпой — разве что его пиджак был подороже, чем у остальных. Убедившись, что Себ его видит, Джим медленно наклонил голову, повернулся и вышел из церкви, растворяясь среди однотонных спин.

Когда Себ и Сьюзен выбрались наружу, Джима уже нигде не было видно. Зато к ним подошла няня и тут же заговорила со Сьюзен, отмечая, что она большая молодец и очень хорошо держится.

— Твоя мама очень бы тобой сейчас гордилась, Сьюзен, — сказала мисс Кларенс, — ты настоящая маленькая принцесса.

Сьюзен, которой всегда нравилось, когда её называли принцессой, в этот раз не отреагировала на обращение, а мисс Кларенс спросила:

— Мистер Майлс, возможно, мне стоит увезти Сьюзен домой?

Себ задумался. Впереди ещё было прощание у могилы и речь пастора, но нужно ли это видеть Сьюзен? Сейчас, под впечатлением от церемонии прощания, она, кажется, пребывала в том состоянии, когда печаль ощущается, но не ломает. Если она сумеет сохранить это чувство, со временем боль от смерти Эмили станет слабее.

— Сьюзен, — Себ опустился перед ней на корточки, — как насчёт того, чтобы поехать с мисс Кларенс домой?

— А ты?

— Я бы тоже хотел, — улыбнулся он, — но я взрослый, мне нельзя. Я… побуду там за нас двоих.

Сьюзен задумалась.

— Мама обидится на меня за это?

— Ни за что. Скорее она обидится на меня, если я не прослежу, чтобы ты вовремя съела свой ланч, — и уже серьёзнее добавил: — Мама бы предпочла, чтобы ты сохранила в памяти всё, что увидела сейчас. Эти фотографии, цветы, этих людей, которые очень любят её. Знаешь… попробуй нарисовать для неё что-нибудь. А потом мы отнесём рисунок в церковь. Это будет хорошо.

— Я попробую, — сглотнув, ответила Сьюзен и сама отпустила руку Себа, чтобы протянуть ладонь няне. Неспешно они пошли прочь, о чём-то переговариваясь.

Себ, наплевав на то, что процессия и гости уже давно ушли с церковного двора, следил за Сьюзен взглядом. Только когда они с няней завернули за живую изгородь, а голос Сьюзен перестал чётко различаться, он отвернулся и тут же заметил среди надгробий Джима.

Джим обернулся, покачал головой и указал в ту сторону, куда ушла процессия. Себ кивнул и подумал, что это правильное решение — пойти к могиле, а не рисковать получить очередной сеанс психотерапии от босса.

***

Обстановка в арендованном и кое-как приведённом в порядок доме была неспокойной.

Себ чувствовал себя лишним в этой гостиной, толком не понимал, зачем его просят остаться и что хотят с ним обсуждать. Родители уезжали в Карлайл завтра. Миссис Кейл ехала с ними — но ненадолго.

Себ поговорил с ней два дня назад, и на его предложение присмотреть за Сьюзен она откликнулась с огромной радостью. Впрочем, наверное, ей самой хотелось чем-то заняться, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей. В общем, с ней всё было решено — и зачем они теперь сидели на диване все вместе, пили чай и говорили о погоде, было не совсем ясно. Папа настоял.

— Кхм… я… — Себ прочистил горло, но мама его опередила и заговорила первой:

— Я, пожалуй, приготовлю ужин. Басти, поможешь мне немного?

Он бросил ей благодарный взгляд и вышел следом — лучше уж чистить картошку, чем обсуждать начавшийся за окном дождь.

— Не сердись на папу, — сказала мама, закрывая дверь на кухню и подходя к раковине, где скопилась горка грязной посуды.

— Я и не сержусь, — отозвался Себ. — давай я…

Он отстранил её от раковины и принялся за монотонную работу, поглядывая, как мама раскладывает на доске кусок мяса и придирчиво его изучает.

— Он чувствует себя виноватым, — продолжила мама, словно Себ и не перебивал её, — что не готов пожертвовать всем ради Сьюзен.

— Я говорил ему…

— Как будто наш папа так часто слушает, что ему говорят, — улыбнулась мама. — Он привык заботиться о семье, брать на себя ответственность. Пока Эмили была жива, Сьюзен в нём не нуждалась, и он не переживал.

— У нас всё будет хорошо, — твёрдо сказал Себ, догадываясь, что за словами: «Папа чувствует себя виноватым», — скрывается: «Мы с ним оба чувствуем себя виноватыми, и особенно я».

Он добавил:

— Мы со Сью отлично ладим, у неё прекрасная няня, а когда вернётся миссис Кейл, вообще никаких проблем не будет, — он сделал паузу, притворившись, что увлечённо счищает жир со сковороды, — как ты думаешь, Сьюзен сможет… полностью прийти в себя?

Этот вопрос Себ задал очень тихо, хотя понимал, что плеск воды в тазу (1) и звон тарелок и без того заглушают голос. Ему было стыдно об этом заговаривать, признаваться, что понятия не имеет, как помочь собственной дочери.

— Знаешь, дорогой… — проговорила мама тоже тихо, — даже для взрослого человека потерять родителя — это тяжело. Я до сих пор вспоминаю твоих дедушку и бабушку очень часто. И Сьюзен всегда будет помнить Эмили, и ей всегда будет больно, потому что мамы нет рядом. Просто…

— Это становится привычно, — кивнул Себ. — Хочу, чтобы она начала ходить к психологу. Я сам не люблю, когда у меня в мозгах ковыряются, но Сьюзен это может помочь.

— Тебе тоже не помешало бы, — ворчливо сказала мама, — о чём я тебе уже говорила.

— У меня всё нормально, — отозвался он, расставляя на места тарелки и производя нарочитый шум. — Переживу.

Мама выдохнула с характерной интонацией, которая во все времена расшифровывалась как: «Господи, за что мне эти двое?»

— Если тебе будет нужна помощь, пожалуйста, не молчи, — сказала она чуть позже, — звони, приезжай. Или я приеду.

— Да не…

— Просто пообещай, что скажешь, если будет трудно, — с нажимом попросила она.

— Ладно. Да, окей.

Он домыл посуду и слил воду. Дальше продолжать этот разговор было уже совершенно неловко, так что он вытер руки и заложил их за спину, подыскивая предлог, чтобы уйти.

Очень кстати в кармане зажужжал телефон. Себ быстро посмотрел на экран и со смесью раздражения и предвкушения прочёл СМС от скрытого номера, который, конечно, принадлежал Джиму: «Открыто».

— Мне надо на работу, — сказал Себ, стараясь вложить в голос разочарование или раздражение, но не смог.

Мама обошла его, сполоснула руки и неожиданно, без всякого предупреждения обняла, крепко прижимая к себе. Маленькая, худенькая, она едва доставала ему до подмышки, но вырваться из её хватки Себ даже не пытался, только беспомощно поворчал:

— Мам… — а потом обнял её в ответ и прикрыл глаза, опустил голову и едва ощутимо коснулся губами светлых волос, вдыхая запах сирени — её любимых духов.

Только почувствовав, что объятия становятся слабее, он решительно освободился, поправил рубашку и проворчал:

— Подловила.

Мама улыбнулась и махнула рукой:

— Иди уже.

Себ поспешно ретировался из кухни.

