А. Лернер родился в 1957 году. Работал корреспондентом, редактором в Главной редакции информации краевого радио (Владивосток). С 1991 года живёт в Израиле. Член СП Израиля и Клуба русских писателей Нью-Йорка. Стихи, рассказы и главы из романов печатались, в Израиле, США, Канаде, Германии. Его творчество отмечено многими премиями, среди которых «Серебряный стрелец», премия памяти Петра Вегина. Роман «Завет Нового времени» стал лауреатом Международной премии Литературное Наследие, а роман «Тремпиада» вошёл в Лонг-лист премии имени Ивана Бунина.
Культурная Жизнь Без Границ Интервью Марии Дарской с писателем Анатолием Лернером «Поэзия — аромат праздника, а проза — земля с ее заветами Всевышнего» Анатолий Лернер — человек мира. Он родился в Украине, жил на Дальнем Востоке. Работал редактором на Приморском радио. В юности начинал как поэт, затем перешел на прозу. С 1991 года репатриировался в Израиль. Член СП Израиля, член Клуба русских писателей Нью-Йорка, координатор Союза профессионалов «Добрые Сказочники». Анатолий уже много лет работает над удивительной серией исторического фэнтези, посвященной событиям библейской истории — «Завет Нового Времени». Первая книга из серии — «Город двух лун» — печаталась в еженедельнике «Запад-Восток» (США, Канада, Германия), и стала лауреатом конкурса «Серебряный Стрелец». Отдельные главы романа под заглавием «Кумранские хроники» опубликованы в Альманахе 2010 Клуба Русских Писателей Нью-Йорка и переведены на английский язык. Книга стала лауреатом премии «Литературное наследие» 2013 года. Вторя книга из серии «На перекрестке судьбы» написана совсем недавно. Мы поговорили с Анатолием о развитии его литературного дара и о перипетиях писательской карьеры в наше непростое время, — Анатолий, расскажите, какими были Ваши первые литературные опыты? — Это было лет пятьдесят назад, когда я нашёл в родительской библиотеке, где-то там за полками, затерявшийся томик полузапрещённого Сергея Есенина. Это был сборник «Москва кабацкая». Я немедленно влюбился в стихи, выучил их наизусть и на школьном дворе читал узкому кругу своих друзей. Но стихов оказалось не так уж и много, поэтому я потихоньку стал дописывать сам, выдавая свои корявые опыты за стихи великого поэта. Правда, друзьям эти стихи нравились, как многим сегодня нравится «шансон», но во мне возник конфликт. Я видел, что всё глубже и глубже погрязал во лжи, а сказать, что это я написал сам, язык не поворачивался. Слава Богу, у меня хватило духу остановиться, а все написанные за Есенина стихи порвать. Но стихи писать я не перестал, а просто стал скрывать это своё занятие и прятал всё написанное в пианино. Однажды, когда я уже учился на первом курсе политехнического института, моя мама, очень образованная женщина, учитель и заслуженный педагог, обнаружила тетрадку со стихами, которую прочла с нескрываемым интересом. И по прочтении она неожиданно обратилась ко мне со словами: «Молодой человек! Если вы завели поэтический альбом, не забывайте записывать имена авторов стихотворений!». Для меня это было высшее признание. Моя мама, знавшая наизусть целые поэмы Блока, Мережковского, Маяковского, Надсона, не сразу согласилась поверить, что все стихи из тетради написаны её сыном. Этот триумф длился недолго, потому что стихи напоминали всех поэтов сразу. Я понял, что надо учиться и занялся самообразованием, отправив подборку на творческий конкурс в Литературный институт. Но это уже другая история… — Кто из авторов оказал на Вас наибольшее влияние? — Таких авторов было много. Я человек влюбчивый и влюблялся в каждого из поэтов, чью книгу, магнитную плёнку с записью или виниловую пластинку удавалось достать. В наше время книги, особенно современных поэтов, были большим дефицитом. Любимыми были Высоцкий, Вознесенский, Ахмадуллина, Казакова, Окуджава, Щуплов… Меня как-то поздновато коснулась советская «рок-культура», и я услышал Цоя, Юру Шевчука и «Наутилус» с сумасшедшими стихами Ильи Кормильцева уже на Дальнем востоке с подачи моих новых друзей из радиостанции «Тихий океан». — Как работа на Приморском радио помогла (или помешала) в литературной карьере? — Тут, скорее, получилось наоборот, литературный опыт помог пройти аттестацию и получить должность редактора в Главной редакции информации. К тому времени я был уже известным в литературных кругах поэтом и хулиганом, который в Приморье приехал не по собственному желанию. Фактически, на Дальний восток я был сослан. Время, о котором я говорю, было бурное — начало гласности и перестройки, и в городе Днепродзержинске — родине не только поп-дивы Веры Брежневой, но и самого генсека Леонида Ильича, многие поверили, что можно что-то изменить к лучшему, и я не был исключением. За участие в невинной экологической демонстрации, я был арестован и выдворен на Дальний восток. Набор моей книги, которая должна была выйти в Днепропетровске со вступительной статьёй Риммы Фёдоровны Казаковой, в срочном порядке рассыпали, а мне вручили предписание и выдали визу в закрытый город Владивосток. И вот, в первый день пребывания в изгнании, я прочёл на афишной тумбе о проведении поэтического турнира, приуроченного ко дню города. Это был шанс заявить о себе как о поэте. Подобные турниры в те времена были делом распространённым. В них могли принимать участие все желающие без предварительной записи. Молодые поэты пробовали свои силы, а более маститые оглашали вердикты. Тот турнир возглавлял Юрий Кошук, лидер, как сегодня говорят, «литературной тусовки» Владивостока. Он отдал мне победу в турнире и безоговорочно принял в свой круг, познакомив с прекрасными людьми. Но о работе на Приморском радио я ещё даже не помышлял. Получив прописку в общежитии без указания номера комнаты, что соответствовало положению бомжа, или как тогда говорили, бича, я при помощи друзей-художников Севы Мечковского и Тани Жуковой, устроился сторожем в институте торговли, где ночами слушал радиостанцию «Тихий океан». Я сразу влюбился в команду «океана», и решил, что хочу с ними работать. Два месяца я днем проходил стажировку, а по ночам сторожил институт, слушая свои материалы едва ли не в каждой передаче, программе или обзоре. А через два месяца был уже аттестован на должность редактора. — Вы пишете и стихи, и прозу, насколько сложно переключаться с одного жанра на другой? — Стихи — в прошлом. Обращаюсь к ним редко, лишь по настоятельному требованию души. Поэзия, как тонкий аромат, праздник, фейерверк, мудрая печаль и задушевная грусть. А проза — это воздух, ежедневный беспрерывный труд, как будни, как история, как твоя земля с её заветами Всевышнему. Это то, что незыблемо, неколебимо, основательно. Но иногда среди рутинного и будничного высекается искра вдохновения, тогда в прозу врывается поэзия. Вот так сосуществуют во мне эти две стихии. — Какими своими литературными премиями Вы особенно гордитесь? — Горжусь не столько премиями, сколько людьми, стоящими за ними. Среди них — Премия памяти Петра Вегина и «Серебряный стрелец» Анатолия Берлина, с уникальным сборником, в который вместе с прекрасными поэтами попали и мои стихи. Горжусь премией Георгия Эсаула «Литературное Наследие», которую привлёк мой роман «Завет Нового времени». Горжусь тем, что именно Марк Азов номинировал рукопись моего романа «Тремпиада» на Премию имени Ивана Бунина. — Вы работали над первой книгой романа «Город двух лун» 6 лет, изучали много рукописей. Как возник этот замысел? И что помогало в работе над таким непростым эпическим произведением? — Когда я прочёл о свитках Мёртвого моря, созданных ессеями, воспитавшими Иисуса, которым он впоследствии посвятил своё главное произведение «Евангелие мира», я стал исследователем. И если вначале меня потрясло лишь само существование этих рукописей, созданных две тысячи лет тому назад людьми, которые называли себя детьми Света, то со временем, меня как исследователя потрясла их связь со многими иными свидетельствами, отринутыми церковью во имя догмы. — Многим сторонникам ортодоксального подхода к религии Ваша трактовка библейской истории кажется слишком смелой, даже провокационной. Что можете ответить своим оппонентам? — Отвечу, что мой роман основан на хронике, записанной ессеями, современниками и очевидцами многих библейских событий. И самое ценное в этих текстах, — это то, что за две тысячи лет их существования запечатлённые в них события никем и никогда не редактировалась. Стало быть, это и есть хроника, истинное отражение тех дней, описанных не в угоду религиозным догмам, и она по ряду существенных причин попросту не могла войти в библейское мифотворчество. Единственная провокация, которую я усматриваю здесь, это то, что любой учёный, исследователь или любитель, может самостоятельно изучить все материалы и опровергнуть или подтвердить события, описанные в романе. Но хочу добавить, что мой роман является в первую очередь художественным произведением. — Как Ваши занятия духовными практиками и йогой помогают Вам в творчестве? — Кто-то меня назвал собирателем духовных практик. Но я не только их собираю и практикую, но ещё щедро делюсь ими и не только в произведениях. Духовные практики помогают мне и в творчестве, и в повседневной жизни. Одни практики ессеев чего стоят! Причащения