Вызов Джима, пусть и странный, его порадовал. Все эти похороны, семейные дела, сцены и разговоры требовали очень много сил, он был бы рад получить сложное, но предельно понятное задание. Чтобы не думать, что лучше сказать, а молча выполнять работу.

На Клармонт-клоуз, тринадцать, действительно было открыто — и внизу, в подъезде, и наверху — в квартире.

Войдя внутрь, Себ снова оказался оглушён музыкой. Это опять была адская музыкальная смесь из двух разных треков, от которой хотелось первым делом заткнуть уши.

Джим лежал на диване прямо в костюме. Он взглянул на Себа, но музыку не выключил и не приглушил. Так что Себ остался стоять, пытаясь разобрать, что это вообще играет. Немного тише точно звучала какая-то классика. А вот поверх орало что-то жёсткое.

Подолгу стоять в одной позе Себ умел отлично, поэтому не шелохнулся до тех пор, пока обе песни не доиграли, а Джим не сказал:

— Привет, дорогой. Соскучился?

— Вы вызывали, сэр, — ответил Себ, подходя ближе к дивану.

— Вызывал? — Джим удивлённо поднял брови. — Разве?

— Сорок минут назад, примерно, — Себ потянулся было за телефоном, хотя и был уверен, что получил СМС, но не успел его достать. Джим визгливо расхохотался, запрокинув голову:

— Мой милый Себастиан, я всего лишь написал: «Открыто». Вызов ты придумал сам, — он продолжил смеяться, а Себ прикусил кончик языка, чтобы сдержаться и ничего не сказать. Ничего не понятно! Чёртов Джим.

— С тобой даже неинтересно играть, Себастиан, — отсмеявшись, разочарованно сказал Джим. — Ты такой исполнительный… такой правильный… — он вскочил с дивана и мгновенно оказался совсем рядом с Себом, повёл головой, принюхиваясь, и сделал ещё шаг. Себ ровнее выпрямил спину и поднял голову, но не отшатнулся, даже когда Джим почти прижался к нему.

«Дорогой Санта, подари мне, пожалуйста, на Рождество право сломать челюсть моему боссу без последствий. Обещаю, что буду хорошо себя вести весь год», — подумал Себ, отвлекаясь на дурацкие мысли, чтобы сдержать раздражение в узде. В конце концов, недолго он прожил бы в армии, если бы не умел контролировать приступы мотивированной агрессии.

Джим запрокинул голову и кончиками пальцев коснулся воротника рубашки Себа. «Да хер тебе», — подумал Себ отчётливо. Ему не пятнадцать, чтобы вестись на такие дебильные шуточки и провокации.

— Скажи мне, Себа-а-астиан, — протянул Джим, удерживая уголки воротничка, — мне очень интересно… Здесь ровно четыре пальца… от рукава до локтя? Да? (2)

Вдох-выдох.

Себ опустил голову, поймал взгляд Джима и ответил предельно спокойно:

— Да, сэр. Так точно, сэр. Возможно, вас интересуют ещё какие-то детали моего гардероба, сэр?

Джим выпустил его рубашку, состроил обиженную рожу и повернулся спиной.

— Твой гардероб скучен как воскресная служба. И временами уродлив, — он опять устроился на диване, закинул ноги в начищенных ботинках на подлокотник, положил руки за голову и закрыл глаза, вытягиваясь как в шезлонге: — Ты понимаешь, о чём я.

— Нет, сэр.

— Этот костюм, в котором ты был. Тысяча девятьсот девяносто девятый год?

Себ педантично поправил воротничок расстёгнутой рубашки, машинальным жестом подровнял закатанные рукава и только после этого сказал:

— Да, сэр.

— Я-я-ясно. Очень, очень скучно.

Себу показалось, что голос Джима опять слабеет и становится менее чётким. Значит, снова доза? Отлично.

— Сэр…

— Сядь! — рявкнул Джим, не шевелясь и не открывая глаз.

Стульев в комнате не было, не считая компьютерного кресла в дальнем углу, диван был полностью занят Джимом. Себ пожал плечами и опустился на пол. Его штанам не привыкать. Хотя пол в этой квартире, может, погрязнее иной крыши.

Джим запрокинул голову и какое-то время смотрел в потолок. Потом поджал под себя ноги и перевёл взгляд на Себа.

— Прости, детка. Ну, давай, спрашивай.

Себ поднял брови.

— Ну же, давай. Твоё нелюбопытство даже задевает.

— А о чём спрашивать? — пожал плечами Себ.

— О… — протянул Джим, — на твоём месте я задал бы тысячу вопросов. Ну, хотя бы про женщину в малиновой шляпке. Про кладбище.

— Вы босс, захотите о чём-то сообщить — сделаете это сами, а не захотите — так и спрашивать нечего.

— Босс… — Джим задумчиво облизнул губы, — что ж, раз так, я хочу сыграть в игру. Я задам вопрос тебе, и ты будешь честен, а взамен отвечу на любой, который задашь ты.

Дурацкая игра, на взгляд Себа. С кем-то ещё он бы не рискнул играть в подобное. Но Джим ведь и так читает его мысли, видит насквозь. Так что плевать.

— Давайте… Я так понимаю, что если совру — вы у меня это по лицу прочитаете, да, сэр?

Этот комментарий развеселил Джима. Он заулыбался, довольно прищурился и спросил:

— Итак, скажи мне, Себастиан, почему ты так упорно отказываешься называть меня по имени, несмотря на мои просьбы и прямые приказы?

Лучше бы спросил, на скольких девчонок из школьной команды по волейболу у него стоял, он бы даже постарался вспомнить поимённо.

— Я люблю субординацию, — сказал Себ, немного подумав, — мне с ней привычно и удобно.

— А ещё она позволяет держать дистанцию… — с придыханием проговорил Джим, — о да, мой дорогой, в первую нашу встречу ты всем богам молился, чтобы видеться со мной как можно реже… Ты и до сих пор этого хочешь. Так?

Играем в честность, значит?

Себ выдержал его пристальный взгляд и сказал:

— Да, сэр.

Хотя, надо сказать, это была полуправда. Джим и пугал, и временами раздражал, его увлечение наркотиками откровенно бесило, но всё-таки Себ к нему привык. Его задания щекотали нервы, а сам разрушал утомительную рутину. Пожалуй, если бы он внезапно исчез, Себ начал бы скучать.

Конечно, Джим это прочитал моментально, судя по смеху.

— Ты немного жульничал, дорогой… Но заслужил свой вопрос.

Только вот спрашивать ему было нечего. Дела Джима его не касались, самостоятельно лезть в чьи-то криминальные разборки — он не дурак. Спрашивать о личности самого Джима? Так не ответит или ещё больше запутает. К тому же, не нужны ему чужие тайны.

— Фоули — это ненастоящая ваша фамилия, да? — спросил Себ первое, что пришло в голову. Хитро улыбнувшись, Джим сказал:

— Да, ненастоящая, — фыркнул и добавил: — Учись формулировать вопросы, детка. А поскольку ты и сам сжульничал, я не стану исправлять твою ошибку. Мой ход. Ты работал один или в группе?

— Один или в паре. В группе — только в Ираке пару месяцев.

Пусть наслаждается честным ответом. Кажется, Джим оценил и сделал приглашающий жест. Подбодрил:

— Ну же, не стесняйся! И не делай глупостей.

Себ привычным движением потёр переносицу. Знать бы, чего Джим от него хочет. Какой вопрос сочтёт достойным? Поймав насмешливый взгляд, Себ разозлился и спросил решительно:

— Вы сами убивали, сэр? Когда-нибудь?

Джим расхохотался до слёз.

— Недурно, и очень метко, мой дорогой стрелок. Нет, Себастиан. Я не люблю пачкать руки.

Себ точно не смог бы объяснить, почему, но от этих слов ему стало не по себе. Джим прикрыл глаза.

— Однажды… — тихо сказал он, — я почти это сделал. В последний момент подвернулся тот, кто всыпал яд. Но я дал его. У меня тряслись руки. Я даже думал, что мне понравилось, но потом я понял… Мне нравится смотреть, как это делают другие.

Себ хотел бы спросить, кого именно Джим чуть не убил своими руками, но решил, что не стоит. Помолчав, Джим встал с дивана, прошёлся из стороны в сторону и потряс головой. Прошептал:

— Я бы хотел видеть его лицо в этот момент… — у него прорезался ирландский акцент, — когда он увидел тело на кресте. О да. Думаешь, я на наркотиках? — спросил он вдруг резко.

Себ промолчал. Джим улыбнулся, но не Себу, а своим мыслям.

— Наркотики… алкоголь, никотин — это всё дороги в один конец. Мозг перестаёт работать без стимуляции и постепенно… Пуф. Оказывается, что в голове у тебя бесполезное желе, а сам ты не можешь отличить фантазию от реальности. Я не употребляю наркотики, можешь не переживать, дорогой мой блюститель нравов. Брось, у тебя это на лице написано, — хихикнул Джим и тут же добавил громко: — Ну, давай, всё. Свободен! — а когда ему показалось, что Себ слишком медленно поднимается с пола, крикнул: — Живо!

Себ ушёл, испытывая облегчение от того, что странный разговор закончился. Но вот в чём штука: может, Джим и поимел его мозг особо неприятным способом, он, во всяком случае, отлично отвлёк его от всех домашних проблем.

Александр Кларк: 4

«Для всех нас это удар. Я не могу комментировать ход расследования, но верю, делается всё возможное, чтобы преступник был найден. Вместе со студией мы приняли решение, что отснятые с Кевином Спенсером сцены войдут в финальный монтаж фильма. Это потребует определённых изменений сценария, но я знаю, что Кевин хотел бы этого. — Значит, вы намерены закончить фильм? — Пока съёмки приостановлены, но мы вернёмся к ним. Лучший способ отдать дань такому увлечённому своей работой человеку, как Кевин, — это закончить его дело. — Может, лучший способ — найти убийцу? — Каждый работает в меру своих возможностей. Полиция ищет. Я снимаю. Простите, на этом всё». Из интервью на канале Sky News.

Съёмки пришлось свернуть. Даже если бы прогнозы Мэтта сбылись и убийство было немедленно раскрыто, никто не допускал и мысли о том, чтобы работать на площадке, где убили Кевина. И тем более, об этом не могло идти речи, пока убийцу не нашли.

Александр физически чувствовал, как бесконечные интервью и объяснения вытягивают из него силы. От творческого запала, кипучей, деятельной энергии не осталось ни капли. По утрам его не подкидывало с постели какой-нибудь новой идеей. Напротив, он должен был, преодолевая сопротивление тела и разума, заставлять себя вставать.

По возвращении в Лондон его встретила Елена. Собственно, она прислала машину в аэропорт, и Александр был вынужден оставить багаж Мэтту и попрощаться с мечтой о горячем душе.

Елена ждала его в своём офисе на Уайтхолл. Это был просторный кабинет на третьем этаже, путь к которому перекрывала седая злая ассистентка. Однажды интерьер этого кабинета Александр почти полностью повторил в фильме — одновременно мерзко и красиво вышла сцена секса в углу, в тени, которую создавало пламя камина, под пристальным взглядом портрета молодой Елизаветы. Елена потом обещала запретить ему вообще снимать что-либо, но быстро отошла.

Войдя в кабинет, Александр по привычке бросил взгляд в тот угол, а Елена встала из-за стола и сказала бесстрастно:

— Совершенно неудобно.

Александр покачал головой:

— Я ставил туда кожаное кресло.

— Я помню, и тем не менее мой вердикт — самая недостоверная сцена в твоей карьере, — она устало опустила веки, быстро обошла стол, крепко обняла Александра за шею, заставляя согнуться, и прошептала: — Как ты меня напугал.

Разжав объятия, она повернулась к нему спиной и степенно, медленным шагом вернулась на место. Села и властным жестом указала на кресло для посетителей. Александр кашлянул и сделал вид, что рассматривает каминную полку. Елена редко позволяла себе такую бурю эмоций, и он знал, что теперь ей неловко.

— Садись уже, — велела она.

Но вместо того, чтобы начать разговор, сложила руки перед собой на столе, поправила жемчужный браслет на запястье, выровняла стопку бумаг и несколько суетливо предложила чаю. И только когда он отказался, произнесла:

— Мне не нравится то, что произошло и что мы узнали.

— А именно?

— Ничего.

Александр был уверен: это не попытка скрыть от него информацию. «Ничего» значит именно «ничего».

— Ты всё понял верно. Лучшая расследовательская команда лучшего спецподразделения страны за трое суток на месте преступления не нашла ничего. Кроме того факта, что это действительно крест с твоих съёмок. И что… — она осеклась. Александр посмотрел ей в глаза, отмечая морщинки, идущие от уголков, и тяжёлые мешки, не до конца скрытые макияжем.

— И что?

— Мистер Спенсер страдал перед смертью. Его распяли живым.

Это должно было поразить Александра, но, как ни странно, почти не задело. Наверное, в глубине души он уже знал об этом. Антуан на кресте в той сцене тоже был жив. Вот только вся сцена была наркотическим бредом! В мире фильма этого не происходило на самом деле!

Он сглотнул.

Эта мысль уже посещала его, но теперь ожила снова: был ли он косвенно виновен в смерти Кевина?

— Дело не только в личности убийцы, — продолжила Елена, — но и в сути его преступления. Мы пока не можем понять, был ли мистер Кевин целью или случайной жертвой. И должна признаться… я очень надеюсь, что мы найдём у него непримиримых врагов, помешанных на библейских историях.

— Почему? — спросил Александр, но ещё прежде, чем короткое слово слетело с его губ, угадал ответ. — Ты ведь не допускаешь?.. — он встал, сделал несколько хаотичных шагов по кабинету и вцепился пальцами в спинку своего кресла. — Ты не можешь…

— Я рассматриваю все варианты, включая те, которые мне не нравятся, — ответила Елена, и его задел холодный тон. — И я оперирую фактами, которые пока, к сожалению, работают не на ту теорию, которая кажется мне предпочтительной.

Она тоже встала, хотя ей всё равно приходилось запрокидывать голову, чтобы разговаривать с Александром.

— Официальное расследование никак тебя не касается. Этот момент с крестом не упоминается в прессе, как ты заметил, и не будет. Но я хочу попросить тебя… — её взгляд смягчился, — подумай. Возможно, сумасшедшие фанатики есть у тебя в списке личных врагов?

— Елена, — устало произнёс Александр, — у меня нет списка личных врагов.