Ангелам и призыв их в повседневность для охраны днём и учёбы ночью, согласно их порядку и назначению… В книгах романа присутствует и практика очищения, данная Иисусом больным, страдающим от переедания людям… Вот где основа здоровья духовного и физического! Вот она, основа всех диет и правильного подхода к поглощаемой пище, как к живой или мёртвой сущности! В романе описано и моё личное открытие, как мистика, касающееся связи практики дыхания, описанной Иисусом, и того, что о ней говорит и как трактует её Шива. — В Ваших книгах Иисус общается с Ошо и получает доступ к эзотерическим знаниям в Индии. Насколько сегодня актуально взаимопроникновение разных религий и разных культурных традиций? — Да, это именно так, и такое становится возможным не только благодаря жанру фэнтези. Именно сегодня в мире, как никогда, реально сближение Запада и Востока. Западный ум, создавший философию и научный подход миропонимания, звучащий как «познай мир» и не нашедший в этом знании ни смысла, ни счастья, ни истинного пути к здоровью и бессмертию, всё чаще устремляется на Восток, к своей прямой противоположности. Он готов окунуться в столь пугающее его состояние «не ума», остановки мысли, позволить себе иррациональные эмоции, чтобы научиться той самой любви, которая делает человека Запада слабым и уязвимым. И тогда нужен некто, кто, как Ошо, кто смог бы расплавить и освободить от шлака некогда единые и целостные системы духовных практик иудеев, ессеев, индуистов или суфиев, чтобы привнести в мир не враждебность от разобщённости и конфронтации, а единение и любовь к ближнему через любовь к самому себе. Так случилось и в моём романе: когда мне понадобилось устами своих героев рассказать о войне подростку Йешуа, лучшего учителя, чем Кришна, в которого перевоплотился Ошо, найти было трудно. — Герои Ваших книг свободно перемещаются из одной эпохи в другую. А если у Вас появилась бы машина времени, в какой период хотели бы попасть и с кем пообщаться? — В Тибетском Евангелии Йешуа, постигший мудрость просветлённых Мастеров Востока, говорит о музыкантах, чьё искусство совершенствуется и преумножается из воплощения в воплощение. Именно по этой причине я хотел бы понаблюдать за собой в разные периоды моих воплощений и понять, как случилось такое, что раз за разом, из жизни в жизнь, я так и не собрал свои умения и совершенства, а лишь растерял свой бесценный дар, дарованный мне на горе Синай? Собственно, у читателей могут возникнуть подобные или иные аналогичные вопросы, на которые им придётся искать ответы в теле романа, и даже получить на них ответы, как, например, это произошло с юношей Йешуа, получившим ответ Кришны на вопрос о войне… — Сегодня в мире очень много войн и конфликтов (как и на страницах Вашего романа). Что может помочь простым людям и руководителям государств стать более милосердными и толерантными к чужим мнениям, чужому менталитету? — Если прочесть внимательно мой роман, то можно найти ответ и на этот вопрос. Главное, наверное, — для начала понять, что невозможно построить счастье ни одного из народов мира во тьме безбожия, беззакония и унижения других народов. Нельзя, потому что мир — это утлая лодчонка, в которой мы, представители человечества, находимся все вместе, и любая нетерпимость одного человека или всего народа может привести к нарушению баланса в этой лодке. Если это допустить, тогда сбудутся самые страшные пророчества, о которых предупреждали мудрецы. Всё случится по сценарию Всевышнего, описанному пророками: «И многие истреблены будут, а оставшихся очищу огнём, как очищают золото». Но если руководители стран, их подданные и союзники по агрессии и нетерпимости наконец действительно осознают, что может случиться по их вине со всем человечеством, думаю, они не захотят доводить мир до страшного финала. Ведь, если знать, что, предупреждая о страшных событиях, пророки говорят и о том, что те могут и не сбыться, то можно раскаяться, прекратить поступать неправедно и изменить не только свои греховные мысли на покаяние, но сохранить мир для жизни в любви и гармонии. — Что хотите пожелать Вашим читателям? — Хочу, чтобы читатели сделали правильный выбор и осознали, на чьей они стороне: Света или Тьмы? Беседовала Мария Дарская, писатель, литературный агент, директор PR-агентства «Золотые слова»
28 сент. 2016 г.Читайте интервью писателя на «Контрабанде»: «Поэзия — аромат праздника, а проза — земля с её заветами Всевышнего». http://kbanda.ru/index.php/literatura/256-literatura/5532-anatolij-lerner-poeziya-aromat-prazdnika-a-proza-zemlya-s-ee-zavetami-vsevyshnego
28 сент. 2016 г.