По крайней мере, в этом он мог быть совершенно уверен. Максимум, кого он успел нажить, это завистников. Но едва ли простая зависть толкнёт кого-то на то, чтобы распять на кресте невинного человека.

И всё-таки, вернувшись домой, он думал о словах Елены. На протяжении следующих недель это была единственная мысль, на которую у него хватало сил.

***

Пробуждение началось с того, что он увидел себя в зеркале и спросил с раздражением, даже не зная, кому адресует вопрос:

— Во что я одет?

— Костюм бренда «Фейворбрук», галстук от «Бёрберри» и…

— Почему я в костюме?

Моргнув несколько раз, Александр изучил весьма скверно сидящий по фигуре костюм сомнительного голубоватого отлива, поправил очки и сообразил, что у него выход в эфир через полчаса. А рядом вместо миссис Трейси вертится какая-то незнакомая девочка с рыжим каре. И ему даже называли её имя, когда говорили, что миссис Трейси уходит в декрет… После этого он отправлял открытку с пожеланием здоровья и лёгких родов. Точно, отправлял. А девочка, значит, протеже Кристин.

— Мисс… — Александр напряг память, — Мэнсон, пожалуйста, принесите мне водолазку и джинсы.

— Но у нас…

— Шэрон! — раздался из коридора гневный оклик, и в гримёрку влетела Кристин. — Никаких костюмов мистеру Кларку, вам не сказали?

— Не кричи на девушку, — попросил Александр, — я сам виноват…

Он даже не помнил, как одевался. Вернее, сейчас, задумавшись об этом, он прекрасно вспомнил, как надевал вещи, предложенные новенькой Шэрон Мэнсон, но ему было плевать на них.

— Двадцать две минуты… — жалобно протянула Шэрон. — И на камере…

— Я не поп-дива, чтобы мной любовались, — сказал он, поймав испуганный, растерянный взгляд Шэрон. — Они переживут, даже если я приду в шортах и майке. Ничего страшного, мисс Мэнсон, вы быстро освоитесь. Главное, поменьше слушайте редакторов.

Усталость накатила новой волной, и он просто понадеялся, что Кристин вытолкнет его в студию в нужный момент.

Он как-то что-то отвечал ведущему. Улыбался, когда требовалось, кажется, даже выдал какую-то шутку, во всяком случае, зрители смеялись не только потому, что зажглась табличка «Смех». Но чёткость восприятия опять понизилась, и он позволил себе плыть по течению.

Следующее пробуждение состоялось дома, в гостиной, в компании Мэтта. Тот листал комикс и насвистывал что-то себе под нос. Александр ощутил вдруг вкус апельсинового сока, тепло колючего пледа, услышал немузыкальность свиста и чтобы прекратить его, спросил:

— Что читаешь?

— «Железный человек: друзья по-быстрому», — сообщил Мэтт, предварительно взглянув на обложку. — Ты здесь, или это автоответчик?

— Вроде бы здесь, — не совсем уверенно ответил Александр. — Как оно?

— Ты знаешь… я не читаю подписи, — Мэтт отложил комикс. Александр рассмеялся:

— В них весь смысл.

— Возражаю. Мне нравится придумывать реплики самостоятельно. Если честно, я даже не знаю, как зовут героев.

— После апрельской премьеры даже я знаю, как зовут героев твоего комикса. Не прибедняйся.

Александр потянулся до хруста в суставах, допил сок одним глотком и бросил осторожный взгляд на календарь. К счастью, ничего критичного он не показывал: всего-навсего девятнадцатое ноября. Александр неплохо знал себя, так что имел все основания опасаться, что пропустил Рождество.

Это было его проклятие с подросткового возраста. Сильный стресс, особенно наложенный на мощный творческий всплеск, буквально загонял его в это тупое, мутное, пустое состояние, в котором можно либо не думать вовсе, либо думать о том, как бы побыстрее выпрыгнуть из собственной головы.

В такие дни он держался только на одном якоре, повторял раз за разом: «Это скоро пройдёт».

Раньше было хуже, пока он ещё пытался сопротивляться.

«Это уже прошло», — сказал он себе и улыбнулся.

— С возвращением, — помахал ему Мэтт. — Пара стейков, ещё стакан сока и поработать?

Господи, храни Мэтта.

Не дожидаясь ответа, тот встал и отправился на кухню, а Александр помассировал виски, ощущая, как где-то в голове начинают, пусть пока слабо, копошиться идеи.

Они вернутся к работе над фильмом, это точно. Кевина придётся заменить, и Александр точно не станет искать его двойника. Он убьёт героя на экране. Или нет? Ещё лучше! Заменит его так, что никто не заметит подмены до тех пор, пока она не станет совершенно очевидна.

Перед глазами замелькали кадры. Кое-что придётся переснять, конечно. Но мелочи. Суть останется.

Худой и высокий, да, ему нужен худой и высокий актёр, но с тем же британским акцентом. Старше Кевина? Возможно. Разные лица — один человек. И никаких инопланетных технологий в основе.

Из сладостного потока образов Александра вырвал звонок в дверь. На ковре в коридоре лежал белый конверт.

Подняв его, Александр нахмурился. Во-первых, поздновато для почты. А во-вторых, на конверте не было ни подписей, ни марок. Осторожно вскрыв его, Александр достал сложенные пополам белые слегка помятые листы. Развернул, поднял повыше, чтобы на них лучше падал свет от старой тусклой лампы в коридоре, и увидел собственные раскадровки. Не копии — потому что возле распечатанных схем были его рукописные заметки, скетчи, стрелки и гневные восклицательные знаки.

Если честно, он даже не мог бы сказать, где они лежали до этого. Это была сцена убийства Лизи из фильма «Слишком много свинца». Девять лет прошло, господи помилуй!

Он судорожно вдохнул, потому что показалось, что в лёгких кончился воздух.

«Слишком много свинца», убийство возле ратуши Оксфорда, второй фильм.

Не теряя ни минуты, он кинулся обратно в гостиную, за телефоном. Елена должна была об этом знать.

Глава 9

— …я теперь старший детектив-инспектор. Себ, веришь, три раза отказывался. Как ребятам в глаза смотреть — не знаю.

Себ отпил эля и ответил:

— Нормально смотреть. Ты Пола не подсиживал, прикрывал его задницу всё время. Твоим ребятам повезло, у них такой честный шеф, что аж тошно.

Грег улыбнулся, но не засмеялся — история с другом и бывшим начальником давила на него. Он был уверен, что Пола понизили в должности несправедливо. На самом деле, Себ тоже так считал, но предпочитал бы вообще эту тему не поднимать.

— Ладно, забудь, всё равно я уже согласился, — махнул рукой Грег, разглядывая почти пустой бокал. — Как сам? Как твоя дочь это всё перенесла?

— Ей лучше, — пропустив первую часть вопроса, ответил Себ. — Ясное дело, что такое не забывается и не проходит бесследно, но психолог говорит, что всё в норме.

Они трепались об общих вещах, Грег сообщил, что они с женой решили начать всё с чистого листа, забыть ссоры и разногласия. Себ пожаловался, что тёща (бывшая, заметьте!) временами сводит его с ума и никуда от неё не деться. За это всё они выпили. Обсудили проблемы переезда, государственную бюрократию, фирмы по установке пластиковых окон и тонкости выбора сантехники. За это тоже выпили.

Незапланированный и необъявленный отпуск Себа длился уже месяц.

Долбаный чёртов месяц.

Отправив его прочь из квартиры, Джим внезапно пропал. Если бы в установленный день на банковский счёт Себа не пришла зарплата вместе с премией, он всерьёз задумался бы о том, жив ли босс.

Ничего не происходило. Джим не отдавал никаких приказов. Просыпаясь утром, Себ первым делом смотрел на телефон — ни пропущенных, ни СМС. Каждый день. Он не верил в то, что Джим решил вдруг залечь на дно или увлёкся выращиванием маргариток, поэтому чувствовал себя на скамейке запасных. Здоровым — в лазарете. Казалось бы, радуйся: деньги есть — психованного начальства нет.

Но Себ не радовался. Он чувствовал, что ржавеет минута за минутой.

Нормальный солдат не рвётся в бой без приказа. Он умеет ценить минуты (иногда часы, дни, недели и месяцы) отдыха, тренируется, при этом всегда остаётся готовым выступить по команде.

Себ тренировался. Проводил на стрельбище по пять-шесть часов каждый день, увеличил нагрузку на железе, даже бегал, хотя и не любил этого занятия, — а внутри всё равно какой-то механизм отщёлкивал время: ещё десять минут тишины, ещё полчаса, сутки.

Встречи с Грегом по пятницам отвлекали, а когда на прошлой неделе к ним присоединились Крис и бледный, как будто прибитый пыльным мешком Пол, было вообще весело.

Со Сьюзен Себ тоже проводил много времени. Они выбрали новый дом: симпатичный таунхаус на соседней улице, и обставили его так, чтобы и Сьюзен, и вернувшейся из Карлайла миссис Кейл нравилось. Сьюзен стала значительно более молчаливой, много рисовала. Вдруг в какой-то день резко оборвала Себа, когда он назвал её принцессой — но в остальном, справлялась. Рассказывала про школу, про то, что снова стала общаться с Эммой и Джулией.

Себ получал удовольствие от их встреч, но без работы всё это казалось тусклым, ненастоящим.

— Эй, — позвал его Грег, — ты здесь, Розочка?

Себ кивнул и улыбнулся максимально радостно:

— Просто задумался. И я однажды дам тебе в зубы за «Розочку».

Грег виновато развёл руками:

— Ладно, ладно, прости. Курсант Розочка, — против воли Себ рассмеялся вместе с ним.

***

Звонок раздался ранним утром. Себ уже проснулся и схватил телефон так быстро, словно от этого зависела его жизнь.

— Какая спешка, — пропел Джим в трубку. — Автобус до Оксфорда отправляется с Виктории через сорок минут. Если поторопишься, успеешь на него.

Джим сбросил вызов, а Себ поспешно оделся, мгновение поколебавшись, взял винтовку и вышел из дома. До вокзала ему было пятнадцать минут пешком, поэтому он не стал садиться за руль.

Внутри разливалось непривычное чувство предвкушения. Даже не было смысла врать себе: он был отчаянно рад звонку, потому что ещё немного, и начал бы сходить с ума от безделья.

Себ устроился сзади, и полупустой автобус понёсся по шоссе, чуть покачиваясь. Впереди сидели две девчонки-туристки и на своём языке обсуждали, видимо, планы на день. Во всяком случае, на коленях у них лежала карта, в которую они то и дело тыкали пальцами. Глядя в окно, Себ посматривал на них боковым зрением. Симпатичные. У рыжей ещё и голос был очень приятный, высокий, и смех звонкий. О чём говорят, интересно?

«Всегда мечтала посмотреть на эту церковь!», — воскликнула, например, рыженькая. Её подруга возразила: «Скукотища, давай лучше заглянем в паб!». А может, они обе решали, где найти рождественскую ярмарку.

Когда автобус остановился, Себ сразу же забыл про девчонок. Застегнув куртку, он вышел на остановке и достал телефон. Конечно, он тут же зазвонил.

— Корнмаркет-стрит, дом один. Стеклянная дверь выглядит запертой, но для тебя открыто. Поднимайся на четвёртый этаж.

Через полчаса Себ оказался в небольшой пустой комнате нужного дома. Джима здесь не было, зато на подоконнике лежала гарнитура: наушник и микрофон. Надев её, Себ осторожно приоткрыл створку, не сдвигая занавеску, отошёл подальше и собрал винтовку. Стоило ему установить сошки, как в наушнике раздалось:

— Смотри прямо по Кронмаркет-стрит.

Себ посмотрел в бинокль через узкую щель между занавесками. Улица была если не людной, то, во всяком случае, и не пустынной. По ней проезжали машины, проходили люди. Вывернул из-за угла синий автобус.

— Ещё немного, — с лёгким придыханием сказал Джим, — ратуша… сейчас возле ратуши. Буквально минута.

Себ спокойно ждал. Ратуша, видимо, была туристическим местом: туда зашла группа с экскурсоводом. Мимо прошли студенты. Появились попутчицы Себа: рыженькая и чёрненькая, всё с той же картой. Они остановились напротив ратуши, и чёрненькая замахала руками, что-то эмоционально объясняя подруге.

— Что скажешь, мой святой Себастиан? — шепнул Джим. — Ты же их видишь? Сделай мне одолжение… выстрел в голову. Убей её выстрелом в голову.

— Кого? — спросил Себ, с удивлением осознавая, что хрипит.

— Рыжую девушку в зелёном пальто. Ты её видишь.

Конечно, он видел. Он пялился на неё три с лишним часа в автобусе.

— Это непрофессионально, — с трудом выговорил Себ. — В голову.

— Я так хочу.

Себ смотрел на девушек. Они не будут стоять здесь вечно. Облизнув губы, он снял предохранитель и положил палец на скобу, но не нажал на крючок. Просто не смог.

«Пошло всё к чёрту», — подумал он. Джим молчал и не торопил его, а Себ не сводил взгляда с рыжей девушки. Она ведь не могла быть связана с криминалом! Зачем она вообще понадобилась Джиму?

«Пошло всё к чёрту», — повторил он мысленно. Он не собирался стрелять.

— Ты сделаешь это, Себастиан? — спросил Джим.

Себу всегда нравилась его работа. Он любил покалывающее на кончиках пальцев чувство определённости, необходимость исполнять приказ, отданный кем-то другим. В некотором роде каждый раз это был договор, и в армии, и позднее: тот, кто отдаёт приказ, не пачкает руки, а тот, кто его исполняет, сохраняет чистую совесть. Неплохой обмен, по мнению Себа.

Только вот Джиму было этого мало. Он как будто давал Себу выбор, не давил, не кричал поторопиться. Себ мог бы убрать сейчас палец со скобы, и рыжая девушка со своей чёрной подругой ушли бы.

— О, она тебе понравилась, — заметил Джим, и больше ничего не добавил.

Себ продолжал следить за целью, при этом точно осознавая, что если он сейчас скажет «нет», Джим позволит ему не стрелять. А потом, в другой ситуации и на следующем задании, напомнит: тот, кто сейчас умер, тоже мог спастись. Себ почти слышал его насмешливое: «В этот раз ты не сказал „нет“, дорогой».

«Хер тебе», — зло оборвал эти размышления Себ, прицелился в голову и нажал на спусковой крючок.

Конечно, попал. Сто двадцать метров, улица, никакого ветра, неподвижная цель, он мог бы стрелять с закрытыми глазами.

Потом, тяжело сглотнув, сорвал гарнитуру и хотел было отбросить в сторону, как ядовитую гадину, но всё-таки сообразил, что не стоит разбрасываться уликами. Убрал в карман. Собрал винтовку и пошёл прочь.

Ему было плевать, что происходит на улице. Приехала ли уже скорая, что делает подруга убитой. Всё, что его интересовало, это побыстрее оказаться дома.

Безделье, которое вызывало у него такое отвращение, показалось невероятно привлекательным.

Себ был очень рад, что Джим не позвонил ему.

Дома он взялся за уборку. Сменил у себя и в комнате Сьюзен постельное бельё, тщательно вымыл полы, протёр пыль на немногих поверхностях. Совершенно бездумно разобрал шкафчики на кухне, отдраил ванную и очнулся, когда ставил в холодильник чистые полки. Бросил взгляд на часы и понял, что провозился с этим весь остаток дня.

В голове было гулко. Себ закрыл глаза, и тут же вспомнил смех рыженькой.

Он не убивал её. Это сделал Джим, пусть и его руками. Не будь в Оксфорде его, Джим всё равно нашёл бы кого-то, кто исполнил бы приказ.

Может, лучше бы там был кто-то другой?

«У меня был снайпер. Он сломался».

Себ переоделся, вылетел из дома и без разминки пустился бегом по пустой улице. Обычно он бегал медленно, рассчитывал силы, контролировал дыхание, а сейчас нёсся на пределе возможностей. Ледяной ветер швырял в лицо мелкие дождевые капли, они хлестали по коже.

Дыхание пока держалось.

Из всех возможных тренировок именно бег Себ любил меньше всего, но он подходил к ситуации идеально. Хотелось убежать к чертям, подальше от Джима, вытряхнуть его из мыслей, воспоминаний.

Уйти.

Надо было сделать это ещё раньше, когда он понял, что Джим Фоули — сумасшедший. Переехать со Сьюзен куда-нибудь, хоть в Австралию, хоть в Канаду. Наняться к какому-нибудь местному воротиле — нормальному мужику с дорогущими часами на запястье и с женой-фотомоделью.

Силы заканчивались, а ведь ещё придётся бежать обратно — но Себ и не думал останавливаться, только чуть-чуть сбросил скорость. Пот лился по лицу, спине и груди ручьями. Переходить на шаг нельзя — на таком ветру продует точно, и никакое железное здоровье не спасёт.

Улицы закончились — он выбежал на освещённую набережную, вспугнул стайку туристок и, совершив над собой громадное усилие, всё-таки не помчался в сторону Челси, а повернул к центру. Просто небольшой кружок для того, чтобы разогнать кровь, которая уже почти кипела.

Но каждый удар пульса очищал голову, вымывал оттуда дурацкие сомнения, страхи и угрызения совести.

Ничего не изменилось. Есть снайпер, есть командир. Джим проверяет его на прочность? Да и чёрт с ним. Себ не собирался убегать и проваливать эту проверку.

Да, ему жалко рыженькую. Сейчас — до соплей жалко. Но это не в первый раз.

Дышать было очень тяжело, лёгкие раздирало, зато на душе становилось спокойнее. Оказавшись дома, Себ первым делом залез в горячий душ и простоял под ним рекордные пятнадцать минут, ловя кайф от тишины в голове. Никаких лишних мыслей и никаких сомнений.

***

— Тут ещё открытка от твоих родителей, Басти, — проворковала миссис Кейл. Себ быстро пробежал глазами текст и выругался про себя.

Он забыл.

Последние два года на Рождество он домой не попадал, а до этого про открытки ему напоминала Эмили. В этом году он дважды думал, что пора бы их купить, подписать и разослать, но так и не сделал этого.

В целом, все, конечно, переживут без личных поздравлений от него, но мама была бы рада получить открытку, да и соседкам Эмили их стоило бы послать — просто потому что Сьюзен дружит с их детьми.

Ну да ладно.

В этом году рождественского настроения не было в помине. И, не считая тех лет, когда на праздники он находился на службе, такое случилось впервые. Себ любил Рождество. Сейчас, конечно, уже не так искренне, как в детстве, но для него это был праздник с приятным привкусом. И если без открыток (а особенно без необходимости их писать самому) он бы легко пережил, то вся остальная суета, праздничный ужин, последующие завтрак и обед дома у родителей, подарки, папина любимая музыка и мамин пудинг по особому рецепту — это было для него важно.

А в этом году он только по календарю видел, что послезавтра Рождество. И подарки купил наобум, как будто пытаясь отделаться от этой обязанности побыстрее, и всё время чувствовал себя Гринчем — кажется, выражение лица у него было похожим, и нормальные люди поглядывали на него с заметным напряжением.

Не нужно было проводить диагностику, чтобы угадать причину. Джим. Ещё никому не шёл на пользу Джим, поселившийся где-то в голове.

— Я позвала к нам на обед Харрисов и миссис Бейкер с детьми, — продолжила миссис Кейл (кажется, большую часть её речи Себ пропустил, там ещё что-то было про торт и пунш), — Сьюзен будет приятно поиграть со сверстниками, Харрисы — отличные люди, а миссис Бейкер… — она вздохнула, — не надо бедняжке оставаться на Рождество одной (1).

Да, точно, миссис Бейкер — это та, которая развелась, и бывший муж которой умер вскоре после развода.

Миссис Кейл долго сомневалась, не поехать ли в Карлайл. Но Себ принял за неё решение остаться в Лондоне. Во-первых, он опасался, как Сьюзен перенесёт дорогу. А во-вторых, он не хотел светить своей постной физиономией перед родителями и отвечать на вопросы о том, что случилось и в чём дело. Миссис Кейл в тонкостях его мимики не очень разбиралась, а для Сьюзен Себ всегда находил улыбку.

Ну вот, праздник обсудили.

Себ откинулся на спинку кресла и вычеркнул это дело из списка. А потом обнаружил, что список пуст. Он и сам был опустошён.

Может, нужно в отпуск? Нормальный? Отпроситься у Джима: не посадит же он его на цепь? Взять Сьюзен и рвануть с ней куда-нибудь в тепло, поплавать, понырять с аквалангом, загореть…

Или даже оставить Сьюзен, съездить в одиночестве. Завести дурацкий курортный роман на неделю (только… ради всего святого, никаких полицейских, никаких умных коротко стриженных женщин с успешной карьерой, просто темпераментная фигуристая красотка). С полным осознанием пагубности процесса пить коктейли на жаре.

Да, это именно то, что нужно.

При одной мысли об отдыхе на душе становилось лучше. Сквозь марево морского пейзажа, оттенённого невнятным очертанием женского тела в купальнике, рождественские украшение в комнате показались ему значительно более привлекательными, чем пару минут назад. Встав, он поправил веточку омелы, а потом перевесил её повыше — туда, где ей и было самое место и докуда миссис Кейл просто не дотянулась.

Пообещав быть послезавтра с утра, он прихватил счета на оплату и вышел в непрекращающийся дождь. Настроение всё повышалось. Прокрутив мысленно глобус, он ткнул мысленным же пальцем — и попал в Тайланд. Подъезжая к дому, он уже полностью спланировал предполагаемый отдых. Учитывая, что туристические места и экскурсии его не интересовали, этот план прекрасно подходил к любой стране, отвечающей четырём требованиям: жарко, море, никакой войны и все говорят по-английски.

Оставалось только согласовать ключевой пункт плана — даты — с Джимом, и можно брать билеты на самолёт.

Стоило ему подумать об этом, как зазвонил телефон. Себ ощутил холод внутри: босс как будто прочитал его мысли.

— Сэр?

— Себастиан… — голос Джима был чужим, мёртвым, слабым, с непривычным хрипом, — дом… — и гудки.

Себ сорвался с места. «Форд», кажется, ещё ни разу за свою недолгую жизнь не развивал такой скорости. Да и сам Себ ни разу так не гонял в черте города. В висках стучало, во рту стоял солоноватый привкус, осталась одна мысль: «Успеть!»

Только повернув на А13, Себ понял, что не взял оружие — ни винтовку, ни даже пистолет. Просто не подумал об этом. Да и времени не было — не делать же крюк, когда счёт может идти на минуты.

Дерьмо.

Возможно (Себ слабо на это рассчитывал), раз уж Джим способен звонить, реальной угрозы уже нет, и отстреливаться ни от кого не придётся.

Джим мог его вообще разыграть — с него бы сталось, он псих. Но тревога не отступала.

Стоило Себу заглушить двигатель, как страх улёгся. Выровняв дыхание, Себ снял куртку, чтобы не мешалась, вышел на улицу и сразу осмотрелся.

Ничего нового.

Тот же двор, то же бельё на верёвках, ту же мусорные баки. «Ягуар» Джима на грязной тесной парковке сияет, словно его только сегодня отмыли. Больше никаких неподходящих машин.

Подъездная дверь открыта, как и всегда.

Уже без спешки, оглядываясь по сторонам, изучая каждый угол и каждое окно, Себ пошёл к дому.

Обычный вечер обычной многоэтажки. Где-то орут дети. Левее ругаются супруги. Мигранты. Язык незнакомый. Справа из открытого окна визжит какая-то попса.

Наверх Себ пошёл пешком — просто на всякий случай. Лестничные пролёты, похоже, уже много лет служили общественными курилками — они были завалены окурками, заплёваны и провоняли насквозь. Стены кто-то изрисовал маркерами, и ничего художественного в рисунках не было.

На пятом этаже Себу встретились трое курящих подростков — едва услышав шаги, они оборвали разговоры и проводили его настороженными взглядами.

Больше никого.

Дверь в квартиру Джима оказалась закрыта, но не заперта. Себ, жалея, что у него нет с собой перископа, осторожно её приоткрыл, заглянул в щёлку. И стало ясно — будь у него хоть три перископа, они оказались бы бесполезны: внутри стояла кромешная темнота.

«И получаем пулю в голову», — подумал Себ, но всё-таки открыл дверь, сразу же пригнувшись и отступая назад. Выстрела не последовало.

Тусклый свет с лестничной клетки не сумел разогнать мрак, и Себ безнадёжно всматривался в черноту. Закрыл глаза, полагаясь на слух — и различил тяжёлое хриплое дыхание.

— Сэр.

Тишина.

— Джим!

В квартире должен быть чёртов свет! Но, учитывая её размеры, Себ мог бы ходить вдоль стен очень долго.

— Джим! — повторил он громче, закрыл за собой дверь и включил фонарик на телефоне, заскользив лучом перед собой.

Сначала он видел только хлам: книги, пустые коробки из-под конфет, пистолеты разных марок и калибров, гитара с отломанным грифом, множество бумаг, исчёрканных и исписанных, залитых чаем или кофе из пустых треснутых чашек и мятых стаканчиков. Но вот пятно света выхватило снятые ботинки. За ними — скомканные брюки. Рубашку. Наконец, Себ нашёл Джима. Он сидел в одних трусах на полу возле дивана, сжавшись в комок, всклокоченный и дрожащий.

— Убери! — взвизгнул он, закрываясь ладонью от света, и Себ выключил фонарик, понадеявшись, что сумеет ни на чём не споткнуться.

Шаг за шагом, носком отпихивая пистолеты и горы бумаг, раздавив пару чашек, Себ пробрался к дивану и, прислушиваясь к рваному дыханию, присел недалеко от Джима.

Тут нужен врач.

Разгоняя машину, Себ опасался, что ему придётся иметь дело с пулевым ранением — и, в сравнении с реальностью, это был бы вариант получше. Он знал, как оказывать первую помощь раненным из огнестрела, но понятия не имел, что делать с таким Джимом.

— Джим… — повторил он, — в чём дело?

Снова молчание, только дыхание стало громче и резче, словно Джим с трудом проталкивал воздух сквозь лёгкие.

Себ чувствовал запах пота и болезненный жар.

Тишина, которую нарушали только хрипы, давила на уши. Темнота оставалась совершенно непроницаемой.

Нужно было сделать хоть что-то. Хотя бы понять, что произошло.

— Джим… пожалуйста, скажите что-нибудь? Сэр…

— Клаус, — слабо простонал Джим. — Мне нужен Клаус.

Бред. Какой Клаус? Он застрелился собственноручно на глазах у Себа полгода назад!

— Клаус… — повторил Джим, и Себу показалось, что голос у него стал ещё тоньше. — Посиди здесь.

— Сэр, Клауса нет. Это я… — чуть поколебавшись, он добавил: — Себастиан. Себастиан Майлс. Вы звонили мне…

Он не знал, зачем всё это говорит, просто нужно было сказать хоть что-то, а других идей всё равно не приходило.

— Себастиан… — прохрипел Джим, — пистолет… Да, я помню, — он издал короткий смешок, — снёс себе половину черепа… Ты видел, как он умер, Себастиан?! — с шёпота Джим перескочил сразу на крик. Звук взлетел вверх и разнёсся по комнате.

— Да, сэр, — не совсем уверенно произнёс Себ, — я следил.

— Хороший мальчик… Себастиан… — Джим закашлялся, — длинное имя… слишком… Tá mé tuirseach (1). Басти…

Ладно, пусть как хочет зовёт.

— Ты знаешь, куда стрелять, чтобы не было больно? — спросил Джим, чуть отдышавшись, тихо.

— Знаю, сэр.

— Тут столько оружия… Не люблю пушки… Возьми любую и выстрели… — Себ начал смутно различать силуэт Джима — глаза адаптировались. Босс уже не сжимался в комок, а сидел, раскинув руки и запрокинув голову на диван. — Застрели меня, святой Себастиан… — Джим надтреснуто засмеялся, — ты же знаешь, что это будет хорошо…

Себ сдавил переносицу до боли.

Почему он? Почему из всех своих подручных Джим вызвал именно его? Это было малодушно, но не хотел быть рядом во время этого приступа безумия. Он не подходил на роль сиделки. В мире ведь полно людей, которые знают, что делать и говорить, почему это должен быть именно он?

Себ медленно отпустил переносицу и уронил руку на колени. Это было доверие в стиле Джима. Так же он доверял, очевидно, и Клаусу.

Но с Клаусом что-то пошло не так. Он предал Джима, и теперь его нет.

Доверие безумного босса — нет, не такой подарок Себ просил у Санты на Рождество. Заткнув подальше разнывшуюся плаксивую девчонку внутри себя, он сказал:

— Я не буду вас убивать, Джим.

«Ну же, давай! — подстегнул он себя мысленно. — Представь, что это не глава преступной корпорации, который как минимум держит в руках всю лондонскую наркоторговлю, а больной ребёнок. Даже не больной, а, например, напуганный».

Себ умел разговаривать с больными или напуганными детьми.

— Вы просто устали, Джим, — сказал он дружелюбным тоном, — это пройдёт.

Джим промолчал, и Себ счёл это хорошим знаком. Не спорит — значит, слушает.

— Это всё погода, — продолжил он, выдавливая из себя по слову, — дерьмовая для декабря. Хотя лучше так, чем песок, ветер и плюс тридцать, как было у меня в прошлом году на Рождество, да?

Дыхание рядом стало тише и ровнее.

— Послезавтра праздник… Вы отмечаете?

Он помнил, что Джим обычно носил крест на запястье, так что, возможно, Рождество было хорошей темой.

— Мы пели на Рождество, — пробормотал Джим в ответ. — Плохой, ужасно плохой мальчик… — он засмеялся, давясь каждым звуком. — Они в сговоре, ты знаешь?

— Кто?

— Господь и Санта. Если ты расстроишь Санту, то получишь уголёк. А Господь на этих углях вскипятит для тебя котёл. Они заодно, — ирландский акцент стал невыносимым, а Себ засомневался, так ли ему хочется говорить с Джимом о Рождестве.

Неожиданно Джим попросил заплетающимся языком:

— Расскажи мне сказку, Басти.

Он хотел сказать, что не знает сказок, но это было бы наглым враньём. Конечно, он их знал. Множество.

— Вы слышали сказку про «Груффало»? (3)

Джим издал невнятный звук, но, кажется, это скорее было «нет», чем «да». Себ прислонился спиной к дивану, но голову запрокинуть не мог — не под его рост оказалась конструкция. Подумал, что, по крайней мере, Джим не стал просить «Очень голодную гусеницу». Сьюзен какое-то время сходила по ней с ума. Прочитав её вслух девятнадцать раз подряд, Себ с пугающим удовольствием сбежал в Ирак — на два дня раньше, чем закончился отпуск.

— Кхм… — Себ прочистил горло, припоминая начало, и неторопливо принялся рассказывать сказку.

«Гулял мышонок по лесу, и вдруг лиса бежит,

А у лисы, как водится, хороший аппетит.

— Пойдём со мною, маленький, в нору ко мне пойдём,

Мы сможем там отлично позавтракать вдвоём.

— Простите, тётушка Лиса, — мышонок пропищал, —

Я завтракаю с Груффало: я твёрдо обещал».

Себ плохо видел Джима, зато слышал, что его дыхание становится ещё спокойнее. Сказка ему понравилась, оставалось только вспомнить порядок действий. Хотя, кажется, Джима успокаивал не столько смысл сказки, сколько ритм. Не сбиваясь, Себ продолжил:

« — Что там ещё за груффало? Мышонок, ты о ком?

— О, это очень крупный зверь, я с ним давно знаком:

Есть у него клыки, и когти тоже есть,

И преогромнейшая пасть, а в ней зубов не счесть.

— И где же вы встречаетесь?

— Да вон у той горушки.

Он, кстати, очень любит лис. С приправой из петрушки.

— С приправой, говоришь? Ну, мне пора домой.

Прощай, мышонок! — и лиса нырнула в лес густой».

Джим довольно хмыкнул, напомнив Сьюзен — она тоже любила этот момент и улыбалась на нём даже сквозь сон.

« — Ха, глупая лиса! Не знает ничего!

Нет никакого груффало, я выдумал его.

Гулял мышонок по лесу, и вдруг сова летит,

А у совы, как водится, отменный аппетит.

— Летим со мною, лёгонький, летим ко мне в дупло,

Там стол обеденный накрыт, там сухо и тепло.

— Простите, бабушка Сова, — мышонок пропищал, —

Я пообедать с Груффало сегодня обещал».

У Себа были сомнения насчёт того, сова там следом или змея, но он решил, что это не имеет значения, и пошёл дальше к описанию Груффало:

«Ножищи, как столбы! На них когтищи в ряд!

И бородавка на носу, а в бородавке — яд!».

Джим завозился и задрожал. Остановившись, Себ помог ему перелечь на диван и, за неимением других вариантов, накинул сверху его же мятый пиджак.

— Дальше… — слабо попросил Джим, так что Себ снова сел на пол и двинулся к змее, которая тоже не желала встречаться с воображаемым другом хитрого мышонка.

« — Ха, глупая змея, не знает ничего!

Спасибо, выдумка моя, спасибо, груффа…

…Ой!

Как этот страшный зверь сумел сюда попасть?

Какие острые клыки, чудовищная пасть!

Ножищи, как столбы… на них когтищи в ряд…

И бородавка на носу, а в бородавке — яд!

Глаза горят огнём, язык черней черники,

В шипах лиловых вся спина, и вид ужасно дикий.

Ой, мама, это груффало!

Оно меня понюфало!»

Себ замедлился. Дыхание Джима выровнялось окончательно, и можно было надеяться, что он уснул. Себ замолчал, но тут же раздалось сонное:

— Дальше…

Это напоминало какое-то сумасшедшее дежавю.

« — Еда, — воскликнул Груффало, — сама шагает в рот!

Я положу тебя на хлеб, и выйдет бутерброд, — послушно продолжил Себ.

— Меня на хлеб? Да я такой… — мышонок пропищал, —

Я самый страшный зверь лесной, я всех тут застращал!

А ну, пошли со мною, сейчас увидишь ты,

Как от меня все звери бросаются в кусты!

— Ну что ж… ха-ха… веди! Взгляну, потехи ради.

Ты топай впереди, а я тихонько сзади».

— Сзади, — выдохнул Джим бессвязно.

« — Да это же Змея! — мышонок закричал. —

Привет, не виделись сто лет, я даже заскучал!

Змея сказала:

— Мамочки! На помощь! Караул!

Под кучу брёвен заползла — и только хвост мелькнул».

Что там было с лисой и совой, Себ забыл. Зато он отлично помнил концовку и перешёл к ней:

« — Ну вот, — сказал мышонок, — не правда ли, теперь

Ты убедился, что в лесу я самый страшный зверь?

Но я проголодался… Эх, что ни говори,

Всего вкуснее груффало с орешками внутри!

— С орешками внутри? Да это страшный сон!

И зверь пустился наутёк, и в чаще скрылся он.

Сидит мышонок на пеньке, орешками хрустит:

Ведь он сегодня нагулял отличный аппетит».

Вот теперь Себ был уверен, что Джим спит. Привычно-чутким слухом он пытался уловить, не раздастся ли шевеления, но нет. И просьб продолжать тоже больше не следовало.

Выдохнув, Себ сгорбился, уронил голову на колени и закрыл глаза, пытаясь снова в воображении нарисовать мягкий белый песок, океан, красивых девушек и стакан мохито.

Получалось с трудом.

***

Себ не спал, скорее, провалился в дремоту. Тело затекло, глаза закрывались сами собой, но сознание продолжало бодрствовать и фиксировать каждый шорох.

Внутренние часы сбились. В квартире Джима был полный блэкаут, едва-едва различались очертания окон. Можно было достать телефон, но тогда пришлось бы сбросить оцепенение — этого делать не хотелось.